Часть 6
Глава 16
Отъезд на Север
16. 1
Даша уже не слышала, о чём говорили между собой Вера Юстусовна и Илья.
Только сейчас она догадалась, почему Скворцов закрыл Марка. Оказывается, все
проблемы этой несчастной семьи из — за неё. Это она во всём виновата — столько
времени встречалась с матёрым врагом семьи Рожанских и надеялась, что
прожённый негодяй Скворцов скажет ей однажды, под хорошее настроение,
куда отправил с чёрным формуляром любимого человека.
Её пробил холодный пот от воспоминаний последнего разговора со
Скворцовым, когда она пыталась кокетничать с ним в надежде, что он
расчувствуется и потеряет бдительность.
— Это же надо – до какой степени наивности она дошла.
— По всей видимости, у него на неё существуют далеко идущие планы. От него ей
нужно бежать и как можно скорее.
Даша находилась в полуобморочном состоянии. Она не понимала, что с ней
происходит. Она вся дрожала и, чтобы никто не заметил, крепко двумя руками
держалась за стул.
– Извините, что я вас перебиваю, но во всём виновата я. Это из – за меня
возникла жуткая ситуация с Марком.
Даша говорила, не замечая слёз, непрерывно стекающих по двум
параллельным дорожкам на кофточку. Говорила быстро, сбивчиво, глотая слова.
То ли боялась, что ей не поверят, то ли не захотят слушать её лепет.
– О чём ты, Даша? Ничего не понятно. И перестань плакать. Уж кого — кого, а
тебя подозревать в чём – то постыдном — просто смешно, – жёстко одёрнула её
Вера.
– Подождите, тётя Вера….
– Если бы не ты, — продолжала она говорить, — меня уже давно на этом свете не
было. Всё. Закрыли тему.
– Да нет не всё, тётя Вера, не всё. Пусть Даша говорит, — вдруг угрожающим
тоном вступил в беседу Илья. — А после этого мы откроем конверт, который мне
вручил дядя Володя в соответствии с планом Б.
— Хорошо, я всё расскажу. Только не перебивайте, — попросила Даша.
– Ну давай – говори. Мы внимательно тебя слушаем, — заключил Илья.
— Генерал Скворцов, после ареста Марка, одиннадцать раз официально вызывал
меня повесткой к себе, — начала свой рассказ Даша и остановилась– В чём дело? Почему остановилась? – давил Илья.
– Рассказывай, где встречались, в какие дни, о чём говорили? Живей, Даша. Это
всё очень интересно. Кстати, в каком качестве он тебя приглашал?
— Как основного свидетеля. Я была на месте убийства вместе с Марком, когда
приехала милиция.
– Ну, хорошо. Слушаем тебя, — уже более мягким тоном сказал Илья.
– Повестку о явке в КГБ мне каждый раз вручали через деканат под роспись, а
когда стала работать – через отдел кадров.
– Понятно. Теперь подробно рассказывай, Даша, что делали, чем занимались?
Веселей, Даша. Только без слёз.
– Скворцов меня вызывал к себе где – то раз в две недели. Сначала выставлял на
стол коньяк, фрукты, конфеты, но я от всего отказывалась и он прекратил это
делать.
– Руки распускал?
– Нет, никогда.
– О чём говорили?
– Говорил, как правило, он, а я слушала.
– Так о чём, всё – таки, шёл разговор?
– О том, какой он всемогущий. Ему никто не указ – что захочет, то и сделает.
– А о Марке говорили?
– Да, я его несколько раз просила сказать, где он находится?
– И что?
– Он мне отвечал, что Марк осуждён по тяжёлой статье. Ему запрещены в
течение первого года свидания, посылки и всякая переписка.
– Так зачем он, всё – таки, вас к себе вызывал?
– Илья, кончай мучить Дашу. Тебе не понятно, зачем начальники приглашают к
себе в гости молодых девочек? – вмешалась Вера.
– Понятно.
– Ты лучше скажи, где письмо от Владимира Николаевича?
– Вот оно.
— Дай его сюда.
16.2
Вера нашла на тумбочке свои очки и открыла конверт. В нём лежал
обычный, вчетверо сложенный, лист бумаги. Это было письмо, адресованное
адвокату Кузнецову, защищавшему Марка на суде.
Уважаемый Сергей Александрович!
В продолжение нашего разговора по телефону, хочу заметить, что
единственной структурой в нашем государстве, которое позволяет себе, к
сожалению, не отвечать на депутатские запросы, является Комитет
государственной безопасности. Воевать с ним у меня нет ни желания, ни сил.
Думаю, что и вам этого не следует делать. Тем не менее, найдите
возможность (за любые деньги) установить причину сокрытия
вышеуказанным комитетом местонахождения осужденного.
В средствах не стесняйтесь.
Прошу вас также оказать содействие моему помощнику в реализации плана,
о котором он вам сам расскажет.
Заранее благодарен
Калмыков
– Ничего не поняла. Можешь прочитать письмо ещё раз, Илья?
— Зачем читать? Рассказываю вам, тётя Вера, содержание письма своими
словами.
– Слушаю внимательно.
— План А уже не нужен. Даша во всём призналась. Теперь нужно её саму
защищать от этого монстра.
– Каким образом ты собираешься это делать?
– Завтра мне нужно встретится с адвокатом Кузнецовым и решить с ним
следующие вопросы:
1- заказать три билета (мне, вам и Даше) на воскресный рейс Ростов –
Москва – Норильск. При этом Даша должна встретиться в пятницу со
Скворцовым, чтобы у него не возникло никаких подозрений.
2 – получить, по броне коллегии адвокатов, разрешение на экстренный въезд
Даши в запретную зону Норильска. Сколько времени займёт это мероприятие
нельзя даже предположить
3 – организовать всем выход из дома в субботу вечером через двор с
переменой машины в условленном месте. Не исключено, что Скворцов,
страхуя себя от любого промаха в отношении Даши, организовал внешнее
наблюдение.
4 – сообщить в Норильск время прибытия рейса, чтобы нас встречали особым
образом.
– Что – то ты, Илья, мне кажется, всё очень усложнил?
— Я ничего не усложнил. Когда мы с Владимиром Николаевичем составляли
это письмо, мы имели в виду не Дашу, а вас, тётя Вера.
– С какой стати?
– А вот с какой. Скрывая информацию о месте нахождения Марка, Скворцов
решил довести вас до инфарктного состояния.
– Это правда. Если бы не Даша, неизвестно что со мной уже было.
– Ну вот, — поддакнул Илья. – Его задачей является ваше физическое
уничтожение, а Марку создать невыносимые условия жизни. Скворцов
поставил перед собой цель вырубить всю вашу семью под корень.
– Что значит под корень?
— Это значит, что Скворцов готов на всё, а с Дашей он играет как кошка с
мышкой, влияя тем самым отрицательным образом на вас.
16.3
Как ни странно, но самым внимательным слушателем за столом была
сама Даша. Она практически большую часть времени молчала, но было
видно по её лицу, что её всё очень интересует. Эту ситуацию точно уловила
своим материнским чутьём Вера.
— Дорогие дети, я сейчас хочу вам что – то очень важное сказать, – и
внимательно посмотрела на Дашу.
– Слушаем вас внимательно, тётя Вера, — откликнулся на её слова вроде как
успокоившийся Илья.
– Много лет назад, в страшном сталинском Норильске, я вышла замуж за
осуждённого на двадцать пять лет политического заключённого Исаака
Марковича Рожанского. Некоторые доброжелатели нашептывали: зачем тебе
он нужен – еврей, враг народа, был в плену? Сейчас он тобой закроется, а
потом бросит. У евреев свои законы. Однако ничего этого не произошло. Я с
ним счастливо прожила до самой его смерти.
– К чему вы это рассказываете, тётя Вера? Мы всё прекрасно знаем, –
попробовал её остановить Илья.
— А к тому, чтобы вы чётко осознали одну истину. Вы вошли или собираетесь
это сделать в еврейскую семью. Хотите стать частью великого народа с его
многовековой историей, выдающимися заслугами и удивительной судьбой.
В то же время вы должны прекрасно понимать, что теперь беды этого народа
– ваши беды, его проблемы – ваши проблемы, его гонения – ваш на долгие
годы жизненный путь. Подумайте хорошо, дорогие мои. Взвесьте все за и
против, прежде чем сделать этот ответственный шаг.
И вдруг, без паузы, Вера снова расплакалась. Расплакалась навзрыд, в
голос, не стесняясь молодых людей. Конечно, это был крик материнской
души, обращённый к Даше. Призыв матери к молодой русской женщине
осознанно принять правильное решение.
Неожиданно оборвав рыдания, Вера продолжила говорить.
— Сегодня, по моему ощущению, мы проходим незримый рубеж, обсуждая
возможное преодоление гадкой паутины, которой всех опутал махровый
антисемит Скворцов. Всеми средствами он желает до конца уничтожить
нашу семью. Мало того что он приблизил смерть мужественного, глубоко
порядочного человека – моего мужа, он, скрывая информацию о сыне,
поставил целью довести до могилы и меня. К сожалению, в свою грязную
игру он затащил и тебя, Даша, о чём мне очень больно слышать.
– А что такое антисемитизм? – наивно спросила Даша.
— Антисемитизм – это природное явление, связанное с жизнью каждого еврея.
Оно как землетрясение, наводнение, лунное затмение. Исключить его из
еврейской жизни нельзя.
– Извините, Вера Юстусовна, я не поняла вашего объяснения.
– А никто, дорогая моя, не понимает. Я только знаю, что это негативное
отношение других народов к евреям, которое со временем трансформируется
в желание их унизить и даже уничтожить.
– Так кто же конкретно и за что не любит евреев?
– Власть, деточка, власть. Всё идёт от власти. Она их просто боится.
— Почему?
– Власть считает, что евреи живут двойной жизнью и неизвестно, как они
себя поведут по отношению к ней в ответственный момент.
– Ну, не знает и не знает. Это её проблемы.
– Не совсем так. Власть видит в евреях потенциальных предателей родины и
своё негативное отношение к ним транслирует простому народу, позволяя
тому решать свои проблемы за счёт евреев.
16.4
Попив чай с домашним вареньем и вдоволь наговорившись, Вера, Даша и
Егор разошлись спать. Благо трёхкомнатная квартира, всем места хватает. Но
как раз тема квартиры Веру последнее время очень волновала. Эту квартиру
Исаак Маркович получил по дарственной от своей тёти Лены. А когда Исаак
умер, Вера законным образом переписала её на себя, вызвав большое
неудовольствие соседей. Особо активно свою неприязнь к семье Рожанских
выражала соседка, живущая с ней на одной площадке. Однажды она
остановила Веру на лестнице и задала ей вопрос.
— Слышь, соседка, не хочешь со мной поменяться квартирами? Свою
трёхкомнатную на мою двухкомнатную.
— С какой стати?
– Ну как же: у тебя трое жильцов, а у меня четверо.
– У меня тоже четверо.
– Ну, зачем ты врёшь? У тебя старший сын сидит в тюрьме и неизвестно,
когда выйдет.
– Мне известно. Поэтому меняться не буду.
А когда Вера зашла к себе в квартиру, соседка стала кричать на весь
подъезд.
— Вот жиды. Всё себе захапали, а ты хоть сдохни. Ну, ничего, я на вас управу
найду. Вы у меня ещё вспомните фашистов.
Сейчас Вера лежала на диване, смотрела в потолок глазами, полными
слёз, и думала:
— Я бы всё отдала – лишь бы мой любимый сыночек был на свободе. И даже
эту квартиру.
— В любом случае, нужно с Кузнецовым перед отъездом в Норильск на тему
квартиры поговорить, а то ещё, в самом деле, её отберут.
Но Веру волновал ещё один вопрос — она уезжает и бросает могилу мужа.
А кто будет за ней ухаживать: убирать мусор, подметать, приносить цветы,
менять воду. Ведь страшнее нет зрелища, чем заброшенная могила.
До отъезда оставалась ещё несколько дней и Вера решила съездить на
кладбище. Директор кладбища с весёлой фамилией Васильков, сразу, без
волокиты, её принял.
— Что вас тревожит, гражданка? – спросил он у Веры.
– Моя фамилия Рожанская.
– Очень приятно.
– Мой муж похоронен на вашем кладбище, — продолжила говорить Вера.
– Прекрасно. И в чём проблема?
— Проблема в том, что я собираюсь переехать жить в другой город и не смогу
ухаживать за могилой мужа.
– Как фамилия вашего мужа?
— Рожанский Исаак Маркович.
Васильков раскрыл какой – то журнал и стал искать фамилию Рожанского.
— Извините, гражданочка, но в журнале регистрации нет такого. Вы ничего не
путаете?
— Я могу показать его могилу. Она недалеко от вашей конторы.
– Так это, наверное, аллея Славы? Тогда его нужно искать в другом журнале.
И здесь Вера от мысли, что могилу Исаака вообще могли потерять и не
найти или просто не внести ни в какой журнал, расплакалась.
– Что вы, гражданочка, плачете? Ваш муж — заслуженный человек и
захоронен со всеми почестями в особом месте.
Вытирая глаза платочком, Вера робко произнесла.
– Я хотела быть похороненной рядом с мужем. Если можно.
– Это ваше право. Пройдите в бухгалтерию, напишите распоряжение
администрации кладбища и оплатите расходы. Да, и укажите, пожалуйста,
доверенное лицо и его телефоны.
– Спасибо. До свидания.
Вера вышла из похоронной конторы в приподнятом настроение – сейчас
она обрела возможность навеки соединиться со своим любимым Исааком.
Теперь, как прежде, она защищена любимым человеком и ей ничего в жизни
не страшно. В сумочке лежала квитанция об оплате своего счастья на все
оставшиеся годы, которую она должна немедленно передать адвокату
Кузнецову.
16.5
Последняя встреча с Дашей вселила в Скворцова надежду, что благодаря
его хорошо продуманным действиям, она постепенно меняет к нему
отношение — перестала бояться, улыбается и даже откликается на шутки. Его
уважительный подход к Даше, прекращение упоминания об её участии в
преступлении Марка, ненавязчивое обсуждение его жизненных
возможностей постепенно их сблизило. А принимая в расчёт, что отец Даши
выгнал её из дома и она в настоящий момент является обычной приживалкой
в семье Рожанской, ухаживая за больной, в любой момент, в зависимости от
состояния здоровья этой женщины, может кардинально измениться.
С пяти вечера, хотя Даша должна была придти в семь, Скворцов не мог
найти себе места: он несколько раз варил кофе, выкурил четыре сигареты и
всё время нервно мерил мелкими шажками свой большой кабинет. Не
выдержав продолжающегося ожидания, Скворцов, второй раз за вечер,
открыл сейф и взял оттуда маленькую сафьяновую коробочку, в которой
лежало кольцо с большим брильянтом. Брильянт, как будто ждал этого
момента и заиграл световыми зайчиками по всему кабинету.
Полюбовавшись несколько минут на кольцо, Скворцов поставил
коробочку в сейф и тут неожиданно спохватился.
— А что же говорят, когда преподносят девушке кольцо? Надо ли, в этом
случае, становиться на колено?
— Главное, на какое колено – левое или правое? И вообще, в какой
последовательности следует всё делать: сначала подавать девушке кольцо, а
потом говорить слова или наоборот?
— Да, Скворцов, совсем ты не готов к этому торжественному акту. Нужна
соответствующая подготовка или, хотя бы одна, репетиция.
— И вообще, следует с кем – то знающим посоветоваться, а не заниматься
самодеятельностью.
— А с кем посоветуешься? Кому можно довериться в таком деликатном деле?
– Лучше всего с женщиной…
— Да ты что? Боже упаси. Такой звон пойдёт по управлению – хоть
увольняйся.
– Тогда с мужчиной.
– Ну, ты даёшь, Виктор Иванович. Да мужчина в момент, когда делает
женщине предложение, ничего не соображает. Так что совет от него
требовать совершенно бессмысленно.
16.6
Даша, как всегда, пришла во – время: молодая, красивая, ухоженная –
она аккуратно села на привычный стул у стены и приготовилась слушать
назидания Скворцова. Сегодня был какой – то необычно тёплый,
располагающий к доверительному разговору, майский вечер.
— Даша, а вы ездили когда – нибудь заграницу?
– Да, один раз. С мамой и папой отдыхала в Болгарии на курорте “Золотые
пески”.
– А хотите я вам расскажу о своей поездке на Кубу?
– Буду весьма признательна. Это такая экзотическая страна.
– Правильно, её красоту и самобытность даже трудно описать. Это только
нужно увидеть своими глазами.
– Может быть мне когда – нибудь представится такая возможность?
– Конечно, представится. Не сомневайтесь. Я похлопочу.
Как оказалось, Скворцов был неплохой рассказчик. Он не просто
перечислял всё, что на него произвело впечатление, но и давал свою
оригинальную характеристику увиденному.
— Кубинцы – очень бедный, но по своему характеру весёлый и неунывающий
народ. Они всё время улыбаются и танцуют. Но жизнь у них достаточно
тяжёлая.
– В каком смысле?
— Все живут по карточкам. Без карточки тарелку супа в столовой не
получишь, коробку спичек не купишь.
– И что было особенного на Кубе?
– Мирового уровня кабаре “Тропикана”, поющее на деревьях, и крокодилий
питомник.
– А что интересного в питомнике?
– Процесс кормления крокодилов. Их кормят два раза в неделю вонючей
тухлятиной и за эту еду крокодилы готовы убить друг друга, откусить соседу
голову.
— А кокосовое молоко вы там пили?
– Да. После посещения восточного побережья Кубы, где искупались в
мелком, а потому очень горячем Карибском море, мы решили заехать в
кокосовую рощу. Для того чтобы угостить гостей кокосовым молоком,
молодой кубинец залез на высокую пальмы и срубил целую ветку с
кокосами. А потом с помощью мачете одним ударом разрубил большой плод,
цокая языком от предвкушения удовольствия попить молока. Но кокосовое
молоко нам не понравилось – безвкусное и тёплое.
– Ну так надо было его положить в холодильник? – подсказала Даша.
– Надо было, а кто потом его будет вскрывать? Это очень тяжёлая работа.
– Это верно, — согласилась Даша и они с удовольствием рассмеялись.
— Ну и вишенка на торте, — продолжил говорить Скворцов.
— Мне в качестве служебной машины предоставили королевскую машину —
старый ролсройс.
– Ничего себе.
– Да. Замечательная машина с богатой внутренней отделкой и вензелями.
Правда с одним маленьким недостатком — дыркой в полу от страшной
влажности.
Даша от души смеялась, а в конце замечательного рассказа Скворцова,
спросила:
— А что вам, Виктор Иванович, больше всего на Кубе понравилось?
– Хороший вопрос:
— Мороженое. Оно было потрясающего вкуса и подавалось на алюминиевых
армейских тарелочках с простым печеньем. Мы его кушали каждый вечер. И,
конечно, необыкновенной красоты женщины.
Расставались они, как расстаются люди, страстно мечтающие о
следующем свидании – долго и с многообещающими улыбками. Теперь
Скворцов был в полной уверенности, что на следующей встрече он
преподнесёт обожаемой им девушке дорогое кольцо с прекрасным
брильянтом и сделает предложение.
16.7
А через два дня, в воскресенье вечером, из аэропорта Внуково рейсом
Москва – Норильск улетали три человека: пожилая женщина Вера
Юстусовна Рожанская и с ней двое молодых людей — Даша и Илья. Самолёт
приземлился в порту назначения в четыре часа утра по московскому времени.
В Норильске пуржило, хотя уже был май. Взлётная полоса была расчищена
только на небольшом участке, достаточно удалённом от здания аэровокзала.
Так как пассажирский автобус к самолёту пробиться не мог, то это
расстояние прилетевшие должны были преодолеть пешком.
Когда все стали выходить из самолёта, к Вере подошла стюардесса и,
наклонившись, тихо спросила:
— Вы гражданка Рожанская?
– Да я.
– Оставайтесь на своём месте. За вами придёт машина.
— Но со мной ещё двое?
– Всё правильно. Так в радиограмме и написано – три человека. Вам всё
понятно?
– Понятно.
– Когда нужно будет, я вам махну рукой.
Молодой водитель машины ГАЗ 69, утеплённой со всех сторон, привёз
гостей на служебную квартиру строительного управления, где они с порога
попали в широко открытые объятия Владимира Дмитриевича Калмыкова. Он
стоял у открытой двери квартиры и всех радостно приветствовал.
– Ну, молодцы. Ай – да молодцы. Заходите, заходите.
— Коля, — обратился Калмыков к водителю.
– Может и ты на минутку тоже зайдёшь?
– Нет, нет, Владимир Николаевич, очень много дел.
– Ладно. За мной нужно приехать в двенадцать часов дня. Услышал?
– Ясно, Владимир Дмитриевич.
Квартира была трёхкомнатной, но с отдельными входами для каждой из
них. В самой большой комнате стоял круглый стол, заставленный
бутылками и закусками, а за дверью тихо сидела немолодая женщина. Все,
входящие в комнату, сразу обращали внимание на стол, а женщину не
замечали.
– А у нас для вас есть сюрприз, — громко произнёс Владимир Дмитриевич и
закрыл за собой дверь.
– Клавка! Ой, мне плохо, — прошептала Вера и стала оседать на пол.
– Тётя Вера, — первой на это среагировала Даша и подхватила женщину под
руки. — Воды. Скорей воды.
– Зачем воды? – спокойным тоном сказала Клава.
– Дайте понюхать пробку от бутылки водки и всё пройдёт.
Когда Вера пришла в себя и все перецеловались между собой, Илья,
обращаясь к Даше, сказал:
— Клава — моя мама. Она эскимоска. Родилась на Чукотке. Прошу любить и
жаловать.
– Я тебе ещё дам, паршивец. Исчез, понимаешь, на четверо суток посереди
бела дня, а Володька только усмехается, когда я у него что – то спрашиваю.
Чуть с ума не сошла.
— Ну ладно, Клава. Хватит бушевать. Садись за стол – водки попьём, —
примирительно ответил Владимир Дмитриевич.
– Попить водки – святое дело, — и её лицо сразу расплылось в улыбке.
16.8
Все знали, что Клаве достаточно одной рюмки и она тихо заснёт. После
этого Илья возьмёт маму на руки, переложит на диван и она уже до утра не
проснётся.
Как всегда, тон за столом задавал Калмыков:
— Ну что, друзья, вот мы все вместе. Каждый из нас внёс свою лепту в
реализацию этого плана. Правда, это ещё не конец, но думаю, что мы всё
преодолеем.
– Если бы не вы, мы бы вряд ли что — либо смогли сделать, – тихо заметила
Даша.
– Согласен, но вы, красавица, явно преувеличивайте мою роль.
– Почему?
– Потому что вы далеко не всё знаете. И сейчас я хочу кое – что по этому
поводу рассказать.
– Слушаем вас внимательно.
– Вот это другое дело. Спасибо.
Владимир Дмитриевич налил полстакана водки, накрыл его куском
чёрного хлеба и отставил в сторону.
— Каторжное отделение, — начал он говорить негромким голосом, — в которое
собрали в 1948 году по приказу Сталина всех политических заключённых
Норильлага, представляло собой большую силу. Среди заключённых было
много заслуженных людей, прошедших фронт и плен, но лагерю нужен был не
герой, а лидер, руководитель, который бы на равных разговаривал и с
вожаками уголовного мира, и администрацией лагеря. Замечу, что уголовников
в норильском лагере было в два с половиной раза больше, чем политических.
И
5
— А не наоборот? – поправила его Даша.
– К сожалению, нет. И таким человеком, с огромной верой в правое дело и
удивительной стойкостью духа, был Исаак Маркович Рожанский:
— это он всегда возглавлял колонну политических заключённых, закованных в
кандалы.
— это он голыми руками задушил бандита, который приготовился меня убить.
— это он попросил смотрящего зоны Барона навестить в больнице твоего
будущего мужа, Клава, что спасло ему жизнь.
— это он, под угрозой быть расстрелянным на месте, обратился к руководству
лагеря с требованием улучшить условия содержания политических
заключённых, когда умер Сталин.
Так что, дорогие мои, выпьем за упокой души нашего друга Исаака и добрых
дел всем живым на норильской земле.
16.9
После того, как все выпили и закусили, мужчины, извинившись, ушли в
другую комнату.
— Илья, что ты собираешься делать с Дашей? У тебя есть какой – нибудь план
действий?
— Я хотел услышать предложения от вас, Владимир Дмитриевич.
– Это хорошо, что ты не лезешь поперёд батьки в пекло. И всё – таки, что
думаешь по этому поводу?
– Вы имеете в виду Дашу?
– Ну не Веру же. Она вернулась в свой родной город и её Скворцов
разыскивать не будет.
– Понятно, Я как об этом не подумал, — приготовился оправдываться Илья.
— Пока Вера с Дашей поживут на этой квартире, — продолжил рассуждать
Калмыков. — А что дальше – не знаю.
– Хорошо, я подумаю.
– Учти, на обдумывание у нас всего несколько дней, пока Скворцов не
поднял всё своё доблестное войско. И в первую очередь, Норильский отдел
КГБ.
– Может Дашу спрятать на каком – нибудь зимовье? У меня много в тундре
друзей.
– Ну, ты насмешил меня, Илья. По твоей логике, городская девушка приехала
на Крайний Север, чтобы жить на зимовье? Да она от страха через три дня с
ума сойдёт.
– Ну почему – одна?
– А ты ей хочешь ещё и мужика подобрать?
– Владимир Дмитриевич, вы меня вообще запутали.
– Распутаешься, какие твои годы. У тебя голова отца, а он такие задачи
решал, что все на зоне только пожимали плечами.
– Ну, это же был отец!
— И ты можешь. Вспомни, как жёны декабристов в условиях Сибири
поступали.
– Как? Не помню.
– Они добровольно принимали на себя все тяготы жизни своих мужей, в
надежде получить за это короткое свидание с любимым человеком.
– Теперь понятно, Владимир Дмитриевич. Спасибо за науку.
– Пожалуйста.
16.10
Получив от Панкратова месячный отчёт, майор Захаров его
предупредил:
— Слава, к концу года, для доклада генералу Скворцову, нужно представить
весь проект “Город будущего” в сборе.
– Будет сделано, гражданин майор, но написать отчёт по требуемой форме я
не смогу. Подготовлю только черновик.
– Оформить я тебе помогу, но мне нужны не лозунги, а конкретный
фактический материал. Без всяких цитат и заумностей. Всё понятно?
– Понятно. Сделаем, не сомневайтесь.
А майор Захаров и не сомневался. Работая вместе с Панкратовым седьмой
год, он восхищался его способностью держать весь проект в голове и
одновременно помнить полную спецификацию каждого узла. Иногда у него
создавалось впечатление, что при необходимости Панкратов просто находит
в своей памяти нужный том проекта и считывает его содержание.
Но сейчас Панкратов и сам озаботился: представить весь проект как
единое целое да ещё на нескольких страницах – не простое дело. Для этого
нужно, прежде всего, чётко сформулировать цели проекта, выпукло
представить основные разделы и сделать серьёзное заключение.
Выйдя от Захарова, Слава зашёл в пустой зал совещаний, сел напротив
демонстрационной доски и в течение часа, не отрываясь, на неё смотрел.
Потом встал и в верхней части доски нарисовал пронумерованные один
рядом с другим три больших квадрата, внутри которых написал:
1.Цель проекта
Обеспечение благоденствия человеку в гармонии с природой.
2. Социально –экологическая база
Город под стеклянной крышей с управляемым климатом
3. Место реализации проекта
Северо – восточная область России.
Панкратов вернулся на своё место, взял несколько листов бумаги, и стал
составлять основные тезисы отчёта по разделам:
1. Человек и окружающая среда.
1.1 Сохранение растительного и животного мира
1.2 Контроль за состоянием многолетней мерзлоты
1.3 Естественные продукты
1.4 Природная вода
1.5 Солнечно – ветровая энергетика
1.6 Безотходная переработка мусора
2. Строительство города под стеклянной крышей
2.1 Полное разделение жилой и производственной зоны
2.2 Малоэтажное блочное строительство
2.3 Использование трёхслойного светочувствительного стекла
2.4 Устранение влияния внешних электромагнитных полей
2.5 Квартира, управляемая голосом
2.6 Зоны спорта и отдыха (бассейны, спортзалы, библиотеки, рестораны)
3. Особые условия
3.1 Мировой интеллектуальный центр
3.2 Непрерывная система образования
3.3 Культурно – спортивные комплексы
3.4 Беспроводная энергетика и связь.
3.5 Площадки вертикального взлёта всех видов транспорта
3.6 Служба надёжности и безопасности
16.11
Генерал – полковник Смирнов назначил встречу высокопоставленных
представителей различных ведомств на семь часов вечера второй субботы
марта без объявления обсуждаемой темы. В совещании должны были
принять участие четыре человека:
— генерал – лейтенант Волков, командующий северной группой войск СССР,
— генерал – майор юстиции Скворцов, начальник особого управления КГБ,
-полковник Марков, командир специальной Арктической дивизии
— заведующий эмиграционным отделом МИД СССР Багров.
Товарищи офицеры, я пригласил вас сегодня для того, чтобы обсудить
предстоящие изменения российской эмиграционной политики и её будущие
последствия. Так как у нас сегодня узкое совещание, то проведём его, если не
возражаете, в режиме откровенной дружеской беседы без традиционного
протокола. Согласны?
– Согласны.
– Ну и хорошо. Изменения, которые я упомянул, касаются, в основном,
выезда евреев в Израиль. Предпосылок для проведения нашего совещания
две: одна плохая, другая – хорошая. Первая – продолжающаяся “утечка
мозгов” из нашей страны и вторая – нежелание еврейского государства
принимать эмигрантов из России.
– Есть замечания по этим тезисам?
— Нет? Идём дальше.
Обсуждение начну с первого тезиса: мы не только обкрадываем свою
страну, не пытаясь задержать здесь учёных и специалистов, но и, в прямом
смысле, готовим квалифицированные кадры для заграницы. Более того,
выдающиеся достижения наших учёных нередко возвращаются к нам уже под
другим флагом и даже под другими фамилиями. Неоднократные предложения
правительства нашей страны эмигрировавшим учёным и специалистам
вернуться в Россию остаются, как правило, без внимания.
— Понятное дело, — подал голос полковник Марков, – платите больше и они
вернутся. В науку и учёных нужно вкладывать деньги, тогда никто не будет
никуда уезжать.
– А почему так резко изменилась эмиграционная политика в Израиле? —
вступил в разговор генерал – лейтенант Волков.
— Что такое ужасное могло произойти в государстве, существующем многие
годы, в основном за счёт эмигрантов, в частности, из нашей страны?
– Дело в том, что к власти в Израиле пришло правое религиозное
правительство, которое, в принципе, не хочет принимать смешанные семьи с
сомнительными еврейскими корнями.
– Почему сомнительными? Что это такое? – продолжил свой вопрос Волков.
— После Второй мировой войны в СССР начался и продолжается до
сегодняшнего дня активный ассимиляционный процесс. Радикальные
сионисты в Израиле всеми силами препятствуют этому и надеются сделать
эмиграцию из нашей страны в Израиль более еврейской.
–Это нереально, — пробурчал Марков.
– Что есть – то есть. Думаю, что вам также известно, — продолжил своё
сообщение генерал – полковник Смирнов – об ограничениях в
работе на территории Советского Союза еврейского агентства Сохнут.
– А это зачем? Чтобы окончательно испортить отношения с Израилем? –
удивился вслух генерал – лейтенант Волков.
– Это ответ нашей страны на усиливающуюся через Сохнут агитацию евреев
уезжать из СССР в Израиль, — жёстко ответил Смирнов, но Волков
продолжил.
– Извините, товарищ генерал – полковник, но я совсем запутался: одни
уговаривают евреев уезжать в Израиль, другие их туда не пускают.
— Думаю, что закрытие Сохнута не уменьшит эмиграционный поток евреев в
Израиль, но внесёт не совсем благоприятные коррективы для нас, — ответил
Волкову Смирнов.
– Как сказать. Может и совсем остановит, — возразил Волков. – Тем не менее,
я полностью согласен с вами, что мы должны озаботиться тем, что уезжают
не только простые граждане, но и известные учёные, руководители научных
школ, лауреаты престижных премий.
— Каким образом озаботиться? – спросил Смирнов.
— Понятное дело, — снова подал голос полковник Марков, – платить больше
денег и они никуда не поедут.
— Согласен с вами, уважаемые товарищи, что в последнее время проблема
эмиграции из России приняла угрожающий характер и поэтому нужно
принимать экстренные меры.
– Всё это одни лишь разговоры, — присоединился к разговору представитель
МИДа. — К сожалению, в настоящее время на первый план эмиграции
выдвинулась религиозная составляющая, на которую повлиять у нас нет
никакой возможности. Поэтому нужно изыскивать другие, более
эффективные пути препятствия утечки “мозгов”, а не топтаться на месте в
рамках старого международного протокола.
– Спасибо, товарищ Багров, за замечания и дополнения. А сейчас послушаем
генерал — майора Скворцова об одном из вариантов решения данной
проблемы. Виктор Иванович, вам десять минут на сообщение.
– Спасибо. Ни для кого не секрет, что в настоящее время число евреев,
желающих выехать из России в Израиль растёт. Однако, в соответствии с
новой политической ситуацией, израильское правительство ужесточило
требования к эмигрантам, усилив контроль за их этническим
происхождением. В результате этого значительное число еврейских
смешанных семей остаётся в России, подвергая себя, что греха таить,
определённой опасности.
Генерал — майор Скворцов сделал многозначительную паузу, а все
присутствующие приготовились услышать конкретные рекомендации по
решению проблемы выезда в Израиль евреев. Но Скворцов ограничился
короткой и непонятной фразой:
— В настоящее время нашим управлением начаты подготовительные работы
по созданию в северо – восточной части Сибири большого современного
“Города будущего” для еврейского народа. По данной теме мною
подготовлена на имя генерал – полковника Смирнова под грифом
“Совершенно секретно“ подробная служебная записка.
16.12
Каждый вечер Панкратов, перед тем как караульный закрывал ворота на
засов, обходил территорию объекта. Этому научил его ещё в кибуце молдавский
еврей Ёжи, с которым он несколько лет работал. Логика рассуждений Ёжи,
дружившего с цыганами, была простой и понятной: всё, что оставил на ночь во
дворе – тебе не нужно. Поэтому утром можешь не найти.
Заканчивая сегодня обход двора, Панкратов услышал, как “запел”
металлический забор. Это означало, что кто – то – может человек, а может
зверь — к нему прикоснулся. Когда Панкратов подошёл к воротам, то увидел,
что рядом с караульным стоит высокий, в тулупе почти до земли, незнакомец.
– Командир, — обратился к Панкратову солдат, — вас тут спрашивают.
– Извините за мой русский, — обрадовано начал говорить незнакомец.
– Меня зовут Курт Вернер. Я из посёлка Дальний Острог. У нас большая беда.
— Что за беда?
– Сломался генератор. Люди замерзают.
– И чем мы можем вам помочь, господин Курт?
— У вас живут евреи. Это умный народ и кто – то из них обязательно должен
понимать, как починить генератор.
– Что же вам ответить?
– Нужно хорошо ответить. Всё – таки соседи.
– Ладно. Боец, свяжи меня с Захаровым.
В телефонной трубке Панкратов услышал голос коменданта.
– Слушаю, Захаров.
– Панкратов беспокоит. Тут такое дело.
– Какое дело?
— Из посёлка пришёл человек и просит помочь – у них генератор вышел из строя.
Люди замерзают.
– Помоги, но чтобы утром был на месте.
– Понял.
Шли медленно. Сильный ветер дул в лицо. Когда дошли до посёлка и
Панкратов заговорил с встречающими его людьми по – немецки, восторгу не
было предела. После взаимных приветствий и улыбок, Панкратов скромно
представился.
– Вячеслав.
Со всех сторон посыпались вопросы:
– Откуда знаете немецкий язык?
— Окончил Берлинский технологический институт.
– По какой специальности?
– Технология энергомашиностроения.
– Какой иностранный язык ещё знаете?
– Английский и русский.
– За что посадили в тюрьму?
— Без комментариев.
Тут раздался голос человека, который привёл Панкратова.
– Тихо, закончили пресс — конференцию. Что вам нужно, Вячеслав, для работы?
— Толковый помощник с инструментами, чистая простынь, ведро горячей воды и
много ветоши.
Панкратов был знаком с фирмой – изготовителем генератора. Внимательно
посмотрев ещё раз инструкцию по эксплуатации, он разобрал генератор,
последовательно почистил все детали и, устранив причину поломки, запустил в
работу.
Уже светало, когда Панкратов прощался с поселенцами. Расставаясь, они
взяли с него слово, что в случае первой необходимости он будет обращаться к
ним за помощью.
16.13
А через месяц после того, как Панкратов починил в посёлке генератор, Курт
снова появился на проходной объекта и попросил охранника вызвать
Панкратова.
– Зачем вам Панкратов?
– Нужно передать ему письмо.
– На территорию объекта вся корреспонденция поступает только через
секретную часть.
– А где находится ваша секретная часть?
— В Норильске.
– Вы что шутите?
– Нет, не шучу.
– Я правильно вас понял: мне следует отправить письмо в Норильск и его
привезут в другом конверте Панкратову?
— Совершенно верно.
– Хорошо. Я так и сделаю.
О посетителе с письмом охранник сделал отметку в журнале дежурств, а
через три месяца Панкратов получил по почте казённый конверт. В нём было,
как в матрёшке, еще два конверта:
— один самодельный с письмом от Курта, написанным на русско – немецком
языке
— второй оригинальный, посланный из Израиля, с многими штемпелями.
К большому сожалению, иностранный конверт был пуст. По всей
видимости, его содержание не удовлетворяло требованиям международной
цензуры и они письмо просто изъяли. Единственным достоинством израильского
конверта был обратный адрес кибуца Израиля, который Панкратов и так знал
наизусть. За годы жизни в советской стране он написал Натали в Израиль более
двадцати писем, но ни на одно из них не получил ответ.
Год назад Панкратов обратился с жалобой к генералу Скворцову на такое
отношение к его переписке и через несколько дней его пригласил на беседу
военный комендант майор Захаров:
— Ты чего, Слава, бузишь? Жалобы какие – то пишешь. Отрываешь серьёзных
людей от работы.
— А как мне реагировать иначе, если вы меня лишили одного из основных
гражданских прав – права переписки.
– Ты, Панкратов, заключённый, отбывающий пятнадцатилетний срок за измену
родине. Так что о правах помолчи.
– И что вы со всеми так поступаете, как со мной?
– Вот это ты правильный вопрос задал.
– И дальше что?
— Отвечаю. Конечно, нет.
– Не понял?
– Ты у нас, Слава, особо охраняемый арестант.
– Что это значит?
— Это значит, что за тебя персонально отвечают головой несколько человек.
– А мне что от этого?
— Как что? Твоя гражданская жена, Наталья Мироновна, регулярно получает от
тебя, правда не прямо из СССР, а через Голландию ответы на её письма, которые
готовят наши люди. По нашей легенде, ты живёшь в Европе и выполняешь по
линии Джойнт обязанности иностранного агента.
– А с сыном что?
— И с сыном у тебя всё в порядке – ни в чём не нуждается.
— Гражданин майор, зачем мне весь этот балаган?
— Уважаемый Слава, смею тебе напомнить, что с 1967 года у нас с Израилем нет
дипломатических отношений, в том числе и почтовых. Так что принимай
условия нашей игры. Обещаю, что раз в три месяца буду тебя информировать о
положении дел с твоей семьёй.
— И когда это закончится?
– Когда истечёт срок твоего заключения. Но ты сам, я уверен, не захочешь
отсюда уезжать и привезёшь в эти края свою семью.
Продолжение следует
