Как это возможно в XXI веке. Люди дичают?
Автор: Александр Болштянский.
Привет! Мы посылаем вам «Сигнал».
Риторический вопрос «Как такое вообще возможно в XXI веке?» стал, пожалуй, самой распространенной реакцией на новостной фон последних дней (месяцев или даже лет), где начали доминировать понятия «геноцид», «этнические чистки» и «апартеид». Недавно к ним добавилось и слово «погром».
На фоне обострения палестино-израильского конфликта в России продолжается серия яростных антисемитских акций на Северном Кавказе. В Черкесске местные жители потребовали выгнать евреев из Карачаево-Черкесии, а в Нальчике подожгли строящийся еврейский культурный центр. Вечером 29 октября несколько сотен человек ворвалось в аэропорт Махачкалы, разыскивая «беженцев из Израиля». Погромщики прорвались на летное поле и пытались штурмовать самолет, прибывший из Тель-Авива.
В сегодняшнем письме рассказываем, почему вера в «прогрессивный» XXI век мало чем отличается от религиозных учений о конце света — и как это играет с нами злую шутку. Это письмо по нашей просьбе подготовила докторантка факультета гуманитарных наук Университета Тарту (Эстония) и популяризаторка философии Анастасия Бабаш.
Если вы еще не подписаны на нашу рассылку и подкаст — сделать это можно здесь.
КАК ЭТО ВОЗМОЖНО В XXI ВЕКЕ?
Это высказывание содержит в себе одно фундаментальное допущение: настоящее обязано быть лучше прошлого — безопаснее, благополучнее, интереснее и так далее.
А собственно почему? Во-первых, благодаря поступательному развитию техники, которое чем дальше, тем больше облегчает жизнь людей. 20 лет назад у нас не было смартфонов, 50 лет назад — интернета, 100 лет назад — телевидения, 200 лет назад — автомобилей и так далее.
Во-вторых, человечество накапливает исторический опыт. Нацизм, работорговля, религиозные войны — благодаря нашим предкам мы знаем, что добром это все не заканчивается. Может, не все еще усвоили этот урок — но рано или поздно дойдет до всех.
С этой точки зрения некоторые явления — скажем, еврейские погромы — должны просто-напросто устареть и сами собой прекратиться, как фехтование.
Вера в поступательное движение к лучшей жизни — это относительно недавнее изобретение западной культуры и политической мысли.
Долгое время человечество, по крайней мере та его часть, которая оставила о себе письменные свидетельства, позволяющие судить, как она воспринимала мир, — так вот, человечество полагало, что будущее мало чем будет отличаться от настоящего, а положение вещей если и изменится, то, скорее всего, к худшему. Авраамические религии: иудаизм, христианство, ислам, — готовили верующих к концу света.
Приблизительно в XVI—XVIII веках, на фоне стремительного развития естественных наук и появления прорывных изобретений, такая картина мира стала рушиться. Если сильно упрощать, ее место заняли представления о почти неограниченных возможностях человеческого интеллекта. Европейские мыслители, а вслед за ними политики, писатели, дипломаты, ученые и так далее (очень часто все эти ипостаси в себе объединяли одни и те же люди) постепенно укрепились в мысли, что отныне не Бог решает, как будет выглядеть будущее. Напротив, человек сам будет создавать его при помощи собственного разума.
Здесь, конечно, стоит оговориться, что долгое время это была идея части западноевропейской образованной элиты. Подавляющее большинство современников не догадывались, что живут в эпоху Просвещения. Но постепенно, по мере того как индустриализация, образование (хотя бы начальное), обмен товарами, услугами и информацией охватывали все более широкие слои населения, представление о прогрессе приобретало все большее распространение.
Это представление укоренилось в западной культуре — и продолжает влиять на нее и поныне. Хотя теперь с ней все чаще ассоциируют мировые войны, геноциды, техногенные катастрофы и глобальные кризисы. В девяностые, после окончания холодной войны, идея прогресса достигла апогея в концепции «конца истории»: дальнейший рост благополучия всего человечества неизбежен, найден единственно верный способ его обеспечить — либеральная демократия в сочетании с рыночной экономикой (об этом у нас было письмо «Правильная сторона истории»). Ныне представление о прогрессе нередко называют одной из наиболее влиятельных идей того, что очень условно можно назвать «западной цивилизацией».
Пожалуй, главный защитник идеи прогресса в современном мире — канадский ученый-когнитивист Стивен Пинкер. В своих работах он сравнивает различные показатели благополучия (например, уровень насилия, продолжительность жизни, шансы умереть от войн и болезней, уровень грамотности и так далее) в нынешнем и прошлых веках — и приходит к нехитрому выводу, что жизнь современного человека лучше, счастливее и безопаснее, чем жизнь его предков.
На этих предпосылках строится целое направление научно-популярной литературы (примеры: раз, два, три, четыре), которое нередко критикуют за выборочное представление фактов и западоцентричную точку зрения. Несмотря на десятки бестселлеров о прогрессе в самых разных областях — от медицины до политики, — социологи фиксируют, что в западных странах люди довольно пессимистичны в отношении социального и политического прогресса. При этом относительно своего личного будущего у них все же преобладает оптимизм: мол, мир катится в тартарары, но у нас все будет нормально.
К слову, россияне — не исключение. Впрочем, большую роль в восприятии собственного и коллективного будущего среди жителей РФ играют не только внешние факторы, но и эволюция российской автократии.
ПОЛУЧАЕТСЯ, С ИДЕЕЙ ПРОГРЕССА ЧТО-ТО НЕ ТАК?
Прогресс — это такая своеобразная и противоречивая политическая идеология, которая прикидывается объективным законом истории.
Представления о прогрессе зародились в довольно специфических условиях в нескольких странах Западной Европы — и их вряд ли можно считать универсальными. Тем не менее сегодня прогрессистское мировоззрение чаще всего воспринимается как общечеловеческая формула лучшей жизни. Именно ею пользуются дипломаты, политики, инвесторы и эксперты по устойчивому развитию — поэтому большинству стран мира волей-неволей приходится выбирать веру в прогресс.
При этом у прогрессистского мировоззрения действительно есть темная сторона. Зловещая формула «цель оправдывает средства» — как раз оттуда. На протяжении нескольких столетий идеями прогресса часто оправдывали захватнические войны, насилие, дискриминацию, эксплуатацию исчерпаемых ресурсов, угнетение целых народов.
Даже в самой Западной Европе идеи прогресса, гражданских свобод и прав человека изначально распространялись лишь на малую часть населения. Женщин, небелых, необразованных и бедных людей еще нужно было «научить» прогрессу — и это лишь усиливало множественные виды неравенства. Часть феминистских исследовательниц, например Мэри Хэррингтон, объясняют, что эмансипация женщин (право голоса, возможность получать образование и распоряжаться своим имуществом) были скорее побочным эффектом индустриализации, а вовсе не результатом морального прогресса человечества.
Когда сам идейный комплекс прогресса только зарождался, многие верили, что технологический прогресс неизбежно влечет за собой прогресс моральный. Современные философы, говоря о прогрессе (или критикуя его), не столько ставят под сомнение достижения в области науки и технологий, сколько задаются вопросом: а произошел ли вообще прогресс морали? Скажем, у нас запрещены пытки и рабство (хотя кому-то это не мешает) — но значит ли это, что мы более нравственны, чем наши предки, которые жили 500 лет назад?
Большинство современных нидерландцев скажут, что в стране в сравнении с XVI веком произошел значительный моральный прогресс. Но только вот вряд ли голландцы, которые жили в XVI веке, согласились бы с таким утверждением. Все дело в том, что некогда важные моральные понятия (например, верность традициям или запрет секса до брака) теперь утратили свое значение. Для некоторых консервативных людей это означает скорее моральный регресс, чем прогресс.
В России идеи прогресса тоже всегда были тесно связаны с насилием, уверен историк Евгений Анисимов. От Петра I до большевиков именно государство брало на себя роль главного двигателя прогресса. Насилие как инструмент модернизации и реформ всегда поощрялось и поддерживалось «прогрессистски» настроенной частью аристократии. Мало того, прогресс долгое время было трудно помыслить в отрыве от вестернизации. Отсюда знаменитый тезис Пушкина, что в России «правительство — единственный европеец», где «европеец» фактически значит «сила прогресса».
«Порох и ядра» во имя прогресса много критиковал Лев Толстой, который полагал, что такое мировоззрение выгодно лишь немногим — интеллектуальному классу — и совершенно чуждо большинству людей. Результатом такой политики действительно стала оторванность народа от государства, соглашается с писателем американский историк Марк Раев.
ОТ ИДЕИ ПРОГРЕССА СТОИТ ОТКАЗАТЬСЯ?
Это сложный вопрос.
Стремление к прогрессу действительно может приводить к положительным результатам. Но существует и «ловушка прогресса». Этот термин популяризовал историк и писатель Рональд Райт, описавший мировую историю как цепочку таких ловушек и попыток их разрешить.
Скажем, в каменном веке усовершенствованные методы охоты привели к исчезновению добычи, а увеличившееся население осталось без достаточного запаса продовольствия. Выходом из этой ловушки стало появление сельского хозяйства — но его развитие привело к вырубке лесов и распространению новых болезней. Если верить Райту, цена прогресса становится понятной лишь спустя несколько поколений.
Концепция «ловушки прогресса» в чем-то рифмуется с зацикленностью современной политики на краткосрочных целях. После холодной войны в западных странах устали от глобальных и всеобъемлющих картин будущего: коммунистических, капиталистических, неолиберальных, либертарианских, фашистских, анархистских и так далее. Именно в этой усталости современные сторонники идей прогресса видят опасность, поскольку люди могут забыть, насколько тяжело дались достижения прогресса: право на прерывание беременности, пятидневная рабочая неделя, выплата пенсий, защита от дискриминации, равенство перед законом. Поэтому к власти и приходят популисты, которые обещают легкие и простые решения, подменяя идеи либеральной демократии идеями авторитаризма.
Впрочем, политические исследователи называют такую интерпретацию современного кризиса либеральных ценностей и прогресса несколько упрощенной и сильной натяжкой, справедливой лишь для небольшого числа стран.
В вере в прогресс остается нечто почти религиозное: такая картина мира предлагает согласиться, что история развивается поступательно — и необратимо движется к лучшему с каждым следующим поколением.
Когда сегодня случаются невообразимые зверства, скажем, убийства младенцев террористами ХАМАС или военные преступления российской армии в Буче, естественной реакцией становится фраза «И как такое вообще возможно в XXI веке?!». Такая фраза сигнализирует, что происходит нечто ненормальное и совершенно недопустимое для мировоззрения, в котором человечество неизбежно движется к лучшей жизни.
Это происходит вовсе не случайно. Представление, что у истории есть начало, направление и конечная цель, — это то, чем светская политическая философия в значительной степени обязана религиозной философии (прежде всего, конечно, христианской) с ее идеей Божьего промысла и неминуемого конца света. Христианскому богословию тоже присуще это недоумение: если Бог всеведущ и всемогущ — то почему же он допускает зло и страдания праведных людей?
Так вот, восклицание «Как такое возможно в XXI веке?!» — это тоже своего рода теодицея: если у нас прогресс — то как возможны такие проявления дикости?!
Может, не лучший, но, во всяком случае, утешительный ответ на этот вопрос предложил полторы тысячи лет назад Августин Блаженный: зло — это просто недостаток добра. У него нет собственной сущности, оно лишь тень, то есть отсутствие света. Оно — прореха в ткани мироздания (у дырки ведь нет собственной сущности, она — это просто то место, где нет ткани).
И к прогрессу этот ответ тоже вполне применим. Легко и утешительно думать, что проявления «дикости»: войны, погромы и все прочее, — случаются просто от недостатка прогресса.
И очень многие люди, сокрушаясь по поводу окружающей «дикости», так и думают. Мол, вот только «доцивилизуем» этих, втащим их (силой, если понадобится) в XXI век — тут-то и заживем. Подобные попытки раз за разом проваливаются уже не одну сотню лет.
Но чтобы отказаться от идеи прогресса, надо придумать ей альтернативу, а та никак не придумывается.
НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ, КОТОРОЕ МЫ СДЕЛАЛИ, ПОКА ПИСАЛИ ЭТО ПИСЬМО
Горизонтальный индикатор выполнения задачи (англ. progress bar) стали использовать еще задолго до появления компьютеров. Долгое время в бухгалтерских книгах по мере выполнения задач слева направо заштриховывались горизонтальные столбики. В сегодняшних программах и приложениях для компьютеров и/или смартфонов индикатор прогресса часто может вообще ничего не значить. Чаще всего он не отображает реального процесса обновления или установки, а нужен лишь для того, чтобы пользователи легче переносили ожидание.
ПОСТСКРИПТУМ
Антисемитский погром в аэропорте Махачкалы стал «шоком», «полным авралом» и «ахтунгом» для российских властей, рассказывают источники «Медузы». Почитайте, почему в Кремле не ожидают серьезных кадровых перестановок по итогам антисемитских волнений на Северном Кавказе. А еще, станет ли Путину сложнее говорить о «национальном согласии» и «мирном сосуществовании народов» России.
Мы послали вам «Сигнал» — теперь ваша очередь. Отправьте это письмо своим друзьям и близким.
Знание — сила. Будущее — это вы.
Иллюстрация:E1.RU
