Журнал издаётся при содействии Ассоциации русскоязычных журналистов Израиля ( IARJ )
имени Михаэля Гильбоа (Герцмана)

Наши награды:

«Евреи из жертв стали палачами» — ученый о нарративе врагов и друзей Израиля

0

Автор: Никита Аронов

Каким образом представление о евреях как о жертвах Холокоста позволяет называть еврейское государство «новым Третьим рейхом»?

Почему одни противники Израиля поддерживают Украину, а другие, наоборот, Россию? Каким образом представление о евреях как о жертвах Холокоста позволяет называть еврейское государство «новым Третьим рейхом»? И почему даже дружественные палестинцам шаги израильтян не меняют отношение к Израилю в лучшую сторону? На все это помогают ответить исследования Виктора Вахштайна. Социолог, репатриант новой волны, признанный в России «иностранным агентом», а в Израиле работающий в Тель-Авивском университете, рассказал «Деталям» о нарративах врагов и друзей Израиля.

— Есть теория, что Израиль просто плохо объясняет происходящее и именно поэтому проигрывает информационную войну…

— Эта позиция основана на ложной предпосылке, что можно прийти к носителю сильных убеждений, сказать ему «всю правду» — и он все поймет. Так не работает, увы. Если у человека уже есть свои коллективные верования, есть язык, через который он видит мир, вы не переубедите его, просто добавив новой информации. Этих людей даже фильм о зверствах 7 октября не переубедил. Например, конгрессвумен Александрия Окасио-Кортес из числа социалистов-демократов была на показе фильма, но своего мнения не изменила.

— Может быть, тогда правы другие, говорящие, что «объяснять бесполезно», потому что нас просто не любят?

— Эта позиция тоже основана на мифе — мифе о вечном антисемитизме. Но тогда придется записать в антисемиты треть американских евреев. Просто есть три разных слоя. Уровень нарративов — самый поверхностный из них. Глубже — уровень языка, конкретных понятий, которые люди используют для описания мира. Еще глубже — уровень аксиом, верований, символов. Аксиомы не поменять. Но нарративы изменчивы. И словарь тоже.

Скажем, после поражения на праймериз Демократической партии Джамаала Боумана возник нарратив о «теневой власти» Американо-израильского комитета AIPAC: Израиль якобы активно вмешивается во внутренние дела США; используя деньги еврейских бизнесменов, подрывает основы американской демократии.

Левые блоги писали о прямом запугивании, подкупе, шантаже, моральном давлении, которое «еврейские миллиардеры-экстремисты» оказывают на честных кандидатов из народа, вынужденных теперь «скрывать свое отвращение к действиям Израиля из опасений за свою политическую карьеру». Но этот нарратив очень быстро сошел на нет. Потому что это уже не антисионистское, а вполне антисемитское высказывание. С отсылками к «Протоколам сионских мудрецов», «грязным еврейским банкирам» и «закулисным кукловодам». А прямые антисемитские клише пока остаются табу в американской публичной риторике. Они способны оттолкнуть от кандидатов вроде Кори Буш даже самых левых и антиизраильски настроенных избирателей.

— Что такое нарративы с научной точки зрения? Мы это слово постоянно слышим и читаем, но как его определяют ученые?

— За этим понятием стоит старая и много раз подтвержденная исследованиями идея: мы видим только то, во что верим. Нарратив — это мировоззренчески заряженная история. Социологи, психологи и историки создали целую науку на стыке своих дисциплин — нарратологию, чтобы ответить на четыре типа вопросов:

• Как нарративы воздействуют на людей? Какие эмоции у них рождают и какие взгляды навязывают?
• Как они распространяются? На кого влияют сильнее, а на кого — слабее?
• Как они эволюционируют? Из каких мифов черпают свою силу? Откуда берутся и как пересобираются?
• Какие верования, убеждения, ценности в них проявляются? Какие новые картины мира в них возникают?

— Объясните для примера, как устроен антиизраильский нарратив западных левых интеллектуалов: студентов, профессоров, журналистов.

— В действительности это не один антиизраильский нарратив, а два разных. Первый, условно «леворадикальный», построен на вере в тотальное мировое зло — американский империализм. В картине мира леворадикалов США сегодня ведут множество войн по всему земному шару при помощи своих прокси. Израиль и Украина — всего лишь его марионетки в борьбе за удержание мирового господства.

Эти люди говорят: посмотрите, разве случайно, что военную помощь обоим режимам в конгрессе запаковали в один законопроект? Нет! Потому что это не две войны, а одна! Есть глобальное зло — США, а есть локальное зло — Нетаниягу и Зеленский. Они ведут «геноцидальные войны», зачищают территорию от других этнических групп, потому что не хотят жить с ними по соседству. Американцы же им помогают, потому что им это выгодно. В таком нарративе ХАМАС — народно-освободительное движение, авангард сражающегося палестинского народа. Что-то среднее между кубинскими революционерами и Рабочей партией Курдистана. И да, этот нарратив активно эксплуатируют пророссийские СМИ на Западе. Он пользуется особенным спросом в Латинской Америке и Южной Африке.

— Но есть и второй левый нарратив?

— Это более умеренные антисионисты. Те, кого можно назвать «леволибералами». У них на аватарках палестинский флажок соседствует с украинским. Они не готовы признать ХАМАС народно-освободительным движением, а 7 октября — «легитимным контрнаступлением». Им очень хочется чувствовать себя приличными людьми, что довольно трудно сделать, когда ты публично оправдываешь пытки, убийства и изнасилования. Единственный выход: показать, что ХАМАС — плоть от плоти Израиля, его креатура и к палестинцам никакого отношения не имеет. Но как это сделать? Тут им на помощь приходит идеология гуманизма и прогресса.

Звучит этот нарратив примерно так: «Мир движется в правильном направлении. Насилия становится меньше. Расизм повсеместно искореняется. Права меньшинств защищаются. Каждое следующее поколение чуть лучше предыдущего, потому что принимает на себя все более и более строгие моральные ограничения, присягая идеалу строительства «справедливого и инклюзивного мира». Но есть отдельные островки религиозного мракобесия, агрессивного милитаризма и дремучего консерватизма. Это — Израиль и Россия. Они пытаются затормозить прогресс, сбить мир с правильного пути. Они оккупируют и угнетают своих соседей. И тогда — следите за руками! — внутри добра рождается собственное зло».

Философ Славой Жижек говорит это прямым текстом: «Израиль «хамасизирует» палестинцев, чтобы оправдать их этнические чистки и представить экспансию Израиля от реки до моря как акт самообороны». Русскоязычные антипутинские и антиизраильские леволибералы пошли еще дальше Жижека. Для них такое внутреннее зло — ХАМАС и батальон «Азов».

— Причем здесь «Азов»?

— У нарратива своя логика и свои задачи. Теперь каждый прогрессивный интеллектуал может с чистой совестью сказать: «Я осуждаю и Путина, и «Азов», и Израиль, и ХАМАС. Неонацистов из «Азова» нельзя назвать авангардом сражающегося украинского народа, они к нему вообще никакого отношения не имеют. Точно так же религиозных фанатиков из ХАМАСа нельзя назвать авангардом притесненных палестинцев, эта человеконенавистническая организация возникла благодаря Израилю и в ответ на его действия».

Когда проукраинские израильтяне взрываются от подобной риторики, леволибералы-антисионисты только потирают руки: «Вот! Видите! Израильские пропагандисты защищают неонацистов! Что и требовалось доказать…»

Я понимаю, что нам тут сейчас не до тонких различий между сортами антисионизма — леволиберальный и леворадикальный нарративы в равной степени кажутся мне омерзительными. Но как исследователь я обязан их различать и анализировать по отдельности. Они работают на разные аудитории и за ними стоят разные картины мира.

— Какие еще антиизраильские нарративы бывают?

— Их множество. Но интересно не это, а то, как в самых, казалось бы, различных повествованиях вдруг задействуются одни и те же сюжеты, образы, метафоры. Например, в леворадикальном нарративе мы с легкостью опознаем тропы старой советской пропаганды: «израильская военщина», «прогрессивное человечество», «угнетенный народ», «освободительное движение». Каждый нарратив — это риторическая машина. Но число запчастей ограничено. Их приходится заимствовать. Попросту — воровать.

Поэтому, например, антисионизм ультрарелигиозных (преимущественно американских) евреев задействует образы из Торы: Израиль — это Вавилонская башня, его создание — нарушение одной из трех клятв еврейского народа. Секта «Нетурей карта» дает множество примеров подобного мышления.

В Европе на фоне вспыхнувшей антиизраильской истерии оживляется старый привычный и хорошо узнаваемый конспирологический нарратив. Выглядит он так: евреи виноваты в исламизации христианского мира. Бред? Разумеется! Но у этого сюжета любопытная история.

Когда-то он лег в основу нарратива американских ультраправых: «Именно еврейские купцы сначала наводнили американский континент чернокожими рабами, а потом финансировали и поощряли их борьбу за свои права с единственной целью — ослабить дух белой протестантской Америки». И вот теперь это горячечное безумие обрело новую жизнь в Старом Свете: «Еврейские левые организации, следуя своему тайному плану, боролись за наводнение наших стран мигрантами-исламистами с единственной целью — ослабить дух христианской Европы».

В последние месяцы мы начинаем замечать, что два абсолютно разных и по своему происхождению, и по своей политической направленности нарратива — левый антиизраильский и правый антисемитский — начинают искать точки соприкосновения. Буквально на прошлой неделе трое администраторов Колумбийского университета были отстранены после скандала: во время выступления одного из представителей еврейской общины они обменивались сообщениями в мессенджере. Сообщения попали на камеру. Общий их смысл примерно такой: евреи пытаются извлечь финансовую выгоду из событий 7 октября, демонизируют протестующих студентов, чтобы нажиться на борьбе с антисемитизмом.

— А есть ли произраильские нарративы? И как они устроены?

— Да, в Штатах есть мощный произраильский нарратив, у которого два разных источника. Один — в протестантском мировоззрении и евангельском мессианстве. Другой — в истории Холокоста. И если с христианским сионизмом в Израиле хорошо знакомы, то вот вторая тема куда сложнее. Потому что переосмысление Холокоста в последние 70 лет стало основой двух разных моделей мышления — произраильской и антиизраильской.

Есть исследование Джеффри Александера, создателя культурсоциологии (это направление как раз занимается изучением нарративов), об американском восприятии Холокоста. Он показывает его как борьбу двух жанров — эпоса и трагедии.

Эпос — это история о победе добра над злом. В ней нет «жертв», есть только «мученики». Они — воины добра, оказавшиеся в руках воплощенного зла. Пройдя через страдания, они восходят на эшафот с проклятьями в адрес своих мучителей. И проклятья сбываются. Мучителей ждет справедливая кара. После чего добро воздает должное своим павшим воинам. Мученики становятся героями, их смерть не напрасна. От ужасов Холокоста — до Государства Израиль. Одним словом, never again.

С конца 1940-х и до конца 1960-х годов в Штатах эпос доминировал. По свидетельству историка Питера Новика, когда лидерам еврейских общин США после войны предложили построить в Нью-Йорке музей Холокоста, они единодушно отказались, чтобы «не создавать образ евреев как беспомощных жертв».

В 1945 году вышел в прокат фильм «Гордость морпехов», один из героев которого — морской пехотинец Ли Даймонд — воплотил собой центральную фигуру эпического нарратива: сражающийся еврей-американец, ангел мщения и справедливости, гарант будущего мира.

Героизация жертв Холокоста легла в основу того, что сегодня всевозможные антисионистские интеллектуалы называют правым американским филосемитизмом. «Израиль должен был преуспеть и выжить, чтобы поддержать искупительные цели прогрессивного нарратива Америки», — резюмирует Александер.

Но в конце 60-х ситуация изменилась. На смену эпической драме приходит трагедия. В трагическом повествовании нет места героизму. Образ Анны Франк затмевает образ Ханны Сенеш, фигура Владислава Шпильмана (которого в фильме «Пианист» сыграет Эдриан Броуди) — фигуру подпольщика Мордехая Анилевича.

Когда в 1979 году в Вашингтоне открылся Музей Холокоста, многие историки были возмущены. Тема еврейского сопротивления — восстания в Варшавском гетто или просто бытовой самоорганизации заключенных — была полностью проигнорирована создателями экспозиции. Евреям оставили лишь одну роль — роль пассивных жертв.

— Но даже если евреи не герои, а жертвы, то от этого как будто довольно трудно перейти к антисемитизму.

— Трагедия — это история не о победе добра над злом, а о «вечном возвращении» зла. Холокост никуда не ушел. Он может повториться в любой момент. Его корни — не в истории и не в политике, а в самой человеческой природе. Студенты, протестующие против войны во Вьетнаме, выходят с плакатами: «Теперь нацисты — это мы».

К концу 1970-х в Штатах героический эпос окончательно уступает место возвышенной трагедии, что делает возможным символический перенос. Ведь если Холокост — это не конкретное историческое событие, а символ непреходящего зла, то он больше не про евреев, не про Гитлера и не про «добро с кулаками». В дебатах о гонке вооружений появляется метафора грядущего «ядерного Холокоста». В дебатах об империализме — метафора «колониальных холокостов прошлого».

У такой смены жанров обнаружилось одно жуткое следствие. В 1950-е американское восприятие Холокоста определялось фигурами «злодеев», «героев» и «мучеников». В 1980-е остались только «палачи» и «жертвы». А единственное отличие между ними — кто сильнее, тот и палач.

Поэтому не стоит удивляться феномену Джонатана Глезера или Джонатана Литтела (автор романа о Холокосте «Благоволительницы» призывал к внешнему вмешательству в Газе. — Прим. «Деталей»). Те, кто, подчиняясь логике трагического нарратива, поделил мир на палачей и жертв, сегодня пытаются доказать, что Израиль — это «новый Третий рейх». А те, кто сохранил верность эпической драме, составляют значимую часть аудитории Fox News.

— То есть интерпретация Холокоста тоже зависит от правых и левых взглядов?

— Это куда более многомерное пространство. Еще недавно мы могли делить нарративы на «левые» и «правые». Но сегодня все иначе. Из-за войны с ХАМАСом раскололась Демократическая партия США. Произраильская часть демократов пытается пересобрать свой идеологический нарратив.

То же случилось и со многими израильскими левыми. Они в ужасе от «предательства» своих европейских коллег — из-за отказа многих из них однозначно осудить массовое сексуальное насилие со стороны ХАМАСа, например. Раньше ваша политическая позиция диктовала, в какие истории вы будете верить. Сегодня ваша политическая позиция — это производная от тех историй, в которые вы верите.

— Хорошо, но ведь Израиль не только воевал с палестинцами, но и делал какие-то шаги, которые должны были понравиться их защитникам, например эвакуировал поселения из сектора Газа. После таких действий Израиль становился в глазах своих западных противников меньшим злом?

— Мы как-то разговаривали с замечательным юристом Гиладом Ноамом (который потом представлял Израиль в Гааге), и он рассказал историю о подготовке «одностороннего размежевания». Помимо чисто стратегических и политических вопросов тогда обсуждалось, как будут восприняты мировыми медиа вывод израильских сил и эвакуация поселений.

С точки зрения международного права главный признак оккупации — boots on the ground, то есть физическое присутствие военных и полицейских сил оккупирующей державы на оккупированной территории. Нет «ботинок на земле» — нет оккупации. И первые месяцы после размежевания мировые СМИ всячески приветствовали этот шаг как «деоккупацию Газы».

Но нарративы так просто не сдаются. Если в сценарии заложено, что дьявол хочет зла, то даже когда он совершает благо, это лишь очередной дьявольский прием. И вот уже через полгода возрождается метафора «самой большой тюрьмы под открытым небом». В ней сектор Газа — это такой огромный тюремный двор, и, хотя во дворе охранников нет, они есть на вышках. Да и забор никуда не делся. В итоге Израиль не вышел из-под обвинения в оккупации, просто само определение оккупации расширилось, чтобы включить в себя новое положение дел.

Ошибка думать, что «если мы сделаем так-то и так-то, то все сразу же убедятся в искренности наших намерений и в нашем стремлении к миру». Зрители приписывают персонажам намерения, не исходя из наблюдаемых на сцене действий, а исходя из логики самой пьесы. Но, к счастью, пьеса еще не дописана.

Иллюстрация: habr.com

Геймплей
Компонент игры, отвечающий за взаимодействие игры и игрока. Геймплей описывает, как игрок взаимодействует с игровым миром, как игровой мир реагирует на действия игрока и как определяется набор действий, который предлагает игроку игра. Термин чаще употребляется в контексте компьютерных игр.

Википедия

https://mnenia.zahav.ru/Articles/3678353/%D0%B5%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%B8_%D0%B8%D0%B7_%D0%B6%D0%B5%D1%80%D1%82%D0%B2_%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%B8_%D0%BF%D0%B0%D0%BB%D0%B0%D1%87%D0%B0%D0%BC%D0%B8_%E2%80%93_%D1%83%D1%87%D0%B5%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BE_%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%B5_%D0%B2%D1%80%D0%B0%D0%B3%D0%BE%D0%B2_%D0%B8_%D0%B4%D1%80%D1%83%D0%B7%D0%B5%D0%B9_%D0%B8%D0%B7%D1%80%D0%B0%D0%B8%D0%BB%D1%8F

Поделиться.

Об авторе

Наука и Жизнь Израиля

Прокомментировать

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.