Фото автора.
Автор: Мириам Свердлов — Ленгефер.
Моя дочь на днях «открыла Америку»: она была убеждена, что моё полное имя Мира, и лишь репатриировавшись, я записалась тут как Мирьям. Пришлось объяснять, что я Мирьям с рожденья, во всех метриках и документах.
В общем-то, очень многие, приехавшие из СССР, поменяли свои имена и даже фамилии, которые были благозвучны «там», и совсем не вписывались в новую действительность.
Мою маму звали Роза, но в ульпане учительница сказала, что «роза» на иврите – «шошана». Так все обитатели ульпана стали звать маму Шошана и ей это очень нравилось. Она даже получила «диплом» за хорошую учёбу, где написали имя Шошана. (Я такой» диплом» не получила: иврит у меня не шёл, часто пропускала занятия по причине разных хлопот и дел по устройству на новой родине).
А мне вот о чём подумалось… Наши коренные прибалтийские евреи, уцелевшие после страшной войны, не отступились от своих традиций. На этот счёт у них не существовало комплексов, страхов, они не стеснялись своей национальности. Ходили в синагогу, справляли свои праздники по всем правилам – всё, как положено. Говорили на идиш не только дома, но и вне, встретившись на улице, например.
Я, конечно, сужу по образу жизни моих родителей и их окружению. Ассимиляция их не коснулась.
Смешанные браки не только не приветствовались – наоборот, воспринимались в семье как беда, как предательство своих предков, своих корней.
Дома нас с сестрой воспитывали в строгости, поэтому мы знали, что встречаться с неевреем – табу. Мама всегда повторяла: «даже самый лучший муж-гой рано или поздно назовёт тебя жидовкой». Это был «стоп-сигнал».
Моя сестра Суламифь была прехорошенькая и недостатка в ухажёрах у неё не было. Однажды у сестры появился вздыхатель. Красавец, врач, по фамилии Зайцев. Полукровка, еврей по матери. Он влюбился и стал ухаживать весьма настойчиво.
«И ты папе это сделаешь?» – спросила наша строгая мама. В её глазах полукровка тоже был бракованный товар. На этом «бал» закончился, и бедный Зайцев выпал в осадок.
Фото автора
Теперь об именах:
И конечно же, наши еврейские родители давали своим детям еврейские имена. Невзирая на то, что они совершенно «не звучали» на фоне привычных русских и латышских имён. Дать имя новорожденному в память об ушедших близких — такая у нас традиция. Не скажу, что дети с библейскими именами чувствовали себя комфортно в окружающей среде (сужу по себе). Поэтому имена сокращали, чуть переделывали, чтобы они звучали хоть немного «приличней» и дитя не страдало от насмешек сверстников. Но в документах обычно гордо красовалось полное имя, без компромиссов!
А вот я смалодушничала, записав свою дочь под именем Вия. Но этому предшествовала целая история.
Когда моя девочка родилась, то я непременно хотела дать ей имя в память о моём отце, её дедушке. Его звали Гирш-Ицхак. Какие только имена мы не перебирали – ничего не нравилось. И первый месяц наша кроха была без имени.
Как-то сестра на улице встретила близкого друга отца, известного в Риге врача-окулиста, доктора Фербера.
«Мирка наша дочку родила, а имя никак не подберем, чтобы по папе», – рассказала она ему.
И мудрый д-р Фербер сразу же нашёл выход: «Гирш – на иврите Цви, Цви – Цвия, Цвия – Вия!»
Так моя девочка получила латышское имя.
«Viņa jau no mūsējām» (она же из наших), говорили мне нередко. Я не пускалась в объяснения, что всё с точностью наоборот. Зачем? Всё равно бы не поняли.
Зато здесь, в Израиле, дочку все зовут Цвия (Лань) и мне это так по душе! Лань моя голубоглазая …
Только я по старой памяти зову её Вия: так привыкла.
Иллюстрация: Мириам с дочерью Цвией; фото автора.
