Журнал издаётся при содействии Ассоциации русскоязычных журналистов Израиля ( IARJ )
имени Михаэля Гильбоа (Герцмана)

Наши награды:

Сам о себе…

0

 

 

2007_0304avik0012-3

 

Сам о себе…

Автор: Эрнест Розенберг

 

Начало
У меня возникла крамольная мысль — рассказать о себе. О том, каким было моё детство и юность, чем занимался, что видел, чему был свидетель. Может быть, когда-нибудь всё это прочитают мои друзья, мои дети и мои внуки, (если, конечно, внуки смогут освоить русский текст). В этом году мне стукнет восемдесят. Время от времени у меня уже возникала мысль рассказать о себе, но как возникала, так и исчезала. Однако время идёт, память слабеет, стираются детали и я решился…
Я не писатель, я инженер, но я постараюсь излагать свои мысли по возможности внятно.

300438494

life.kh.ua Харьков в 1941 году

Раннее детство

Я родился в 1936 году, 29 ноября в городе Харькове УССР. Моя Родина — Советский Союз распался на отдельные государства(о причинах сейчас писать не буду ,вопрос это не простой) и Украина сейчас независимое государство.
Помню себя примерно с 3 лет. Жили мы с отцом и мамой в маленькой комнатке, в большой квартире на первом этаже. В остальных комнатах жили родственники: сестра моего отца с мужем и мой дед (по отцу) с женой, т.е. моей бабкой. Ещё до войны дед был репрессирован. Он не был «врагом народа», он был портным, частником, т.е. буржуем, а это очень не поощрялось.
После смерти Сталина дед был реабилитирован и его дочери, т.е. моей тётке, были выплачены даже какие-то деньги Отец и мама работали, а мной «руководила» няня Дарья Осиповна, которая жила в этой же квартире в каком-то закутке. Отец работал экономистом, а мама стенографисткой. Где именно они работали, не знаю.
Из раннего детства помню, как няня, собираясь со мной на прогулку, замешкалась, и я от неё удрал. Выйдя на улицу и осмотревшись, я увидел несколько мужиков, которые устанавливали какие-то столбы.Очевидно, у них был перерыв и, сидя на брёвнах, они закусывали. Я подошёл к ним и стал их рассматривать. Один из них спросил меня, не хочу ли я кушать, я сказал, что хочу, и они дали мне хлеба с луком и кружку кваса, что я и успел съесть, пока меня не обнаружила моя Дарья Осиповна.

 

Когда родители пришли после работы домой и моя няня рассказала им о моих похождениях, во всей квартире началась коллективная истерика: ребёнок отравился, ребёнок тяжело болен и вообще теперь он вряд ли выживет. Однако, как ни странно, никаких последствий после этого эксперимента не произошло и я остался жив и здоров.
Помню, пришёл к нам в гости какой-то дальнний родственник. В руке у него была здоровенная палка, на которую он опирался (наверное, у него что-то было с ногами). Голова у него была побрита наголо. После обеда он прилёг отдохнуть на диванчик и заснул. Лучик солнца из окна падал ему на голову и она блестела. Сейчас трудно сказать, что тогда мной руководило, но я спокойно взял его палку и…шандарахнул по этой блестящей голове! Дядя взвился… Меня долго искали по всей квартире (спрятала меня Дарья Осиповна ).
Как видно, я рос ребёнком любознательным и энергичным…

Война

Если выйти из подъезда нашего дома и повернуть направо,то примерно в квартале находился маленький скверик.В этом скверике собирались няни с детьми. К ним обычно присоединялась и моя Дарья Осиповна, когда выводила меня на прогулку. Так было и в этот день. Запирая дверь квартиры, она замешкалась, а я выскочил на улицу. На улице раздавался какой-то гул. Подняв голову, я увидел огромное количество самолётов. Они летели почему-то низко и их было очень много. Но на

крыльях были не красные звёзды, а белые кресты. Выйдя ко мне, няня схватила меня за шиворот и втащила в подъезд. Потом раздались раскаты грома, но дождя почему-то не было. Это было 22 июня 1941 года… Мне было 4,5года.
В этот день отец не пришёл с работы домой.

0_dfb80_f7678d88_orig

MyWebs Эвакуация из Харькова, 1941 год

Эвакуация

Отец появился дома недели через три. (За это время по указанию домоуправления мама выкопала во дворе нашего дома окопчик на случай спасения от бомб, но проку от него было мало – при первом же дожде его залило водой.) Отец приехал рано утром на какой-то тележке, запряжённой лошадью (тележка была окрашена в зелёный цвет, очевидно, она была военная).
Всё дальнейшее я узнал из рассказа отца маме.
Прослушав по радио выступление Молотова, отец пошёл в военкомат и, прорвавшись к военкому, потребовал, чтобы его зачислили добровальцем (повестки у него не было). Военком, узнав, что у отца высшее образование, сказал: «Видишь, мы зашиваемся, садись к столу и помогай работать, потом с тобой разберёмся».Так отец и остался работать в военкомате (там его чем-то кормили , там он и спал в каком-то углу).
Через три недели военком сказал отцу:
— На вокзале стоит поезд, товарные вагоны. Это персонал госпиталя , который эвакуируется в тыл. Вот тебе
направление, ты экономист – будешь начальником финансовой части, звание у тебя будет «интендант второго ранга» (соответствует современному воинскому званию «майор»). Времени у тебя два часа максимум.
— Но у меня жена и ребёнок…
— Возьми во дворе лошадь с тележкой и поторопись.
Так отец появился дома. «У нас времени две минуты, » — сказал он маме.
Мама схватила чемодан, что-то набрасала в него (потом этот фанерный чемодан, обтянутый чёрным дермантином, долго лежал на чердаке нашего дома в Риге), мы выскочили на улицу и отец погнал лошадь.
Не доезжая до вокзала, какая-то широкая улица была заполнена идущими людьми, которые несли чемоданы, узлы и прочие вещи (кто что успел схватить), поэтому мы двигались очень медленно.
Выехав на перрон и увидав вдалеке товарные вагоны (больше никаких поездов не было видно), отец, боясь опоздать, погнал лошадь поперёк рельсов. Как мы с мамой не вылетели из этой тележки, я просто ума не приложу. Подъехав к какому-то товарному вагону, из дверей которого кричали и махали руками люди, отец забросил чемодан и меня, подсадил маму и запрыгнул сам. Поезд тронулся…

0661cf797ed0e7b7373e75c3b5f975510

skidkabon.com Тюмень в 1941 году

Тюмень
И прибыли мы в далёкий тыл, в город Тюмень.
Госпиталь был расквартирован в каком-то административном здании, а мы жили в какой-то комнатушке километрах в двух от него. Назывался он эвако-госпиталь 3330 (э-г3330). Вот в нём и служили мои родители. Отец занимал должность начфина (начальника финансовой части), а мама работала библиотекарем (по военному времени должности достаточно скромные). О Тюмени осталось воспоминание огромного количества снега, морозов (до 40 градусов) и постоянного желания что-нибудь покушать. Родители уходили в госпиталь очень рано и возвращались затемно. Мама оставляла мне что-нибудь перекусить (с продуктами было туговато), что я и съедал через некоторое время, а ближе к вечеру, когда терпеть уже было невмоготу, иногда стучался к соседям и спрашивал, нет ли у них кусочка хлеба. Хлеб обычно давали, но очень маленький кусочек…
Вечером приходили из госпиталя родители и начинался праздник – мама варила кашу, овсяную. (Я этой овсяной каши за всю войну наелся столько, что сейчас даже смотреть на неё не могу. Жена на завтрак варит себе овсянку, а я манную кашу).
Как оказалось, сестра отца тётя Роза и её муж дядя Семён эвакуировались из Харькова этим же поездом и, более того, служили в этом же госпитале. Тётя Роза была терапевтом, а её муж занимал скромную должность провизора. (Через много лет уже после войны они жили в Перово, под Москвой. Дядя Семён всё так же работал провизором в Медсануправлении Московской ж.д., а тётя Роза — всё так же терапевтом, но в Кремлёвской поликлинике, и имела за свою работу Орден Ленина).

После Тюмени госпиталь был передислоцирован в город Рыбинск.

0_11b31d_2314ced2_-1-xl

ryb.ru Рыбинск в 1943 году

Рыбинск

Рыбинск расположен на слиянии трёх рек — Волги, Шексны и Черёмухи. Госпиталь располагался в каком-то административном здании, а мы жили в деревянном доме на окраине города (снимали комнату у какой-то старушки).
О Рыбинске остались самые страшные воспоминания. В Рыбинске были верфи, где строили торпедные катера. Немецкая авиация буквально засыпали город бомбами, стараясь разрушить эти верфи, причём бомбили преимущественно по ночам. Мы с хозяйкой во время бомбёжек почему-то выходили во двор, а хозяйка предварительно прятала в русскую печь самовар. На вопрос моей мамы, зачем она это делает, она отвечала, что если в дом попадёт бомба, то дом сгорит, а печь останется цела, а с ней и самовар (та простая мысль, что в этом случае от нас ничего не останется, ей почему-то в голову не приходила). Примерно в полукилометре от нашего домика находилось четырёхэтажное здание школы. Во время одной из бомбёжек оно было разрушено до основания в результате прямого попадания бомбы. Обнаружил я это во время прогулки на следующее утро.

64781171

Поселок Кулотино — uCoz

Кулотино

Кулотино – посёлок городского типа в Новгородской области (в то время небольшая деревенька). Сейчас уже не помню, в каком именно здании размещался госпиталь, мы же как всегда снимали комнату в каком-то домишке. Помню только что в госпиталь нужно было идти по мосту через небольшую речку. Здесь было хорошо, тихо, не бомбили и не стреляли…
Чем запомнилось Кулотино? Здесь меня отдали в детский сад. Пели какие-то песенки , учили какие-то стишки. Однажды повели нас в госпиталь и там мы выступали в палатах перед ранеными. Помню, что после этих выступлений каждому из нас был вручён кусок хлеба с маслом посыпанный сахаром. Это была фантастика!

800x600-e160c4cfcd0f7ef8c21e11f149b5dc64

Фото:Паломническая служба «К истокам». Валдай.

Валдай

Валдай – город в Новгородской области, расположен на берегу Валдайского озера. В этом городе госпиталь не разворачивался, по-видимому ожидалось наступление. Госпиталь – это воинская часть и у входа в здание должен стоять часовой. Как-то, подойдя к зданию, с большим удивлением обнаружил на месте часового свою маму. «Что ты здесь делаешь?»— спросил я. «Вот охраняю, ставят всех свободных по очереди,»— ответила она. «А где же твоё ружьё?» — поинтересовался я. «Вон стоит у стенки. Я боюсь его, как бы оно не выстрелило,» — сказала мама.

Помню, что как-то отправился я на рыбалку( теоретически я представлял себе, как это делается). Практически же рыболов-ный крючёк впился мне в левую ладонь и все попытки вытащить его только усугубляли ситуацию. Пришлось идти в госпиталь, разыскивать отца, который отвёл меня к хирургу. Сделали укол, надрезали ладонь и извлекли «снасть». Больше я рыбной ловлей не занимался никогда в жизни.
В Валдае я пошёл в школу, в первый класс. Мама сшила мне «кассу букв». Это такой кусок материи с карманчиками, в которые вставляются картонки с написанными на них буквами алфавита. Но проучился я в первом классе всего около месяца. Началось наступление, фронт двинулся вперёд , а за ним и наш госпиталь.

gallery_promo44945

Strana.ru Псков.

Псков

Следующим местом дислокации нашего госпиталя был город Псков. Помню огромное здание где-то на окраине города,которое почему-то называли «ворошиловские казармы». Большое помещение в этом здании было разделено на«комнаты». Сделано это было просто. Вдоль и поперёк этого помещения были натянуты верёвки, на которые были повешены простыни. В этих так называемых «комнатах» и проживалобслуживающий персонал госпиталя. По-видимому никакого жилья поблизости просто не было.
По всей вероятности в это время на фронте шли ожесточённые бои. Часто в госпитале объявлялся аврал (почему-

то в ночное время) и весь без исключения персонал отправлялся на вокзал для разгрузки прибывающих санитарных поездов.
Таких как я детей (моего возраста) было в госпитале человек 6-7 и начальник нашего госпиталя капитан Новицкий, чтобы мы не болтались под ногами, организовал для нас в часы затишья занятия и привлёк для этого санитарок. Помню учили нас сложению и вычитанию, учили читать и что-то писать.

08s

LoveOpium.ru Военный госпиталь СА

Германия

В возрасте 9 лет я попал за границу…Был апрель 1945 года и наш госпиталь был передислоцирован в Васточную Пруссию, в город Инстербург (будущий Черняховск). Профиль госпиталя изменился, теперь в нём лечили раненых пленных немецких солдат и офицеров. Территория госпиталя представляля собой квадратный квартал, обнесеный колючей проволокой.
Разумеется, бежать немци никуда не собирались, да и смысла не было, но по-видимому в это время были такие правила.
Запомнился отвратительный вкус хлорки. Если хотелось пить, то нужно было бросить в стакан воды таблетку хлорки (опасались инфекции, какой-нибудь заразы или вредительства – такие случаи были).
Прибывающих раненых немцев укладывали на носилках во дворе.Были они в мундирах и со всеми наградами. У каждого под головой находился ранец, отделанный телячей кожей, предмет нашего (мальчишек) жгучего интереса. Дело в том, что
практически в каждом ранце обязательно лежал или фонарик, или перочинный ножик, или и то и другое. Фонарики у них были 4-х цветные (белый, красный, синий и зелёный) – просто мечта… И ножики у них тоже были хорошие. Ручки отделаны слоновой костью и сталь хорошая.
Мы высматривали дремлющего, или лежащего без сознания немца и без тени смущения приступали к мародёрству. Нужно было очень, очень осторожно просунуть руку в ранец, нащупать там предмет нашей мечты, извлечь его и быстро спрятать в карман. Если ещё учесть, что сновавшие около раненых немцев санитарки, зная о нашем «промысле», гоняли нас, то это была опасная и ювелирная работа.
До войны отец окончил Харьковский Университет народного хозяйства, а перед этим три курса хоро-дирижёрского отделения Харьковской консерватории, поэтому он решил организовать в госпитале художественную самодеятельность. Хор собрал из медсестёр, а аккомпанировал на аккордеоне выздоравливающий немец. Несколько позже была даже поставлена пьеса по мотивам опереты «Свадьба в Малиновке». Этот самодеятельный коллектив разъезжал с «гастролями» по различным воинским частям и его выступления неизменно пользовались успехом.
Я родился и большую часть своей жизни прожил в Советском Союзе, поэтому помню все праздники и отмечаю многие из них. Самым важным, самым главним и самым светлым праздником для меня является День Победы.

 

Вечером 8 мая 1945 года мы узнали, что кончилась война… Даже сейчас, по прошествии многих лет, когда я вспоминаю этот день, у меня перехватывает дыхание и выступают слёзы, слёзы радости и счастья… Мы ужинали и вдруг на улице раздались беспорядочная стрельба и крики. Отец, мама и я бросились к окну. Люди кричали, обнимались и плакали, у кого было оружие, стреляли в воздух. Люди кричали: «Всё, всё кончилось, кончилась война!»
У отца был пистолет ТТ. Всю войну он проносил его в кобуре и не сделал ни единого выстрела, хотя еженедельно разбирал его, чистил и смазывал. Отец выхватил из кобуры пистолет и выпустил в небо две обоймы…
Вскоре приказом коменданта города в Инстербурге была создана школа для детей, которые прошли со своими родителями всю войну, и первого сентября я пошёл учиться. Меня приняли во второй класс, так как я уже знал основы арифметики и умел читать по складам. (Спасибо начальнику нашего госпиталя капитану Новицкому). Однако и на этот раз учился я всего три месяца, в декабре 1945 года мои родители демобилизовались.

000zx0wf

sahallin — LiveJourna Москва. День Победы 9 мая 1945 года

Москва

До войны отец работал в каком-то учереждении, которое находилось в ведении Народного Комисариата химической промышленности СССР, и, кроме того, он был членом партии.

Поэтому для решения вопроса о его трудоустройстве мы и поехали в Москву.
В Москве мы остановились у маминого старшего брата дяди Миши, который жил на улице Кирова, недалеко от станции метро Кировская. Жил он в коммунальной квартире в маленькой комнате с женой тётей Лизой и дочкой, т.е. моей двоюродной сестрой Норой.
Дядя Миша, по рассказам мамы, был вообще интересный человек. Во время Гражданской войны он был призван в Белую армию, но там ему что-то не понравилось и он перебежал в Красную армию. После окончания Гражданской войны он где-то работал и, очевидно, хорошо, потому что его всё время продвигали по службе. Так, например, он принимал участие в организации и оснащении экспедиции Папанина на Северный полюс.
Когда мы приехали в Москву он с женой был в Берлине, работал там в Группе Советских Войск в Германии, а их дочка, т.е. моя двоюродная сестра, Нора жила в Москве. Комната в Москве была маленькая, поэтому мы попеременно жили то в Москве, то под Москвой в Перово у сестры отца тёти Розы. У них с дядей Семёном комната была побольше..
В Наркомате химической промышленности СССР отцу предложили работу в Риге или в Ташкенте, на выбор. Отец решил поехать и посмотреть, что за города и каковы условия жизни и работы. Через неделю мы получили от него письмо из Риги, в котором он писал, что город ему очень понравился, чистый и красивый, и что он решил в Ташкент вообще не ехать.

Где-то в январе 1946 года мы были уже в Риге.

hqdefault

YouTube Рига в 1946 году

Рига

Учереждение, в котором стал работать отец, называлось «Главрезиносбыт» и находилось в Риге на улице Дзирнаву (Мельничной) в доме 107. Первые три месяца мы жили в гостиннице Балтия, рядом с Домским собором. В марте месяце «Главрезиносбыт» переехал в другое помещение, а нам дали квартиру на втором этаже здания, в котором он раньше располагался, т.к. это был в принципе жилой дом.
Всё лето и осень 1946 года я проболел, у меня нашли целую кучу болячек – гланды, бронхит, бронходенит, плеврит и что-то ещё.Сначала лечили в больнице, а потом в санатории в Сигулде (50 км. от Риги).
В санатории первые несколько недель мне был прописан постельный режим. Лежать целый день и смотреть в потолок было крайне не интересно. Однажды я обратил внимание, что что-то мешает мне лежать, я полез под простыню но ничего не обнаружил. Это «что-то» лежало внутри матраса. Я разорвал в этом месте матрас и обнаружил небольшую книжку. Она называлась «В небе Советской Латвии». Автором был Иван Кожедуб – известный лётчик, трижды Герой Советского Союза. Читать я не любил, хоть и умел. Я стал рассматривать фотографии, а потом понемножку начал читать и уже через некоторое время не мог оторваться. Так я «заболел» чтением. Заболел на всю жизнь.

Кормили нас в санатории хорошо и разнообразно, но на завтрак каждый день была яичница и это в течение трёх месяцев. Мы так привыкли к этому, что даже представить себе не могли что-нибудь иное.
В сентябре 1947 года я в третий раз пошёл учиться (как я писал выше в первый раз это было в Валдае, второй раз в Инстербурге). На этот раз это была Первая железнодорожная школа г. Риги.
Меня взяли в третий класс, который вместе с ещё двумя классами после первой четверти почему-то перевели в соседнюю 28 школу. Школа была латышская, а наши три класса были русскими. Помню, что учиться было интересно, и я закончил третий класс с Похвальной грамотой. После этого родители перевели меня в четвёртый класс 77 семилетней школы, которая впоследствии стала 23 средней. Находилась она на улице Акас.
В пятом классе вступил я в пионеры и меня даже выбрали звеньевым. Как-то вызывает меня старшая пионервожатая и говорит: «У нас в школе работает комиссия из Районного отдела народного образования, останься после уроков с тобой будут беседовать». После уроков заходит в класс тётя и говорит: «Ну расскажи, как у вас в классе ведётся общественная работа?»
Я ей и говорю: «У нас в классе никакая общественная работа не ведётся. Мы просто учимся.» На следующий день меня снова вызывает в пионерскую комнату старшая пионервожатая и жёстко и взволновано пытается объяснить мне, что я дебил. Яеё молча и внимательно выслушал, но в душе с ней не
согласился, ведь я же правду сказал, ведь пионер врать не должен…
Когда я учился в восьмом классе родители подарили мне фотоаппарат и фотография стала моим увлечением и моей страстью на всю жизнь.Закончив школу я решил стать кинооператором и поехал в Москву, чтобы поступить во ВГИК( Всесоюзный Государственный институт кинематографии) на операторский факультет.
Я сдал вступительные экзамены (практическая съёмка и теория фотографии, ещё нужно было сдавать сочинение и ещё что-то, сейчас уже не помню), сравнил свои работы с работами других претендентов, которые поступали уже не первый раз, и понял, что при существующем конкурсе (25 человек на одно место) шансов поступить у меня ноль. Я пошёл в приёмную комиссию, забрал документы и уехал в Ригу.
Поступать в какой-либо другой ВУЗ было уже поздно, да я и не представлял себе, какой другой специальностью я хотел бы овладеть… Проблема решилась сама собой – в октябре месяце я получил повестку из военкомата.

57

Fresher

Советская Армия

В военкомат нужно было явиться остриженным наголо, но я не постригся, накануне вечером у нас дома собрались мои друзья и устроили мне проводы. Когда утром я явился в военкомат, то принявший меня офицер встретил меня криком: «Почему не
постригся, марш в парихмахерскую , вот мы отправим тебя служить на Дальний восток!» А я подумал: «Как мне повезло, посмотрю мир!» Когда, остригшись, я вернулся в военкомат у меня было прекрасное настроение и это очевидно заметил этот офицер, который произнёс: «Что, обрадовался. А вот чёрта с два! Останешся служить здесь в Латвии.»
Я попал в 43 Гвардейскую Латышскую Рижскую стрелковую дивизию в 121 Гвардейский Стрелковый полк, который располагался около городка Добеле. Вскоре эта дивизия была расформирована, и я попал в 186 Гвардейский артиллерийский полк, т.е. стал я артиллеристом. Так как у меня было среднее образование, меня зачислили в полковую школу, которую я через год окончил с отличными оценками, и меня оставили в этой же школе в качестве преподавателя в звании младшего сержанта.
За год до демобилизации (я был уже старшим сержантом) начальник школы подполковник Рудь предложил мне (именно предложил, что меня удивило, т.к. такие должности обычно занимали военнослужащие сверхсрочной службы) занять должность старшины полковой школы. Я согласился, однако напомнил ему, что когда мы готовились к выпускным экзаменам, он сказал, что те, кто сдаст экзамены только на «отлично», получат кратковременный отпуск, я же не получил.
— А вот примешь новое пополнение и через три месяца дам тебе отпуск,— сказал подполковник. Своё слово он сдержал.
Из отпуска я привёз свой фотоаппарат и портативный фотоувеличитель. В своей каптёрке (для несведущих – это нечто вроде кабинета старшины) я оборудовал себе фотолабораторю и в течение года до демобилизации занимался фотографией (естественно на армейкую тему но снимал и пейзажи). Некоторые мои работы были опубликованы в газете Прибалтийского военого округа «За Родину.»
Был однажды такой случай. В соответствии с занимаемой должностью мне положено было иметь личное оружие пистолет ТТ. Находился он в пирамиде (так в армии называют шкафчик для оружия), а пирамида эта находилась в штабе полка.
Как-то раз часа в 4 утра объяаили в полку боевую тревогу. Полк «поднялся» по тревоге и выехал на учения, а полковая школа сменила караул. Я по сигналу тревоги, как это и было положено, сбегал в штаб, взял свой пистолет, патроны, снарядил обе обоймы, сунул его в кобуру и повесил её на ремень. Было это летом и дни были на редкость жаркими. Через несколько часов мне надоело всё время таскать на ремне эту тяжесть (не то чтобы сильно надоело, а было как-то непривычно, до этого моим штатным оружием был автомат Калашникова). Не долго думая я спрятал пистолет в своей каптёрке, а в кобуру натолкал газету.
Встречает меня наш начальник полковой школы подполковник Рудь:
— А покажи-ка ты мне, старшина, своё личное оружие,—говорит он.
Я начинаю мяться и что-то бормотать, а сам думаю: «Ну и глаз у него».
— Ну и из чего ты будешь стрелять, если понадобится?—саркастически спрашивает он.
— А что, разве понадобится?—нагло интересуюсь я.
— Не болтать! Газету выкинуть! Личное оружие туда, где ему положено быть, на то оно и личное. Выполнять!
— Слушаюсь!—ну думаю, легко я отделался.
В ноябре 1958 года меня демобилизовали, и я поехал домой в Ригу. Поступать куда-либо учиться было поздно, и я пошёл работать в Рижскую Образцовую типографию фотографом.

0_13d96b_581af027_xxl

Photo_stalk — LiveJournal РЭЗ

РПИ и РЭЗ

В это время в Риге был открыт Рижский Политехнический институт. Будучи абсолютно не уверен в том, что моя вторичная попытка поступить во ВГИК увенчается успехом, я решил готовиться к поступлению в РПИ на электро-энергетический факультет. Я уволился из Образцовой типографии и подал документы в приёмную комиссию РПИ.
В августе1959 года я успешно сдал вступительные экзамены и был зачислен на первый курс электро-энергетического факультета РПИ, на дневное отделение.
Однако, в то время существовало правило, в соответствии с которым на дневное отделение первого курса могли быть зачислены только студенты, которые имели некоторый стаж работы. Не имеющие такого стажа зачислялись на вечернее отделение и должны были в течение первого курса работать, а при переходе на второй курс их переводили на дневное отделение.
Мою трёхгодичную службу в армии стажем работы не посчитали и направили меня работать на Рижский Электромашиностроительный завод (РЭЗ), а в отделе кадров РЭЗа меня направили работать слесарем в Электроцех.Мне повезло, в этом цеху занимались изготовлением нестандартного и испытательного оборудования для всего завода, и коллектив был очень хороший.
Должен сказать, что эта работа оказалась для меня очень полезной. Я ознакомился практически со всеми видами производства на заводе. Когда же мне нужно было сдавать экзамен по технологии производства, то я к нему даже не готовился, а на экзамене просто рассказывал, что видел и что хорошо знал.
Когда я окончил первый курс, в институте был создан новый факультет – Факультет Автоматики и Вычислительной техники. На новый факультет можно было перейти с электро- энергетического, но был конкурс оценок. Так как все экзамены за первый курс я сдал на «отлично», то меня перевели вне конкурса.С первого сентября 1960 года я уже был студентом дневного отделенитя нового факультета.

orig_5797223067

От РНИИРП до BSI |

Работа

В марте месяце 1962 года скончался мой отец. В это время я заканчивал третий курс, мама моя работала, но зарплата её бы- ла более, чем скромная. Даже с учётом моей степендии денег на жизнь стало катастрофически не хватать (отец зарабатывал в два с половиной раза больше, чем мама, и теперь наш жизненный уровень резко снизился). Я решил с четвёртого курса перейти на вечернее отделение и пойти работать. Думал найти работу в какой-нибудь мастерской, ведь профессии у меня никакой не было, а работать руками я любил. Однажды ходил по городу целый день и спрашивал, не требуется ли работник, но везде получал веж ливый отказ. И вот возвращаюсь я домой, весь из себя расстроенный, встречаю знакомую и рассказываю ей о своих проблемах, а она мне говорит, что работает она на заводе «Латвэнерго» в конструкторском бюро, но на территории этого завода есть ещё одно конструкторское бюро, которое подчиняется администрации завода, но тематически с продук- цией завода не связано, а занимается какими-то интересными делами.
— Попробуй поискать удачи там, поговори с начальником этого конструкторского бюро, зовут его Иоган Моисеевич Гимельштейн,—сказала она мне.
Прямо с утра поехал я на этот завод, на проходной сказал, что мне нужно видеть Иогана Моисеевича Гимельштейна. С проходной куда-то позвонили, через несколько минут пришла женщина и отвела меня прямо в кабинет Гимельштейна.

Я рассказал ему, кто я такой, поведал о всех своих проблемах и достаточно нагло заявил, что хочу работать в этом КБ. Он поинтересовался, как у меня дела с черчением, на что я с чистой совестью ответил , что начиная со школы у меня по черчению только отличные отметки (это действительно так).
Иоган Моисеевич сказал, что он согласен взять меня на работу, но решение может принять только директор завода.
А ещё он сказал, что было бы хорошо, если бы кто-нибудь меня порекомендовал. Вот это был вопрос, я даже представить не мог, кто смог бы меня порекомендовать.
И тут я вспомнил о своей приятельнице, которая дала мне совет обратиться к Гимельштейну. Звали её Валя. Я хорошо знал эту семью. Её муж окончил механический факультет РПИ и после этого работал секретарём комсомольской организации на за- воде РЭЗ, когда я учился на первом курсе. Звали его Боря Пуго.(Будущий Председатель Комитета Государстенной безопасности ЛССР, будущий Министр Внутренних дел СССР ,будущий член ГКЧП, покончивший с собой, не примерившись с пре- дательством и обманом Президента СССР Горбачёва). В то время он работал вторым секретарём Октябрьского райкома комсомола.
Я пошёл в райком, зашёл в первый же кабинет и спросил у си- девшего за столом парня, где мне найти Борю Пуго.
— Его сейчас нет, он сейчас в Хельсинки на Фестивале молодёжи и студентов, — ответил мне парень, а что тебе нужно?
Я коротко рассказал ему о себе и изложил суть вопроса. Парень молча снял телефонную трубку, набрал номер и произнёс:
— Здравствуйте! Я первый секретарь Октябрьского райкома комсомола. Октябрьский райком комсомола рекомендует Вам принять на работу комсомольца Розенберга Эрнеста Моисеевича. Я лично ручаюсь за него.
А потом, обращаясь ко мне, произнёс:
— Я разговаривал с директором завода, иди работай. Счастливо тебе!
Я немедленно помчался на завод и зайдя в кабинет Гимельштейна, выпалил:
— Иоган Моисеевич, только что вашему директору звонили из райкома комсомола и рекомендовали меня.
— Идём к директору прямо сейчас,— сказал он.
Когда мы зашли в кабинет директора, не успел Гимельштейн открыть рот, как директор сказал:
—Знаю, знаю, уже звонили,- и затем, обращаясь ко мне, произнёс:
—Моя фамилия Орлов, я директор, на этот пост меня поставила партия, я администратор и мне нужны хорошие и толковые инженеры. Работать и учиться по вечерам нелегко, многие не выдерживают и бросают учёбу. Будешь учиться плохо или бро- сишь институт – выгоню с работы и никакой профсоюз не поможет. Сдашь сессию – зачётку мне на стол. Всё, иди работай.
Так я начал работать младшим техником в Головном Специ- альном Конструкторско –Технологическом Бюро (ГСКТБ).
Проблемы, которыми занималось это бюро, были очень интересными, и коллектив тоже был хороший. Относились ко
мне очень доброжелательно, в особенности мой непосредственный начальник Витя Горенко, да и другие конструкторы: Володя Сорокин, Рудик Полетаев, Лёва Авдотьев. Начальником нашего отдела в то время был Владимир Ильич Андреев, один из лучших конструкторов Риги, у которого я научился многому, что пригодилось и понадобилось мне в работе и в жизни впоследствии.
Каждый раз, сдав очередную сессию, я приносил и показывал директору свою зачётную книжку и каждый раз после этого по- вышалось моя должность – техник, старший техник, инженер
.Через некоторое время на базе нашего конструкторского бюро и ешё нескольких организаций был создан Рижский Научно-Иссле- довательский Институт Радиоизотопного Приборостроения (РНИИРП).

rizhskiji_nauchno-issledovatelmgskiji_institut_radioizotopnogo_priborostroenija_rniirp

Мой Aucland
Мне очень повезло, работа в институте была интересная, бывали сложные задачи, бывали и неудачи, и радости, когда удавалось решить сложную проблему.
.Одно из изделий, которые я разрабатывал, экспонировалось в Москве на Выставке Достижентй Народного Хозяйства (ВДНХ) в павильоне «Атомная энергия» и я был удостоен Серебряной медали. Ещё одно моё изделие несколько позже так же демонстрировалось на ВДНХ в экспозиции, посвящённой достижениям науки и техники.
За время работы в институте я получил пять авторских свидетельств на изобретения, четыре из которых были внедрены в СССР, а одно в Индии на Бхилайском металлургическом комбинате. Мне даже была перечислена какая-то сумма в инвалютных рублях, на которую мы с женой купили в специализированном магазине хорошую стиральную машину и ещё какие-то мелочи.
В отделе, в котором я работал, был коллектив туристов-байдарочников и каждый год мы совершали байдарочные походы по рекам Латвии. В этих походах учавствовали и дети сотрудников. В общем хорошее это было время…
Я проработал в институте 28 лет, последняя моя должность – ведущий инженер. За время работы, будучи в командировках, я побывал в крупных промышленных центрах СССР: Череповце, Перми, Челябинске, Минске, Лысьве, Джезказгане, Темир-Тау, Усть-Каменогорске, Качканаре, Свердловске, Новокрамоторске. В Джезказгане даже спускался в шахту на глубину 800 метров. В Свердловске пришлось побывать несколько раз. В один из них пришлось пообщаться с Борисом Ельциным, будущим Президентом России. В то время он занимал должность заместителя директора НИИТЯЖМАШа УРАЛМАШЗАВОДА.
Я руководил разработкой одного из изделий, предназначенного для контроля толщины холодного стального проката, НИИТЯЖМАШ занимался проектированием прокатных станов, а УРАЛМАШЗАВОД изготавливал эти прокатные станы. В процессе разработки мне нужно было оформить документ, который назывался «Карта уровня и качества продукции». Этот документ должен был быть утверждён директором нашего института (т.е. «исполнителем») и согласован с НИИТЯЖМАШем (т.е. «заказчиком»). Именно поэтому я и   полетел на этот раз в Свердловск. Документ этот был чистой формальностью, но таков был порядок.
Захожу в приёмную, объясняю секретарше, кто я такой и зачем прибыл. Секретарша заходит в кабинет, секунд через 5—7 выходит и говорит: «Пожалуйста, проходите.»

znakcom-1089675-580x348

Znak.com Свердловск.
Кабинет огромный, за столом сидит Ельцин, подхожу ближе:.
– Здравствуйте Борис Николаевич.
Ельцин встаёт из-за стола.
— Ну, здравствуй,— протягивает мне руку каким-то особым «партийным» жестом,— ну, где тебе что подписать, понимаешь.
— Вот здесь,- протягиваю я документ.Ельцин хватает авторучку…
—Нет, нет,—успеваю проговорить я,— это калька её нужно подписывать тушью.
—Где ж я тебе возьму эту тушь.
—Попросите у секретарши.
Ельцин нажимает какую-то кнопку и произносит:
—Слушай, принеси мне тушь, понимаешь.
Секунд через 10 секретарша заносит пузырёк с тушью и ручку.
Ельцин подписывает документ, протягивает его мне.
— Ну, будь здоров, понимаешь..
. В следующий раз я увидел его на экране телевизора.
А потом наступила перестройка, Латвия стала независимым государством, и наш институт стал ей абсолютно не нужен.
В 1993 году мы с женой отправили наших детей на учёбу в Израиль на полное государственное обеспечение, а в 1996 году переехали и сами. Инициатором всего этого была моя русская жена.
Дети получили образование и хорошие специальности – сын инженер-электронщик, дочка – медсестра. Мы с женой сейчас уже пенсионеры, государство выделило нам замечательную квартиру, за которую мы платим в месяц столько, сколько стоят три пачки сигарет.

petahtikva_2

IzRus Петах-Тиква.
Живём и радуемся внукам…

Израиль, ноябрь 2016 г.

Иллюстрация: Хабрахабр

Поделиться.

Об авторе

Ernest Rozenberg

Прокомментировать

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.