Академик Олег Фиговский. Израиль.
Наукоемкий облик России
(на краю обрыва)
Экономика России все более теряет свой «наукоемкий облик». Многое из того, что ранее делалось в
атомной и ракетно-космической промышленности, уже не удается воспроизвести из-за разрушенного
научно-технического и промышленного потенциала. Импорт в Россию качественного и недорогого
оборудования, машин, приборов, комплектующих, материалов достиг «критического уровня», что
ставит сложные вопросы о нашем доверии к руководящей элите и спецслужбам, призванным
обеспечивать национальную безопасность России.
Комментируя показатели бюджета России на 2015 г. депутат Госдумы, д.э.н. В.М. Зубов отметил:
«Самая главная проблема, сегодня все более обостряющаяся, – это беззащитность отечественной
экономики перед технологическими сдвигами в мировой экономике, в первую очередь на мировом
рынке. Еще в середине 2000-х годов экономисты заговорили о сланцевом газе, но благодаря
руководителям «Газпрома» эту тему удавалось представлять как заморскую чудаковатость. Эта
некомпетентность теперь дорого начинает обходиться стране: сегодня сланцевые нефть и газ в немалой
степени определяют цены на ископаемое топливо. И технологии их извлечения не так уж легко
продублировать даже с опозданием».
«Промышленное развитие России тормозится нехваткой внутренних и внешних инвестиций. Однако
стране явно не хватает высококвалифицированных ученых, инженеров, управленцев со знанием особых
управленческих технологий для конкурентоспособной экономической деятельности, включая умение
привлекать иностранные инвестиции или мобилизовывать внутренние резервы», – отмечает к.э.н. Юрий
Бобылов.
Необходимо понять, что научное инакомыслие становится постиндустриальной нормой. Дело в том,
что с началом постиндустриализации развитых стран, которую условно можно отсчитывать с рубежа
1960-1970-х годов, общественно-политическая жизнь этих стран успешно продвигается к толерантным
взаимоотношениям между носителями разных точек зрения. Здесь ширится понимание того, что все
граждане входят в то или иное меньшинство, так что защита меньшинств – общее дело всех граждан.
Сегодня я защищаю твое меньшинство, завтра – ты мое. Все большим моветоном становится
презрительное отношение к иной, не к своей, точке зрения.
По идее такое отношение к инакомыслию прежде всего должно было бы распространиться на науку,
потому что именно инакомыслящие ученые генерируют, часто ошибаясь и набивая шишки, все те новые
идеи и теории, которые ложатся потом в основание научного знания. Все ученые являются
инакомыслящими по тем или иным научным вопросам, так что толерантное отношение к
инакомыслящим – общее дело всех ученых.
Однако, как замечает к. ф-м.н. Сергей Хайтун, в высшей степени странно, что именно наука, в
которой, как говорят, сосредоточен интеллектуальный цвет человечества, в плане свободы слова и
мнений стала сегодня одним из наиболее архаичных институтов человечества, демонстрируя
чрезвычайно жесткое отношение к инакомыслящим в своей среде и вне науки под флагом борьбы с
лженаукой. Научное сообщество относится к «ошибкам» коллег беспощадно, сплошь и рядом называя
ошибками парадигмальные отклонения ученых от мейнстрима и подвергая за них ученых остракизму,
закрывая для них «серьезные» научные издания, не выдавая грантов и т.д.
Среди моря научных работ и на самом деле достаточно много не очень профессиональных,
содержащих внутрипарадигмальные ошибки, подтасовку данных – непрофессионалы и жулики
встречаются во всех сферах человеческой деятельности.
Беда, однако, в том, что под одну гребенку с ними сплошь и рядом загребают вполне
профессиональных ученых, просто исповедующих иную, чем вы или я, точку зрения.
Межпарадигмальные расхождения некорректно трактуются как внутрипарадигмальные ошибки.
Навешивание негативных ярлыков вкупе с соответствующими оргвыводами, отсекающими
«ошибочные» ветви и веточки древа научного знания, наносит науке гигантский вред.
Главным достижением философии науки и теории познания XX века стал вывод, получивший
название принципа фаллибилизма (погрешимости), согласно которому никакая научная теория не может
быть обоснована стопроцентно надежно, так что завтра любая из них, включая самые фундаментальные
и общепринятые, может оказаться (а может и не оказаться) ошибочной. Если даже какая-то теория
истинна на самом деле, нам, грешным, это в принципе не дано знать, так что подвоха можно ожидать от
любой теории.
К этому выводу пришел еще Ксенофан Колофонский, написавший две с половиной тысячи лет назад:
«Что же касается достоверной истины, то из людей ее никто не знает и не будет знать… И если случайно
кто-нибудь нападет на совершенную истину, он сам не узнает об этом, ибо всё есть лишь сплетение
догадок», – указывает Сергей Хайтун.
Сегодня уже подавляющее большинство философов науки стоит на позициях принципа
фаллибилизма. Ученые же в своей массе категорически его не приемлют, что усугубляется их
характерным для наших дней (так было не всегда) презрительным отношением к философии. Полагая,
что они выше всякой философской «чепухи» и полемизируя с философами как с малыми детьми,
ученые очень часто на деле исповедуют устаревшие философские воззрения: «В действительности
всякий философ имеет свое домашнее естествознание и всякий естествоиспытатель – свою домашнюю
философию. Но эти домашние науки бывают в большинстве случаев несколько устаревшими,
отсталыми», – предупреждал уже более 100 лет назад Эрнст Мах.
Сегодня это проявляется в уверенности о возможности стопроцентно надежного эмпирического
обоснования научного знания. Такой подход был характерен для неопозитивизма в первой трети XX
века. Философия науки переросла эти представления, тогда как ученые в своей массе в них застряли.
Чрезмерно жесткое отношение современных ученых к инакомыслящим объясняется именно их
устаревшими философскими представлениями.
Именно из-за чрезмерно жесткого отношения ученых к инакомыслящим современная наука не
поспевает за постиндустриализацией общества.
Диагноз болезни диктует ее лечение. Необходимо интенсивное просвещение ученых, направленное на
то, чтобы принцип неустранимойпогрешимости научного знания стал для них родным и понятным. Нам
всем пора усвоить, что иметь собственную, возможно, ошибочную точку зрения – нормально.
Ненормально как раз единомыслие.
По мнению Сергея Хайтуна, это выдвигает сегодня на первый план теорию познания и весь комплекс
дисциплин, изучающих науку, включая философию и историю науки. На них падает не только задача
перевоспитания ученых в фаллибилистическом духе. Им предстоит разобраться, как науке жить дальше
в условиях «вдруг» обнаружившейся зыбкости научного знания.
На этой основе и станет возможным переход науки на новый постиндустриальный уровень ее
развития с созданием нового постиндустриального этоса науки, предполагающего толерантное
отношение к инакомыслящим ученым.
Однако в России необходимость перехода науки на новый постиндустриальный уровень большинству
не ясна, и сводится к проблеме реорганизации Российской академии наук, в том числе к подготовке
комплексного стратегического документа – основ государственной научно-технической политики. В
ходе круглого стола, прошедшего в Совете Федерации России, позицию Российской академии наук
изложил президент РАН Владимир Фортов. Первый, годичный, этап реформы – объединения трёх
государственных академий, становления ФАНО, передачи в его ведение имущества и собственности
академических институтов – был, по его словам, «чётко детерминированным» и прошёл под девизом:
«Надо сделать так, чтобы учёные не почувствовали перемен». У второго этапа, в ходе которого должно
выкристаллизоваться «понимание, где есть компетенция Российской академии наук и компетенция
ФАНО», по мнению президента РАН, «нет чётких сроков и задач».
«Реформу ради реформы мы делать не должны. Мы должны добиваться реальных сдвигов в
обеспечении научной работы», – сказал Владимир Фортов.
Сделать это, по его мнению, нелегко, поскольку проводимые преобразования упираются «в процент
внутреннего валового продукта, который страна выделяет на науку».
В 2013 году доля внутренних затрат на исследования и разработки составляла 1,14% ВВП. В Указе
Президента России № 599 от 7 мая 2012 года поставлена задача довести этот показатель до 1,77% к 2015
году. Выполнить эту задачу можно, лишь структурно изменив сам сектор исследований и разработок,
обеспечив возможность увеличения внебюджетной части его финансирования в 3-3,5 раза, считает
заместитель Министра образования и науки РФ Людмила Огородова.
Результатом реализации закона № 253-ФЗ стало, по её словам, расширение функций Российской
академии наук, которая «получила доступ к экспертизе, координации и формулировке предложений по
приоритетам развития всего сектора фундаментальных и поисковых исследований». Для выполнения
этих функций, в том числе экспертизы научных и научно-технических результатов, Минобрнауки
России предоставляет РАН полный доступ к федеральной базе НИОКТР и РИД гражданского
назначения, а Роспатент – к реестру результатов военного, двойного и специального назначения
Одной из основных задач ФАНО является оценка эффективности труда научных сотрудников и
институтов в целом.
Компании Thomson Reuters и Научная электронная библиотека (НЭБ) объявили о запуске совместного
проекта Russian Science Citation Index (RSCI), в ходе которого примерно тысяча лучших российских
научных журналов из Российского индекса научного цитирования (РИНЦ) будет представлена на
платформе Web of Science (WoS) в качестве регионального индекса.
Около 200 авторитетных научных журналов, издающихся в России и имеющих англоязычные версии,
уже на протяжении многих лет входят в основную базу международной научной периодики Web of
Science Core Collection. Присутствие журнала в этой базе свидетельствуют о международном признании
его высокого научного уровня. Авторитет таких изданий формируется десятилетиями и опирается на
строгие процедуры рецензирования поступающих в редакцию рукописей, каждую из которых
рассматривают несколько независимых экспертов. В результате этого значительная часть рукописей не
попадает в печать, а опубликованные работы используются учеными всего мира как заслуживающие
доверия источники новых научных результатов. Именно поэтому наличие достаточного количества
публикаций в журналах Web of Science Core Collection справедливо рассматривается Российским
научным фондом как одно из обязательных условий получения грантов.
Однако, в отличие от WebofScienceCoreCollection, RSCI пока не завоевал международного авторитета.
Совет ОНР считает своим долгом предупредить, что смешение библиометрических показателей,
полученных из этих двух баз данных, недопустимо. То обстоятельство, что RSCI будет технически
реализован на платформе WoS, никоим образом не гарантирует достойного уровня индексируемых в
нем научных изданий. При оценке эффективности работы научных организаций, лабораторий и
отдельных ученых данные RSCI всегда должны рассматриваться отдельно от данных из Web of Science
Core Collection. Мы призываем научную общественность внимательно следить за использованием этих
показателей и не допускать их смешения.
Выступая на пленарном заседании Государственной Думы, академик Жорес Алферов высказал свои
соображения по поводу состояния науки в России. В частности, он сказал: «Вы все прекрасно
понимаете, что наука определяет развитие цивилизации. Так было и так есть. Сегодня мы говорим, что у
нас постиндустриальное общество, информационные технологии определяют наше развитие. В развитие
информационных технологий был внесён огромный вклад российскими, советскими учёными. В том
числе, между прочим, и моя Нобелевская премия была присуждена за базовые исследования, приведшие
к развитию современных информационных технологий.
Можно чётко сказать, что завтра будущее станет определять здоровье человека. Такая программа
будет основной в развитии научных исследований в области использования информационных
технологий, медицины, биологии, нанотехнологий. Для решения этой главной задачи мы должны
совершенно по-другому ставить вопросы о развитии науки, образования в стране.
Очень тяжёлая ситуация сложилась с Академией наук. Более года тому назад был принят, с моей
точки зрения, совершенно безобразный закон о реформе Академии наук.
Российская Академия наук всегда была основной, первенствующей научной организацией страны и
при царе, и в советское время, и, вообще говоря, в нынешнее реформенное время. Для этого имелись
вполне серьёзные обстоятельства.
Нападки на Академию наук велись всегда, в том числе сразу после революции. А я вот 25 лет как
вице-президент Академии наук СССР, а потом российской академии, сижу в кабинете, в котором 25 лет
тоже сидел Сергей Фёдорович Ольденбург, непременный секретарь Императорской Санкт-
Петербургской академии наук, Российской академии, Академии наук СССР. 25 лет, из них 17 – при
советской власти. Он был министром просвещения Временного правительства, членом ЦК кадетской
партии, Политбюро утверждало его главным учёным секретарём Академии наук. Помню, как, делая
доклад о 200-летии Академии, он сказал: «Академия переживала очень тяжёлые времена в годы
Гражданской войны. Спас её Владимир Ильич Ленин, который сказал: «С этой организацией шутить не
надо». На академию были нападки, как на организацию, наследницу тоталитарного царского режима. В
нынешнее реформенное время – как на наследницу советского режима. Но Академия всегда была
мощной научной организацией, и её, безусловно, нужно сохранить.
Никита Сергеевич Хрущёв в 1964 году хотел её закрыть на Пленуме ЦК за то, что мы не выбрали
лысенковских последышей членами Академии наук. Патон говорил Келдышу: «Мстислав Всеволодович,
вы будете зампред Совмина, а академию мы закроем». Келдыш сказал Патону: «Знаешь, Борис
Евгеньевич, я три месяца не был в отпуске, давай, уеду на три месяца. Без президента они это не решат».
К сожалению, практически закрыли, потому что ФАНО, это, простите, могло быть управление делами
в Академии наук. Когда-то в одном из первых уставов Академии наук СССР управляющий делами
академии назначался Совнаркомом, и пусть бы нас освободили от хозяйственных дел, и ими занималось
ФАНО. Но Академия должна определять развитие науки в стране, и для этого она была нормально
организована. Она понесла большие потери. Там нужно было проводить реформы, не тот кадровый
состав. Но Академию, как структуру, не как клуб учёных, а как структуру с лабораториями, музеями,
институтами нужно было сохранить.
Теперь легко и просто определять, какие нужны технологии, какие направления исследований. Для
этого не нужно ничего особенно знать. Гораздо сложнее определять, как по этим направлениям решать
конкретные прорывные проекты. Вот в чём проблема.
Мы сегодня выпускаем очень много грантов. С одной стороны, это хорошо, с другой стороны, на
грантовой системе можно поддержать молодёжь. Но основное направление должно иметь мощное
базовое финансирование и определять по-настоящему прорывные проекты. Я могу их назвать в своей
области, они должны получить поддержку, но ситуация очень непростая.
Но сегодня мы на примере ФАНО возрождаем командно-административную систему в науке. А в
науке она не может и не должна быть. Наша отечественная наука сделала очень много. Мы в целом ряде
отраслей занимали, пока ещё чуть-чуть теплимся, но занимали передовые позиции.
Сегодня от нас много учёных уехало. Я, бывая за границей, в США, часто вижу, как там развиваются
те направления, которые созданы нами. И для того, чтобы возрождать по-настоящему новые
технологии, а без этого мы не можем жить, мы должны возрождать отечественную науку, и ФАНО нам
здесь не поможет», – делает вывод академик Жорес Алферов.
За рубежом активно развиваются новые технологии, в основном нанотехнологии.
Японские ученые разработали инновационную, но простую технологию под названием диффузия
послойной сборкой. Технология используется для встраивания графена в пористые трехмерные
структуры с целью применения в таких устройствах как батареи и суперконденсаторы. Исследователи
из университета Киото позаимствовали принцип полимерной химии и разработали технологию сбора
графена в пористую трехмерную архитектуру, которая предотвращает слипание листов графена.
Совместив оксид графена с отрицательно заряженным полимером, ученые сформировали стабильный
сложный слой (этот процесс известен как межфазное комплексообразование). «Любопытно, что
полимер оказался способен долгое время распространяться сквозь интерфейс и вызывать
дополнительные реакции, которые позволили композиту на основе графена развиться в толстые
многослойные структуры, и мы назвали процесс диффузией послойной сборкой», пояснил
соисследователь Цзянли Жоу. Итоговые продукты представляют собой пеноподобную пористую
структуру, идеально подходящую для максимизации выгодных свойств графена, с настраиваемой
пористостью, от ультра легкой до чрезвычайно плотной благодаря простым изменениям в
экспериментальных условиях. Более того, процесс легко масштабируется для создания обширных
пленок, весьма полезных в качестве электродов и мембран для выработки или хранения энергии.
Бурно развиваются технологии 3D-печати. 3D-принтеры, основанные на смолах (SLA и DLP), в
последнее время набрали популярность за счет печати изделий высокого качества по достаточно
небольшой цене. Тайваньская компания предлагает новый стереолитографический 3D-принтер на
основе цифровых проекторов под названием Solus. Solus сконструирован из прочных металлических
деталей, а точнее алюминия и нержавеющей стали, и способен печатать на очень высоком разрешении,
вплоть до 25 микрон по осям X и Y. Область построения достаточно велика, достигая 110x145x200 мм, а
механические компоненты «доведены до ума», предлагая такие решения, высокоточные винтовые
направляющие и гайка для предотвращения обратного движения. Компания Reify была основана
канадцем по имени Марк Кунлейн и обосновалась в Синьчьжу, Тайвань. Синьчьжу известен как
«Силиконовая долина Азии» благодаря набору около 400 высокотехнологичных предприятий. Reify,
команда дизайнеров и инженеров, провела почти два года над разработкой и постройкой доступных,
высококачественных 3D-принтеров. «Основные усилия ушли на систему отделения первого слоя,
которая позволила бы пользователю печатать миниатюрные объекты, но без необходимости замены или
заполнения кюветы заново», рассказывает Кунлейн. «Для этого нам пришлось опереться на экспертизу
нашей команды в создании плоских панелей и полупроводников. В итоге мы добились высокопрочного
материала с высокой прочностью, отличной химической устойчивостью и низким натяжением
поверхности. Нам удалось получить патент на новую технологию отслаивания под названием TUF».
Другая интересная особенность нового принтера – регулируемые ножки, позволяющие добиваться
высокого диапазона разрешений и совместимости с большинством DLP проекторов. Принтер
спроектирован для работы как с XGA, так и с HD проекторами и может достичь следующих
результатов:
XGA (1024X768)
— Разрешение по осям X и Y: 50-140 микрон
— Область построения: 145x110x200 мм
HD (1920X1080)
— Разрешение по осям X и Y: 25-76 микрон
— Область построения: 145x820x200 мм
3D-печатную одежду, «выращенную» из магнитов, созданную голандским дизайнером Ирис ван
Херпен, показали на неделе высокой моды в Париже. 3D-печатное прозрачное платье, покрытое
кристаллами, было создано в сотрудничестве с архитектором Никколо Касасом. Коллекция Magnetic
Motion включает платья, пиджаки, брюки, юбки и блузки, созданные с помощью сложной ручной
работы, 3D-печати, лазерной резки, литья. Особенность коллекции – контролируемая форма одежды,
обуви, ремней и прочих аксессуаров. Они были напечатаны из материалов с добавлением металла, и их
форму можно изменять с помощью магнитов – таким образом, вероятность существования двух
одинаковых вещей исключена. Форма предметов одежды достигается с помощью света и тени, а чтобы
подчеркнуть их структуру, применялась минимальная палитра из черного, белого, темно-синего и
телесного цветов.
Подобно тому, как 3D-принтеры создают трехмерные объемные предметы, 4D-принтеры позволяют
создать предметы, у которых присутствует еще один динамический компонент, своего рода
дополнительное «измерение». Этот компонент позволяет предметам изменять свою форму или
структуру под воздействием воды, высокой температуры, света или других факторов. Используя такие
принтеры, способные печатать различными материалами, можно произвести предметы с весьма
необычными свойствами. К примеру, купив в ближайшем мебельном магазине набор плоских листов-
заготовок, можно окатить их дома водой из шланга и радоваться, наблюдая, как после этого начинают
медленно разворачиваться предметы мебели. И эти технологии являются одним из направлений
исследований, проводимых в стенах Массачусетского технологического института. В Лаборатории
технологий самосборки (Self-Assembly Lab) Массачусетского технологического института,
возглавляемой Скайлер Тиббитс (Skylar Tibbits), разработан целый ряд различных программируемых
материалов, включая ткань, бандана из которой превращается в ковбойскую шляпу, стоит ей только
намокнуть под дождем, и более экзотические материалы, такие, как гибкое углеродистое волокно.
«Работая совместно с Carbitex, компанией, занимающейся разработкой и производством всяких
экзотических материалов, мы разработали систему CX6, позволяющую изготовить программируемое
углеродное волокно, которое может свернуться, закрутиться и деформироваться любым другим образом
в ответ на различные виды энергии активации» – пишут представители MIT Self-Assembly Lab, –
«Внедряя в структуру волоконного материала включения из других материалов, мы можем получить
строго рассчитанную деформацию материала в ответ на высокую температуру, свет или влагу. А такое
программируемое углеродное волокно является отличным сырьем для производства множества изделий,
кроме этого, при помощи программируемых материалов можно создавать адаптивные
аэродинамические формы кузовов автомобилей и фюзеляжей самолетов, которые смогут
подстраиваться под изменяющиеся условия окружающей среды. Такие технологии ранее были просто
невозможны или для их реализации требовалось использование сложнейших электронно-механических
систем».
Огромное преимущество программируемых материалов заключается в том, что для того, чтобы
изготовить вещи, которые сами реагируют на изменения окружающей среды, не требуется
использования сложных и дорогих электронных устройств, массивной и сложной механики. Этими
возможностями интересуются представители аэрокосмической отрасли, в частности, компания Airbus,
совместно с Массачусетским технологическим институтом, уже начала работы по созданию регулятора
воздухозаборника для реактивного двигателя из программируемого материала.
Безусловно, новейшие технологии создаются и для решения проблем обороны. Так, исследователи из
Университетского колледжа в Лондоне (University College London) разработали и продемонстрировали
работу опытного образца системы, которая при помощи сигналов беспроводных сетей передачи данных
Wi-Fi может отслеживать движущиеся объекты, находящиеся по ту сторону стен или других
препятствий. Разработанное устройство во многом похожа по принципу действия на обычный радар, но
в отличие от активного радара, который сам излучает радиоволны, новая система абсолютно пассивна,
она лишь способна разобраться в том «супе» из радиоволн, источниками которых являются точки
доступа и устройства, подключенные к беспроводной сети. Доктор Бо Тан (Dr. Bo Tan), один из
ведущих исследователей данного проекта, рассказал, что разработанная ими технология имеет очень
большое количество областей применения, начиная от наблюдения за захватившими заложников
террористами до реализации систем распознавания жестов. Система также может использоваться для
контроля за пожилыми и больными людьми и вызова помощи в случае падения или длительного
бездействия контролируемого пациента. Работа Wi-Fi-системы, как и традиционных радарных систем,
основана на использовании эффекта Доплера, который смещает фазу радиоволны, отражаемой от
перемещающегося объекта. В устройстве используется два независимых приемных канала, один из
каналов принимает прямой несущий сигнал, излучаемый точкой доступа или маршрутизатором. Второй
канал настроен на прием сигнала, отраженного от движущихся объектов. Сравнивая два принятых
сигнала при помощи специализированного программного обеспечения, разработанного специалистами
компании National Instruments, система сможет вычислить местоположение, скорость и направление
движения контролируемого объекта. Во время испытаний опытного образца системы она оказалась в
состоянии использовать сигнал Wi-Fi от обычного устройства потребительского класса для
обнаружения движущегося человека и некоторых его жестов, в помещении, отделенном стеной,
толщиной в 25 сантиметров. Полное отсутствие собственного излучения в любой части
электромагнитного спектра гарантирует полную анонимность работы устройства-радара, что делает эту
технологию особо привлекательной для использования в системах наблюдения, обеспечения
безопасности и при проведении операций по ликвидации террористических угроз. И это подтверждается
тем, что представители группы доктора Бо Тан уже достаточно успешно ведут переговоры с
некоторыми фирмами, выпускающими электронику специального назначения, и правительственными
учреждениями, которые сильно интересуются возможностями новой технологии.
Американские инженеры представили первого в мире «биологического дрона» – автономный
летательный аппарат, корпус которого изготовлен из грибов (живые организмы по ходу роста приняли
нужную форму). Дрон успешно прошел испытания, сообщает New Scientist. Главную ценность
изобретение представляет для военных и спецслужб: всем беспилотникам угрожают аварии, однако эти
структуры не хотели бы, чтобы рухнувший на землю аппарат попал в руки противника. Преимущество
биодрона в том, что после крушения он превращается в малозаметную и быстро высыхающую лужицу
слизи. Корпус аппарата «выращен» из мицелия – вегетативного тела грибов, состоящего из тонких
разветвленных нитей. Нью-йоркская фирма выращивает мицелий в форме дронов по заказу НАСА. На
эту основу положили защитное покрытие из целлюлозы, выращенное бактериями. Наконец,
целлюлозные листы покрыли белками, клонированными из слюны (именно эту жидкость насекомые
используют для гидроизоляции гнезд). Микросхемы напечатали серебряной краской на основе
наночастиц, чтобы максимально повысить биоразлагаемость устройства. Части деталей пока не нашли
органических заменителей: для первого полета биодрон оснастили винтами, аккумуляторами и
приборами управления, позаимствованными у обычного механического квадрокоптера. Сейчас
изобретатели ищут биологический источник для датчиков беспилотника – их конструируют с помощью
бактерий Escherichiacoli.
Подразделение компании Boeing Phantom works по заказу Пентагона последние четыре года
занималось проектом CHAMP или The Counter-Electronics High Power Microwave Advanced Missile
Project, что можно перевести примерно как «Продвинутая мегаракета с микроволнами высокого
напряжения». Несколько дней назад состоялись испытания, и, по сообщению разработчиков, CHAMP
готова к труду, обороне и нападению. Рабочий образец оружия выпустили на полигоне в штате Юта.
Ракета должна была поразить направленным микроволновым излучением электронику в нескольких
зданиях. В результате были сожжены все компьютеры, системы управления и связи, вырубилась даже
камера, которая записывала результаты испытаний. Ни на чем другом эта атака вообще никак не
отразилась. Едва сдерживая ликование, Кейт Коулман из Boeing сказал: «Мы поразили все цели,
которые собирались, сегодня мы превратили научную фантастику в научный факт». Собственно, в
первую очередь это оружие планируется применять против современных суперсложных пассивных
радаров. Ими пользуются и Россия, и Китай, и многие другие страны. В отличие от активных радаров,
пассивные засекают объект, не выдавая своего присутствия на больших расстояниях. Именно они
позволяют довольно эффективно обнаруживать американские stealth-истребители, даже новейшие
безумно дорогие F-35. Однако залп микроволн из CHAMP сможет запросто вывести систему
обнаружения из строя, не причинив никому вреда. Высокогуманное оружие будущего позволит
разгромить врага без жертв и разрушений. Ведь практически все современное вооружение работает на
чипах и микросхемах. И достаточно действительно сжечь всю электронику в Иране, чтобы загнать его
если не в каменный век, то обратно в середину двадцатого, а большего, в общем, и не надо.
Вышеприведенные примеры показывают, как новейшие научные разработки буквально пронизывают
все области техники и даже культуры. России надо пересмотреть свои позиции по руководству науки и
«пустить» в свободное плавание, обеспечив ее достойное финансирование.