Часть третья
Норильский технологический
Глава 7. Кафедра
7.1
Алексей Соловьёв был зачислен на должность старшего преподавателя кафедры механики Норильского технологического института приказом по институту от 17 августа 1972 года. В это время все преподаватели кафедры, кроме заведующего лабораториями Виктора Петровича Самохвалова и старшего лаборанта Генриха Павловича Шмидта, были в отпуске.
Виктор Самохвалов, молодой парень с весёлыми глазами, и Генрих Шмидт, известный в институте своими длинными усами, оба в одинаковых синих халатах, с шумом передвигали какой-то громоздкий шкаф, когда в дверях кафедры появился Лёша.
– Здравствуйте, я новый преподаватель вашей кафедры Алексей Натанович Соловьёв, – переступив порог, громко представился Лёша.
– Привет. Очень приятно. Давай, Алексей, снимай пиджак. Надо немножко подсобить, а то мы сами не справляемся, – откликнулся тот, который был помоложе и пониже ростом.
Когда шкаф был водружён на полагающееся ему место, он же первым подошёл к Лёше и протянул ему руку:
– Витёк, заведующий лабораториями. Будем знакомы. Мы уже в курсе, что ты приехал. В нашей северной деревне сначала шепоток, а потом локоток. Смотри, до начала занятий ещё две недели. Студентов нет. Не возражаешь влиться в наш коллектив детей старшины Шмидтá и поработать на общее дело? – с улыбкой спросил Витёк, произнеся фамилию напарника с ударением на последний слог.
Не дожидаясь ответа, добавил:
– Кафедра у нас маленькая, рабочих рук не хватает. Поэтому каждый сотрудник на вес золота. Сейчас принесу тебе халат, чтобы ты свой столичный костюмчик не запачкал, и вперёд.
Виктор Петрович Самохвалов – или, как он сам себя называл, Витёк – оказался не таким уж и молодым, как поначалу показался Лёше. Деловой и хваткий, он успел, до того как в 1956 году закрыли норильскую зону, отсидеть в лагере два года, схлопотав в семнадцать лет срок по «хулиганке». За это время Витёк набрался житейского опыта и заимел дружков по всему Норильску, с помощью которых мог решить для кафедры любую хозяйственную проблему. Несмотря на его лагерные шуточки и постоянные нарушения субординации (Витёк всех, невзирая на возраст и должность, называл по имени и обращался на ты), его очень ценил заведующий кафедрой Винокуров.
Как будто прочитав Лёшины мысли, Витёк наставительно заметил:
– И учти. Для того чтобы нормально существовать в Норильске, ты должен сразу, окончательно и бесповоротно, прекратить сравнивать свою настоящую жизнь с московской. Что-то в наших краях лучше, что-то хуже. Я вот тоже до посадки жил в Таганроге. Тепло, девушки, фрукты, море. А сейчас живу здесь. Тундра во все стороны. Беги куда хочешь.
Удовлетворенно хихикнув от своей же шуточки, Витёк сходил за халатом для Лёши, и они уже втроем продолжили заниматься «такелажными» делами.
7.2
Кафедра механики Норильского технологического института, состоящая из девяти преподавателей и двух лаборантов, располагалась на четвёртом этаже основного здания в угловой комнате левого крыла. Комната была нестандартная, с нишей, где на искусственном возвышении стояли два стола. Один занимал заведующий кафедрой – кандидат технических наук, доцент Винокуров, за другим сидел профессор Прохоров. Доктор технических наук Владимир Петрович Прохоров получил профессорское звание много лет назад, работая ещё в Краснодарском политехническом институте, но на все предложения ректората возглавить кафедру в Норильске отвечал категорическим отказом. Столы остальных преподавателей стояли вдоль стен таким образом, что все сидящие за ними оказывались лицом к лицу с заведующим кафедрой.
Угол кафедры был отгорожен красивой занавеской – там женщины имели возможность переодеться и привести себя в порядок. Мужчины оставляли верхнюю одежду на вешалке рядом с входной дверью. На той же стене располагалась информационная доска, большую часть которой занимало расписание занятий, а меньшая была отведена под приказы и разные объявления. Стол для нового старшего преподавателя, в силу дефицита свободной площади, зав. лабораториями Самохвалов подобрал нестандартный и поставил его между столом секретаря кафедры и местом, где переодевались представительницы прекрасного пола.
Секретарь Светлана была на кафедре едва ли не самой важной фигурой. Её роль в учебном и производственном процессе трудно было переоценить. Заведующий кафедрой Винокуров был без неё в буквальном смысле слова как без рук. Во-первых, на ней лежала обязанность, связанная с хранением, учётом и ведением всей документации по кафедре. Во-вторых, она писала и печатала приказы, составляла учебную нагрузку кафедры, согласовывала с учебным отделом расписание работы преподавателей. Ну, а главное – она всё про всех знала и могла сходу дать о каждом любую справку. Но вот об одном деликатном поручении, которое Светлана регулярно выполняла в должности секретаря кафедры, не знал никто.
Здесь следует сделать небольшое отступление. Дело в том, что Норильск – город маленький. Снабжение в нем было централизованным, но, как и в других городах, начальство отоваривалось дефицитом через определённые магазины. В результате мебель, посуда и другие аксессуары в квар¬тирах номенклатурных работников, не говоря уже о предметах дамского туалета, были, как правило, одинаковыми. Так как на кафедре механики работали жёны двух больших норильских начальников, то самым важным делом Светланы было предупредить их появление в институте в одних и тех же нарядах. Увидев одну из начальствующих жён на работе, Светлана должна была позвонить другой и сообщить, в каком наряде пришла первая. За это дамы, со своей стороны, оказывали Светлане время от времени разные мелкие услуги.
7.3
Алексей Соловьёв с женой и маленьким сыном уже несколько дней жили в гостеприимном доме Ильи Золотого. Здесь было весело, вкусно и очень интересно. Всё время приходили какие-то люди, которым хозяева с порога сообщали, что кричать и курить категорически запрещается, так как в доме маленький ребёнок. Гости обычно задерживались ненадолго, но им на смену приходили другие. По правде сказать, Лёша и Алиса не ожидали, что попадут в обстановку проходного двора – ходить в гости без приглашения в Москве было не принято. Но здесь, как правило, в квартирах не было телефонов.
Лёше хотелось спокойно поговорить с Ильёй о Норильске, расспросить Лену об институте, кафедре, коллегах. Но выкроить на это время никак не удавалось – или хозяева принимали гостей, или они с Алисой были заняты ребёнком. И тем не менее, сегодня у семьи Соловьёвых был особый день: проректор по административно-хозяйственной работе вручил Лёше ордер на отдельную однокомнатную квартиру.
– Алиска, нам дают квартиру, – заорал с порога Лёша. – Сегодня же пойдём смотреть.
– А я знаю, что это за квартира. От неё ваш заведующий кафедрой недавно отказался, – отозвался Илья.
– Почему отказался? Плохая квартира? – встревожился Лёша.
– Нет, у него какие-то сложные семейные обстоятельства.
– Подождите, а на кого мы оставим ребёнка? – вмешалась в разговор Алиса.
– Как на кого? Ленка скоро придёт с работы, на неё и оставим. А ну-ка покажи, какой адрес. Так это от нас недалеко. Минут пятнадцать ходьбы.
Квартира располагалась на пятом, последнем этаже в новом доме без лифта. Однокомнатная, с большим окном, раздельным туалетом и ванной, горячей и холодной водой, она была пределом мечтаний любой молодой семьи. Алиса вспоминала, как она выклянчивала у коменданта общежития ключ от душевой, кладя при этом ей в карман пятьдесят копеек. А здесь душ свой, и всё бесплатно. В любое время дня и ночи. Да только за этим стоило ехать на Крайний Север. Где ещё они могли получить такую красоту буквально в течение недели после приезда? Конечно, нигде.
Когда восторги и восклицания по поводу собственного жилья закончились, обнаружилось, что, как и во всякой новой квартире, в ней есть крупные и мелкие недоделки. Требовалось что-то покрасить, что-то прибить, а что-то просто заменить. До начала занятий оставалась всего неделя, так что времени даже на мелкий ремонт было совсем немного. Лёша с Ильёй, не откладывая в долгий ящик, принялись за работу. Между делом Илья рассказывал Лёше о любимом Норильске, где родился и вырос, а тот в свою очередь – о Москве. Лёша понимал, что приехал работать и жить в уникальный город, который за несколько десятков лет люди выстроили посреди голой тундры на вечной мерзлоте, но то, что он услышал – его просто потрясло.
7.4
Сегодня Лёша и Илья появились на новой квартире в разное время. Причём Илья пришёл не один, а привёл своего товарища Андрея, с которым вместе работал на медном заводе. К приходу Лёши они успели замазать все щели в большом окне и заклеить их бумажными полосками.
– Ну, вы молодцы, Илья. Так красиво обработали окно. Красота.
– Это не я. Это Андрей. Он у нас бригадир и всё умеет делать. А когда узнал, что вы из Москвы, очень захотел помочь.
Андрей, широкоплечий парень в тельняшке, засмущавшись от похвалы, объяснил:
– На Севере зимой через окно может очень сильно дуть, и тогда всё тепло в момент из квартиры уходит. А у вас маленький ребёнок. У меня самого двое детей, так что знаю, как это бывает. Кстати, Норильск входит в пятёрку мест в мире, где дуют самые страшные по силе и свирепости ветра.
– Да ты что? Не знал. А где ты научился так ловко обрабатывать окна? – спросил Лёша.
– У меня отец всю жизнь работал стекольщиком. Ещё когда на зоне был. Он меня всему и научил.
– А как твои родители оказались в Норильске? Ты извини, что я тебя об этом спрашиваю, но у меня создалось впечатление, что в Норильске все сидели в лагере.
– Не все, конечно, но многие.
– Всё равно, что ни человек, то легенда, – продолжал восхищаться Лёша.
– Это для тебя легенда, а для моих родителей – страшная быль. Папу арестовали и осудили в 1936 году по 58-й статье за саботаж на транспорте. Сначала он сидел в лагере на Соловках. А когда началась советско-финская война, десять тысяч заключённых, в том числе и моего отца, на баржах перевезли в Норильск. Это «путешествие» в течение трёх месяцев в холоде и голоде он запомнил на всю жизнь. Здесь папа познакомился с мамой, когда вставлял окна в больнице, где она работала.
– Ты не обижайся, – еще раз извинился Лёша, – что я задаю, может быть, нескромные вопросы, но мне просто хочется побольше узнать о вашем уникальном городе. Перед отъездом я кое-что почитал о Норильске. Даже один документальный фильм посмотрел. Но ты мне всё-таки объясни: как можно было на Крайнем Севере, в условиях зоны, создать горно-металлургический комбинат, который за несколько десятков лет вышел по производству цветных металлов на лидирующие позиции в мире? Ведь здесь, кроме солдат в охране и бандитов в лагере, по-хорошему никого и не было.
– А вот здесь ты, Лёша, ошибаешься. Как мне рассказывал отец, в Норильске был не простой лагерь. В нем работало много специалистов, которых руководство Норильского комбината отбирало по другим лагерям и привозило сюда. Задача-то была нешуточной – наладить в сжатые сроки уникальное горно-металлургическое производство для оборонных предприятий Западной и Восточной Сибири. Конечно, заключённые Норильлага за счёт усиленного питания жили немного лучше, чем в других лагерях, – как это у них называлось, «паёк, ларёк и камелёк». Но так было до 1948 года, пока Сталин снова не озаботился судьбой политических и не ужесточил условия их содержания. Тогда внутри Норильлага опять появились каторжные отделения.
– И всё-таки, заключенные заключенными, но откуда Норильск брал столько профессиональных кадров для обеспечения эффективности работы такого грандиозного производства?
– В конце 30-х проблему специалистов решили за счёт эвакуированных предприятий с Кольского полуострова, в частности из Мончегорска и Архангельска. Потом было несколько специальных рейсов из Казахстана и предприятий Северной Осетии.
– А во время войны? – не отставал Лёша.
– Ты прав, в Норильск приходили этапы в основном со спецпереселенцами – поволжскими немцами, крымскими татарами, калмыками, ингушами, чеченцами и так далее.
– И как из этого затруднительного положения вышел Норильский комбинат?
– В июне 1944 года был создан горно-металлургический техникум. Кстати, ваш покорный слуга закончил этот техникум. В 1956 году, когда ликвидировали норильскую зону, многие специалисты уехали из Норильска на “материк”. В результате на Норильском комбинате снова возникла кадровая дыра. И тогда комбинат открыл Норильский институт.
– Теперь понятно. Получается, что Норильский комбинат и Норильский институт, ранее техникум, – сиамские близнецы-братья. Их нельзя отделить друг друга. Без вашего, извини, без нашего института, не было бы многих способных руководителей комбината и его колоссальных достижений.
– Получается, что так. Уже в 1965 году наш горно-металлургический комбинат был награждён орденом Ленина.
– Это же надо такому!..
– Не иронизируй, Лёша.
– Я не иронизирую. Просто восхищаюсь вашим поголовным норильским патриотизмом. Илья вот тоже рассказывал мне о Норильске взахлёб. Я его остановить не мог. Теперь ты. Только у меня ещё один вопрос. Не пойми меня превратно. Я где-то читал, что мир состоит в основном из бездельников и негодяев. А что, в Норильске их не было?
– Конечно, были, только они здесь долго не задерживаются. Очень холодно. А на морозе всякая зараза гибнет.
Громкий хохот трёх молодых здоровых парней потряс пустую квартиру и эхом разнёсся по всему дому.
– А если серьёзно, – продолжал Андрей, – то в Норильске с огорода, как ты понимаешь, никто не живёт. Нет огородов. Значит нужно работать. А работать такие люди, как правило, не хотят и не умеют.
– Ну, прямо общество будущего. Тогда, я извиняюсь, ещё один вопрос: а где бандиты, которые должны были достаться вам в наследство от сталинского ГУЛАГа? Или они все сразу быстро перековались в примерных граждан?
– На этот вопрос я тебе, Лёша, ответить не могу. Поживёшь здесь несколько лет, сам всё узнаешь.
7.5
На следующий день Андрей в ремонтных работах не участвовал, и Лёша стал расспрашивать Илью об институте. Ему хотелось как можно больше узнать о своих будущих коллегах.
– Слушай, Илья, а можешь ты рассказать немного о кафедре механики? Всё-таки Лена проработала там целый год и наверняка что-то тебе говорила.
– Она мне не говорила. Она все уши прожужжала про своих уникальных коллег. Так что могу дать информацию, но только с ее слов.
– Хорошо, согласен на пересказ.
– Только учти, дорогой друг. У меня очень предвзятое отношение ко всему норильскому. Я самый большой патриот в этом городе.
– Рассказывай, патриот. Потерпим, – засмеялся Лёша.
– В общем, знаю, что за кафедрой механики закреплено четыре аудитории, одна из которых является преподавательской. В её составе три кандидата технических наук, включая тебя, и один доктор наук, профессор Владимир Петрович Прохоров.
– Почему же кафедрой заведует доцент Винокуров, а не профессор Прохоров?
– Потому что он не хочет. Ему много раз предлагали. Вообще Прохоров – очень оригинальный человек: живёт один, жена давно умерла. Практически всю зарплату отправляет дочке в Краснодар. В отпуск никуда не ездит. Лето проводит в тундре с рюкзаком. Там у него есть какой-то загадочный друг. Больше о нём никто ничего не знает. На кафедре Прохорова не слышно и не видно, но на любом заседании последнее слово перед принятием решения – за ним. Да, и ещё. Прохоров не пьёт и не курит.
– А наукой он занимается?
– Занимается, и очень серьёзно. Все статьи публикует без соавторов, так как ни учеников, ни аспирантов у него нет.
– Странно. Действующий профессор…
– Из всех остепенённых членов кафедры самой интересной фигурой является доцент Пётр Петрович Кобылянский. Ему лет сорок. Убеждённый холостяк. Рыжий такой, неунывающий. За громкий смех и весёлый нрав студенты зовут его Жеребцом. Он это знает и ни на кого не обижается. В разговорах по телефону, преимущественно с женщинами, никогда никого не называет по имени. Только так: моя красавица. Единственный на кафедре, кто, наплевав на все запреты и приказы по институту, курит прямо в помещении. Правда, в форточку. В институте Пётр Петрович пропадает с утра до вечера, так как дома ему делать нечего. С удовольствием занимается со студентами. К нему можно подойти с любым вопросом в любое время – никогда никому не отказывает.
– Ну, ты писатель, Илья! Рассказываешь так, что я уже всех представляю как живых. Кстати, на кафедре висит объявление, что шестого сентября состоится первое в учебном году заседание кафедры.
– Ну, вот ты всех сразу и увидишь. Традиционное заседание. Проводится для того чтобы все почувствовали себя членами одного коллектива после долгого летнего перерыва и рассказали, чем занимались в отпуске. Формально оно проходит под председательством заведующего кафедрой, а по существу его проводит профорг, она же секретарь кафедры, Светлана. Очень интересная во всех отношениях барышня.
– Так, Илья, думаю, что на сегодня пора заканчивать работу, а то жёны сделают нам соответствующее внушение за опоздание к ужину.
– Но я ж тебе ещё не обо всех рассказал.
– Ничего, завтра наверстаешь.
7.6
На следующий день, возвратясь из института, Лёша сразу пошел на новую квартиру, где уже с утра находился Илья. Сегодня ему нужно было выходить в ночную смену. Лёша чувствовал, что Илье не терпится продолжить свой рассказ о кафедре.
– Ну, так вот. Следующий – это Владимир Евграфович Сидоровский, старший преподаватель кафедры. Удивительный человек с удивительной судьбой. Родился до революции в Санкт- Петербурге. Дворянин. После Гражданской войны его семья оказалась в Шанхае. Там он ходил в школу, окончил Шанхайский университет. В 1947 году, под впечатлением от военных успехов Советской Армии, решил вернуться в Советский Союз, где тут же получил пятнадцать лет лагерей за измену родине. Из них девять провёл в Норильске. Будучи заключённым, работал водителем самосвала. В настоящее время полностью реабилитирован и восстановлен в правах.
Лёша слушал Илью, раскрыв рот. В прямом смысле. А Илья, заметив Лёшину реакцию, решил усилить произведенное на него впечатление.
– Сидоровский в совершенстве владеет пятью языками, прекрасно играет на фортепиано и поёт. Кстати, несколько лет назад женился на женщине, которая работает в институтской столовой заведующей производством. Она с него пылинки сдувает.
– А что, более интеллектуальной спутницы жизни он не мог себе найти?
– Их вообще-то никто вместе никогда не видел. Но говорят, что это не простая женщина. Кстати, она тоже долгое время сидела в норильском лагере. А сейчас, Лёша, я перейду к характеристике женской части преподавательского состава кафедры. Рассказ весьма занимательный.
– Ты, Илья, если можно, покороче с женской частью, а то я боюсь, не успею помочь Алисе выкупать ребёнка.
– А тут много рассказывать не о чем. На кафедре работают три женщины: Раиса Петровна Погорелова и Лидия Кирилловна Бородина – старшие преподаватели. Ольга Павловна Афанасьева — ассистент. Раиса Петровна и Лидия Кирилловна – две «заклятые» подруги, жёны норильской номенклатуры. Ведут себя на кафедре, согласно инструкциям мужей, тише воды, ниже травы. Слова лишнего не скажут. Что же касается ассистентки Афанасьевой, то ничего хорошего сказать о ней не могу. Скандальная, склочная тётка, везде ищет правду. Недаром студенты зовут её ведьмой. Живёт одна в трёх¬комнатной квартире, которая ей досталась в результате обмена Новосибирска на Норильск. Ну вот, пожалуй, и всё.
Ан нет! Забыл ещё одного – старшего преподавателя Антона Васильевича Петряева. Он первым пришёл на кафедру после работы в Норильском горно-металлургическом техникуме. Может часами рассказывать о выдающихся учёных, которые преподавали в Норильском техникуме в лагерное время и с которыми был близко знаком. Женат, имеет четверых детей. Жена нигде не работает. Для Норильска это редкое явление. Оба они откуда-то из Сибири. Петряев – страстный рыбак и охотник. В пятницу вечером уходит в тундру и только в понедельник утром возвращается в город.
– В общем, из твоего рассказа следует, что на кафедре все преподаватели приезжие. Одна твоя Ленка была местной.
– Нет. Ещё секретарь Света. Мы с ней в одну школу ходили.
– И, как я понял, люди все небезынтересные.
– Наверное. Но вообще, мне трудно судить. Кафедра, как ты видишь, «сборная солянка». Все приехали в Норильск по разным причинам и с разными целями. А главное, неизвестно, на какое время они ещё здесь задержатся.
Последняя фраза Ильи говорила о том, что он, родившийся в Норильске и знающий изнутри этот суровый край, затрудняется дать объективную оценку приехавшим сюда людям. Не исключено, что, произнося эти слова, он имел в виду и самого Алексея Соловьёва.
Ремонт подходил к концу, и Алиса утром в шутку сказала, что скоро приведёт в квартиру приемочную комиссию.
7.7
Заседание кафедры механики было назначено на два часа дня в субботу, когда ни у кого из преподавателей не было занятий. Лёша пришёл за двадцать минут до его начала. В преподавательской уже было двое – пожилой мужчина, сидевший за столом на возвышении боком ко входу, и секретарь кафедры Светлана. На приветствие Лёши радостно откликнулась только Светлана. Мужчина, а это был, по всей видимости, профессор Прохоров, даже не повернул головы. Постепенно стали подходить остальные члены кафедры, и Лёша, вспоминая описания, данные Ильёй, легко угадывал – кто есть кто. Первым в аудиторию зашёл Кобылянский. Большой и шумный, он расцеловал Светлану, поздоровался за руку с Лёшей и громко поприветствовал профессора Прохорова. За ним последовал пахнущий дорогим парфюмом старший преподаватель Сидоровский. Белая рубашка, бабочка, элегантный костюм – всё говорило о том, что этот господин (товарищем его назвать было никак нельзя) был классово чужд всем остальным членам кафедры. Он поцеловал руку Светлане и обменялся рукопожатиями с присутствующими мужчинами. Затем одна за другой зашли две женщины, а после них Петряев и заведующий лабораториями Витёк. Женщины, громко поздоровавшись, сразу же сели за свои столы. Судя по тому, как их приветствовали остальные члены кафедры, это были Раиса Петровна и Ольга Павловна. Раиса Петровна вытащила из сумочки маленькое зеркальце и стала поправлять причёску, а Ольга Павловна открыла ящик стола и сразу начала что-то в нем искать. Петряев и Витёк, расцеловавшись со Светланой, обошли всех мужчин кафедры и поздоровались с ними за руку.
Последним, буквально за минуту до начала заседания, в аудиторию влетел заведующий кафедрой Александр Иванович Винокуров. Быстро оббежал всех присутствующих, каждому сказал какие-то приятные слова и сел за свой стол на подиуме.
– Прошу прощения, задержался у декана. Итак, начнём наше первое в этом учебном году заседание кафедры. Присутствуют все члены кафедры, за исключением Лидии Кирилловны, которая ещё не вернулась из отпуска. Сначала я хочу представить вам нашего нового коллегу, старшего преподавателя Алексея Натановича Соловьёва. Вы ещё не получили подтверждения ВАК о присуждении вам учёной степени, Алексей Натанович?
– Нет ещё.
– Ну, ничего. Думаю, что скоро получите. А теперь по традиции мы поделимся впечатлениями от проведенного отпуска. Давайте начнём справа налево. Пожалуйста, Пётр Петрович, – обратился Винокуров к Кобылянскому.
– Отдыхал в Сочи. Все два месяца. О чём рассказывать, не знаю. Но если будут вопросы, с удовольствием отвечу, – и Пётр Петрович рассмеялся во весь голос.
Вопросов, конечно, не было, но настроение у всех от его выступления поднялось.
– Как всегда, коротко, но со вкусом. Прошу вас, Владимир Евграфович.
– Мы с Клавдией Васильевной провели первый месяц в Ленинграде. Походили по театрам, музеям, выставкам. Посетили пригороды – Пушкин, Петергоф, Царское село и т. д. А потом путешествовали по Золотому кольцу. Я сделал много интересных фотографий. Когда всё смонтирую, покажу фильм на кафедре.
– Спасибо, Владимир Евграфович. Вы ведь сами, если мне не изменяет память, родились в Ленинграде?
– Нет, я родился в Санкт-Петербурге.
– Понятно. Теперь послушаем Раису Петровну. Пожалуйста.
– Мы с мужем отдыхали в санатории в Крыму. Так что рассказывать нечего.
– Спасибо, Раиса Петровна.
Было заметно, что этой даме дополнительных вопросов об отдыхе заведующий кафедрой задавать и не собирался. Следующим был Соловьёв.
– Я думаю, что спрашивать нашего нового преподавателя об отдыхе не стоит, так как летом он, естественно, занимался вопросами переезда из Москвы в Норильск. Поэтому сразу предоставим слово Ольге Павловне. Прошу вас.
– Преподаватель должен постоянно повышать свою квалификацию и пополнять знания, – бодро проговорила Ольга Павловна. – В мире науки есть много примеров, когда серьёзные люди в отпуск вообще никогда не ходили. Я использовала предоставленные мне два отпускных месяца для работы в библиотеке города Новосибирска. И мне кажется, что я уже определилась с темой будущей диссертации.
– Это очень хорошо, Ольга Павловна. Но я бы порекомендовал вам, прежде всего, подыскать себе научного руководителя, – заметил Винокуров.
– Зачем? Ведь можно защищать кандидатскую диссертацию и без научного руководителя, – отпарировала Ольга Павловна.
– Конечно, можно, но это намного сложнее. И всё равно желаю вам успеха, – ответил ей Винокуров. – Пожалуйста, заведующий лабораториями Виктор Семёнович. Вам слово.
– Так как я отгулял часть отпуска зимой, то оставшуюся часть работал на кафедре. Мы со Шмидтом, с ударением на последний слог, сделали небольшой ремонт, провели ревизию лабораторного оборудования. Нам в этом помог и новый преподаватель. Нормальный мужик.
– Спасибо, Виктор Семёнович. Перейдём к старшему преподавателю Петряеву. Пожалуйста, Антон Васильевич.
– В отпуске были всей семьёй в деревне у моих родителей под Абаканом. Кое в чём помогли по хозяйству. Они люди пожилые, многое уже не могут сами сделать. Зато наши дети провели два месяца на свежем воздухе. В общем, всё хорошо.
– Спасибо. Завершаем наш краткий обмен отпускной информацией сообщением нашего уважаемого профессора Прохорова. Прошу вас, Владимир Петрович.
– Я всё лето был в Норильске. Читал, писал, гулял по тундре.
– Замечательно. Ну и я расскажу вкратце, – предоставил сам себе слово заведующий кафедрой. – Выезжал на месяц повидаться с дочерью и своим пожилым отцом. Остальное время провёл в Норильске. Занимался кафедральными делами. Вот, пожалуй, и всё. Да нет, не всё, – спохватился Винокуров. – Светлана, а вы куда ездили?
– А куда ей ехать, когда она беременная, – подал голос со своего места Витёк. – Ей сейчас резкие перемены климата ни к чему.
Раздался дружный смех, и кафедра моментально оживилась.
– Ай да Светлана, ай да тихоня! – заорал Кобылянский. – Скрыть от своих коллег самое важное.
– Так уж получилось, – покраснев, ответила Светлана.
– Женщины всегда бывают беременными не вовремя, – серьёзно заметил большой знаток этого явления Петряев.
И снова грохнул смех, которого давно уже не слышали стены кафедры.
7.8
Ещё некоторое время преподаватели говорили о расписании занятий, нагрузках, о перспективах на новый учебный год. В конце заседания заведующий кафедрой предупредил, что вся учебно-методическая документация должна быть представлена ему не позднее 15 сентября. А потом на столе секретаря неожиданным образом появился большой торт.
– Ура! – загалдели все, обступив стол Светланы. Больше всех орал и прыгал Кобылянский, но его осадила Ольга Павловна:
– Тихо, Пётр Петрович. Торт нужно ещё нарезать.
– Думаю, что это дело нужно поручить Петряеву, – предложил Витёк. – Он у нас человек многодетный и хозяйственный. Справится лучше всех.
Светлана достала из своего шкафа стаканы, заварной чайник, сахар, маленькие ложечки. Чаепитие с шутками и анекдотами продлилось ещё примерно час. Все были очень довольны нестандартным окончанием заседания кафедры.
Идя домой, Лёша мысленно проводил параллель между своей кафедрой в МВТУ, где заканчивал аспирантуру, и норильской – где ему предстояло теперь работать. Понятно, что норильский и московский институты нельзя было сравнивать между собой ни по какому параметру. Об этом его, кстати, сразу предупредил Витёк. Но он не мог отказать себе в том, чтобы не воскресить в памяти свой институт, в котором учился, и кафедру, на которой готовил диссертацию. В состав московской кафедры входило, включая аспирантов, около 70 человек: 5 профессоров, докторов технических наук, 26 доцентов, кандидатов наук, и более 20 старших преподавателей и ассистентов. У каждого из преподавателей был свой рабочий стол и часы пребывания на кафедре. Аспиранты на время заседания кафедры должны были приносить дополнительные стулья из лабораторий. Заседание кафедры в МВТУ всегда проходило в режиме строгого регламента, без реплик и замечаний, а тем более без чаепития. Всё под протокол, который вели, дублируя друг друга, заместитель заведующего кафедрой по учебной работе и секретарь. После заседания никто практически никогда не задерживался. Все всегда куда-то спешили – на занятия, заседание Учёного совета или каких-то комиссий, домой или на дачу.
МВТУ был вузом мирового уровня с более чем столетней историей, грандиозными достижениями как в области научных разработок, так и подготовки кадров. Но сегодня на кафедре Норильского технологического института Лёша почувствовал, что здесь ему как-то спокойнее и теплее, чем в Москве. Здесь никто никого не подавляет авторитетом, не требует дополнительных преференций и привилегий. Люди более независимы в своих суждениях, не стесняются высказывать своё мнение и, по всей видимости, самостоятельны в принятии решений.
Лёша быстрым шагом шёл домой, чтобы поскорее поделиться с женой своими первыми впечатлениями от встречи с новыми коллегами. И ещё он очень хотел увидеть своего сына Виктора. На этом имени, после многочасовых обсуждений и отклонения имен обоих дедушек, настояла Алиса.
Лёша открыл дверь своим ключом.
– Лисёнок, я уже дома, – громким голосом объявил он. – А почему меня никто не встречает и не радуется моему приходу?
– Почему никто, – высунулась из комнаты Алиса, – вот Витюша отреагировал на твоё появление – внеочередной раз описался. Раздевайся и, если не умираешь с голоду, помогай мне с ребёнком.
– Хорошо, но параллельно я буду рассказывать тебе о том, что увидел и услышал сегодня на заседании кафедры.
– Давай, я тебя слушаю.
– Ты знаешь, мне понравились люди на кафедре. Простые, доброжелательные. Без какой-либо фанаберии. Меня так все приветливо встретили.
– Соловьёв, ты простой, как здравствуйте. И очень доверчивый. Тебя разве мама не учила, что никому в жизни нельзя верить, тем более при первой встрече. Посмотрим на твоих коллег этак через месяц или два.
– И что?
– А то. Чтобы люди раскрылись, нужны какие-то неординарные ситуации. Например, делёж денег или распределение должностей. Вот тогда у тебя появятся основания говорить о том, кто есть кто. А сегодня вы просто пили чай с сушками.
– Не с сушками, а с тортом.
– Не имеет значения.
– Алиска, тебя как много лет назад запугали в детдоме, так ты из этого состояния не можешь выйти.
– Это лучше, чем то, в котором пребываешь ты, апостол Лёша.
– Такого имени в библии не было.
– Там такого чудака, как ты, тоже не было.
7.9
Все факультеты и кафедры Норильского технологического института располагались в одном здании. Не нужно было перебегать – иногда без шапки и пальто – из одного корпуса в другой, как это было в МВТУ. Преподавателей в институте было не более 150 человек. Они практически все знали друг друга, так как регулярно посещали различные мероприятия. Лёша приходил на кафедру каждый день и занимался своими делами, не вступая пока ни в какие отношения с другими членами кафедры. В первом семестре лекций у него было немного, поэтому Винокуров рекомендовал ему, для приобретения опыта, посетить занятия других, ведущих преподавателей.
В течение дня на кафедре находились, как правило, три человека: профессор Прохоров, доцент Кобылянский и секретарь Светлана. Владимир Петрович обычно сидел за своим столом и, ни с кем не разговаривая, что-то читал, изредка делая какие-то пометки. Пётр Петрович постоянно звонил по телефону или куда-то убегал, но через короткое время возвращался. Светлана печатала на машинке или раскладывала по папкам поступившие на кафедру приказы и распоряжения.
Сегодня Лёша собирался завершить составление своего индивидуального плана работы преподавателя и подать его на утверждение заведующему кафедрой. Такой план он составлял впервые, так как от аспирантов кафедры МВТУ этого никогда не требовалось. Светлана накануне объяснила ему, что это основной документ в вузе, который регламентирует работу преподавателя и состоит из четырёх разделов: учебная, учебно-методическая, научно-исследова¬тельская и организационно-воспитательная работа. На все виды работ каждому преподавателю Норильского технологического института отводится 1400 часов в год. Первый раздел заполняется заведующим кафедрой в соот¬ветствии с распределением учебной нагрузки по кафедре. Учебная нагрузка старшего преподавателя — лекции, практические занятия, проверка контрольных работ, приём экзаменов и зачётов – составляют примерно 800 часов в год. Эту цифру нужно принять как данность. Остаётся еще 600 часов, которые преподавателю требуется распределить самому по другим разделам плана.
Лёша задумчиво смотрел на свои записи, не зная, с чего начать. У Светланы спрашивать было нечего: как технический работник она уже всё, что могла, рассказала. Озабоченный Кобылянский бегал туда-сюда. Оставался профессор Прохоров, но к нему Лёша подойти стеснялся. Промучившись так весь рабочий день, Лёша собрал черновики, положил их в ящик своего стола и пошёл домой.
7.10
На следующий день, придя на кафедру пораньше, Лёша продолжил раздумья по поводу своего индивидуального плана. Просидев два часа над черновиком и не найдя ответов на многие вопросы, Лёша решился всё-таки обратиться к профессору Прохорову.
– Извините, Владимир Петрович, могу я вас побеспокоить на предмет составления своего индивидуального плана?
– Конечно, молодой человек. Присаживайтесь. Что у вас за проблема?
– Дело в том, что я эти бумаги заполняю впервые в жизни, и мне хотелось бы с вами посоветоваться, как это лучше сделать.
– Понятно. Ничего страшного. Мы всё что-то делаем первый раз в жизни. Давайте пройдёмся по разделам плана. Смотрим первый раздел – учебная работа. Здесь обсуждать нечего: что поручено кафедрой, то и нужно выполнять. Единственное, вы должно добавить часов двадцать на посещение лекций других преподавателей кафедры – для приобретения опыта. Переходим ко второму разделу – учебно-методическая работа. В этом разделе, а он очень большой, нужно определиться с центральной позицией. Вы, будучи аспирантом, никогда лекций в своём вузе не читали?
– Нет.
– А практические занятия вели?
– Вёл, но мало.
– Тогда это у вас будут часы подготовки к лекциям и проведению практических занятий. Ну, ещё, может быть, разработка рекомендаций для самостоятельной работы студентов. Всё. Этого вполне достаточно на один учебный год.
Теперь третий раздел – научно-исследовательская работа. Здесь всё на ваше усмотрение: пишите научные статьи, готовьте доклады на конференции и так далее. Только позвольте мне дать вам один совет: свою науку, которой вы занимались в МВТУ, переведите на рельсы Норильского комбината. Для этого вам обязательно нужно найти хорошую тему для хоздоговорной работы. Это, во-первых, защитит вас от нападок, что вы занимаетесь наукой, связанной с прежней кафедрой, а во-вторых, даст возможность получить дополнительный заработок.
Ну и, наконец, четвёртый раздел – организационно-воспитательная работа. Здесь укажите участие в заседаниях кафедры и работу куратором группы. Эту нагрузку деканат повесит вам в любом случае.
Да, и вот ещё. Постарайтесь наладить дружеские отношения со своими коллегами. Народ на кафедре непростой – сбежался со всей страны. Но какой есть.
7.11
В том, что коллектив преподавателей кафедры непростой, Лёша скоро убедился сам. Не проходило ни одного мероприятия на кафедре, чтобы не возникала конфликтная ситуация между доцентом Кобылянским и ассистенткой Афанасьевой. При этом участники столкновения были непримиримы в своих позициях по любому вопросу. Сегодня спор возник после того, как заведующий кафедрой Винокуров сделал объявление:
– Товарищи, 6-го ноября в актовом зале нашего института состоится торжественное собрание, посвящённое 55-й годовщине Великой Октябрьской революции. Желательно всем преподавателям на этом мероприятии присутствовать.
– Почему всем? Я, например, в этот вечер занят, – негромко и больше про себя сказал Кобылянский.
– Как это занят, Пётр Петрович? – сразу отреагировала на его реплику Афанасьева. – Это же торжественное собрание.
– Для вас торжественное, Ольга Павловна, а для меня нет. Я человек беспартийный. Строем не хожу. И вообще, считаю праздником только Новый год.
– Мне ваши рассуждения, Пётр Петрович, категорически не нравятся. Вы же работник идеологического фронта. Преподаватель института. Разве можно сравнивать Новый год и годовщину Великой Октябрьской социалистической революции?
– Можно. Так как годовщина революции – праздник придуманный, а Новый год – замечательный и естественный водораздел того, что было и что будет. Это мечты о прекрасном, надежды на лучшее в следующем году. И если вы не отмечаете Новый год, то лишаете себя планов на что-то новое, неожиданное и светлое в этой жизни.
– Ну, знаете, Пётр Петрович, ваше поведение переходит уже все дозволенные границы! – задохнулась от возмущения раскрасневшаяся Афанасьева.
На помощь ей пришёл старший преподаватель Петряев.
– Ну, давайте уже закончим этот толчок. Мне ещё ребёнка из детского садика забирать.
И тут в разговор вступил Владимир Евграфович Сидоровский. Потомственный дворянин и интеллигент до мозга кости, он не выносил простоту Антона Васильевича, которая, как известно, хуже воровства. Всё в Петряеве раздражало его – как тот одет, что говорит, как ест и пьёт. Его жуткие руки с грязью под ногтями, обсыпанный перхотью пиджак и жеваный носовой платок вызывали у Сидоровского чувство брезгливости и непреодолимое желание сказать Петряеву какую-нибудь гадость. Иногда он сдерживался, но сегодня не мог совладать с собой.
– Антон Васильевич, голубчик, вы следите, пожалуйста, за своим языком. Тут всё-таки дамы.
– А что я такого сказал? Предложил закончить болтовню и расходиться по домам.
После этого в разговор вмешался Витёк. Он всегда считал необходимым поддержать Владимира Евграфовича как человека, который, как и он сам, прошел зону. Со стороны это выглядело весьма комично, так как трудно было себе представить людей настолько разных, как утончённый Сидоровский и развязный Витёк.
– Ну, ты, Антон, даёшь, в натуре. Ты чего, не знаешь, что в тюрьме называют толчком?
– Нет, не знаю.
– Ну, тогда спроси у серьёзных людей, если не знаешь, а не ляпай своим языком что попало.
На этом спор закончился, но на душе у Лёши остался какой-то неприятный осадок, так как, в принципе, он не понял, из-за чего весь этот сыр-бор разгорелся.
7.12
А ещё через несколько дней благостное впечатление от кафедры механики Норильского технологического института у Лёши рассеялось полностью. Зайдя в преподавательскую за своей спортивной сумкой, чтобы идти в спортзал, он случайно услышал разговор между профессором Прохоровым и ассистентом Афанасьевой. Владимир Петрович, как обычно, сидел на своём рабочем месте, невидящим взглядом уставившись в стенку напротив своего стола. Рядом стояла Ольга Павловна и что-то очень громко доказывала. Судя по её возбуждённому виду и активной жестикуляции, обсуждаемая тема была для неё очень важна. Лёша зашёл в аудиторию в тот момент, когда речь Афанасьевой достигла своей кульминации.
– Владимир Петрович, вы должны меня поддержать на заседании кафедры. Ваше мнение, как правило, является решающим. Никто не смеет вам возражать.
– Но позвольте спросить, Ольга Павловна, почему я должен это делать? Какие аргументы в пользу вашего желания стать старшим преподавателем я могу привести?
– Как какие? Очень простые. Я работаю на кафедре третий год, и всё на ассистентской должности. Замечаний по работе не имею, а на мои обращения к заведующему получаю стандартный ответ: нет вакансии. И в то же время на кафедру сваливается некто из Москвы, и для него это место сразу находится.
– Помилуйте, дорогая моя…
– Давайте без этого!
– Давайте. Молодой человек, на которого вы так ополчились, окончил в Москве институт и аспирантуру, защитил там диссертационную работу.
– Я тоже окончила Иркутский государственный университет и собираюсь поступать в аспирантуру.
– Ну, вот когда поступите, тогда и продолжим наш разговор. А вообще, это не моя компетенция. Обращайтесь к заведующему кафедрой.
– Спасибо за внимание.
Ольга Мефодьевна резко повернулась к двери, чуть не налетев на Лёшу, и даже не поздоровавшись с ним, выскочила из преподавательской в коридор.
– Не обращайте внимания, Алексей Натанович. С ней это бывает, – раздался голос профессора Прохорова.
– А что всё-таки случилось? – поинтересовался Лёша.
– Алексей Натанович, вы не могли бы подойти поближе. Я вас плохо слышу. – Когда Лёша сел напротив Прохорова, он тихим и спокойным голосом продолжал: – Понимаете, молодой человек, в Норильском технологическом институте изъявили желание работать совершенно разные люди со всей нашей страны. Но каким был человек на «материке», такого каждый из них и привёз с собой в Норильск. Вот вы почему, извините за вопрос, сюда приехали?
– Надоело жить в общежитии, а на съём квартиры в Москве денег не было. Плюс сын родился. Одним словом, материальные проблемы.
– Вот видите. Причины весьма уважительные. Я тоже попал в Норильск по семейным обстоятельствам. И встретились мы с вами на одной кафедре. А что такое кафедра? Кафедра – это первичный вузовский коллектив, объединённый профильными дисциплинами. А теперь вместо кафедры представьте себе бочку. Для того чтобы бочка не рассыхалась и в скором времени не развалилась, нужны скрепляющие обручи. В нашем случае обручами являются учебные или научные школы. А их нет.
– Наглядное определение.
– Идём дальше. Норильский институт – это собрание трогательных и наивных людей, приехавших за новой жизнью: кто за деньгами, кто за должностями. Здесь собрались люди с разными учебными установками и из разных научных школ. У них нет точек соприкосновения между собой. Отсюда постоянные, но, слава богу, маленькие войны.
– И когда ситуация на кафедре может измениться к лучшему?
– Когда появятся свои, доморощенные кадры.
– Я к данной категории не отношусь?
– Думаю, что нет. Вас, пожалуй, можно отнести к лицам, являющимся предвестниками улучшения ситуации. Окончили столичный институт, аспирантуру и начали здесь свою преподавательскую деятельность. А я имею в виду выпускников нашего института, которые придут работать на кафедру.
– Не по этой ли причине, Владимир Петрович, вы отказываетесь быть заведующим кафедрой?
– И по этой тоже. Управлять таким коллективом, как наш, – большое искусство и одновременно большой риск. А мне в моём возрасте такие игры уже ни к чему.
7.13
После зимней сессии, первой в жизни старшего преподавателя Соловьёва, доцент Винокуров подводил её итоги на заседании кафедры:
– Алексей Натанович, декан нашего факультета Анатолий Никифорович Сысоев не доволен результатами экзаменов студентов второго курса. В группе, где двадцать один человек, вы поставили шесть двоек.
– Извините, Александр Иванович, но в вашем замечании имеет место подмена понятий. Не я поставил, а студенты получили неудовлетворительные оценки.
– Неважно, как это звучит. Но пока ситуация не изменится, ни о какой вашей командировке в Иркутск речи быть не может. Вам понятно?
– Понятно.
– А теперь поделитесь с нами, что вы собираетесь предпринять для улучшения успеваемости студентов?
– Думаю, что за несколько недель мы эту проблему решим.
– Каким образом?
– Я проведу с не сдавшими экзамен студентами дополнительные занятия по наиболее сложным темам.
– У вас нет в индивидуальном плане на эту работу дополнительных часов.
– А я за счёт своего свободного времени. Ведь это и моя недоработка, что ряд студентов получили плохие оценки. Они пришли сюда за знаниями, а я их, получается, не дал.
После такого необычного заявления в преподавательской воцарилась тишина. Было непонятно – поддерживают ли коллеги такой подход старшего преподавателя Соловьёва к студентам или не согласны с ним. Высказываться никто не спешил. Уж больно всё это не вписывалось в общепринятую схему.
Наконец поднялся доцент Кобылянский и не свойственным ему тихим голосом сказал:
– Алексей Натанович, простите за вопрос: вы считаете, что нет плохих студентов, есть плохие преподаватели?
– Я сказал, что у меня как у преподавателя имеют место, по всей видимости, недоработки, которые мне и следует устранить.
– А скажите, пожалуйста, что делать со слабыми в плане подготовки к учебе в высшем учебном заведении студентами? – продолжал наступать на Лёшу Кобылянский. – Вы знаете, что мы за счет этих абитуриентов выполняем государственный план приёма студентов на непрестижные специальности? Государственный план.
– А кому нужен этот липовый план? Эти дутые цифры? Мы таких же дутых специалистов и готовим, – невозмутимо ответил Лёша.
– Вы что, уважаемый, с луны свалились? Мы обязаны осуществлять приём студентов, в противном случае министерство так нам всыплет, что мало не покажется.
– Я вообще, не понимаю – что это за «непрестижные специальности»? – не отступал Лёша. – Это горняки, металлурги, электрики – по вашему определению – относятся к непрестижным специальностям? А кто же будет добывать в стране руду, варить сталь? Давать нам, в конце концов, электроэнергию? Все специальности должны быть престижными.
– Какой вы грамотный, Алексей Натанович. А позвольте узнать, каким же образом это сделать? Вам в Москве случайно об этом не рассказывали?
– Случайно рассказывали. Нужно просто усилить агитационно-разъяс-нительную работу по привлечению в институт подготовленных к обучению в вузе абитуриентов и прекратить заниматься очковтирательством, или, как вы говорите, выполнять государственный план. Кстати, соотношение числа жителей города и количества студентов в Москве равно приблизительно 12 к 1, а у нас – порядка 50 к 1. В Норильске, городе с населением более двухсот тысяч человек, есть единственное высшее учебное заведение – это наш институт. Таким образом, Норильск имеет колоссальный резерв желающих получить высшее образование, а мы не можем этим воспользоваться и рассказываем друг другу сказки о непрестижных специальностях.
– Прекрасный лозунг, Алексей Натанович. Просто замечательный. А главное – очень актуальный. Да вы, батенька, прожжённый идеалист. Или прикидываетесь им, что в принципе одно и то же. Вам бы деканом быть. Уж больно ваши рассуждения коррелируют с этой должностью.
– Ну, уж от этого, Пётр Петрович, вы меня увольте. Не имею никакого желания. А насчёт нашего разговора я обязуюсь подумать и что-нибудь серьёзное предложить.
Идя домой, Лёша, как обычно, ругал себя последними словами. Ну, идиот! Законченный идиот. Ведь понимал, что произведёт своим выступлением негативное впечатление на членов кафедры, и всё равно влез в спор. Приём подготовленных к обучению в вузе абитуриентов – это дело будущего, а сейчас на нём «висят» шесть двоечников. Надо что-то делать, а не рассуждать.
На следующий день Алексей Натанович собрал через деканат всех задолжников по своей дисциплине и провёл с ними три дополнительных тестовых занятия по самым сложным разделам курса. В результате два студента пересдали ему проваленный экзамен с оценкой «хорошо», а четверо – с оценкой «удовлетворительно». Неизвестно, дошли ли до деканата новации старшего преподавателя Соловьёва, но декан факультета Сысоев командировку ему всё равно не подписал.
7.14
Только через год Алексей Натанович Соловьёв получил возможность поехать в Иркутский политехнический институт. Целью командировки было ознакомиться с учебно-лабораторным практикумом аналогичной кафедры и заказать на базовом предприятии Иркутского института требующееся Норильскому технологическому институту оборудование. Для реализации цели командировки Соловьёву нужен был толковый помощник. И этим помощником, по рекомендации Винокурова, стал заведующий лабораториями кафедры Виктор Петрович Самохвалов.
В аэропорту в багаж вещи сдавать не стали. Уже в самолёте, распихав по полкам свою и Лёшину поклажу, Витёк назидательно ему объяснил:
– Смотри, Натаныч, мы прилетаем в Иркутск поздно вечером. Такси в это время в аэропорту бывает мало. Если вообще бывает. Нам нужно как можно быстрее, не возясь с получением багажа, дуть на стоянку. Поэтому всё своё берём с собой. Ты понял?
– Да, понял.
– Теперь второе. Ты когда-нибудь в гостинице останавливался?
– Нет. Я вообще первый раз в жизни лечу в командировку.
– Тогда слушай. Свободных мест в советских гостиницах не бывает. Это закон. Они есть, конечно, но администрация всегда придерживает их для обкома, исполкома, профсоюзов, то есть для полезных людей, или для своих родственников и знакомых. Это очень доходное место работы в нашей стране. Ну, так вот. Ты никуда со своим командировочным удостоверением не лезь. Я сам всё решу.
Приехав на такси в одну из наиболее приличных гостиниц Иркутска, Витёк оставил Лёшу с вещами в холле.
– Всё. Сиди здесь, а я пойду поищу кабинет заместителя директора гостиницы.
– Почёму заместителя?
– Потому что, во-первых, заместитель всегда на месте, в отличие от директора, а во-вторых, все щекотливые вопросы в таких заведениях решаются через вторых лиц. Это безопасней и эффективней.
Вернулся он довольно скоро, держа в руке ключ от двухместного номера. Когда они зашли внутрь, Витёк хозяйским взглядом окинул комнату, выглянул в окно, оценив вид на город, потом проверил, есть ли холодная и горячая вода, работают ли телевизор и телефон.
– Всё нормально. Теперь пойдём в ресторан ужинать.
– Ты что, Витёк, уже половина одиннадцатого вечера. Ресторан, наверное, уже закрыт.
– Учти, Натаныч, самое вредное в жизни слово – «наверное». Оно расслабляет человека и предоставляет ему возможность ничего не делать. Если закрыт, значит для нас откроют. Не умирать же нам, в натуре, с голода.
– Скажи, Витёк, откуда у тебя такой пробивной подход ко всему? Ты родился таким или это благоприобретённое?
– Последнее слово не понял. Но это неважно. Как тебе уже как-то рассказывал, я около двух лет чалился в норильском лагере, а до этого четыре месяца – в краснодарской пересылке. Там у меня друган образовался – Сёма Перепелицкий. Щипач от бога. А как он играл в карты, какие пальцы! Шопен! Ну, так вот. Сёма мне как-то объяснил: любая просьба должна быть всегда связана с благодарностью – или до её исполнения, или после. Нормальные люди – такие, как я, – по этому принципу живут. И всё в этой жизни имеют. Другие – такие, как ты, – живут по другим принципам и ничего не имеют.
– Ты знаешь, Витёк, этот принцип, по всей видимости, работает только в нашей стране. Мне отец рассказывал, что он после войны еще некоторое время в Европе оставался. Так в заграничных ресторанах не бывает меню, в котором напротив какого-нибудь блюда стоит слово «нет».
– Ну, а если в самом деле этого блюда в ресторане нет?
– Тогда просто на всех столиках меняют карточки с меню.
– Не понял, к чему ты это всё, Натаныч? Больно заумно излагаешь – сразу и не ухватишь.
– Ладно, Витёк, не напрягайся. Ты лучше мне скажи, почему, выйдя из лагеря, ты не уехал из Норильска?
– Чтобы жить по принципу, о котором только что тебе рассказал. Я не хочу и не умею ничего просить. Я состою со всем миром в договорных коммерческих отношениях. Ты понял меня?
– Нет.
– Ну и не надо.
7.15
Вернувшись после ресторана в свой номер, Лёша и Витёк проговорили почти до самого утра. Вопросы в основном задавал Лёша, первый раз в жизни беседуя с человеком, у которого за спиной был реальный тюремный срок. Витёк спокойно на них отвечал – как человек, познавший жизнь не по книгам в публичной библиотеке, а на ощупь, ежедневно с ней соприкасаясь. И было совершенно очевидно, что Витёк, имея семь классов образования, чувствовал себя в жизни значительно уверенней, чем Лёша, получивший учёную степень.
Лёша с огромным интересом слушал всё, о чём говорил Витёк: о Норильске, зоне, отношениях между людьми, охоте, рыбалке, любви. А он, упиваясь ролью наставника, с большим удовольствием рассказывал этому образованному человеку, как нужно в советской стране жить. Часа в четыре утра, когда уже у обоих закрывались глаза, Лёша неожиданно спросил:
– А вот я знаю, что в лагерях обычно висят плакаты типа «На свободу – с чистой совестью». Ты вообще как к этому относишься?
Тут Витёк заржал так, что у Лёши сразу пропал весь сон.
– Ну, ты даёшь, Натаныч! Вот что значит образование. Ишь, как глубоко заехал. Да кто же на зоне плакаты читает? Их просто не замечают. Висят и пусть себе висят.
– А я думал, что в лагере существует система перевоспитания заключённых?
– Может, и существует, но я этого не заметил. Как мне объясняли сидельцы со стажем, никакого перевоспитания на зоне не происходит – каким человек в лагерь приходит, таким и уходит. Суть наказания состоит в том, чтобы, во-первых, на какое-то время изолировать преступника от общества, а во-вторых, создать ему в заключении такие условия жизни, чтобы он с ужасом думал о возможном туда возвращении. Вот и всё.
В справедливости этого объяснения Лёша имел возможность убедиться через несколько дней. В один из вечеров, когда они с Витьком сидели в ресторане гостиницы и наслаждались пивом, к их столику подошёл сильно подвыпивший молодой человек и нахально заявил:
– Слышь, мужики, я к вам присяду ненадолго пивка попить, а то в кабаке свободных мест нет.
– Не получится, земляк, – отрезал Витёк. – У нас тут с корешком серьёзный разговор, так что мешать будешь.
– Чево, а может, это ты мне мешаешь? – потянулся пьяный за бутылкой пива, стоящей на столе.
Тут Витёк резко вскочил на ноги и в его правой руке что-то блеснуло. Это «что-то» он приставил к горлу незваного гостя и сказал тихо, но внятно:
– Пшёл вон, фраерок. Не то сейчас начнёшь собственные мозги глотать, а это не очень приятное занятие.
Мгновенно протрезвевший парень отскочил от их стола и, не оглядываясь, направился к выходу. А Витёк как ни в чём не бывало открыл новую бутылку пива и назидательно сказал Лёше:
– Это обыкновенная ложка, только с другого конца – заточка. Она всегда при мне. Очень полезная вещь. Так что, Натаныч, тюрьма – это не только место отбытия наказания. Это суровая школа жизни.
7.16
Из десяти дней командировки Витёк ночевал в номере гостиницы всего два. В остальные дни вечером уходил куда-то и возвращался только утром. На наивный вопрос Лёши, где он бывает по ночам, Витёк в присущей ему манере ответил:
– Да встретил тут одного знакомого. Читаем вместе по ночам Программу КПСС. Очень интересное занятие.
Но вечером последнего дня пребывания в Иркутске Витёк остался в гостинице. Сначала они обсуждали результаты командировки, а потом разговор снова зашёл о жизни в Норильске. Разница в возрасте у Лёши с Витьком была всего несколько лет, а складывалось впечатление, что беседуют люди из разных поколений.
– Скажи, Витёк, а ты женат?
– Конечно. Нормальный человек в моём возрасте должен быть женатым. Это естественное состояние всего живого на земле – найти пару и продолжить свой род. Все остальные отношения – отклонение от нормы. За это очень сильно наказывают в тюрьме.
– И дети у тебя есть?
– Есть. Двое. Мальчик и девочка. Поэтому после работы в институте я ещё халтурой занимаюсь – побелить там чего, починить, перевезти и т. д. Деньги нужны.
– А что, нашей зарплаты тебе не хватает?
– Это тебе после Москвы кажется, что у нас зарплата хорошая, а поживёшь немного в Норильске, и у тебя будут другие представления. Расходы на Крайнем Севере очень большие. Только зимняя одежда на всю семью чего стоит. А в отпуск съездить, а так кое-чего себе позволить…
– Я в Норильске в отпуске ещё не был ни разу.
– Будешь. Обязательно будешь. Я вот что тебе, Натаныч, хочу сказать. На зоне человеку в наше время легче прожить, чем на воле. Там тебя кормят, одевают, работу дают, а на воле ты должен сам крутиться.
– Ну, ты, Витёк, совсем уж заговариваешься.
– Ничего не заговариваюсь. Не вороти нос, а слушай. Вот ты в Норильске – зависимый человек.
– В каком смысле?
– В прямом. Избрали тебя по конкурсу на пять лет, и администрация института на этот срок заключила с тобой письменный трудовой договор. Конечно, тебе по этому договору и северные надбавки выплачивают, и северный стаж начисляют. Опять же раз в три года проезд всей твоей семье на «материк» в отпуск и обратно оплачивают и т. д. Но самое главное, за тобой автоматически бронируется жилплощадь и прописка в том месте, из которого ты уехал на Крайний Север.
– А на «материке» разве не так?
– Конечно, нет, так как нет позиций, которые я только что перечислил. Но самое главное не это. Там, если ты увольняешься, то есть возможность – особенно в большом городе – найти другую, равноценную работу. А в Норильске куда ты, например, со своей учёностью работать пойдёшь? Никуда.
– К чему ты мне всё это говоришь, Витёк?
– А к тому, чтобы ты с Ольгой Павловной поаккуратней себя вёл. Она тётка без тормозов. Неизвестно, что может выкинуть. Я её в разных ситуациях видел.
– Да я её вообще не замечаю.
– А ты наоборот, замечай и помни, что я тебе сказал. На зоне меня научили одной простой истине: ничто так не объединяет людей, как ненависть. Павловна может подсобрать против тебя своих единомышленников. А когда кучей наваливаются на кого-то, виновного не найти. Поэтому ты, как правило, и остаёшься виноватым. Понял, что я тебе сказал?
– Понял. Нужно жить и всё время оглядываться. Особенно в Норильске.
– Правильно понял. Молодец, Натаныч.
Глава 8. Ранний декан
8.1
В воскресенье профессор Прохоров решил навестить своих новых знакомых – Воронова и Семёнова – на их зимовье. Начало зимы было его любимым временем года. От сентябрьской грязи уже ничего не осталось: первый снег отбелил и всё украсил. Вокруг было свежо и празднично. Правда, к празднику скоро привыкаешь, но восторг остаётся. От города до зимовья на снегоходе было ехать приблизительно два часа. Настроение у профессора было прекрасное, тем более что он, наконец, определился с подарком и вёз Александру Николаевичу две книги Ремарка – «Три товарища» и «На Западном фронте без перемен». Эти книги он много лет назад купил в Краснодаре у букиниста и очень ими дорожил.
До зимовья доехал без приключений. Заслышав шум мотора, на крыльцо вышел сам Александр Николаевич, а за ним какая-то незнакомая женщина. Не подвела все-таки интуиция Владимира Петровича в тот первый его визит к Воронову и Николаю.
– Здравствуйте, Владимир Петрович, рад вас видеть! – громко приветствовал гостя Воронов. – Познакомьтесь, пожалуйста, – это моя подруга Адель Томашова.
Женщина скромно протянула руку Владимиру Петровичу, после чего заторопилась в дом.
– Проходите, не стесняйтесь, – продолжал радостным тоном Воронов. – У нас есть ещё один сюрприз для вас. Это кошка Дуся. Живёт у нас четыре года. Раньше выходила из своего укрытия только по ночам, а сейчас, когда Адель приезжает, является народу и днём.
На голоса из своей комнаты выглянул Николай, который, как всегда, был чем-то занят. Он поздоровался с Владимиром Петровичем и опять ушёл к себе.
Прохоров прошёл в большую комнату, сел в стоящее у стены кресло, огляделся. Вроде ничего не изменилось со дня его последнего посещения, но всё равно бросались в глаза некоторые новшества. Стол покрывала красивая синяя скатерть, в вазочке посредине стола стоял большой искусственный цветок. В доме вкусно пахло пирогами.
– Это вы хорошо придумали, Владимир Петрович, что к нам приехали. Мы гостей любим и с удовольствием принимаем. Но не всех, – смеясь, проговорил Воронов.
– Ой, – спохватился Владимир Петрович, – я же вам, Александр Николаевич, подарок привёз. Сейчас принесу. – Он выскочил на улицу и достал из багажника снегохода свёрток с книгами.
Судя по тому, как аккуратно Воронов разворачивал бумагу и бережно брал в руки книги, можно было с уверенностью сказать, что он не только большой их любитель, но и ценитель.
– Ремарк. Какая красота! Всегда об этом мечтал. Спасибо, уважаемый Владимир Петрович, от всей души. – Он поставил книги на самодельную полку и отошёл чуть в сторону полюбоваться.
– Так. А сейчас будем обедать, – не терпящим возражения тоном объявила Адель, выходя из кухни. – Убираем со стола всё, что не имеет к обеду отношения.
– Прошу огласить меню полностью, – раздался из другой комнаты голос Николая.
Адель с укоризной заметила:
– Это всё ваше тлетворное влияние, Александр Николаевич. Совсем разбаловали молодого человека своими цитатами. – И пошла на кухню за большой кастрюлей борща.
8.2
После обеда все остались сидеть за столом. Даже Николай не вернулся в свою комнату. Сначала разговор шёл о кошке Дусе, её характере и привычках. Дуся уютно устроилась на коленях у Адели. Оказалось, что кошка весьма избирательна в отношении людей. Если человек был ей приятен, она позволяла себя погладить или бесцеремонно прыгала к нему на колени. А остальных просто игнорировала.
– Александр Николаевич, а почему вы завели кошку, а не собаку? По закону тундры собака – неотъемлемая часть жилья охотника.
– Ну, я не охотник. Охотник у нас Николай. Недаром местные жители зовут его Стрелок. А собака у нас на зимовье была, целых шестнадцать лет. Настоящий сибирский хаски. А когда она умерла, мы с Николаем дали зарок больше собак не заводить. У нас был тяжелый траур по ней, почти целый год горевали.
Постепенно, как и следовало ожидать, разговор перешёл на книги. Оказалось, что Александр Николаевич, проведший в тундре более тридцати лет, прекрасно помнит содержание многих из них и даже с удовольствием пересказывает.
– Здесь нет никакой загадки, – заметила Адель. – Ведь Александр Николаевич учился в парижском лицее. Там преподавали иностранные языки, логику, психологию, основы юриспруденции, не говоря уже о мировой литературе. Качество общего базового образования играет огромную, а во многих случаях определяющую роль в жизни каждого человека.
– А вы сами где учились? – спросил Прохоров у Адели.
– Грустная история. – Адель потянулась за сигаретой. В этой мужской компании она курила одна. – Я пошла в первый класс в 1941 году в сельскую школу. Мы с мамой были тогда в эвакуации в Мордовии. Учителей не хватало, поэтому нам преподавал, кто попало. Например, математике и физике нас учил местный зоотехник. С годами мне пришлось всю школьную программу осваивать заново. Потом я окончила Московский инженерно-строительный институт, а в Норильск приехала по комсомольской путевке.
– В стране у всех детей должно быть одинаковое и желательно высокого качества базовое образование, – заметил Владимир Петрович. — К преподавателю начальных классов в школе должны предъявляться самые высокие требования. Но и, соответственно, зарплата у него должна быть самая высокая.
– Это почему же? – спросил Николай.
– Потому что чему можно научить ребёнка, нельзя научить даже самого продвинутого подростка. В раннем возрасте ребёнок впитывает новую информацию как губка. Поэтому преподаватель младших классов должен быть самым образованным в учительском сообществе.
Владимир Петрович сделал паузу, а потом продолжил:
– Чем взрослее ребёнок, тем больше в нём мусора. И если на пути молодого человека не встретится достойный учитель, мусор будет только накапливаться.
Воронов в разговор не вступал. Адель тоже выразительно молчала, как будто заранее знала ответы на все вопросы, звучащие за столом. Казалось, что тема образования полностью исчерпана, когда Адель неожиданно резко возразила Прохорову.
– Всё, что вы говорите, – это теория, уважаемый профессор. А на практике на каждого молодого человека при формировании его личности влияет, причём исключительно индивидуально, масса факторов: семья, друзья, улица, книги, радио. Даже разговоры взрослых. Всего не перечислить.
– Подписываюсь под каждым вашим словом, уважаемая Адель, – снова включился в разговор Владимир Петрович. – Заранее прошу прощения, но расскажу немного о себе. После седьмого класса школы пошёл со своими товарищами учиться в ФЗУ – школу фабрично-заводского ученичества. Время было такое. Закончил ФЗУ и начал работать на заводе. Пока не началась война. А дальше фронт, ранения, демобилизация. После войны, не снимая гимнастёрки и сапог, окончил вечернюю школу. И был там у меня классный руководитель – Василий Ильич Василенко. Замечательный человек и большая умница. Его после окончания срока заключения никуда не брали на работу. А в вечернюю школу взяли. Я ему всем обязан – и институтским дипломом, и даже докторской диссертацией. Согласен, что много чего влияет на человека, уважаемая Адель, но мудрого наставника по жизни никто не отменял.
8.3
За неторопливой беседой незаметно подошёл вечер, и Владимир Петрович стал собираться в обратную дорогу.
– Извините, профессор, вы не подвезёте до города нашу Адель? – обратился к Прохорову Воронов.
– Ну, какой разговор, Александр Николаевич. Сочту за честь!
Через десять минут на крыльцо вышла Адель в тёплом спортивном костюме, шапочке, плотно завязанной под подбородком, и больших очках. Лыжи Адели Николай закрепил вдоль сиденья снегохода. Все стали прощаться. Адель села за спиной Владимира Петровича и крепко обхватила его руками за пояс.
– А как вы обычно добираетесь до города, если нет оказии? – спросил ее уже в пути Владимир Петрович.
– На лыжах. До посёлка геологов меня, как правило, провожает Николай, а дальше уже я сама.
– Не страшно?
– Нет. Но если пурга или очень холодно, то остаюсь дома. А если нормальная погода, то в субботу утром встаю на лыжи – и вперёд. В воскресенье вечером возвращаюсь. Я молодая. Мне до пенсии ещё много лет.
– А где вы работаете, Адель?
– В институте «Норильскпроект», инженером-конструктором.
– Если что-нибудь вам будет нужно – звоните мне на кафедру. Дома у меня телефона нет.
Последние слова Прохорову пришлось прокричать из-за усилившегося встречного ветра, и разговор прекратился. Но когда они въехали в город и стало относительно тихо, Владимир Петрович продолжил диалог.
– Как ваше отчество, Адель? Как-то не совсем удобно обращаться к вам по имени.
– Вполне удобно. Отсутствие отчества делает меня моложе и смелее. Я приехала в Норильск в 1959 году вместе с мужем. Через шесть лет мы разошлись. А потом я познакомилась с Александром Николаевичем. Удивительный, потрясающий человек. Из ахматовских времён.
– В каком смысле?
– В прямом. Я в него влюблена без памяти и не скрываю этого. Молодым он вошёл в жизнь много лет назад со стихами Блока – а вышел к людям с космическими кораблями. Александр Николаевич не по своей вине проскочил замечательный возраст, когда влюбляются, дарят девушкам цветы, мечтают, делают глупости. Поэтому он молодой пожилой человек и всё воспринимает как юноша.
Говоря о Воронове и своей любви к нему, Адель раскраснелась. Несмотря на холодный ветер ей сделалось вдруг жарко, и она развязала шапочку.
– А вы знаете, Адель, я, пожалуй, в следующее воскресенье снова туда поеду. Мне очень нравятся эти люди. Может, вас подбросить?
– Нет, Владимир Петрович, большое спасибо. Меня воскресенье не устраивает. Буду искать оказию на субботу.
– А если не найдёте?
– Ничего страшного, пойду сама. Поползу на брюхе. Полечу по воз¬духу. Я без Александра Николаевича жить не могу. Без его завораживающего голоса, тёплого взгляда, умных слов. Вы знаете, почему он всегда пальцами крутит какой-нибудь предмет? Шарик там или палочку. Он великолепный пианист и, чтобы пальцы безвозвратно не «застыли», всё время даёт им нагрузку. Однажды, когда в зимовье ещё не было пианино, Александр Николаевич сыграл для меня «Мефисто-вальс» Листа просто на столе, подпевая голосом. Это было потрясающе. А как он сказочно читает стихи. И какие стихи! Вы таких, уверена, никогда и не слышали. Ну, всё, профессор, – вдруг заторопилась Адель. – Я пошла. Спасибо за компанию.
– К вашим услугам, всего хорошего, – только и успел ответить ей Владимир Петрович.
8.4
Прошло более трёх лет с тех пор как Алексей Соловьёв с женой Алисой и сыном Виктором приехали в Норильск. Сын пошёл в детский сад. Алису приняли на работу инженером в Управление главного механика Норильского комбината. Жили они обычной, размеренной жизнью: работа, воспитание сына, встречи с друзьями. В Норильске им нравилось. Как любил выражаться Лёшин папа Натан Захарович – всё в строчку: природа, люди, зарплата. Два раза всей семьёй уже съездили в отпуск.
Алексей начал подумывать о докторской диссертации. Написал по этому поводу письмо в Москву своему научному руководителю Григорию Борисовичу и получил от него благожелательный ответ. Обстановка на кафедре за это время практически не изменилась. Ольгу Павловну Афанасьеву, хотя и с некоторыми трудностями, всё же избрали старшим преподавателем. А вот «война» между ней и Петром Петровичем Кобылянским по-прежнему периодически входила в активную фазу, но успешно гасилась на уровне декана факультета.
Сегодня заведующий кафедрой Винокуров, увидев входящего в преподавательскую Лёшу, с каким-то загадочным видом и не свойственным ему громким голос произнёс:
– Алексей Натанович, подойдите ко мне, пожалуйста. У меня есть к вам разговор.
Вся кафедра с любопытством посмотрела в сторону Соловьёва, который не торопясь снял зимнее пальто, расчесался и только после этого неспешно направился к столу Винокурова. Перейдя на своей излюбленный шёпот, заведующий кафедрой предложил ему присесть.
– Алексей Натанович, ректорат института попросил нашу кафедру принять участие в работе комиссии по проверке кафедры высшей математики. Мне кажется, что вы с успехом можете выполнить это поручение в качестве нашего представителя. Как вы смотрите на то, чтобы я заявил в ректорат вашу кандидатуру?
– А в чём будет заключаться моя работа в комиссии?
– Вы должны дать оценку математическому уровню студентов, которым читаете лекции. Готовы ли они воспринимать ваш курс, с точки зрения их математической подготовки. Что нужно, может быть, добавить или изменить в преподавании высшей математики для нашей кафедры.
– Я согласен, но у меня нет опыта работы в подобных комиссиях. Я в них никогда не участвовал.
– Ничего страшного, не волнуйтесь. Кафедра, если будет необходимость, вам поможет. Но я уверен, что вы справитесь сами.
Кандидатура старшего преподавателя Соловьёва была оперативно передана Винокуровым в ректорат. А ещё через два дня для комплексной проверки деятельности кафедры высшей математики приказом по институту был утвержден состав комиссии во гла¬ве с деканом энергомеханического факультета Анатолием Никифоровичем Сысоевым. Помимо председателя, в комиссию вошло семь человек: пять представителей от выпускающих кафедр и два от специальных – механики и электротехники. Первое заседание комиссии декан Сысоев решил провести в своём кабинете. Пока приглашённые участники совещания молча рассаживались по своим местам, он, не поднимая головы, что-то быстро писал. Прошло ещё не менее пяти минут после назначенного начала заседания, прежде чем Сысоев закончил заниматься своими бумагами и без какого-либо приветствия и вводных слов обратился к членам комиссии:
– Я вас собрал, чтобы довести до вашего сведения задачу, поставленную перед нами руководством института. Дело в том, что в ближайшее время наш институт должны посетить представители Министерства высшего образования РСФСР. Я этих комиссий столько за свою жизнь перевидал, что особого восторга от встречи с ними не испытываю. На этот раз комиссия министерства собирается оценить качество преподавания физико-математических дисциплин в отдельных вузах Сибири. И мы в этот список, на свою беду, через кафедру высшей математики попали. Теперь по делу.
Разговор у декана занял не более получаса. Он оперативно распределил обязанности среди членов комиссии и назначил срок представления ему материалов для подготовки общей справки. Всё было чётко и конкретно. Никаких вопросов от членов комиссии и никаких выступлений. Чувствовался стиль работы бывшего производственника. Лёша слышал от коллег, что кандидат технических наук Сысоев много лет работал в управлении высоковольтных сетей Норильского комбината и по совместительству преподавал в Норильском филиале Красноярского политехнического института. После организации Норильского технологического института его сразу избрали доцентом кафедры, а ещё через год он стал деканом энергомеханического факультета.
Будучи человеком грамотным и ответственным, Алексей Натанович творчески подошёл к порученному делу. В своей служебной записке он не только представил серьёзный анализ положения дел на кафедре высшей математики, но и дал целый ряд интересных рекомендаций. За выполненную работу в составе проверяющей комиссии старшему преподавателю Соловьёву Алексею Натановичу приказом по Норильскому технологическому институту была объявлена благодарность.
8.5
Возвратившись из отпуска за два дня до начала учебного года, Алексей Натанович пошёл в институт поиграть в баскетбол. В спортзале института никого не было, но это его мало огорчило. Он умел организовать сам свою тренировку: попрыгать, побегать, покидать мяч в баскетбольную корзину с разных точек зала, позаниматься на гимнастических снарядах. И тут он поймал себя на мысли, что институт без студентов пугающе пуст. В здании тихо, скучно и неинтересно. Какая-то зловещая тишина. Нет привычного шума, криков, возни. Нет красивых молодых лиц и разлитого в воздухе веселья и оптимизма. Безлюдный институт – это страшная аномалия, которую ни в коем случае не следует допускать.
Наступило первое сентября, и Норильский технологический институт ожил. Студенческая масса пришла в движение. Всё вокруг задышало и забурлило. Приветствия, объятия, поцелуи, смех. И неожиданная новость: прошедшим летом декан Сысоев ушёл в длительный отпуск с последующим увольнением из института. По возрасту, Анатолий Никифорович Сысоев уже шесть лет как был на пенсии (на Крайнем Севере мужчинам назначают пенсию в пятьдесят пять), а с учётом стажа работы на вредном производстве, он мог сделать это ещё раньше. Но глядя на крепкую фигуру декана и зная его решительный характер, никто не сомневался, что он будет работать ещё долго. И вот на тебе.
Высказывались различные предположения, кто будет новым деканом одного из самых сложных факультетов в институте. Помимо четырёх общеобразовательных и специальных кафедр, в его состав входили три выпускающие кафедры, на которых работало большое число специалистов с Норильского комбината. Назывались и обсуждались разные кандидатуры претендентов, но прошло четыре дня, и ни одна из версий не имела подтверждения. В конце недели приказом по институту исполнение обязанностей декана энергомеханического факультета было возложено на заместителя декана – тихого и невзрачного старшего преподавателя кафедры физики Бориса Васильевича Филиппова, которого студенты между собой звали Филиппок. Потихоньку страсти вокруг этого странного назначения улеглись, но разговоры в институте продолжали циркулировать.
Алексей Натанович никакого интереса к интриге, связанной с возникшей вакансией декана, не проявлял. Во-первых, он никого из обсуждаемых претендентов не знал, а во-вторых, уже много лет испытывал жуткую идиосинкразию к самому понятию «декан». История с распределением его старшей сестры Ольги, которую вынужден был улаживать папа с деканом физического факультета Ростовского университета, помноженная на собственный опыт общения с деканом факультета МВТУ профессором Морозовым, который незаслуженно снял его со стипендии на весь семестр, закрепила у Лёши к должности декана самое что ни на есть отрицательное отношение.
Так бы эта ситуация и прошла мимо Алексея Натановича Соловьёва, если бы его не пригласил к себе на беседу проректор по учебной работе института Семён Владимирович Козлов.
Проректор института Козлов, так же как и ректор, не имел учёной степени. Он долгие годы работал в горно-металлургическом техникуме и Норильском филиале Всесоюзного заочного политехнического института, где получил, без защиты диссертации, звание доцента. Козлов в совершенстве знал учебный процесс, обладал уникальной памятью, позволяющей ему легко оперировать любыми ведомственными документами и инструкциями. Все споры заведующих кафедрами с проректором Козловым, худым, желчным и жёстким в отношениях со своими подчинёнными человеком, оканчивались, как правило, убедительной победой проректора. Это ему принадлежал известный всему профессорско-преподавательскому составу института тезис: «Преподаватель вуза, по определению, ленив. Для интенсификации своей деятельности и совершенствования педагогического уровня он обязан заниматься научной и методической работой. Первая связана с написанием научных статей и подготовкой диссертации. Вторая предполагает освоение им каждые несколько лет нового учебного курса. При несоответствии данным двум позициям преподаватель института подлежит увольнению».
Алексей Натанович встречался один раз с проректором Козловым, когда готовил своё заключение по проверке кафедры высшей математики. Высказанные им замечания по методике преподавания высшей математики в Норильском технологическом институте понравились проректору и тот предложил обсудить их на методическом совете института. Сейчас, готовясь к разговору с проректором, Лёша ещё раз прочитал свою служебную записку в комиссию по проверке кафедры высшей математики и остался ею вполне доволен. Но тема его беседы с Семёном Владимировичем Козловым оказалась совсем иной.
8.6
Кабинет проректора Козлова располагал исключительно к работе. Маленькая тесная комната с одним окном, без дивана и кресел. Ничего лишнего. Только небольшой приставной стол впритык к рабочему. Если проректору Козлову требовалось провести какое — либо совещание с несколькими участниками, он звонил в учебный отдел и ему сразу предоставляли свободную аудиторию.
Соловьёв подошел к двери кабинета проректора и негромко постучал. Из кабинета раздался громкий голос Козлова:
– Да-да, входите.
– Здравствуйте, Семён Владимирович.
– Здравствуйте, Алексей Натанович. Проходите, присаживайтесь. Вы сколько лет уже в Норильске?
– Четвёртый год.
– Ну и как? Привыкли к нашему климату?
– Не совсем. В процессе.
– Климат весьма суровый. Ничего не поделаешь – Крайний Север. Правда, есть всякие надбавки, компенсирующие неприятности, связанные с климатом, но всё равно жить здесь нелегко.
– Мы это уже поняли.
– Сын у вас поди уже подрос? Ему сколько лет?
– Три с половиной. Сейчас осваивает под моим руководством науку самостоятельно завязывать шнурки.
– Очень серьёзная наука. Кроме шуток, я помню. У меня самого двое детей. Времена тогда были тяжёлые, военные. Спасало то, что одни ботинки были на двоих. Дети носили их, передавая друг другу как эстафетную палочку.
Алексей Натанович делал вид, что внимательно слушает Козлова, но мысленно недоумевал: зачем такой занятый человек, как проректор института, подробно расспрашивает его о семье, рассказывает про своих детей. И тот, будто прочитав его мысли, сказал:
– М-да… Что-то я отвлёкся от темы. Итак, с какой целью я вас, Алексей Натанович, к себе пригласил. Вы наверняка в курсе, что декан вашего факультета Сысоев находится в процессе увольнения. Факультет большой, масса дел, а исполняющий обязанности Борис Васильевич Филиппов со всем этим не справляется.
– Простите, Семён Владимирович, а я тут при чём? Я слышал, есть много желающих в нашем институте занять эту ответственную должность.
– Ну, не так уж и много, но есть. И тем не менее, в ректорате остановились на вашей кандидатуре. Вы молодой, два высших образования, учёная степень. Да и кафедра вас характеризует как серьёзного преподавателя.
– К сожалению, я, Семён Владимирович, категорически против.
– Почему? Что вы имеете против нашего предложения?
– Позвольте мне об этом не говорить. Это сугубо личное.
– Не хотите – не говорите. Только вы зря отказываетесь. Это всё-таки плюс 35 процентов к вашему базовому окладу. Молодой семье лишние деньги в Норильске не помешают. Кроме того, Алексей Натанович, вам скоро предстоит избрание на доцента, а должность исполняющего обязанности декана факультета позволит иметь дополнительные очки при голосовании Учёного совета.
– Нет, Семён Владимирович, не уговаривайте. Не хочу.
– Ну что ж, это ваш выбор. И всё-таки подумайте. Посоветуйтесь с женой. Правильное решение принять никогда не поздно. Кстати, вы не забыли, что должны выступить на методическом совете института по результатам проверки кафедры высшей математики?
– Нет, не забыл. Я уже подготовил своё выступление.
– Очень хорошо. Вы свободны. Привет супруге.
8.7
После разговора с Козловым Лёша возвращался домой в растрё¬панных чувствах. Как и положено интеллигентному человеку, он разобрал своё поведение в кабинете у проректора по косточкам. С одной стороны, проявил характер, отказался от должности, к которой у него никогда не лежала душа. С другой, позволил себе независимую позицию и вызывающий тон в разговоре с проректором. Конечно, своим отказом он произвёл на проректора не лучшее впечатление. Становиться в позу, когда тебе делает предложение такой человек, как Козлов, просто смешно.
Единственный шанс вернуть себе душевное равновесие – это побыстрее рассказать всё жене и получить от неё моральную поддержку.
– Лисёнок, я дома, – бодро произнёс Лёша, закрывая за собой входную дверь и что-то насвистывая.
– Соловьёв, что это ты такой весёлый? Не иначе как премию получил? Нам сейчас деньги очень нужны.
Последняя фраза жены вконец испортила Лёше настроение. Эту фразу сегодня он уже слышал от Козлова. Ну и как теперь рассказать Алисе о разговоре с проректором института? Какие ей аргументы привести в пользу своего решения?
– А что делает наш золотой мальчик? – Попытался он увести разговор с женой в другую сторону.
— Уже спит? Надо мне пораньше приходить с работы, чтобы больше видеться с сыном. Да и тебя немножко разгрузить от домашних дел.
– Что это ты, папаша, вдруг озаботился сыном и женой? Стареешь… Лучше расскажи, что у тебя нового на работе. Продолжаешь сеять «разумное и вечное» на ниве сытых норильских студентов?
– Продолжаю. Хотя сегодня у меня был серьёзный разговор с проректором по учебной работе Козловым.
– О чём, если не секрет?
– Не секрет. Он предложил мне стать исполняющим обязанности декана нашего факультета.
– Ого! Это называется – посмотрите, с кем лежу.
– Кончай, Алиска, острить.
– Чего вдруг?
– Дело в том, что я отказался от его предложения. Ты же знаешь моё отношение к этой должности.
– Скажи, дорогой, а за исполняющего обязанности декана в институте деньги платят?
– Да. Тридцать пять процентов от основного оклада.
– Значит вы, Алексей Натанович, сегодня отказались от дополнительных почти ста рублей в месяц? Я как угорелая ношусь на работу и с работы, весь вечер нянчусь с ребёнком, а у нас, видите ли, принципы?
– А что плохого в принципах? Не нравится мне работа декана. Не лежит у меня к ней душа. И всё.
– Нет, не всё. Знаешь, Соловьёв, ты мне тоже сначала не очень понравился, а сейчас наглядеться на тебя не могу. Значит так. Завтра же пойдёшь к проректору Козлову и скажешь, что после разговора с женой передумал — очень хочешь быть деканом. И не вздумай впредь отказываться от серьёзных предложений.
8.8
Проректор Козлов сам привёл Алексея Натановича Соловьёва в приёмную декана энергомеханического факультета, желая подчеркнуть этим важность его назначения на должность. В приёмной находились секретарь факультета Наталия Сергеевна Морозова и ещё одна сотрудница института, которую Алексей не знал.
– Здравствуйте, – поздоровался Козлов с улыбкой. – Как ваши дела, уважаемые?
– Всё хорошо, Семён Владимирович.
– Замечательно. А я хочу представить вам нового исполняющего обязанности декана факультета, кандидата технических наук Алексея Натановича Соловьёва. Приказ о его назначение на должность уже подписан. Прошу любить и жаловать.
Козлов провёл Алексея в кабинет декана, зашел за ним следом и прикрыл за собой дверь.
– Вот, Алексей Натанович, ваши апартаменты. Располагайтесь. Кабинет большой, удобный. Лучше, чем у меня, – подмигнул он Лёше. – Теперь обратите внимание на телефоны: первый – внутренний, для соединения со всеми службами института, второй – городской. Для приглашения секретаря факультета на стенке есть кнопка. Кстати, ваш секретарь Наталия Сергеевна – одна из самых опытных работниц института. Она вам расскажет обо всех тонкостях деканской работы. Можете на неё положиться. Только учтите, она женщина с характером, так что постарайтесь ей понравиться. Есть у вас ко мне вопросы?
– Нет. Пока нет.
– Ну и хорошо. А чтобы вы сразу начали вникать в работу, возьмите в шкафу двухтомник «Высшая школа» и почитайте. Вот они стоят, две зелёные книжки страниц по пятьсот каждая. Захватывающее чтиво. Там всё подробно написано о ваших правах и обязанностях. Что будет непонятно, спросите у Наталии Сергеевны. Успехов!
Семён Владимирович шагнул за порог кабинета, оставив дверь чуть-чуть приоткрытой, и Алексей услышал из приёмной недовольный голос своего секретаря:
– Чёрт знает что! Не деканат, а проходной двор какой-то! То один начальник, то другой. Филиппов спал в своём кабинете, а этот – просто детский сад на лужайке. Все заведующие кафедрами на факультете в два раза старше его. Он даже, бедный, не представляет, во что вляпался. И опять вся нагрузка на меня.
Алексей Натанович просидел в своём кабинете несколько часов в полном одиночестве. Никто к нему так и не зашёл. Посетители деканата, студенты и преподаватели, все свои вопросы решали с секретарём факультета. И только в конце рабочего дня в кабинет зашла Наталия Сергеевна, чтобы подписать у него несколько бланков разрешений на пересдачу экзаменов.
– Я кладу вам на стол две папки, – не называя Алексея по имени и отчеству, обратилась к нему секретарь. – Одна папка «На подпись» – там все документы, которые вы должны сегодня посмотреть и, какие требуется, подписать. Вторая папка «С подписи». В неё будете складывать всё, что поручаете мне. Эту папку я заберу у вас завтра утром. Дверь в приёмную не закрываю, чтобы вы видели, кто входит в деканат и выходит. До свидания.
8.9
Наталия Сергеевна ушла домой, а Лёша продолжал неподвижно сидеть, тупо глядя на две папки, которые она положила ему на стол. Его организм активно протестовал против всего, что должен делать декан на рабочем месте. Он чувствовал, что всё лицо горит и рубашка стала мокрой от пота. А в голове всё время крутилась одна мысль: зачем он поддался на уговоры Алисы и согласился на эту «расстрельную» должность? Сидел бы сейчас спокойно на кафедре и занимался своими делами. Эти несчастные сто рублей, которыми попрекнула его жена, мог бы заработать любым другим способом – например, репетиторством по математике или работой тренером по баскетболу в какой-нибудь школе. Благо, квалификационное удостоверение у него имеется. Ещё лучше занялся бы подготовкой докторской диссертации. А тут административная работа, да в таком непростом вузе, как Норильский технологический.
Алексей Натанович встал из-за стола, прошёлся по кабинету. Потом вышел в приёмную, чтобы немножко остыть. На столе секретаря лежали ключи от входной двери, которые она для него предусмотрительно оставила. Он подошёл к зеркалу, висевшему в приёмной, посмотрел на себя и отметил появившиеся за прошедший день синяки под глазами.
– Ну, что делать будем, Соловей?
— Нужно прорываться.
— Ты знаешь как?
— Нет, не знаю. Но другого варианта нет.
— А может ещё не поздно отказаться?
— Ну, ты совсем поехал головой. Приказ уже подписан и разослан по всем подразделениям института.
Алексей Натанович вернулся в кабинет, взял из книжного шкафа первый том двухтомника «Высшая школа», сел в кресло и начал читать главу о декане. Чем больше он читал, тем больше его охватывала паника. В справочнике было написано, что декан отвечает за всё, что происходит на факультете. При этом перечислялось более пятидесяти пунктов. Запомнить их – и то было трудно, не то, что выполнить. Кошмар какой-то. Да отсюда нужно бежать – и чем скорее, тем лучше!
Соловьёв закрыл книгу и отложил в сторону. Посидев с закрытыми глазами минут пятнадцать, он снова её открыл, но состояние жизненного тупика, в котором оказался, не проходило. Более того, что-то подленькое внутри него хихикало и насмехалось, подталкивая продолжить с ней знакомиться. Дальнейшее чтение книги только усилило желание Соловьёва поскорее воспользоваться ключами, которые оставила ему секретарь. Закрыть за собой дверь в деканат и забыть об этом месте как о дурном сне.
Алексей Натанович нервно заходил по кабинету, жалостливо причитая:
– Ну, зачем мне это в тридцать лет? С женой по-хорошему разобраться не могу, а здесь огромный факультет. Столько людей.
В голове продолжало стучать: декан отвечает за всё. Как отвечает? Административно, материально, уголовно? А что будет с семьёй, если с ним что-то случится? Ему вдруг вспомнился анекдот студенческих лет: «Крокодил спокойно переползает через трамвайные пути. Проезжает трамвай и перерезает его пополам. Голова поворачивается к хвосту и произносит: “Ну что, допрыгалась, ж…?”».
Единственное, что давало небольшую надежду – так это фраза в начале длинной главы о декане и его обязанностях: «…декан избирается из числа профессоров или наиболее опытных доцентов факультета». Так как к этой категории преподавателей он не относится, значит пребывание его в должности декана обещает быть недолгим и скоро благополучно закончится. Ну, посидит он некоторое время в этом кресле, пока ректорат не подберёт соответствующую требованиям высшей школы кандидатуру. Ничего, в принципе, страшного.
Немного успокоившись, Алексей решил завершить свой первый рабочий день в новой должности. Закрыл на ключ входную дверь и пошёл домой.
8.10
Выйдя из института, Лёша не стал ждать автобуса. Во-первых, он не хотел ни с кем разговаривать, а в автобусе обязательно встретится кто-нибудь из знакомых. А во-вторых, ему было просто необходимо пройтись пешком, чтобы, как говорила мама, выветрить всю дурь из башки. Дурь не дурь, а мысли о серьёзной опасности, нависшей внезапно над ним и его семьёй, не давали ему покоя.
Не успел Лёша позвонить в дверь, как ее открыла Алиса.
– Ну что, начальник, как прошёл первый рабочий день? Молодая секретарша чай подавала?
– Нет, не подавала. Да и не молодая она вовсе. Ей хорошо за сорок. И вообще, сумрачная какая-то тётка. Непонятно, чего она от меня хочет.
– Женщин, Соловьёв, нужно не понимать. Женщин нужно любить, а для этого требуются деньги. Так что спокойно работай и ни в чём себе не отказывай. А теперь садись к столу – я тебе сегодня за твои труды тяжкие рюмку водки налью.
Поужинав в компании жены, Лёша немного воспрянул духом. Сегодня он ещё раз убедился: с Алисой нельзя распускать сопли и на что-то жаловаться. Со своей детдомовской закалкой она этого не поймет и не одобрит. Алиса вообще считала, что только одно обстоятельство в жизни может вызывать уныние у человека – болезнь ребёнка. А остальное чепуха, и на неё не стоит обращать внимания. Но Лёша знал, что сегодняшнее веселье обернётся завтра утром горестными мыслями, которые вернутся к нему с новой силой. Этого ему не избежать. Выходом из ситуации может быть только чей-то грамотный совет, чья-то мудрая подсказка – как ему поступить. Перебирая мысленно, с кем можно посоветоваться по поводу своего деканства, он раз за разом останавливался на профессоре Прохорове. И лучше всего подойти к нему вечером, когда он сидит на кафедре, как правило, один.
На следующий день Лёша так и сделал, зайдя после работы на свою кафедру.
– Здравствуйте, Владимир Петрович. Извините, что отвлекаю от дела. Можно мне кое-что у вас спросить?
– Присаживайтесь, Алексей Натанович. Спрашивайте. Но прежде хочу поздравить вас с новой должностью.
– Вы это с иронией говорите или серьёзно?
– А вы как считаете?
– Думаю, с иронией. Ибо если бы вы были другого мнения, то, как умный человек, просто промолчали.
– Правильно думаете, Алексей Натанович. И, тем не менее, почему у вас такой подавленный вид?
– Потому что это самая незавидная должность, какая может быть в институте. Я думаю, на эту должность серьёзных людей во все времена загоняли силой.
Прохоров слегка усмехнулся, а потом своим тихим убедительным голосом сказал:
– У вас неправильное представление о должности декана, молодой человек. Деканат – самое сложное и самое ответственное подразделение в вузе. Если только там серьёзно работать, а не отбывать номер. Это нервный узел, где сходятся все нити: от студентов и преподавателей, от ректората и кафедр, от учебного процесса и науки. Всем всегда от деканата что-то надо: справки, стипендии, общежитие, распределение. Просто откровенно поговорить. Это очень важная должность в структуре любого института.
– Но, Владимир Петрович, согласно уставу высшей школы, декан должен быть профессором или опытным доцентом. Там так написано.
– Не ищите причины уйти, Алексей Натанович. Деканом может быть любой: профессор, доцент, старший преподаватель. Не имеет значения. Главное, чтобы это был неравнодушный человек. Я вам больше скажу: студенты могут забыть многих преподавателей, но своего декана помнят всю жизнь.
– Извините, Владимир Петрович, но ведь недаром в положении использовано слово «опытный». А у меня никакого опыта нет. Его нужно годами набираться.
– Правильно сказали – набираться. Только с возрастом можно набраться разного опыта – положительного, отрицательного, чистого, грязного, подлого. Ну, последнее, конечно, нежелательно. Признайтесь честно, Алексей Натанович: вы просто боитесь?
– Если честно, то да.
– Не надо бояться. Нет, не то сказал. Хорошо, что вы боитесь. Это лучше, чем если бы вы тут махали передо мной шашкой. Могу сказать только одно: в любом возрасте нужно подавать себя с достоинством, не оправдываясь ни перед кем и ни за что. А в вашем возрасте, в начале большой творческой жизни – тем более.
8.11
Сегодня была суббота. Заканчивалась первая неделя работы Алексея Натановича Соловьёва в должности декана. Он уже собирался уходить домой, когда на пороге его кабинета появилась секретарь Наталия Сергеевна.
– Извините, Алексей Натанович, вы в курсе, что каждый понедельник в девять утра проводится явочная планёрка у ректора?
– Да, в курсе.
– С чем вы пойдете на планёрку?
– Думал на первый раз просто послушать, о чём будут говорить другие, а потом сориентироваться.
– Не знаю, может быть, вы и правы. Но я вам, как раньше Анатолию Никифоровичу, подготовила на всякий случай небольшую справочку по факультету. Никакой особой информации там нет, но общая картина, думаю, понятна.
– А вообще, Наталия Сергеевна, какие вопросы обсуждают у ректора на планёрке?
– Этого я вам сказать не могу. Но иногда Анатолий Никифорович возвращался с ректорской планёрки очень возбуждённый. По всей видимости, там идут серьёзные разговоры.
В приёмную ректора Алексей Натанович зашёл без пяти минут девять. Здесь собралось уже много народу, но никакого шума не было. Между собой говорили тихим голосом, но в основном молчали. На приветствие Соловьёва ему практически никто не ответил. Ровно в девять секретарь ректора Лиза, молодая, модно одетая девушка, открыла дверь в кабинет и пригласила собравшихся войти. Заходили не спеша, но быстро рассаживались по своим местам. Ректор Тихомиров уже сидел во главе большого стола. Перед ним лежал открытый блокнот и ещё несколько бумаг.
Справа от Тихомирова сидел проректор по учебной работе Козлов, слева – проректор по научной работе Еремеев. Далее свои места занимали деканы факультетов и начальники управлений. Алексей Натанович понял, что чем ближе к ректору сидит человек, тем выше его положение в институтской иерархии. Правда, секретарь парторганизации Алексей Серафимович Васильев и проректор по административно-хозяйственной работе Борис Петрович Пестряков расположились на стульях вдоль стены. Почему они сидели не за общим столом, а отдельно — Соловьёву стало понятно позже: по ходу планерки они выходили из кабинета ректора, но потом, как правило, быстро возвращались.
Так как все места за столом ректора были персональные, то Соловьёв скромно пристроился на одном из свободных стульев у стены. И тут же услышал голос ректор:
– Алексей Натанович, проходите поближе и садитесь рядом с Семёном Владимировичем. Раньше это было место декана Сысоева. Теперь оно будет вашим. Сегодня мы не ждем от вас никакой информации. Послушайте, о чём говорят другие, а в следующий понедельник, пожалуйста, будьте готовы к вопросам.
Планёрка проходила чётко и организованно. Ректор предоставлял слово сидящим за столом, каждый раз предупреждая: не более пяти минут. Сначала выступали деканы с сообщениями о положении дел на факультетах. Каждому из них ректор задавал вопросы и записывал ответы в свой блокнот. Потом слово было предоставлено отдельным руководителям подразделений. В конце планёрки ректор подвёл итоги заседания и обозначил задачи на предстоящую неделю. Когда Алексею Натановичу показалось, что планёрка окончена, ректор Тихомиров жёстким тоном обратился к начальнику отдела практик Дорониной:
– Алла Ивановна, скажите, когда вы последний раз были на энергетических предприятиях Норильского комбината?
– В этом году ещё не была.
– Это хорошо, что вы честно признались. Но уже через несколько месяцев год заканчивается, так что поторопитесь. Дело в том, что я недавно встречался с управляющим Норильской энергосистемой Николаем Николаевичем Мамаевым. Он мне задал несколько вопросов, на которые я затруднился ответить. В частности, он спросил меня, почему зачёты по практике принимают преподаватели института, а не работники предприятий, где студенты проходили практику?
– Не могу вам сказать, Пётр Васильевич. Это общепринятая система. Так всегда было, в течение многих лет.
– Понятно. А, в самом деле, почему? Это вопрос не только товарищу Дорониной, но и исполняющему обязанности декана факультета. Алексей Натанович, вникните в ситуацию и вместе с Аллой Ивановной проинформируйте меня до конца текущей недели.
8.12
Алексей Натанович первый раз присутствовал на ректорской планёрке и вышел оттуда несколько растерянный и ошеломлённый. Сначала даже не мог понять, что именно произвело на него такое сильное впечатление. Может быть, жёсткая дисциплина? Никто не отвлекался на посторонние разговоры, не шушукался с соседями, не шелестел бумагами. А может, конкретность и чёткость обсуждаемых вопросов? Все присутствующие внимательно слушали ректора и делали пометки в своих блокнотах. Но всё же не это заставило его внутренне подобраться, сосредоточится и даже немного испугаться. Тогда что? И вдруг понял – вопрос о практике, который в самом конце планёрки задал ректор начальнику отдела практик. Причём, задал неожиданно и прямо. Вопрос не общий, а чёткий и конкретный, адресованный только одному человеку.
Энергетические кафедры института были в составе факультета, деканом которого был Алексей Натанович Соловьёв. И тем не менее, ректор не ему дал поручение разобраться в этой ситуации, а спросил напрямую у ответственного за практику в институте. Значит, не всё так буквально, как написано в положении о высшей школы – декан «отвечает…». Правильнее сказать таким образом – декан контролирует и координирует деятельность всех подразделений института, имеющих отношение к подготовке специалистов на его факультете.
Алексей Натанович зашёл в свой кабинет. На столе его ждала папка с документами, подготовленная Наталией Сергеевной. Но он не стал их смотреть. Сейчас его занимал только вопрос о практике, важность которого состояла, прежде всего, в том, что исходил он от руководителя производственной структуры Норильского комбината. Сначала Соловьёв решил позвонить Дорониной и послушать, что она думает о содержательной части практик. Но потом захотел сам сначала сформулировать основные требования к практике студентов. Достав из ящика стола чистый лист бумаги, он написал на нём три вопроса, оставив под каждым место для своего комментария.
1. В чём суть студенческой практики?
В том, чтобы студент увидел в натуре то, о чём ему рассказывали преподаватели на занятиях.
2. Что должен содержать отчёт студента по завершению практики?
Грамотное описание того, с чем студент ознакомился при прохождении практики. От курса к курсу отчёт должен усложняться, так как уже на четвёртом курсе студент должен иметь полное представление о своей специальности.
3. Какую нагрузку несёт практика студентов на пятом курсе перед дипломным проектированием?
Если исходить из того, что слово «инженер» в переводе «способный улучшать», то студент на преддипломной практике должен собрать материал, позволяющий ему в своём дипломном проекте продемонстрировать глубокие знания по специальности и умение творчески подходить к решению возникшей проблемы.
Перечитав написанное, Алексей Натанович понял, что без разговора с кем-нибудь, кто хорошо разбирается во всем комплексе этих вопросов, ему не обойтись. И лучшей кандидатуры, чем начальник отдела практик института Аллы Ивановны Дорониной, ему не найти.
8.13
Алла Ивановна Доронина окончила Новосибирский инженерно-строи-тельный институт. Прежде чем перейти в Норильский технологический институт, несколько лет проработала на строительных предприятиях Норильского комбината. Хорошо знала производственную структуру комбината и его руководство. В силу своего общительного характера и женского обаяния, многие вопросы решала напрямую с ответственными работниками комбината, не прибегая к помощи ректората.
Алексей Натанович набрал телефонный номер Дорониной:
– Алла Ивановна, извините за беспокойство. Соловьёв. У вас есть несколько свободных минут? Хочу подойти к вам посоветоваться по вопросу, который поднял сегодня на планёрке ректор?
– Конечно, Алексей Натанович. Подходите, пожалуйста.
Кабинет начальника отдела практик находился на том же этаже, что и деканат Соловьёва, но только в другом крыле здания. Алексей Натанович никогда не был в кабинете Дорониной, но хорошо знал, где он находится.
– Ого, как у вас красиво, – зайдя в кабинет Аллы Ивановны, восхищённо заметил Соловьёв.
– Спасибо. Присаживайтесь. Могли бы и не затрудняться – позвонили и я бы сама к вам пришла.
– Ну, нет – тогда бы я не увидел ваш замечательный кабинет!
На столе перед Дорониной с одной стороны стояла вазочка с букетиком искусственных цветов, с другой – фотография двух маленьких детей, мальчика и девочки. Рядом с вазочкой – изящная подставка для ручки в виде гончей собаки. Ближе к окну разместился большой шкаф, весь заполненный книгами. На противоположной от шкафа стене висела неплохая акварель. А за спиной Дорониной, закрывая окно, выходящее на неприглядный норильский двор, алели две роскошные, тяжёлые тёмно-вишнёвые шторы.
Алла Ивановна и Алексей Натанович проговорили больше двух часов. Приглушённый свет настольной лампы и хороший чай с бубликами располагали к приятной беседе. Доронина не только рассказала молодому декану о принципах прохождения практики студентами Норильского технологического института, но и доходчиво объяснила специфику отношений между институтом и комбинатом.
В конце разговора Доронина как-то особенно посмотрела на Соловьёва.
– Алексей Натанович, вы только на меня не обижайтесь ради бога, но я хочу вам кое-что сказать. Вы не совсем правильно ведёте себя: просите по телефону вас принять, стучитесь в дверь, во всём со мной соглашаетесь. Вы же декан факультета – большое начальство.
– Извините, Алла Ивановна, но начальством в институте является ректор, а я только декан.
– Позвольте с вами не согласиться. Ректора института студенты видят считанные разы за годы своей учёбы, и то в основном в президиуме. А вас – каждый день. Только и слышно: что сказал Алексей Натанович, какой сегодня галстук у Алексея Натановича, как на кого посмотрел Алексей Натанович. И ещё. Мы с вами живём на Крайнем Севере, бегаем по улице замотанные шарфом по самые брови, и никого не видим. А в институте все на виду – никуда не спрячешься. Поэтому не стесняйтесь – раскрывайтесь.
– Что вы имеет в виду, Алла Ивановна?
– Вам нужно быть в жизни более напористым, более пробивным человеком.
– Ах, Алла Ивановна, какое неприятное для меня слово вы сейчас произнесли – «пробивным». Для меня оно ассоциируется только с нахальством, наглостью, желанием преодолеть любую преграду для достижения собственной цели. Всеми возможными и невозможными способами. Ведь не зря в народе бытует выражение «идёт по головам». По-другому этот человек продвигаться не может. Умудряется быстрее всех добиться новой должности, почёта, материальных благ, оттеснив всех остальных.
– Но, Алексей Натанович, есть и другая коннотация этого слова: пробиться к свету, преодолеть жизненные трудности, пройти сквозь пургу…
– Да, Алла Ивановна, с вами трудно спорить, – улыбнулся Алексей Натанович. – С вашего разрешения я пойду. Спасибо за чай и приятную беседу.
8.14
Пётр Васильевич Тихомиров никогда ничего не забывал. В пятницу он дал поручение своему секретарю Лизе пригласить назавтра к 11 часам дня начальника отдела практик Доронину, исполняющего обязанности декана Соловьёва и проректора по учебной работе Козлова.
– Итак, уважаемые товарищи, я собрал вас сегодня поговорить на тему, которую мы подняли на планёрке в понедельник. Это практика. Ни для кого не секрет, что обучение в советских вузах состоит из двух неравных частей: четыре с половиной года – теория, и несколько месяцев – по верхам практика. Есть, правда, несколько институтов, таких как МФТИ, МИФИ, МВТУ им. Баумана и другие, где практика занимает большое место в учебных планах, но это скорей исключение, чем правило. Управляющий Норильской энергосистемой, спасибо ему, озаботился вместо нас сложившейся ситуацией. Дело в том, что мы выпускаем инженеров, а ему с ними дальше работать.
– Ну, не так уж всё плохо, Пётр Васильевич, – вступился за институт проректор Козлов.
– Так, Семён Владимирович, так. Я немножко полистал перед нашим совещанием министерские документы, касающиеся прохождения студентами практик. Очень интересная ситуация. Особенно меня умилила так называемая ознакомительная практика студентов после первого курса. Экскурсии и знакомство с предприятием. Ну, городской сад, да и только. Я по себе помню: на практику почти никто из студентов не ходил. Считай, это была просто прибавка к летним каникулам – несколько дополнительных недель отдыха.
– Ну почему вы, Пётр Васильевич, говорите, что студенты на практику не ходят? Ходят, но плохо, – опять попытался отстоять «честь мундира» Козлов.
На этот раз реплику проректора Тихомиров просто проигнорировал.
– Известно, что многие молодые люди поступают в наш институт от безысходности. Один вуз на город с населением больше двухсот тысяч человек. Да и тот технический. Других, к сожалению, нет. А вы знаете, как наши абитуриенты его выбирают? Или родители посоветовали, или пошли за компанию с друзьями. Не так ли?
Ректор изучающе посмотрел на присутствующих.
– Что вы молчите? Я задал вопрос, а вы молчите. Ладно, я сам попробую на него ответить. Интерес к профессии может возникнуть только на базе знаний о профессии. Наша с вами задача эти знания до поступления в институт им дать. Сначала школьникам, а потом абитуриентам. У молодого человека возникает неподдельный восторг, когда он обнаруживает, что понимает то или иное явление и может его объяснить.
– Вы хотите сказать, Пётр Васильевич, что практика в институте должна занимать в учебном плане специальности такое же место, как и теория? – вступила в разговор Алла Ивановна.
– Точно так. И никак иначе. А может быть, и большее, – жёстко ответил ей ректор. – Никто не снимает с нас ответственности за то, что мы обещали абитуриенту дать профессию, когда зазывали его в институт. И он должен по окончании института иметь её в руках. Более того, работать по этой специальности.
– Сейчас, Пётр Васильевич, в средствах массовой информации идёт дискуссия о том, что следует упразднить распределение на работу молодых специалистов, – заметила Алла Ивановна.
– Да, идёт. А кто будет работать у плавильного агрегата на медном заводе или спускаться в норильскую шахту? Кто? Все пойдут что-то продавать и покупать. Конечно, так легче зарабатывать деньги и жить комфортно…
Пётр Васильевич неожиданно собрал все бумаги, лежавшие перед ним на столе и тоном, не допускающим возражений, подытожил:
– На сегодня всё. Семён Владимирович, подготовьте, пожалуйста, обсуждение вопроса о практике на заседании Учёного совета института.
8.15
В следующее воскресенье профессор Прохоров решил выехать пораньше, чтобы часам к десяти утра уже быть у Воронова. Когда он добрался до зимовье, вся компания была в сборе. Адель, как и в прошлый раз, выполняла роль хозяйки дома. Николай чем-то занимался в своей комнате, но все вышли на крыльцо встречать Владимира Петровича.
Традиционно в час дня Адель пригласила всех к столу, а потом начались удивительные разговоры. Тему, как правило, задавал Александр Николаевич. Сегодня он, как бы между прочим, спросил у Владимира Петровича:
– Скажите, уважаемый, а вы были когда-нибудь женаты?
– Был. В 1944 году в госпитале, при выписке, увидел девочку-санитарку и влюбился. Когда грузились в машину, спросил, как её имя. Она мне ответила: «Люба». И я ей от всей души, по-солдатски сказал: «Ты меня жди, Люба. Обязательно жди. После войны я за тобой приеду, и мы поженимся».
Приготовившись слушать чей-нибудь рассказ, Александр Николаевич аккуратно подбирал бороду, ставил локти на стол и подпирал кулаками подбородок. В его глазах всегда было столько понимания и доброты, что воодушевленный рассказчик готов был излить ему всю душу.
– А потом я целый год письма ей писал на фронтовой госпиталь, – продолжал Прохоров. – Добрые, искренние. А ответов на них не получал. Грустно мне было и обидно. Не выходила у меня эта девочка из головы.
Владимир Петрович потянулся за сигаретами Адель и, не спросив её разрешения, закурил. Было видно, что он очень волнуется. Его никто не торопил. Все ждали продолжения рассказа.
– Закончилась война. Все обнимаются, целуются, а у меня никакой радости на душе. Не знаю, куда податься. Родители в войну от голода умерли на Украине. А больше никого у меня не было. И решил я поехать в тот городок, где лежал в госпитале. Может быть, что-нибудь про Любу узнаю. Приехал туда, а вместо госпиталя – одна большая воронка от снаряда. Сел я на битый кирпич и так мне горько стало: за что воевал, если никого из тех, кого любил, кем дорожил, не осталось в живых. Просидел я на том месте несколько часов. Уже темнеть стало. И вдруг кто-то меня окликает: «Володя!». Всмотрелся я, а это моя Люба – худая, маленькая, в каких-то немыслимых тряпках. Я её обнял, а на голове волосы от ужаса зашевелились: ведь мог уйти раньше, не дождавшись её. «Я здесь тебя всё время ждала. Как ты сказал», – шепчет Люба. «А письма, письма ты мои получала? Я много писем тебе писал», – кричу ей. «Нет, не получала. Через месяц, как ты уехал, наш госпиталь перевели в другое место. А я здесь осталась, чтоб с тобой не разминуться».
Прохоров снова потянулся за сигаретами. Дрожащими руками чиркнул спичку, закурил.
– Прожили мы с Любочкой двадцать три года. А в 1968 году она умерла. Война для неё не прошла бесследно. Осталась у меня дочь Лиза. Она вскоре вышла замуж и родила мне двух внучек. Жили мы впятером в малогабаритной двухкомнатной квартире в Краснодаре. Потом я угол снимал. А после решил уехать в Норильск. Благо, доктора наук пока ещё везде нужны.
Глава 9. Понимание ситуации
9.1
Через два дня после разговора в кабинете ректора проректор по учебной работе Козлов собрал деканов факультетов и поручил им подготовить сообщения на внеочередном Учёном совете, посвящённом проблеме организации практики в Норильском технологическом институте.
– Прошу всех обратить внимание на то, что в заседании Учёного совета института предполагается участие представителей Норильского комбината. Поэтому никаких общих слов и ссылок на министерские документы. Никакой демагогии. Информация должна быть чёткой и внятной, а не общие рассуждения на тему практик.
Настроение у Соловьёва было прескверное. Ему было совершенно не понятно, о чём на Совете говорить. Идти снова советоваться с Дорониной — исключено. Она на последнем совещании у ректора в его сторону даже не взглянула. Придя домой, Алексей Натанович молча разделся и пошёл в ванну мыть руки, когда из кухни раздался насмешливый голос Алисы:
– Товарищ начальник, пожалуйте ужинать. Вы чем-то сегодня очень озабочены?
– Алиска, что ты всё время ехидничаешь, хихикаешь? В чём дело?
– А почему мне не хихикать, когда на моих глазах разыгрывается жизненная драма. Рассказывай, Соловьёв, что у тебя в очередной раз приключилось.
– На конец месяца назначен Учёный совет, на котором все деканы должны выступить с информацией, как поставлена производственная практика на факультете и дать свои предложения по её улучшению.
– И в чём проблема?
– А что я могу рассказать, если сам работаю в деканате без году неделя?
– То же, что и все остальные. И даже больше.
– Не понял?
– А что тут понимать? Расскажи, как проходила твоя практика в московском институте. Что ты делал много лет в Калиниграде? Как собирал материал для дипломного проекта, кто руководил практикой? Думаю, что твоё сообщение все будут слушать с большим интересом.
– Но в Норильске cвоя специфика, свои условия работы на комбинате, а я буду рассказывать, что было в Москве.
– Ничего страшного. Пусть люди послушают, как поставлена работа в МВТУ имени Баумана, а остальные деканы расскажут о норильском опыте. А вообще, на каждом предприятии есть человек, ответственный за практику. Ты можешь с ним встретиться до заседания Учёного совета и поговорить, чтобы иметь об этом более чёткое представление.
– Ну, ты и голова, Алиска. Тебе бы деканом быть.
– Ничего, какие мои годы. Ещё буду.
9.2
Внеочередное заседание Учёного совета было назначено на 18 марта 1976 года. Совет решили провести в актовом зале и пригласить всех желающих, в том числе и студентов.
Актовый зал был уже полон, когда на сцене появился ректор института Пётр Васильевич Тихомиров. Вместе с ним к столу президиума подошел человек средних лет с располагающей к себе внешностью, открытым лицом и ямочками на щеках.
Заседание открыл сам ректор.
– Прошу внимания. Сегодня у нас необычный Учёный совет. Он отличается не только повесткой дня, инициированной Норильским комбинатом, но и тем, что основной доклад, касающийся организации производственных практик студентов нашего института, сделает управляющий Норильской энергосистемой Николай Николаевич Мамаев. После его доклада проведём прения и примем постановление. Кворум у нас есть: из 18 членов Учёного совета присутствуют 16. Пожалуйста, Николай Николаевич, вам слово.
– Спасибо, Пётр Васильевич. Уважаемые товарищи! Прежде всего, хочу поблагодарить ректора института за предоставленную мне возможность выступить перед вами. Несколько слов о себе. Приехал в Норильск 19 лет назад молодым специалистом. Прошёл путь от рядового инженера до управляющего Норильской энергосистемой.
— Не буду расточать комплименты в адрес вашего института. Его полезная деятельность и так хорошо известна. И, тем не менее, Норильскому комбинату нужны специалисты, отвечающие, подчёркиваю, нашим требованиям, а не каким-то абстрактным. Не секрет, что на некоторых энергетических предприятиях Норильска есть руководители, которые говорят молодому специалисту: забудь всё, чему тебя учили в институте. По всей видимости, они имеют в виду, что пришедший на производство молодой специалист должен сразу включиться в рабочий процесс, а не раскачиваться несколько лет. В связи с этим мы считаем разумным переход обучения студентов вашего института на систему “занятия в институте – работа на производстве”, сочетающую, в равной степени, теорию и практику. Во-первых, мы с вами материализуем учебные курсы, а во-вторых, будем получать на выходе института готового специалиста, а не полуфабрикат. Всё. Больше мне нечего вам сказать. Задавайте вопросы – с удовольствием отвечу.
После этого Николай Николаевич Мамаев, по-мальчишески улыбаясь, сначала полез в левый внутренний карман пиджака, но ничего там не нашёл. Потом в правый — результат был тот же самый.
— Забыл в своём кабинете шпаргалку. Ладно, обойдусь без неё. Кстати, когда я учился в институте, нам два семестра читал “Теплотехнику” профессор Марков Аркадий Самуилович. Однажды он пришёл на занятие и объявил: “Сегодня, уважаемые, читать лекцию не могу. Забыл дома конспект.“
Ему студенты кричат: “Аркадий Самуилович, вы же всегда лекцию читаете без конспекта?“
— Неправда. Он у меня вот тут лежит, — и похлопал себя по внутреннему карману пиджака.
После этого зал прорвало – студенты наперебой задавали Мамаеву вопросы: по рабочему графику предприятий энергосистемы, должностному росту, зарплатам, обеспечению жилплощадью, отпускам, детским учреждениям и многим другим. В ответах одного из руководителей Норильского комбината они хотели услышать, что их ждёт в ближайшем будущем. На вопросы студентов Николай Николаевич Мамаев отвечал больше часа. Подробно, искренне, а главное, доброжелательно, не уклоняясь ни от одной острой темы.
Через несколько лет Норильский технологический институт стал, в самом деле, заводом – втузом при Норильском горно-металлургическом комбинате. Но эта прогрессивная система высшего технического образования в стране просуществовала всего четыре года и, не выдержав новаций Перестройки, почила в бозе.
9.3
В прениях по выступлению управляющего энергосистемой Норильского комбината участвовали все деканы факультетов. Их сообщения особого интереса у зала не вызвали, пока слово не было предоставлено исполняющему обязанности декана Соловьёву. Алексей Натанович рассказал, как он проходил практику в подмосковном Калиниграде, кто ею руководил, как он использовал материалы практики для написания дипломного проекта. Когда он окончил своё выступление, из зала посыпались вопросы:
– А почему вы учились в МВТУ имени Баумана шесть лет, а не пять?
– Это связано со спецификой специальностей, на которых обучаются студенты.
– Почему все ваши практики проходили на одном предприятии, а не на разных?
– Руководство практикой осуществляет одно предприятие, которое по большому счёту готовит студента к приему себе на работу.
– По какой причине защита вашего дипломного проекта проходила на предприятии, а не в институте?
– По причине секретности разрабатываемой темы.
– Как решались все проблемы, возникающие в процессе подготовки диплома?
– Не понял вопроса, но решались быстро и хорошо.
Когда Соловьёву показалось, что все вопросы закончились, кто-то из середины зала, не вставая с места, спросил:
– Скажите, Алексей Натанович, а это правда, что вас декан снимал со стипендии на весь семестр?
– Да, правда.
– А за что, если не секрет?
– Не секрет. За плохое поведение.
Дружный смех накрыл зал заседания Учёного совета. Студенты аплодировали своему молодому декану, а Алексей Натанович почувствовал, что своим выступлением и ответами на вопросы стал немного ближе и понятней студенческой аудитории.
В конце заседания слово еще раз взял ректор Тихомиров:
– Прежде всего, хочу поблагодарить Николая Николаевича Мамаева за то, что он не только нашёл время для выступления на нашем Совете, но и сделал ряд серьёзных предложений по улучшению учебного процесса в институте.
После открытого голосования членов Учёного совета, Тихомиров неожиданно обратился к проректору по учебной работе Козлову:
– Уважаемый Семён Владимирович, у меня к вам вопрос: зачем мы наших выпускников, прошедших несколько специфических практик на предприятиях Норильского комбината, посылаем работать на «материк»?
– Мы делаем это, Пётр Васильевич, в соответствии с планом распределения молодых специалистов, который присылает нам Министерство высшего образования РСФСР.
– А давайте мы вместе с Норильским комбинатом обратимся в министерство и предложим готовить молодых специалистов адресно для Норильского комбината, с учётом наших местных условий. Нет возражений?
– Нет.
– Очень хорошо. Подготовьте, пожалуйста, соответствующее письмо.
9.4
После заседания Учёного совета Алексей Натанович шёл домой в при-поднятом настроении, а открыв дверь, с порога закричал на всю квартиру:
– Алиска, ты не представляешь, как меня слушали на Совете! Студенты задавали вопросы, а потом дружно аплодировали. Так что сегодня состоялся в некотором роде мой дебют как декана. Даже не ожидал.
– Тише, Соловьёв, ребёнок спит. Поздравляю. Я всегда в тебя верила. Так чего там у вас было, говоришь?
– Мы обсуждали вопросы производственных практик и распределения молодых специалистов. Даже не знаю, где бы ещё, в каком городе, кроме Норильска, руководитель огромного предприятия выступал перед преподавателями и студентами института. Значит, ему нужны наши выпускники. Значит, они удовлетворяют требованиям, которые к ним предъявляют.
– Смотри, Соловьёв, с твоим серьёзным отношением к делу тебя ещё и деканом могут избрать.
– Не думаю.
– А ты думай. Семье деньги нужны. Или мы сюда, на Крайний Север, за снегом приехали?
– Ладно, не заводись, Алиска. Время покажет. Тут меня во вторник пригласили на партийное бюро нашего факультета. Интересно, зачем? Я же не член партии.
– Думаю, будут говорить с тобой о предстоящих выборах деканом.
– Может быть, не знаю. Может быть…
Но свой интерес исполняющий обязанности декана энергомеханического факультета Алексей Натанович Соловьёв удовлетворить не сумел. За день до заседания партийного бюро ему сообщили, что разговор с ним откладывается. А ситуация, на самом деле, была довольно интересной. Узнав о том, что ректорат предлагает на вакантную должность декана факультета Соловьёва, заместитель секретаря партийной организации факультета Земфира Александровна Холодова инициировала срочное заседание бюро.
– Алексей Натанович, я сегодня обедала с Мариной, секретарём кафедры марксизма-ленинизма, — сообщила ему секретарь факультета Наталия Сергеевна, подписывая у него вечером бумаги.
— И что, Наталья Сергеевна, из этого?
— Марина мне рассказала, что Земфира Александровна с утра обзванивала членов партийного бюро факультета. Говорила, что нужно принять решение не поддерживать вас при избрании на должность декана. Молод, мол, ещё, и жизненного опыта никакого. Зато с гонором.
– Спасибо, Наталия Сергеевна, за информацию.
Наталия Сергеевна ушла, а Лёша сидел и перебирал бумаги в папке «На подпись». Он имел возможность ещё раз убедиться, что «секретарское сообщество», куда входят не только секретари деканатов, но и кафедр, – очень серьёзная сила. Они не только имеют влияние на своих руководителей, но и владеют информацией обо всём, что происходит в институте. Недаром его научный руководитель Григорий Борисович всегда говорил: «Лучше испортить отношения с начальником, чем с его секретарём».
То, что ему будут мешать при избрании на вакантную должность декана факультета, Алексей Натанович не сомневался. Хотя он и сам ещё не определился, нужно ли ему всё это. Понятно, что, с одной стороны, должность декана – это уважение, дополнительные деньги, связи. Кто от этого откажется? А с другой, это постоянная занятость, нервы, ежедневные проблемы, которые нужно, не откладывая, решать. Декан всем нужен, во всём должен участвовать, за всё должен отвечать. В общем, тот ещё геморрой…
Не придумав ничего нового, Алексей Натанович оделся, закрыл свой кабинет и пошёл домой.
9.5
Секретарь факультета Наталия Сергеевна Смирнова, всю жизнь проработавшая секретарём у разного уровня начальников, нутром чувствовала, что из Алексея Натановича со временем вырастет хороший руководитель. Да и перспектива иметь в деканах какого-то нового, неизвестного человека её не устраивала. И ещё она хорошо знала, кто такая доцент Холодова. Земфира Александровна, сухощавая одинокая женщина, всегда с папироской во рту, всю войну проработала в штабе Северного фронта, и мерилом её отношения к людям было – нюхал человек пороха или нет. Алексей Соловьёв относился, безусловно, ко второй категории, и поэтому доверия её не заслуживал.
Через несколько дней Наталия Сергеевна снова подсела в обед за столик к секретарю кафедры марксизма-ленинизма. Поговорив на разные темы, она, между прочим, спросила:
– Марина, ты уже отпечатала протокол заседания партийного бюро факультета?
– Почти. Он небольшой – всего на страничку.
– Дай мне его посмотреть.
– Только вы, Наталия Сергеевна, до конца рабочего дня мне его верните.
– Обязательно. Да ты не бойся – я же никому не скажу. Не переживай.
В заседании партийного бюро энергомеханического факультета участвовали, помимо членов бюро, все заведующие кафедрами факультета. Это были, как правило, люди, работавшие до института на Норильском комбинате, прошедшие фронт и лагеря, отдавшие Крайнему Северу многие годы жизни. Их нежелание оказаться под началом тридцатилетнего «мальчишки», не знающего специфику Норильского института и никогда не работавшего на производстве, было естественным. Поэтому, как и следовало ожидать, единогласно принятое решение партийного бюро выглядело следующим образом: «В связи с отсутствием учёного звания доцента или профессора, а также опыта работы в области учебно-производственных отношений Норильского технологического института и Норильского горно-металлургического комбината, старшего преподавателя кафедры механики Соловьёва А. Н. на должность декана энергомеханического факультета не рекомендовать».
9.6
Был конец недели, суббота, когда на столе у Алексея Натановича зазвонил внутренний телефон. Звонок был очень настойчивый и, как показалось Лёше, тревожный. Не предвещавший ничего хорошего. Он поднял телефонную трубку:
– Слушаю, Соловьёв.
– Алексей Натанович, срочно зайдите ко мне.
Это был проректор по учебной работе Козлов.
– Хорошо. Сейчас буду.
Семён Владимир почему-то не сидел, а стоял за своим рабочим столом, с кем-то возбуждённо и громко разговаривая по телефону. Домой он явно не собирался. На столе Козлова лежали пояснительные записки к нескольким дипломным проектам. Одна из них была раскрыта в том месте, где остались следы вырванных страниц.
– Проходите, Алексей Натанович. Присаживайтесь. Я пригласил вас к себе в связи с чрезвычайным происшествием. Заведующий кафедрой Николай Николаевич Прокопенко, пользуясь своим служебным положением, брал в архиве института дипломные проекты студентов, руководителем которых был в разные годы, и извлекал из пояснительных записок нужные ему страницы. После этого, в изуродованном виде, возвращал студенческие работы обратно. Прошу вас как исполняющего обязанности декана факультета разобраться с этим беспрецедентным случаем и доложить мне. Жду от вас во вторник конкретные предложения. Всё понятно?
– Понятно. Только один вопрос, Семён Владимирович. Как это обнаружилось?
– Очень просто. Один наш бывший студент попросил посмотреть свой дипломный проект. А увидел то, что увидел. Заведующая архивом сразу же написала по этому поводу служебную записку на моё имя. Ну, а всё остальное вам уже известно.
Алексей Натанович забрал из кабинета Козлова все семь дипломных проектов вместе с чертежами, и, придя в свой кабинет, разложил их на диване. Постояв над ними в раздумье, решил, что займётся их изучением завтра – придёт специально для этого в институт. Во-первых, на свежую голову будет легче соображать, а во-вторых, в воскресенье никто ему в этом не помешает.
Назавтра Алиса, увидев, что муж одевается, спросила его строгим тоном:
– Куда это ты намылился в воскресенье?
– Нужно сходить в институт на несколько часов. Вчера в конце рабочего дня Козлов подбросил мне одну работу и попросил как можно быстрее дать по ней заключение.
– Ой, смотри, Соловьёв. Я проверю.
– Проверяй, только сделай мне сначала бутерброд с чем-нибудь. Вдруг проголодаюсь.
Открыв дверь своего кабинета, Алексей Натанович увидел, что уборщица, прибираясь вечером, сложила все пояснительные записки к дипломным проектам в одну стопку, а чертежи к ним – в другую. Стопка пояснительных записок зияла на торцах дырами. Перекосившиеся из-за вырванных страниц переплеты выглядели тоже не лучшим образом. Взяв сверху первую пояснительную записку, Алексей прочитал, что дипломный проект был выполнен студентом 5 курса А. А. Барановым под руководством профессора Н. Н. Про¬копенко четыре года назад. Из работы общим объёмом в 123 страницы были вырваны «с мясом» 26 последних страниц. Как следовало из оглавления, это были страницы, содержащие специальный вопрос, заключение и литературу. Такая же картина наблюдалась и во всех остальных пояснительных записках, с той лишь разницей, что в некоторых из них страницы были не вырваны, а аккуратно вырезаны бритвой.
Разработка специального вопроса, поручаемого студентам в рамках дипломного проектирования, была нормальной практикой во многих технических вузах страны. Это позволяло руководителям дипломного проекта привлекать к своей научной тематике наиболее успешных выпускников. Выполненная студентом — дипломником работа могла стать в будущем их совместной научной публикацией, первой ступенью к поступлению в аспирантуру. Студенческие научные работы всегда поощрялись деканатом и ректоратом. Но зачем такое варварство, тем более со стороны заведующего кафедрой, который обязан соблюдать порядок учёта и хранения дипломных проектов? С чем связана эта агрессия опытного работника вуза, уже много лет осуществлявшего выпуск специалистов?
Странное поведение заведующего, призванного обеспечивать контроль за деятельностью своей кафедры, могло быть объяснено только тем, что он был полностью уверен в своей безнаказанности. И это, очевидно, было связано с тем, что предыдущий декан факультета Сысоев являлся доцентом той кафедры, которой руководил профессор Прокопенко. Вот и посчитал, что ему всё дозволено.
Не найдя ответа на вопрос, что же от него самого требует в этой ситуации проректор по учебной работе, Алексей Натанович оделся, закрыл кабинет на ключ и отправился домой.
9.7
Дома, увидев насупленную физиономию жены, Лёша понял, что серьёзного разговора не избежать.
– Скажи честно, Соловьёв, что ты делал в воскресенье в институте? Там, наверное, кроме вахтёра, ни одного человека не было.
– Слушай, Алиска, я тут, кажется, вляпался в одно неприятное дело.
– Что за дело? Считанное время сидишь в кресле декана и уже во что-то вляпался.
Лёша подробно рассказал жене о вчерашнем разговоре с проректором Козловым и результате сегодняшнего изучения пояснительных записок.
– Ну и что ты собираешься делать?
– Во-первых, чтобы составить полную картину происшедшего, нужно просмотреть все дипломные проекты студентов за последние пять лет, руководителем которых был профессор Прокопенко. А во-вторых, продумать и аккуратно написать служебную записку Козлову. Желательно без каких-либо рекомендаций и выводов. Мне как исполняющему обязанности декана факультета нельзя находиться на острие атаки на заведующего кафедрой. И вообще, Алиска, давай я уйду с этой ужасной должности, пока не поздно.
– Нет, Соловьёв. Это твоя первая неприятность, а ты уже перепуган до мочевого пузыря. Отрабатывай в себе бойцовские качества. Давай-ка лучше пообедаем и забудем на время о твоих дипломных проектах.
Проверив в архиве института все дипломные проекты за последние пять лет, руководителем которых был профессор Прокопенко, Алексей Натанович установил, что повреждённых пояснительных записок было значительно больше – не 7, а 18. Перечислив в своей докладной записке все изуродованные проекты бывших студентов и подробно описав всю ситуацию, он зашёл во вторник в канцелярию и подал докладную для передачи проректору Козлову. Заведующая канцелярией, регистрируя почту, как бы, между прочим, спросила:
– А вы знаете, Алексей Натанович, что позавчера профессор Прокопенко с подозрением на инфаркт попал в больницу?
– Нет, не знаю.
– Странно, что вам никто об этом не сообщил.
В среду Алексею Натановичу позвонила секретарь ректора и попросила к нему зайти. Ректор был в кабинете один.
– Присаживайтесь, Алексей Натанович. Я пригласил вас к себе по поводу докладной, которую вы написали проректору Козлову. Дело в том, что этот вопрос у меня на особом контроле, и все материалы, связанные с ним, попадают в почту сначала мне, а потом ему. Я полагаю, что вам, как исполняющему обязанности декана факультета, не надо активно заниматься профессором Прокопенко. Здесь всё значительно глубже и сложнее. К тому же дело вышло на серьёзный партийный уровень.
Тихомиров помолчал и добавил:
— Хорошо, что вы в своей служебной записке не даёте никаких рекомендаций, хотя я к таким беззубым бумагам отношусь плохо. На данном этапе вам лучше готовиться к заседанию Учёного совета института, где вас будут избирать деканом.
– Да, но мне известно, что партийное бюро факультета против моего избрания.
– Нам это тоже известно. Ничего страшного. В институте, а тем более в нашем, за Полярным кругом, много чего интересного происходит, о чём вы, Алексей Натанович, пока даже не догадываетесь.
Поговорив с Тихомировым, Алексей Натанович лишний раз убедился в том, что должность декана – не для него. С его вечными поисками правды, он на этом месте долго не задержится. Наглядный тому пример: совет, который дал ректор — не углубляться в дело профессора Прокопенко.
9.8
Мысль навестить профессора пришла Алексею Натановичу, когда он пересказывал Алисе свой недавний разговор с ректором. Норильская городская больница, где лежал профессор Прокопенко, была как раз по пути в библиотеку, которую Соловьёв посещал по воскресеньям.
– Вот скажи, Алиска, чего Прокопенко не хватало? Доктор наук, заведующий кафедрой, профессор.
– Понимаешь, Лёша, так нельзя ставить вопрос: чего не хватало? Живому человеку всегда что-то не хватает. На то он и человек. Другое дело, зачем профессор поручал разработку специального вопроса студентам?
– Как зачем? Чтобы потом воспользоваться полученными результатами. Это «черновая работа», на которую ему жалко было тратить своё время. Так все делают. Не только он.
– Понятно. А теперь ты мне объясни, Лёша, за что его в этом случае так сурово наказывать?
–Как за что? — За варварское отношение к документам строгой отчётности.
– Ну и освободите его от должности заведующего кафедрой за нарушение инструкции хранения дипломов. А зачем исключать из партии и доводить человека до инфаркта?
– Этого я тебе сказать не могу. Но из разговора с ректором я понял, что тут какая-то большая игра. А какая, не знаю.
Профессор Прокопенко лежал в отдельной палате на втором этаже больницы. От его цветущего вида не осталось и следа: худой, жёлтый, давно небритый. А главное, с полной безысходностью в глазах.
– Здравствуйте, Николай Николаевич, – с улыбкой приветствовал его Алексей Натанович. – Лежите тут в темноте, понимаете, шторы полностью закрыты. А на дворе уже конец марта. Скоро потеплеет, и пойдём кататься на лыжах.
– Да какой сейчас из меня, Алексей Натанович, лыжник?
– Ну, всем известно, как вы катаетесь на лыжах в одних плавках. Одно загляденье.
Алексей Натанович проговорил с Николаем Николаевичем больше часа. Вернее, соскучившийся по общению с людьми, профессор говорил практически один, а он в основном слушал. Как учил его в Москве Григорий Борисович, основная задача начальника – разговорить подчинённого. И больше ничего. Вроде сейчас у Алексея Натановича это начало получаться.
А ещё он поймал себя на мысли, что посещение больного имеет положительный эффект не только для больного, но и для того, кто пришёл его навестить. Правда, иногда больному посещения могут доставить некоторые неудобства, но посетителю, как правило, бывает приятно.
– Ну что, Николай Николаевич, поскорее выздоравливайте и выходите на работу, — в конце своего посещения произнёс Соловьёв. — Мы ждём вас.
Вроде ничего особенного Алексей Натанович и не сказал, но через две недели профессор Прокопенко приступил к работе. А еще через день ректор снова пригласил Соловьёва к себе.
– Алексей Натанович, я вот по какому вопросу вас пригласил. Нужно закрывать дело Прокопенко.
– Я в принципе не возражаю, но думаю, что мы не можем закрыть его без взыскания. Проректор Козлов мне по этому поводу всё высказал в жёсткой форме.
– И что вы предлагаете?
– Мне трудно что-либо предлагать. Я хочу, Пётр Васильевич, услышать ваше мнение.
— Я думаю, что нужно отстранить профессора Прокопенко от обязанностей заведующего кафедрой. А в следующем году объявить по этой кафедре новый конкурс.
– И его же избрать на эту должность?
– Если не будет никого более достойного, то да. А сейчас посмотреть, как он будет себя в течение года вести.
– Хорошо, я понял.
— Вы свободны. Жду от вас служебную записку.
У Алексея Натановича не было никакого сомнения в том, что Тихомиров знает о его визите к Прокопенко в больницу. В любом случае решение, которое предложил ректор, позволяет ему убить сразу нескольких зайцев: во-первых, перехватить инициативу у проректора Козлова, во-вторых, сурово наказать Прокопенко руками декана, а в-третьих, не дать тем самым ход партийному разбирательству дела.
9.9
Заседание Учёного совета Норильского технологического института было назначено, как обычно, на три часа дня, после окончания третьей пары занятий. За десять минут до его начала Алексей Натанович Соловьёв вышел из своего кабинета. В аудитории, где всегда проходило заседание Совета, уже собрался народ. Алексей Натанович со всеми приветливо поздоровался и прошёл на место, которое занимал на предыдущих заседаниях. Членов Совета было ещё мало, зато на стульях для гостей, стоящих вдоль стены, чинно восседали все члены партийного бюро энергомеханического факультета.
Все дни, предшествовавшие заседанию Учёного совета, Алексей Натанович волновался, но сегодня почему-то был абсолютно спокоен. Как говорил папа, взыграло самолюбие: чего ради он должен сходить с дистанции и чем, собственно, он не соответствует условиям конкурса? На должность декана не рвался, ректорат ему сам предложил. Даже некоторое время отказывался от неё. Но играть собой он никому не позволит.
Председатель Учёного совета, ректор института Пётр Васильевич Тихомиров, зачитал повестку дня заседания. Вопрос избрания декана энергомеханического факультета стоял первым. Ректор попросил учёного секретаря совета огласить все документы по первому вопросу. Заявление на замещение вакантной должности декана факультета поступило на имя ректора института Тихомирова, как ни странно, только от Алексея Натановича Соловьёва. Его кандидатура была также выдвинута коллективом кафедры механики и поддержана профсоюзным комитетом института.
– Спасибо. Переходим к обсуждению кандидатуры Алексея Натановича Соловьёва перед внесением в список для тайного голосования. Кто желает по этому вопросу выступить?
– Позвольте мне, – подняла руку доцент Холодова. – Партийное бюро факультета трижды обсуждало кандидатуру Алексея Натановича Соловьёва и не считает возможным рекомендовать его на должность декана.
Будучи кандидатом философских наук, доцент Холодова чётко обосновала отрицательную рекомендацию партийного бюро и связала её с задачами, стоящими перед системой высшего образования в стране. При этом ею были сформулированы три основные позиции отказа: 1) отсутствие опыта руководящей работы в вузе; 2) нарушение положения о декане факультета; 3) полное незнание кандидатом на вакантную должность специфики обучения студентов в условиях Крайнего Севера.
Окончив свое выступление, Холодова оглядела зал с видом победительницы.
– Спасибо, – снова поднялся со своего места ректор. – Известно, что выступающим вопросов не задают, но я как председатель Учёного совета позволю себе это правило нарушить. Скажите, пожалуйста, Земфира Александровна, я правильно понял ваше выступление: ничего личного, всё только в интересах дела.
– Да, Пётр Васильевич.
– Тогда у меня к вам, если позволите, простой вопрос. Какое отношение вы имеете к деятельности энергомеханического факультета? Кафедра марксизма-ленинизма в целом и вы в частности, как доцент этой кафедры, подчиняетесь напрямую ректору, но не какому-либо факультету.
– Я выступаю здесь только по поручению партийного бюро факультета и больше никак.
– Земфира Александровна, ещё раз большое спасибо. Переходим к обсуждению состава счётной комиссии.
Своими вопросами к доценту Холодовой ректор чётко выразил своё отношение к обсуждаемому вопросу. В результате тайного голосования Алексей Натанович Соловьёв был избран деканом факультета четырнадцатью голосами «за». Три члена совета проголосовали «против».
– Поздравляем вас, Алексей Натанович, с избранием на должность декана энергомеханического факультета. Желаете что-нибудь сказать? – спросил ректор у Соловьёва.
– Да, если позволите, несколько слов. С раннего возраста, в силу определённых личных обстоятельств, связанных с моей семьёй, я считал должность декана факультета самой непривлекательной в высшем учебном заведении. Но так распорядилась жизнь, что я сам на ней оказался. Хочу выразить благодарность Учёному совету за оказанное доверие. Постараюсь учесть в своей работе все замечания партийного бюро, но нравиться никому не обещаю.
9.10
Был конец очередного рабочего дня. Алексей Натанович уже собирался домой, когда в дверь кабинета кто-то тихо постучал.
– Да-да, – отозвался он.
Дверь открылась и в кабинет вошёл студент четвёртого курса Хазбичир Хачатуров – гордость факультета, ленинский стипендиат, отличник, спортсмен. К тому же просто весёлый парень и балагур. Странно было видеть его в деканате, куда, как правило, приходили неблагополучные студенты.
– Здравствуйте, Алексей Натанович, извините за беспокойство.
– Ничего страшного. Проходи, Хазбичир. Слушаю тебя внимательно.
– Алексей Натанович, хочу пригласить вас на премьеру нашего театра «Полярный СТЭМ». В субботу, в семь часов вечера.
– Спасибо за приглашение. А в каком качестве ты сам там выступаешь?
– Я режиссёр и соавтор текста. Нас двое авторов – Коля Скороходов и я.
– Теперь понятно, почему ты вместо галстука носишь бабочку. Представитель богемы, как наш преподаватель Владимир Евграфович Сидоровский? Знаешь, о ком я говорю?
– Да. Видел его в институте несколько раз, но лично не знаком.
– Я вас познакомлю. Кстати, кроме технического образования, у Владимира Евграфовича за плечами Шанхайская консерватория по классу рояля. Удивительный человек.
– Так вы придёте на вечер, Алексей Натанович?
– Постараюсь. Ещё раз спасибо.
Визит Хазбичира отвлёк Алексея Натановича от текущих дел по деканату. Он вспомнил свои студенческие годы, прекрасный дворец молодёжи при МВТУ им. Баумана, где тоже выступал Студенческий театр эстрадных миниатюр. И почему-то еще тот злополучный вечер танцев, когда ему разбили физиономию. Правда, это печальное обстоятельство позволило ему познакомиться со своей будущей женой, но перелом носа лишил его возможности профессионально играть в баскетбол.
Возвратившись домой, Алексей спросил жену:
– Алиса, хочешь пойти со мной в субботу на студенческий вечер? Увидишь наш институтский СТЭМ.
– Я бы с удовольствием, Лёша, да Витюшу не на кого оставить. Так что иди один, а потом мне расскажешь.
9.11
В субботу актовый зал института был полон. Только два первых ряда, предназначенные для приглашённых преподавателей, были ещё свободны. На заднике сцены висел плакат со студенческими заповедями, написанными огромными буквами.
Помни, студент!!!
Правило 1. Жить нужно весело.
Правило 2. Не создавай себе проблем.
Правило 3. Проблемы появятся сами.
В первом отделении студенты пели, танцевали, читали стихи. Все ждали второго отделения с выступлением «Полярного СТЭМа». И вот в зале погас свет. Низкий мужской голос объявил в микрофон:
– Дорогие друзья! Начинаем представление Студенческого театра эстрадных миниатюр Норильского технологического института, который в полярной норильской ночи высветит своим прожектором некоторые полутёмные пятна из нашей интересной многоплановой жизни.
— Все актёрские роли исполняют только девочки – по причине отсутствия талантливых мальчиков.
— Все руководящие посты занимают только мальчики – по причине несоответствия вышеуказанным должностям талантливых девочек.
Акт первый
Две молодые девушки в баре.
Первая. Ты декана нашего видела?
Вторая. Какого декана? Нового или старого?
Первая. Нового.
Вторая. Видела. Не комильфо.
Первая. Комильфо не комильфо, но мужчина при хороших деньгах. За деканат в Норильском институте дополнительно платят 35-процент¬ную надбавку к месячному окладу.
Вторая. Ну и что? Разве это деньги? Вот на комбинате мужчины получают зарплаты, так это деньги.
Первая. И как же до них добраться?
Вторая. До кого добраться – до мужчин или до денег?
Первая. Конечно, до денег. Мужчины сами приползут, держа их в зубах.
Вторая. Верхом на палочке, которая называется дипломом о высшем образовании.
Первая. А разве для этого нужен диплом?
Вторая. Конечно, нужен. Понимаешь, подруга, мужчина – очень тщеславный по своей природе человек. Ему невероятно приятно, когда его любит дипломированная женщина.
Первая. А без диплома мужчина не может любить женщину?
Вторая. Может. Но просто очередь длиннее. Пока она подойдёт – молодость закончится.
Первая. Значит, высшее образование девушкам нужно только для замужества?
Вторая. Не только, но у умных женщин всё должно работать на мужчину и замужество. Поняла?
Первая. Всё поняла. Не дура.
Акт второй
Двое мужчин – молодой и пожилой – встречаются на улице.
Молодой. Извините, вы не подскажете, который час?
Пожилой. Для того чтобы ответить на ваш вопрос, молодой человек, я должен поставить сумки на мостовую и посмотреть на часы.
Молодой. Ну и что?
Пожилой. Когда я поставлю сумки на мостовую, вы увидите, что там много разных вкусных вещей.
Молодой. Увижу. Дальше что?
Пожилой. Вы обязательно меня спросите, куда иду?
Молодой. Да, спрошу.
Пожилой. Я вам отвечу: иду с рынка домой. Сегодня день рождения моей дочери.
Молодой. Эка невидаль. Ну и что?
Пожилой. Ничего. Вы просто в силу своей природной настырности, напроситесь ко мне в гости.
Молодой. Конечно, напрошусь.
Пожилой. Придёте и увидите, что у меня дочь красавица, умница.
Молодой. И что?
Пожилой. Вы, конечно, влюбитесь и захотите на ней жениться. А теперь, молодой человек, спросите у меня: зачем мне нужен зять, у которого даже часов нет?
Молодой. Не смею задерживать.
Пожилой. Всего хорошего.
Акт третий
Две молодые девушки в баре.
Первая. Ты знаешь, подруга, я пришла к выводу, что все мужчины одинаковые, потому что козлы. Зарплаты у них разные.
Вторая. Я это давно знаю.
Первая. И что с этим делать?
Вторая. Ничего. Пользоваться такими, какие есть.
Первая. Но может, всё-таки, у них существуют какие-нибудь различия?
Вторая. Существуют, только не у них, а у их жён. Одних жёны застукали с любовницами, а других – нет.
Первая. Думаю, что тут мужчины вообще не при чём.
Вторая. Как это не при чём?
Первая. Вот так. Всё зависит от женщины. Умные женщины – застукали или не застукали — делают вид, что ничего не произошло, а глупые начинают менять мужей.
Вторая. А при замене мужа есть какая-нибудь гарантия, что эта ситуация не повторится?
Первая. Абсолютно никакой.
Вторая. Спасибо за школу.
Первая. Не стоит благодарности.
Акт четвёртый
Разговор трёх женщин в канцелярии Норильского института.
Первая(преподавательница). Здравствуйте, мне нужно срочно отправить пакет с документами в Москву.
Вторая(начальник канцелярии). К сожалению, ничем не можем помочь. В Норильске уже третий день нелётная погода. Аэропорт закрыт.
Третья (посторонняя женщина). Как закрыт? А у меня муж вчера в командировку улетел.
Первая. Да что вы говорите? Может он улетел транспортным самолётом? Не стоит расстраиваться.
Вторая (подхватывает). Да-да. А может военным? Эти вообще летают в любую погоду.
Третья. Может быть, может быть…
Акт пятый
Разговор двух женщин среднего возраста.
Первая. Как мне надоела эта глупая борьба с алкоголем в нашей стране путём повышения цен на водку.
Вторая. Не говори. Мне тоже это страшно надоела. Раньше муж тратил на выпивку тысячу рублей в месяц, а теперь две. Не знаю, что с этим делать?
Первая. Здесь может быть только один путь: ты должна своего мужа чем-то сильно напугать.
Вторая. Да ты что?
Первая. Да. Мой муж рассказывал, что он в девять лет задохнулся дымом от папиросы. Чуть не помер. После этого никогда в жизни больше не курил.
Вторая. Ну, это курево. А как мужчину от водки отвадить?
Первая. Есть один способ. Я своему мужу рассказала, что сейчас в стране свирепствует эпидемия кори со страшными последствиями.
Вторая. Ну и что? В чём тут дело? Что ты ему ещё сказала?
Первая. Сказала, что корь передаётся от одного человека к другому воздушно-капельным путём.
Вторая. Это как?
Первая. Это через общий стакан.
Вторая. Ну и что?
Первая. А то, что мужчины после этого из одного стакана пить не будут. А двух стаканов у них никогда не бывает.
Вторая. Большое спасибо тебе за подсказку.
Первая. Пожалуйста. Обращайся ещё.
Акт шестой
Декан и студент.
Декан. Слушай, дружище, посоветуй, как мне быть? Невозможно стало работать. Не деканат, а сумасшедший дом. Все что-то постоянно от меня хотят: справки, дипломы, деньги, работу. А если не дашь, что просят, жалобы пишут, забастовочные комитеты организовывают, проверяющие комиссии насылают.
Студент. Да гоните всех их в шею, уважаемый профессор, и дело с концом.
Декан. Молодец. Хороший совет дал. Теперь скажи мне, что с наукой делать? Денег в казне нет и не предвидится. А учёные без денег отказываются статейки писать, диссертации защищать, на конференции ездить.
Студент. Не до науки сейчас, батенька, не до науки. Наука что? Одно баловство. Учёный чем-то там в своё удовольствие занимается, а ты ему за это ещё и плати. Нет, не прокатит.
Декан. Это точно. Тогда последний вопрос. Не знаю, что делать с Норильским комбинатом? Комбинат специалистов требует, а где их взять? Выпускники нашего института всё больше к торговле тяготеют. Бусы там продавать или ещё чего такого.
Студент. Смотрите, уважаемый, сейчас время смутное, коммерческое. Нужно его пересидеть, а не суетиться. И желательно на воле.
Декан. Ну, спасибо тебе, студент. Образовал ты меня по всем вопросам. Пойду дальше работать.
Иллюстрация: norvuz.ru
