1.14
Сидя рядом в самолёте, Вера и Калмыков между собой почти не общались. Вера всё время плакала, а Владимир Дмитриевич сразу уснул. За последние три дня ему удавалось отдыхать не больше четырёх — пяти часов в сутки. Желание успеть выполнить всё намеченное, ничего не пропустить и не перепутать, вымотало его полностью. Хорошо, что Калмыков взял с собой своего помощника Валерия Ивановича, который практически весь день крутился на кладбище.
Сейчас Валерий Иванович остался в Ростове, чтобы захоронить на одном участке тела Исаака Марковича и его родителей, выполнить все работы по сооружению ограды, подготовить и согласовать со всеми ответственными организациями, до своего отъезда в Норильск, эскиз памятника. Денег, как сказал ему Владимир Дмитриевич, ни на какие работы не жалеть.
Вера, в отличие от Владимира Дмитриевич, заснуть не могла. Перед её глазами проплывала вся её жизнь, чётко разделённая на до и после знакомства с Исааком. Родилась в 1924 году в городе Таллине в семье старшего офицера Генерального штаба Эстонской республики. Получила, под неусыпным контролем своей мамы, полное домашнее образование. Владела несколькими европейскими языками. Окончила Тартусский университет по экономической специальности. Выйдя замуж по большой любви за условно – досрочно освобождённого политического заключённого Рожанского, была безмерно счастлива.
В этой жизни, кроме семьи, её больше ничего не интересовало. Исаак Маркович карьерно рос и через несколько лет, после выхода из лагеря, стал главным инженером, а затем и начальником специального строительно – монтажного управления. Им выделили большую трёхкомнатную квартиру на главной улице Норильска. В 1956 и 1963 годах Вера родила двух прекрасных сыновей. Старший Марк был копия отца – высокий, плотный, черноволосый, самостоятельный и
принципиальный мальчик. Младший Витас, флегматичный, белотелый блондин, типичный эстонец, вечно висел на маме. Мальчики между собой не дружили: темпераментный Марк не воспринимал слабого и инфантильного младшего брата, а тот и не претендовал на участие в компании старшего.
Так получилось, что когда Марк был маленький, Исаак Маркович не имел возможности, в силу своих служебных обязанностей, уделять сыну много внимания. Но ситуация кардинально изменилась, когда он достиг десяти лет. Теперь, как только у отца появлялось свободное время, он его проводил со старшим сыном: вместе ездили на рыбалку, ходили на охоту,
даже отправлялись вдвоём на несколько дней в достаточно опасные лыжные походы.
Марка очень тянуло к отцу. Он просто не мог дождаться, когда тот придёт с работы. Исаак отвечал ему тем же. Складывалось впечатление, что отец, оказавшись в возрасте двадцати одного года на фронте, а в двадцать пять — в Норильском каторжном лагере, не додурачился, не допрыгался, как говорила мама. Когда отец и сын оставались одни, они соревновались во всём: бегали наперегонки, боролись до победы, купались в проруби, стреляли по мишеням.
В тундру они ездили — летом на мотоцикле, зимой на снегоходе. Компания с сыном полностью устраивала Исаака Марковича: во – первых, не нужно пить спиртного, чтобы не спровоцировать лишний раз хроническую язву желудка, а во – вторых, давала возможность поговорить на любые, самые острые темы. А этих тем, по большому
счёту, было две:
— что такое война
— за что сидел в лагере.
Разговор, как правило, начинался, когда оба забирались вечером в один спальный мешок. Марк ложился так, чтобы говорить отцу на левое ухо, так как в одной из драк с ворами Исаака полоснули ножом по лицу. Был задет нерв, после чего он не мог широко открывать рот, громко смеяться и плохо слышал.
Устроившись уютно в спальном мешке и согревшись, Марк однажды спросил отца:
— Папа, а почему тебя все боялись в лагере?
— Кто тебе сказал?
— Пацаны во дворе говорят.
— Не боялись, а старались со мной не связываться.
— Почему?
— Потому что я всегда сдачи давал.
— А если на тебя нападали сразу несколько человек?
— Всё равно давал сдачи. Меня этому в специальной школе обучали.
— А если человек был больше тебя и выше? – не отставал от отца Марк.
— Выше, больше – это его проблемы. Кстати, чем больше размерами человек, тем он более уязвим, потому что менее поворотлив и ловок.
— Папа, а ты можешь научить меня этим приёмам?
— Конечно, могу, но ты ещё маленький.
— Почему маленький? Я уже в пятом классе учусь.
— Всё равно маленький.
— Но обижают детей в любом возрасте?
— Это верно.
— Ну вот.
— Хорошо. Завтра я тебе кое – что покажу. А теперь спи.
На следующий день, перед тем как начать вечером физическую разминку, Исаак Маркович спросил сына:
— А скажи, Марк, зачем тебе нужны особые приёмы?
— Чтобы меня в школе все боялись.
— В школе тебя должны не бояться, а уважать.
— И всё – таки, папа, научи.
— Смотри, сын, приёмами, которые я тебя покажу, следует пользоваться только в чрезвычайных ситуациях. Например, на войне, в лагере, когда возникает опасность для жизни.
— Ну, на войне – понятно. А в лагере зачем?
— В лагере бывает пострашней, чем на войне. На войне понятно, в какой стороне враг, а в какой – друг. А в лагере не знаешь, откуда может прийти беда.
— И что делать? Как защищаться?
— Самое главное – всегда сохранять чувство собственного достоинства.
— Я не понял, что это такое?
— Не дать никому сесть себе на голову.
— Тоже не понял.
— Ну, это в переносном смысле. Просто нельзя никому в жизни позволять себя унижать, оскорблять, давать возможность поднимать на тебя руку, а тем более бить.
— Каким образом — не позволять?
— Вот для этого я и хочу научить тебя нескольким приёмам. Только ты мне сейчас дашь слово, что никогда их не используешь без крайней необходимости. Даёшь слово?
— Даю. А как узнать, папа, что наступила крайняя необходимость?
— Это я, сын, не могу тебе подсказать. Должны сработать твои голова и тело. Но помни – эти удары очень опасны как для того, кто их наносит, так и для того, кто их получает.
1.16
Сегодня отец и сын проснулись очень рано. Ещё не было пяти утра. Над озером стоял лёгкий туман и тишина. Иногда где – то что – то ухало, крякало, гукало и опять тишина. Вылезать из спального мешка не хотелось, и чтобы продлить удовольствие, они стали тихо разговаривать
между собой.
— А можно тебя, папа, спросить?
– Спрашивай.
— Несколько дней назад меня мальчик из нашего класса обозвал евреем? Это что такое?
— Это не что такое, а кто такой.
— Не понял твоего ответа, папа.
— А мой ответ такой: он тебя не обозвал, а назвал.
— Снова не понял.
— Дело в том, что ты, я и Витас – евреи. Это умный гордый народ, к которому мы имеем честь принадлежать.
— Так мне не надо на этого мальчика обижаться?
— Конечно, нет. Он, например, русский, а ты – еврей. Есть много народов на земле и они по — разному называются. Поэтому на слово “еврей” следует реагировать с достоинством, а не лезть сразу в драку. Другое дело, если ты почувствовал, что он тебя этим хочет оскорбить. Тогда разбирайся с ним по полной программе. На следующее утро отец и сын пошли ловить рыбу. Весь день они были заняты разными делами, но вечером, забравшись в спальный мешок,
Марк напомнил отцу о вчерашнем разговоре.
— Я помню, сынок, наш разговор накануне, но я должен быть уверенным, что ты выполнишь слово, которое от тебя требую.
— А как ты поймёшь, что я это слово в будущем сдержу?
— Пойму, но ты не спеши мне его давать, пока не почувствуешь внутреннюю необходимость.
— Хорошо, я согласен.
— Ну, тогда слушай. В удар, который я тебе когда – нибудь покажу, ты должен научиться вкладывать не только физическую, но и эмоциональную силу. Только тогда он выполнит поставленную тобой задачу.
— А почему ты его когда – нибудь мне покажешь, а не сегодня?
— Потому что ты должен для этого удара быть внутренне готов. Его использовать несколько раз нельзя – он выполняется только один раз. Это во – первых. А во – вторых, этим ударом ты должен смертельно покалечить противника. Если у тебя такой цели нет, то этот удар применять не следует.
Исаак Маркович задумался и замолчал. А через минуту продолжил:
– И учти, бить человека всегда нужно ниже пояса: в печень, пах, колено. Эти места, как правило, менее всего защищены. Стремление ударить противника в лицо или скулу – эффектное, но не эффективное действо. К тому же, если человек неплохо владеет приёмами бокса, он всегда от этого удара может закрыться, уклониться и ты просто потеряешь
инициативу.
— Ну и, наконец, третье. Этот удар, дорогой сын, нужно отрабатывать всю жизнь, чтобы его суметь выполнить в любой обстановке мгновенно, на автомате.
Однажды Вера увидела, чем Исаак занимается со старшим сыном. Со стороны это выглядело обычной игрой, но Вера своим материнским чутьём уловила, что в этом заложен какой – то другой смысл. Вечером она спросила у мужа:
— Изя, зачем ты учишь ребёнка каким – то странным приёмам?
— Потому, что он еврей.
— Не поняла. Что это значит?
— А то, что ему предстоит нелёгкая жизнь. Он должен уметь защитить себя и свою семью.
— У каждого человека есть семья и что каждый должен уметь такое делать?
— Здесь идёт речь не о каждом. Здесь имеется в виду только еврей. А вот, как ты правильно сказала, каждый на земле должен знать простую истину
– еврея трогать нельзя. Всё. Точка.
— И снова не поняла? Что в таком случае будет?
— А будет очень плохо. Еврейский народ создан Творцом не для издевательств и истребления, а для примера, какими должны быть настоящие люди.
1.17
В аэропорту Норильска Веру и Калмыкова встречало много людей, приехавших на нескольких автобусах. Всё это организовала секретарь Владимира Дмитриевича, обзвонив всех, знавших Исаака Марковича по работе на Норильском комбинате и Норильскому лагерю. Отдельной группой стояла мама Веры с двумя внуками и Беатрис. Когда Вера и
Калмыков вышли из самолёта, то они сразу бросились к ним. Все обнимали и целовали Веру, плача навзрыд и пытаясь что – то сказать. Владимир Дмитриевич тактично стоял в стороне, ожидая когда на него
обратят внимание. Первой оторвалась от Веры Беатрис. Она обняла мужа и тихо спросила:
— Страшно было?
— Да, очень. И тяжело. А откуда столько людей?
— Это Варвара Петровна пригласила всех на поминки в кафе. Она со мной посоветовалась и я дала добро. Я знала, что тебе будет приятно.
— Спасибо, дорогая. К встрече с такой неожиданной смертью никто не может быть готов. Поэтому людям нужно облегчить душу.
— Правильно. А душа Исаака Марковича принадлежит всем, кто его знал и любил.
В кафе было накрыто несколько десятков столов, сдвинутых вместе буквой П. В середине стола села семья покойного Исаака Марковича и супруги Калмыковы. В зале уже было больше двухсот человек, а люди всё шли и шли. Минут через двадцать Владимир Дмитриевич поднялся со своего стула и наступила тишина.
— Дорогие друзья, уважаемые коллеги! Вчера в Ростове – на — Дону былоьпредано земле тело замечательного человека Исаака Марковича Рожанского. Мы с Верой приехали в этот город впервые, никого там не знали, но провожали своего земляка в последний путь тысяча людей.
Исаак Маркович был честным, умным, глубоко порядочным человеком, который всегда беды людей пропускал через своё большое сердце.
Недаром врачи сказали, что он за свою короткую жизнь перенёс шесть
инфарктов.
— В семье нашего, на вечные времена, друга растут двое сыновей. Но это не сироты, оставшиеся без отца. Это наши норильские дети, которых мы обязуемся материально и морально поддерживать. Уверен, что они вырастут такими же прекрасными людьми, каким был их отец. Светлая ему память.
Выпив по рюмке водки, люди, тихо переговариваясь, сидели за столом и ждали команды выпить по второй, когда со своего места поднялся неизвестный никому монтажник Матвеев из управления, которым
руководил Исаак Маркович.
— Извините, люди, что попросил слово, но отмолчаться мне совесть не позволяет.
После этого вытер рукой нос и продолжил.
— Это было 19 ноября 1949 года. На всю жизнь запомнил эту дату, потому что второй раз родился. В тот день я на стройке повредил ногу. Нога распухла так, что ступить не могу и в ботинок не влезает. Колонну каторжников, как обычно, гнали с собаками в лагерь. Я был в шестой пятёрке, скованный руками с другими заключёнными Меня просто под руки тянули мои товарищи. Они и передали правофланговому в первой пятёрке, что в колонне есть раненый.
Он снова остановился и снова вытер нос рукой.
— По лагерному уставу, охрана должна была меня пристрелить и вынуть из пятёрки, чтобы не мешал движению. Но правофланговый остановил всю колонну. К нему подбежал старший по конвою с пистолетом в руке,
стал на него кричать и угрожать. Но правофланговый ему спокойно сказал: “ За больного зэка отвечаешь головой.“
Так вот, правофланговым был человек, за которого мы сейчас пьём — Исаак Маркович Рожанский. Получается — я живой и сижу с вами, а его нет. Это неправильно и несправедливо. Красивый был душой человек. Могила ему пухом.
Весь зал встал и в полной тишине выпил вторую рюмку за упокой достойного человека.
1.18
Марк страшно обиделся на маму за то, что она его не взяла в Ростов попрощаться с отцом. Он же не Витас, не ребёнок. Ему уже почти тринадцать лет. Сын не только не подошёл к ней поздороваться, когда она вышла из самолёта, но и на поминках не сел с ней рядом. Вера так по этому поводу расстроилась, что, когда поминали Исаака, не могла ни есть, ни пить.
Приехав домой, она позвала Марка в другую комнату.
-Присядь, сыночек, поговорить надо.
— Не о чём мне с тобой говорить, мама. Ты предательница.
— Не горячись, Марк. Ты сейчас очень напоминаешь своего отца – такой же принципиальный и обидчивый. Я тебя не взяла с собой на похороны папы, так как оставила за хозяина в семье. Чтобы ты мог, если было бы нужно, в тяжёлую минуту помочь бабушке и младшему брату. Ты с честью выполнил это задание, за что тебе моё огромное материнское спасибо.
— Наша бабушка могла бы спокойно со всеми делами справиться и без меня.
— Могла, но так ей было спокойней и надёжней. Ты согласен со мной, сыночек?
— Согласен.
— Вот и хорошо. А теперь я хочу с тобой, как со старшим сыном, посоветоваться. Сегодня я получила от тёти Лены из Ростова
телеграмму соболезнования, в которой она просит написать ей о наших планах, после смерти папы, на будущее.
— Какие планы, мама? Я пока даже не представляю, как мы без папы будем жить. К этой ситуации нам ещё нужно долго привыкать. Во всяком случае, до окончания мной школы, а это ещё четыре года, мы должны жить в Норильске.
– В общем, будем жить как прежде: я буду работать, ты учиться, Витас ходить в детский сад. И вот что – ты должен записаться в секцию восточных единоборств. Вы там с папой, за моей спиной, занимались какими – то приёмами. Теперь ты будешь их совершенствовать, но уже с профессиональным тренером.
— А деньги ты откуда возьмёшь на всё это, мама?
— Владимир Дмитриевич сказал, что мне, как вдове ветерана войны и труда с двумя маленькими детьми, Норильский комбинат будет ежемесячно материально помогать до вашего полного
совершеннолетия. Так что, думаю, выкрутимся.
Продолжение следует
Иллюстрация:
