Автор: Мирослава Сидор
Владко Гуцул вошел в синагогу.
– Мне нужно купить Ханукальные свечи, – попросил он.
Ребе искренне удивленно посмотрел на Влодка.
— Господин должен кому-то свечи занести? — Деликатно спросил.
– Нет. Я буду зажигать их сам.
— Но ведь господин не веры Иудейской?
– Нет. Но я шесть лет был рядом с тем, кто их зажигал.
Ребе протянул Влодку коробку со свечами:
– Прошу!
– Что я виноват за свечи?
— Вы уже заплатили – лаконично ответил ребе и направился в боковую дверь.
*** *** ***
Влодко Гуцул родился во Львове, но судя по фамилии, имел гуцульские корни, играл на свирели и очень хотел научиться играть на скрипке. Жил тико с мамой, потому что папа умер от какой-то страшной болезни, как он был мал. Денег у мамы на скрипку не было, но она купила ему какую-то старую, полуразвалившуюся детскую скрипочку, и Влодко начал сам, без учителя, вытаскивать из нее мелодии батярских песен, которые были очень популярными. А еще Влодик был безжалостным пересмешником. С детства, усмотревшего за кем-то какую-то особенность или в ходе, или в речи, должен был перекривить.
По соседству с его семьей жил одинокий старенький еврей Пинхас Гольдман. Никто ничего о нем не знал. Жил одиноко, потому что женщина давно умерла, и как-то странно прихрамывал на ногу. У Владки было лет одиннадцать, как начал присматриваться к Гольдманову походку: как он так идет, эй бы подскакивает? И в другой раз, так увлекся, что шел за господином Гольдманом с Галицкого базара вплоть до самого дома и на ходу пытался подражать ходу старенького п. Пинхаса. Было к вечеру, во двор на лавочку высыпали жильцы дома, кто-то завис на перилах балкона, и так случилось, что чуть ли не весь дом увидел, как Влодко перекривляет своего несчастного соседа. Картина была еще та: смеяться грех над старым искалеченным человеком. Но не смеяться над малым Влодком, который точь-в-точь шел так как г. Гольдман – было очень тяжело. Из уважения к старшему господину люди сжали губы в углах, как прищепкой защелкнули, и как только старый Гольдман исчез в воротах дома, Стефка Поречкова, которая на балконе развешивала стирку, со смехом крикнула Влодковы: «Так надо так потрафить! с стиркой не выпустила Гольдману на голову. Ты, шубравец малый! Подожди-подожди, я маме скажу!»
Люди со смехом шумели: «Что-то из того Влодка будет, когда вырастет!»
Через пару дней Влодко встретился со своим соседом у ворот.
П. Гольдман схватил его за руку: «Подожди, мальчик, я имею что-то тебя спросить!» Влодко затер: «Кто-то старому Гольдману донес!» — подумал он и чуть не застонал: «Я не со зла… Мне было просто очень интересно понять, как пан ту одну ногу ставит и поднимает, и как то она так как-то, как круг делает, прежде, чем опуститься на землю !»
Господин Гольдман лукаво усмехнулся одним уголком уст, скрывавшихся в лесу густых седых усов и бороды. В его глазах блеснул какой-то, неприсущий пожилым людям, юношеский огонек: «Я же ничто тебе за ходу не сказал. Ты сам себя продал!»
— О, имеешь! – хмыкнул Влодко.
— Имеешь — повторил г-н Пинхас, — А я хотел Тебя пригласить к себе в гости!
– Наше? — опешил Влодык.
– Ты не знаешь зачем люди приглашают других людей в гости? – удивился г-н Гольдман.
— Так это — людей! – вздохнул Влодко.
– А ты разве не человек? – удивился старенький.
— Да еще не вырос – вздохнул мальчик.
— Это правда. К человеку нужно вырасти. И порой не лета назад в помощь – как-то странно говорил г-н Пинхас.
— А что в помощь? – удивился малыш.
– Ну, к началу надо найти себя. А чего мы в воротах стоим? Приглашаю ко мне, и там я продолжу рассказывать, что нужно юным лицам, чтобы вырасти человеком.
И, обняв ласково мальчика за плечи, повел его в свой дом. Когда поднимались на этаж, из квартиры вышла Влодкова мама:
— Господин Гольдман, я не имела возможности вас раньше увидеть и извиниться за своего болвана. Такой стыд на целый дом! Я очень господина извиняюсь за своего сына. Знаете, растет без папы, а я целыми днями за «Зингером» слеплю, потому что надо на жизнь зарабатывать. Примерки, люди в доме все время… прошу не сердиться.
— Я не сержусь, п. Ганнусю. Только бы просил вашего позволения угостить Влодика гербатой.
— Спасибо искренне, г-н Пинхас. Прошу подождать волну. Мама Влодыка, п. Ганнуся, метнулась в дом и быстро оттуда вынесла тарелочку, на которой забелел под сахарной пудрой кавальчик плетка с ябками.
— Прошу – к гербату!
— Большое спасибо, — сказал господин Пинхас, исчезая вместе с Влодиком за массивными дверями своего дома.
Войдя в первый покой, выходящий окнами на улицу.
Владко застыл на волну. Вся стена с правой стороны комнаты, от пола до потолка была уставлена шкафами с книгами.
— И вы все прочитали? — крикнул мальчик.
– Почти все. Но я до сих пор читаю. Вечерами, когда уже некуда идти и еще рано ложиться спать, я беру трусы из этих книг, и знаешь, что она со мной делает?
– Что? – прошептал Влодко.
– Она помогает мне расти! – ответил г-н Пинхас.
– Куда расти? – удивился малыш.
– К человеку! – остро отрезал г. Гольдман и продолжил – Но подожди, я обещал угостить тебя гербатой. — и исчез из и на кухне.
Влодик свободно начал оглядываться по квартире. В углу комнаты, у окна, стоял старый фортепиано. На нем возвышался массивный серебряный подсвечник на семь свечей. А на подоконнике стоял другой, не такой большой – на девять свечей. И видно, что три из них были сожжены.
«Странно», подумал Влодык. Наше г. Гольдман курит свечи еще и на подоконнике? Та же электорка есть.»
На стене Влодык увидел фото в рамках. Какая-то молодая семья: красивый, приличный мужчина, очень красивая женщина с милой, вьющейся девочкой на коленях. Все такие счастливые, мягко улыбающиеся. «Эх, — подумал Влодик, — а у нас такой снимки нет, и я своего папу не помню», — и тяжело вздохнул.
— Что ты так тяжело вздохнешь, Влодзю? – вдруг прервал раздумья мальчика голос старика Гольдмана. — В твоем возрасте еще нечего вздыхать. Основное – иметь пищу. Пита для ума и тела. И для – души!
Влодко напрягся:» Ей, не выходит мне легко идти за тем Гольдманом, ни в ходу, ни в разговоре!»
— А то как?-спросил.
– Прошу садиться за стол. — пригласил хозяин своего маленького гостя, выкладывая на стол из подноса чашки с чаем и две тарелочки на площадку.
— Пита для тела, то символически говоря, есть хлеб. Пита для ума — это книга. И о пище для души мы поговорим чуть позже. А сейчас, – прошу угощаться. Сейчас мы уделяем время пище для тела.
В том, чуть ли не таинственном доме, Влодко чувствовал себя, как в какой-то сказке. Он чувствовал, что его сюда привел не просто г-н Гольдман. Его НЕЧТО сюда привело. Потому что ему здесь было очень необычно и уютно, спокойно и волнуя одновременно. Он находился в предвкушении открытия некоей тайны.
Аккуратно откусив кусочек площадки, Влодко еще раз бросил глаз на снимке на стене.
– А кто на той снимке? Так какие ваши родственники? — спросил господина Пинхаса.
П. Гольдман медленно опустил чашку на тарелочку, как-то внутренне выпрямился и сдавленно произнес:
– Да. Это – мои самые родные родственники: я, моя жена и мой сын.
– Сын? – удивился Влодык. — Я думал, — это девочка.
— Видишь, в нашей традиции мальчикам не подстригают волосы от рождения и до трех лет. А уже потом делают опшерниш – первую стрижку. – объяснил Пинхас и тяжело вздохнул. Влодик не понимал, но почувствовал что-то драматическое в интонациях и в исполненном болью взгляде г-на Пинхаса. Ему стало неловко, что он своим вопросом сдвинул какую-то глубокую боль в душе старика.
– Вам грустно? Я не должен вас спрашивать об этой снимке… — сказал мальчик.
— Нет нет. Все вполне нормально. Я все равно бы тебе о ней рассказал со временем.
Я слышу время от времени из вашего окна милые батярские мелодии. Но я не слышу, чтобы ты играл упражнения и какие-нибудь классические произведения. Может для ребенка это несколько скучно, но на батярских песнях ты не выучишься на музыканта. Как-то это удивительно очень. И еще – тебе твой учитель не говорил, что тебе пора купить новую скрипочку?
— Не говорил – смутился Влодык.
— А должен! Ты хорошо играешь, и тебе для профессионального развития нужен хороший инструмент.
Вдруг г-н Гольдман поднялся и поковылял в соседнюю комнату. Вышел он со «взрослой» скрипкой. И вдруг… вдруг старый, склоненный, хромой Гольдман выпрямился, стал выше, положил скрипку на раму и ударил смычком по струнам. Комната залилась волной удивительных звуков. Влодку даже показалось, что он их видит и может прикоснуться к ним! Они взрывались и разливались по комнате, то достигая потолка, то стелясь по полу, то зависали под зеркалом над столом, то прорезали потолок и вырывались куда-то в пространство, то гладили собой стены и затихали, сойдясь в клубок, словно руки, сложенные к молитве. . Так звучал завершающий аккорд.
Владко сидел, как парализованный. Он не дышал, не двигался, он вообще не был на земле. Мелодия затихла под облегченный вздох скрипки. Гольдман опустил смычок, голову… Потом поднял ее и посмотрел на Влодка полными слез глазами.
– Я тебя очень благодарю. – сказал он Влодыку.
– За что? – удивился мальчик.
– За то, что ты подарил мне этот праздник – играть на скрипке.
Владик понимал, что происходит, что-то очень важное на уровне чувств. Но разумом не мог достичь смысла.
– Видишь, я когда-то был профессиональным скрипачом, играл в оркестре. Мой Иоси был талантливее меня в разы. Когда он брал эту скрипочку в руки, то казалось, что Рай опустился на Землю вместе со всеми птицами и ангельскими хорами. Очевидно, Бог не хотел, чтобы так было на Земле. Очевидно, это было не в планах Б-жих, и он забрал нашего Иоси к Себе. Я рад только, что он уже 25 лет играет самому Г-споду в Его Б-жественных садах.
– Что произошло? – прошептал Влодык, вытирая слезы.
– Мы ехали на отдых фиакром, на воды. Началась гроза. Лошади унесли. Фиакр оторвало от упряжи. Нас выбросило за дорогу. Придорожные рвы были глубокими. Мы перекатились пару раз. Жену Б-г уберег. Она отделалась только синяками. Нас с Йоси выбросило из фиакра и им же накрыло. Мне размозгло ногу, а Йоси получил удар по виску. Он так и лежал мертвый с прижатым футляром со скрипкой к груди.
С того дня я больше скрипки в руки не брал, не мог. С этого дня и до нынешнего.
Те твои примитивненькие, но такие теплые батярские мелодии, такие далекие от гениальных клясических произведений – что-то во мне отскребли. День за днем соскребали ту ржавчину чуть ли не безразличия, порожденного отсутствием надежды. Я затрудняюсь говорю… как для ребенка — вздохнул Гольдман.
– Нет. Я еще не дорос до человека. Но я знаю, как мама иногда плачет за папой… И я иногда плачу за ним, хотя его не помню.
— Скажешь своему учителю, чтобы усерднее с тобой занимался, потому что ты уже имеешь «взрослую» скрипку — сказал г-н Пинхас, протягивая инструмент Влодку. Ребенок смутился. Владыке никогда и никто не делал ценных подарков. Он поднял глаза на г. Гольдмана:
— Так и сказать – «Занимайтесь со мной тщательнее»?
– Так и скажи! – подтвердил г-н Пинхас.
– Занимайтесь со мной более тщательно! – четко, чуть ли не по слогам сказал Влодык.
– Я думаю, увидев эту скрипку, учитель поймет, что твои намерения и намерения твоей мамы сделать из тебя музыканта – очень важны. — заключал г-н Пинхас.
– Занимайтесь со мной более тщательно! – как загипнозированный, повторил Влодко.
— Да что ты мне все говоришь. Учителю своему скажи. – учил старенького мальчика.
– А у меня нет учителя. – прошептал Влодык. – я просто подбираю песенки на скрипке. Но я так хочу научиться играть! Займитесь мной усердно, прошу господина! Я не знаю, смогу ли я так играть, как ваш Йоси. Но кто ту скрипку знает лучше вас?! Правда… у нас денег на учителя нет – вспомнил и вздохнул Влодык.
– Не все, мой мальчик покупается за деньги. За свой талант ты тоже Богу не платил. Но есть шанс заплатить. – ясно улыбнулся г-н Гольдман.
– Как? – тихо спросил Влодик.
– Учиться! Читать – это есть пища для ума. Учиться развивать тот свой талант, дарованный Богом. И это та пища для души, о которой говорил раньше. Ты говорил, что не дорос до человека. Смешной. Человек не в сантиметрах измеряется и не летами. Стать человеком — это не паспорт получить. И не семью завести. Не бороду отрастить – г-н Гольдман улыбнулся и погладил себя по бороде. — И не сединой покрыться. И козел с седой бородой ходит. Но козлом оставит. Это все сложно. Но это все тебе по силам. Ибо бессильных людей нет в природе. А ленивых – более чем достаточно.
— Вы не сердитесь на меня, что я вас перекривлял? – краснея, переспросил Влодык.
— Ну, раз ты так любишь перекривлять, то теперь будешь перекривлять меня в другом – в игре на скрипке. Но то, куда труднее, чем хромать. Тебе ни одного дня, ни одного года не хватит.
*** *** ***
Шесть лет Влодко учился игре на скрипке в г. Голдьмана. И вот настал день, когда он стал студентом. И первым это известие он должен был сообщить учителю. Пулей взлетел по лестнице. Своим ключом открыл дверь дома г-на Пинхаса. Вошел в гостиную. Учитель задремал на диване.
И почему-то очень ясно улыбался.
«Как ребенок! Что ему снится? – подумал Влодык.
— Господин Пинхас! – взял учителя за руку, за ту дорогую руку, которая учила его правильно класть смычок на струны, и резко отдернул свою. Рука г. Гольдмана была не естественно зимней.
Нет! Не может быть! Он должен был узнать! Он должен был узнать, что я поступил! Ну почему? Как же так? Но почему он так улыбается? Может, он там увидел Иоси? И может тот ему все рассказал? – отчаянно в голове кричал Влодко.
Похоронили Пинхаса Гольдмана на Яновском кладбище, на старом еврейском участке, у его родных – женщины Ханы и сына Йоси.
Как раз, с завтрашнего дня должна была зайти Ханука. Влодко вспомнил, как каждый год господин Пинхас зажигал свечи на подоконнике. Какой надеждой освещался мир от свечей. Как он радовался, что Влодко был рядом. Он каждый год рассказывал ему историю Хануки. А в прошлом году сказал:
— Ты думаешь, что старый еврей сошел с ума, пять лет подряд тебе рассказываю одну и ту же историю? Видимо, забыл, что и в прошлом году то же самое рассказывал. Нет, Влодзуня. Старый еврей многое может забыть – где положил свои очки, например. Даже деньги, может забыть, где запихнул. Но старый еврей никогда не забудет зажжать свечи на Хануке. А знаешь, че? Ибо он ежегодно повторяет историю о Б-жественной победе света над тьмой. Я всю жизнь живу в этой квартире. Здесь мои бабушка и дедушка еще жили. Здесь многое изменилось; мебель, обстановка, и многих не стало. Единственное, что неизменно – это Ханукия на подоконнике в праздник Хануки. Если бы не она, я не пережил бы смерти Йоси, а потом – Ханы. Без Божьего света нет надежды. Без надежды – нет жизни. Есть прозябание. Бойся его. Оно животное. А мы с тобой говорили о том, как быть человеком.
*** *** ***
– Я не знаю иудейских молитв, дорогой учитель. Но свет должны зажигать все – независимо от вероисповедания. Вы умели гореть в темноте своих страданий, светить другим, согревать их и зажигать огнем творчества. Ханукия на подоконнике вашего дома светит. Она единственная, что неизменно» – мысленно говорил Влодко, зажигая Служку, а затем и первую свечу.
***
Кто умел гореть, светить и умел зажечь – не погаснет и после смерти своей. .
16.08.22
Прислал Исаак Тарасов, США
Иллюстрация: Best Wedding ➤➤ Портал про весілля
Мирослава Сидор,
https://www.facebook.com/story.php?story_fbid=1512345959224596&id=402939890165214&m_entstream_source=permalink
