Пути евреев в Эрец-Исраэль в XX веке были причудливы и разнообразны. Иногда переправкой евреев, решившихся на алию, занимались сионистские организации, а иногда отдельные граждане, сами никогда в Земле Обетованной не бывавшие, но решившие помочь в этом другим.
История Шмуэля (Мульки) Иоффе — один из маленьких фрагментов этого огромного пазла. Его нога так и не ступила на землю, о которой он мечтал всю жизнь, но благодаря его деятельности более 400 евреев получили возможность начать новую жизнь. Собрать эту историю нам удалось благодаря архивным материалам проекта J-DOC.
Сионистская молодость в Латвии
Мулька Иоффе родился в 1918 году в Риге. Еще будучи школьником, он вступил в социалистическую организацию «Ха-шомер ха-цаир» («Юный страж»). Когда в 1930 году организация раскололась, Иоффе вместе со многими другими латвийскими подростками стал участником движения «Нецаха», сохранившее приверженность идее возвращения евреев в Эрец-Исраэль и труду в кибуцах. Он был среди наиболее активных членов движения — неоднократно сопровождал посланцев из Палестины, организовывал спортивные мероприятия и летние лагеря.
15 мая 1934 года премьер-министр Латвии Карлис Улманис совершил военный переворот. Все сионистские движения были распущены, а их активисты были вынуждены «уйти в тень». В условиях диктатуры Улманиса (1934–1940) им пришлось работать нелегально. Три года Иоффе отслужил в латвийской армии. Вернувшись, он занял место в руководстве «Нецаха».
К началу Второй мировой войны евреи Латвии оказались разобщены. Неприятие фашизма привело многих из них в ряды сторонников СССР. И, когда 17 июня 1940 года Советский Союз аннексировал Латвию, им предоставилась возможность стремительного карьерного взлета. Очень многие вступили в компартию. А сионисты оказались в затруднительном положении: любые проявления национализма при советской власти стали опасными. В еврейских школах и гимназиях иврит как язык преподавания был заменен на идиш. Из библиотек были изъяты книги на иврите, да и книги на идиш подверглись цензуре.
Основной задачей перешедших на нелегальное положение сионистов стало сохранение сионистской литературы и обмен информацией о том, что делается в Палестине и еврейском мире. Члены ячеек проводили встречи, на которых выступали с докладами и обзорами. Вскоре начались массовые аресты и депортации латвийских граждан, среди которых было немало евреев. Им, помимо «буржуазного происхождения», вменялся в вину еще и сионизм.
Рижский сионист в партизанском отряде
Германия оккупировала страны Балтии в течение первой недели вторжения в Советский Союз. 75 тысяч латвийских евреев оказались под властью нацистов. Спастись удалось совсем немногим — тем, кто сумел в первую же неделю войны бежать на восток. Мулька Иоффе вместе со своим товарищем по движению Гамлиэлем Блаушильдом покинули Ригу 27 июня 1941 года.
«Я вышел на улицу поискать товарищей, но никого не нашел, — вспоминал впоследствии Блаушильд. — После обеда дозвонился до Мульке Иоффе. Встретились мы тем же вечером и отправились пешком в северном направлении. Затем нам удалось сесть на поезд и доехать до границы Латвии и Эстонии. Там мы узнали, что на месте организуется партизанский отряд, и присоединились к нему. Наш взвод насчитывал 20 человек. Мульку уже на следующий день назначили пулеметчиком. Спустя несколько недель нам сказали, что отряд присоединяется к Красной Армии и получит советское оружие. В один из дней нам было поручено атаковать немцев. Пулеметный взвод, занявший передовые позиции, тут же попал под обстрел. Я был ранен первым. Мулька подполз ко мне, чтобы оказать помощь, и тоже был ранен».
Оправившись от ранения, Мулька попросился в Красную Армию, но в первые месяцы войны выходцев из стран Балтии в армию не брали. Выздоравливающего Мульку эвакуировали в Ашхабад. Здесь он решил организовать группу евреев, которая через иранскую границу отправилась бы в Эрец-Исраэль.
«Ташкентская коммуна»
В Кирове находилось эвакуированное правительство Латвийской ССР, а при нем был создан центр по розыску родственников беженцев из Латвии. Этим каналом пользовались также участники сионистского движения, искавшие друг друга.
В Кирове Мулька получил адрес своего ближайшего товарища по «Нецаху» Яки (Якова) Яная. Вместе кружным путем они добрались до Ташкента. Там уже существовала довольно крупная еврейская община, однако прописаться в городе было очень сложно. Друзья нашли выход из положения, поступив в местные вузы. В конце 1941 года Иоффе поступил в Политехнический институт, а Янай – в консерваторию.
За время подготовки к уходу в Эрец-Исраэль Иоффе и Янаю удалось собрать довольно большую группу, которую иногда называли «Ташкентской коммуной». Ее главной задачей было обеспечение товарищей продовольствием. Сердцем «хозяйственной деятельности» коммуны был Мулька: благодаря ему члены группы смогли устроиться на хорошие должности — в столовых, в охране магазинов и т. п. Они выносили из столовых по чуть-чуть муки, овощей, остатки супа, распределяли между всеми членами коммуны. Кража еды не казалась им смертным грехом. Яки писал другу:
«Поверь мне, что я заметно переменился. Я уже не считаю зазорным преступить заповедь «Не укради!», если речь идет о куске хлеба или нескольких картофелинах. Я не считаю это слабостью, это способ выжить, что теперь важнее для меня, чем когда-либо раньше. Если мы не собираемся сжечь наше прошлое, надо понять, что это необходимо для нашего будущего».
Одновременно с этим Иоффе не оставлял попыток наладить связи с разбросанными по всей стране рижскими друзьями. Если их не удавалось переправить в Ташкент, то коммуна старалась поддерживать их письмами и посылками. Они направлялись не только друзьям по Риге, но и заключенным евреям — узникам Сиона из Латвии. Некоторых участников движения удалось перевезти в Ташкент: так туда прибыл демобилизованный по инвалидности Гамлиэль Блаушильд, с которым Мулька расстался после ранения в Эстонии.
Встреча с солдатами Еврейской бригады
В конце 1943-го Иоффе переехал в Москву, а через год вернулся в освобожденную от нацистов Ригу, где продолжил деятельность по переправке евреев в Палестину. Тогда стало известно, что находящиеся в СССР польские граждане имеют право на репатриацию в Польшу. Иоффе понял, что, воспользовавшись неразберихой, таким образом могут выбраться из Советского Союза и другие евреи. Летом 1945 года он сам пересек советскую границу. Этой возможностью он был обязан члену «Бейтара» и своей однокласснице Рае Розенкович. У Раи нашелся друг-поляк, предложивший включить ее и нескольких ее друзей в список живших в Латвии польских граждан. За приличное вознаграждение их с Мулькой включили в список, и они отправились в путь.
«В разрушенной Варшаве Мулька сразу отправился на поиски евреев, — вспоминала впоследствии Розенкович. — Через несколько часов он вернулся сияющий: «Есть евреи, есть община, есть организация «Бриха» («Побег»)».
Но задерживаться в Варшаве было опасно. Мулька и Рая смогли присоединиться к колонне греческих евреев, отправлявшихся в Грецию. Вместе с ними они добрались до Чехословакии, в Братиславе оторвались от колонны и направились в Австрию. Через границу переехали нелегально, на крыше вагона, однако по ошибке оказались в советской оккупационной зоне, где их чуть не арестовали. Добравшись до Линца, Мулька и Рая смогли выправить себе австрийские документы.
«Там мы впервые услышали, что в Австрии находятся еврейские солдаты из Палестины, — вспоминала впоследствии Розенкович. — Мы стали на перекрестке и принялись громко кричать вслед каждой проезжавшей мимо машине. И однажды, когда мы крикнул «Ацор!» («Стоп!»), машина остановилась. Я не смогла удержаться от слез».
Солдаты Еврейской бригады британской армии помогли друзьям перебраться в Италию, где им пришлось расстаться. Раю Розенкович задержали на границе, а Мулька благополучно добрался до Милана. Там он получил форму солдата Еврейской бригады.
«Я не мог спастись сам и оставить позади сотни беспомощных людей»
В Милане в этой время уже действовал центр «Мерказ ха-гола», принимавший еврейских беженцев. Активисты организации потом рассказывали, что Мулька произвел на них сильное впечатление: именно от него они узнали о судьбе латвийского еврейства. Иоффе настаивал на том, что необходимо срочно организовать репатриацию активистов сионистских движений и их родных.
По настоянию Мульки лидеры «Брихи» приняли решение помочь репатриации евреев Латвии. Но каково же было их удивление, когда вместо того, чтобы отправиться в Палестину, где уже жили его сестра и товарищи, или хотя бы остаться в Италии, Иоффе предложил себя в качестве руководителя операции в Латвии. Человек, только что с риском для жизни вырвавшийся из СССР, добровольно вызвался вернуться. Мулька утверждал, что никто лучше него не знает советские реалии и возможности перехода границы. Так он писал своему другу в Палестину:
«Ты, наверное, еще немного помнишь меня и понимаешь, что я не мог спастись сам и оставиит позади сотни беспомощных людей. Я понимаю, что мне грозит. Но я не могу успокоиться, пока не сделаю все, чтобы спасти тех, кто остался, даже если для этого мне придется вернуться в берлогу дикого зверя, откуда неизвестно, удастся ли мне еще выбраться живым».
В начале ноября 1945 года Мулька прибыл из Милана в Лодзь, где ему выправили «чистые» документы и разработали пути переправки евреев из Латвии в Польшу. Перейдя границу, он обосновался в Вильнюсе, откуда уже выехали многие литовские евреи. В Риге за дело взялся Яков Янай. Он собирал группы, которые должны были пробраться в Вильнюс. Там пребывание без прописки было опасным, и по нескольку дней, а иногда и недель, люди прятались по частным домам.
Переправка из Вильнюса в Лодзь была самой рискованной частью операции. Мулька снабжал своих подопечных фальшивыми документами как бывших польских граждан. За это приходилось платить самым разнообразным посредникам. Даже достать билеты на поезд из Латвии в Литву было делом сложным и требовало командировочных удостоверений, надо было платить за аренду квартир и комнат («подпольных гостиниц»), где прятались в ожидании выезда группы беженцев.
Переход советской границы, как правило, планировать заранее не удавалось. Иногда группа получала приказ собраться за час-два до выезда из города. Мулька и Яков старались выправлять всем документы как «семьям» и, по возможности, покупать для них целые купе, чтобы не вызывать подозрений соседей по поводу незнания этими «поляками» польского языка.
Темп выезда евреев из Риги превзошел все ожидания. Сперва казалось, что речь идет о десятках молодых активистов еврейских движений, но вскоре стало понятно, что счет идет уже на сотни. При этом организаторы побега, отправляя своих родных, друзей и знакомых в Эрец-Исраэль, оставались в СССР.
Арест, побег и снова арест
В мае 1946 года Иоффе смог выехать в Польшу, чтобы вернуться с деньгами для своей организации. Повторное пересечение советской границы чуть не окончилось катастрофой. Мулька ехал под видом солдата, возвращающегося в СССР. Но в Бресте пограничники обнаружили несоответствие в показаниях Мульки и документах, которыми он был снабжен. Мульку арестовали. В чемодане с двойным дном у него были спрятаны полученные в Лодзи 2000 долларов. Просидев в тюрьме двое суток, Мулька бежал, бросив деньги.
Рассказывает Яков Янай: «Как-то ночью я проснулся от стука в окно подвала, где мы тогда жили. Открыв окно, я с удивлением увидел влезающего в дом через него Мульку. Он был усталый и измученный, грязный и закопченный до неузнаваемости. Лицо его было покрыто сыпью. Он тут же сказал: “Слава Богу, пронесло! — Умыться и спать…” Потом он рассказал, как было дело: восемь дней он просидел под арестом. Перед тем, как отправить его в тюрьму, два тюремщика повели его в баню. Там он каким-то чудом умудрился в темноте выскользнуть через щель в заборе, а затем сумел скрыться от патрулей. Незамеченный, он добрался до вокзала, увидел товарный состав, груженый углем, и залез на платформу, где сидели беспризорники. Вместе с ними, спрятавшись в груде угля, он добрался до Вильнюса».
В Вильнюсе до конца лета 1946 года процесс вывоза евреев проходил практически без срывов. Из Риги тоже удалось вывезти почти всех, кто этого хотел. 22 сентября двумя группами Муля, Яки и их товарищи решили вернуться в Польшу. Меняя поезда, сутками скрываясь на маленьких станциях, большинство смогло пересечь границу. Но Мульку все же арестовали.
«Мы оба вошли в тюрьму в приподнятом настроении, — вспоминал впоследствии Янай. — Арест в какой-то степени избавил нас от напряжения. За нами уже не гонятся. Свою задачу мы выполнили. Сотни евреев переправлены в Польшу, по пути в Эрец-Исраэль».
Яная и Йоффе отправили в Москву на Лубянку. Ночные допросы, лишение сна сутками, побои, одиночные камеры, отсутствие информации о друзьях… Тактика Мульки заключалась в том, чтобы рассказывать во всех подробностях о том, чего и в помине не было: так, он сочинял длинные истории о своей подпольной деятельности в Мюнхене, Париже, Лондоне, что путало следователей и создавало им дополнительную работу.
Через год после ареста, в сентябре 1947 года, Якова Яная и Шмуэля Иоффе приговорили к 25 годам заключения. На пути из Москвы в Горький они встретились еще раз: в переполненное купе столыпинского вагона, в котором находился Яки, вдруг ввели Мульку. Около 30 часов они провели вместе. «Эта встреча была как бы перстом Божьим», — вспоминал Яков.
«Я ни о чем не жалею»
Мулька отбывал заключение в лагерях с особо строгим режимом: Печора, Абезь, Джантуй… Долгие годы он вынашивал планы побега. Последний раз проект дошел до стадии паспорта, который сделала для него в Риге сестра Рут. Однако и этот план провалился — в конце 1953 года Мульку перевели в Читинскую область.
В начале 1954 года здоровый и крепкий Иоффе решил привести в действие свой старый план: он знал, что заключенный, состояние здоровья которого внушает опасения за его жизнь, может быть освобожден по решению местного суда. Мулька объявил голодовку. Через год приехавшая к нему в лагерь Рут увидела брата: «Передо мной стоял скелет, не то живой человек, не то призрак, — вспоминала она. — Только глаза оставались Мулины. Мне рассказали, что перед свиданием произошло тяжелое происшествие. Муля приготовил для меня несколько записок. Надзиратели заподозрили неладное, раздели его, обыскали и обнаружили записки. Муля попытался проглотить записки и был жестоко избит. Таким его привели на свидание — высохшим, избитым, совершенно потрясенным».
Состояние здоровья Иоффе было таким, что лагерный главврач дважды подписывал рекомендацию об его освобождении. Но начальник лагеря эти рекомендации проигнорировал.
Рут еще неоднократно приезжала на свидания к брату. Он слабел, обещал прекратить голодовку. «Сейчас многие освобождаются. Есть шанс, что и тебя скоро освободят», — говорила она ему. Однако лагерное начальство стояло на своем: «Мы знаем, что ваш брат намеренно морит себя голодом. Он преступник. Мы отправим его в Хабаровск, и там его вылечат. Потом мы опять будем его воспитывать».
В ночь с 4 на 5 октября 1955 года в поезде из Хабаровска в Биробиджан, в закрытом вагоне, в котором везли больных заключенных, Мулька Иоффе скончался. Его сестра Рут передала историкам его слова:
«Никто на моем месте не выполнил бы дела так, как я. Даже если бы я знал, что спасу только одного человека, и за это меня ждет этот горький конец, — я бы все равно сделал то, что я сделал. Я ни о чем не жалею».
Иллюстрация: J-DOC
Подготовил и прислал проф. Давид Лемперт
