Глава 16. Криминальный дуэт
16.1
Работник местного автосервиса Василий Полищук был уверен в том, что разговаривать с соседями по дому незачем и не о чем. Выжившие из ума два старика, старающиеся жить по каким-то нелепым, только им известным замшелым принципам, не вызывали у него никаких положительных эмоций. Он читал их наивные, призывающие к справедливости, жалобы в адрес главы районной администрации, на которые никто, а тем более мэр, никогда не собирался отвечать.
Профессор Афанасьев с женой продолжали бы писать в муниципалитет письма, оседающие в ящике стола начальника отдела «Культура жилища» Цурановой, пока однажды вечером на участке Василия и Валентины Полищук не появился высокий нескладный человек и тихим голосом представился хозяину:
— Инспектор Гусев. Анатолий Кириллович. Отдел по борьбе с экономическими преступлениями при Московской областной прокуратуре. Разрешите узнать, с кем имею честь…
— И дальше что? — спросил Василий не очень приветливым тоном.
— А дальше хотелось бы побеседовать с вами. Представьтесь, пожалуйста.
— Ну, Василий Александрович Полищук. Так о чём, если не секрет, идёт у нас речь?
— Не секрет. Соседи на вас жалуются.
— Соседи всегда жалуются. Такая уж их соседская доля. А по какому поводу жалуются? Цветочки потоптали им, что ли?
— Моё ведомство, уважаемый, цветочками не занимается. У нас другой профиль.
— Ну, а тогда — что? Какие вопросы?
— Об этом я и хочу с вами поговорить. Подходите, пожалуйста, завтра к 10 часам утра в отдел областной прокуратуры со всеми документами по строительству дома. Я вам с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Адрес указан в повестке.
— Завтра никак не могу — очень много срочной работы. Давайте в другой день, товарищ инспектор.
— Постарайтесь завтра. С начальством ваша явка согласована. А теперь подскажите мне, пожалуйста, где заканчивается ваш участок и начинается участок ваших соседей?
— Такой границы вообще не существует. Много лет назад руководство дачного кооператива, закладывая посёлок, нарезало каждому дому кусок земли, в равной доле принадлежащий всем и каждому из хозяев.
— Интересное решение, но непонятное.
— Кстати, наши соседи предложенный нами новый план застройки участка без дополнительных вопросов подписали.
— Что вы говорите? А мне кажется, что граница между участками существует. Ваше хозяйство обнесено капитальным забором, а чужое — просто бурьяном заросло.
— Правильно, потому что любым хозяйством нужно заниматься. Как говорится, руки прикладывать. Мы это регулярно делаем, а наши соседи не желают.
— Понятно. Вы не возражаете, Василий Александрович, если я немного погуляю по территории вашего участка?
— Пожалуйста, гуляйте, пока не стемнело.
— Это вы правильно заметили. Пока не стемнело. Спасибо. Гусев несколько раз, не спеша, обошёл ухоженный двор хваткого Полищука, где всё дышало достатком и сытостью: под навесом уютно располагался стол с десятком стульев для гостей. Напротив, на высоком комоде, возвышался цветной телевизор с большим экраном. Двор пересекало несколько пешеходных дорожек, красиво подсвеченных оригинальными маленькими лампочками, а в углу участка, прямо около забора, отделявшего соседский участок от участка Полищука, стояло капитальное сооружение для жарки шашлыков. Затем Гусев перевёл глаза за забор на участок соседей. Там было тихо и темно.
16.2
После ухода инспектора Гусева, Вася Полищук, несмотря на позднее время, позвонил тёще.
— Дарья Дмитриевна, сейчас у нас в гостях был инспектор из областной прокуратуры по каким-то хозяйственным делам. Мы с ним, вроде, нормально поговорили, а он в конце разговора пригласил меня на завтра к себе в отдел со всеми бумагами по строительству дома. И чё мне теперь делать?
— Раз пригласил, Вася, нужно идти. Только лишнего не болтай и неси с собой только бумаги, касающиеся квартиры, а не участка. Всё проверь, перед тем, как пойдёшь. Кстати, как фамилия инспектора?
— Гусев. Зовут, кажется, Анатолий. Отчество не запомнил, но какое -то простое.
— Ладно, Бог с ним, с отчеством. Всё равно этим делом будет Дуся заниматься. Да, и вот что ещё. Вальку своими глупыми разговорами не нагружай. Ей сейчас не до этого. Понял меня?
— Понял, понял.
На следующий день без пятнадцати минут десять Вася Полищук подъехал на своей сверкающей машине «жигули» шестой модели по указанному адресу. Никакой вывески на доме не было, но на входе в здание Полищука остановил человек в форме охранника без знаков различия и жёстким голосом спросил.
— Куда, уважаемый, направляетесь?
— Меня на десять утра пригласил Гусев.
— Инспектор Гусев. Ваша фамилия, имя, отчество?
— Полищук Василий Александрович.
— Предъявите документы, подтверждающие личность.
— Какие документы? У меня с собой только автомобильные права.
— Молодой человек, когда вас приглашают в государственное учреждение нашего типа, нужно иметь при себе соответствующие документы. Вам это понятно или нет?
— Понятно. Ладно, тогда я в следующий раз приду с документами.
— Не торопитесь принимать решение. Станьте в сторонку, пока я кое-что о вас не выясню.
Охранник куда-то позвонил по телефону и что-то с кем-то обсудил.
— Сегодня я вас пропущу, Василий Александрович, по водительскому удостоверению, но это — первый и последний раз. Комната номер двенадцать. Второй этаж.
Плохо освещённый коридор второго этажа областной прокуратуры сразу производил на посетителей гнетущее впечатление — ни горшков
с цветами, ни ковров. Одни двери. Как в тюрьме. Всё говорило о том, что в данном учреждении не может быть у посетителей никаких легкомысленных настроений.
В глубине комнаты за номером двенадцать сидел в полутьме при включённой настольной лампе инспектор Гусев.
— Здравствуйте, — робко промямлил Полищук.
— Здравствуйте, Василий Александрович. Проходите. Присаживайтесь вот на этот стул.
— Спасибо, а можно сесть на другой?
— Нет, я вас должен хорошо видеть, — ответил Гусев и повернул в сторону Полищука настольную лампу.
— Хорошо, я пересяду.
— Сделайте одолжение. Я вас, Василий Александрович, просил принести с собой документы вместе с чертежами, на которых расписались ваши соседи со второго этажа. Вы их принесли?
— Да, принёс. Всё, как вы просили. Только я в них не разбираюсь. Я больше по автомобильным делам. Может, у вас есть с машиной какие-нибудь проблемы, так я их вмиг порешаю!
— У меня нет автомобиля и проблем, следовательно, нет.
— Странно, у всех начальников есть, а у вас — нет.
— Так, уважаемый. Давайте вернёмся к чертежам вашего участка. Кто в них у вас разбирается?
— Валька, моя жена, но она сейчас «тяжёлая». Не до бумажек ей. Рожать скоро будет.
— А вы, значит, не разбираетесь… Хотя при первой нашей встрече вы с удовольствием мне рассказывали, что напрямую общаетесь с подрядчиком Кругляком.
— Да вы что, Анатолий…
— Кириллович.
— Анатолий Кириллович. Мне до него, как до неба!
— И тем не менее, всё же вы находите для обсуждения с ним какие-то общие проблемы?
— Да какие там проблемы — одна мелочёвка!
— Выясним. А скажите, Василий Александрович, вы со своей тёщей Цурановой давно разговаривали?
— Давно. Даже не припомню, когда…
— И она вам никаких серьёзных советов не давала? По поводу, например, нашей сегодняшней беседы?
— Нет, не давала. А в чём дело, Анатолий Кириллович? Я не совсем понимаю, куда вы клоните…
— Не волнуйтесь, Василий Александрович. Всё скоро поймёте. Откровенно говоря, Вася Полищук к такому повороту дел был не готов. Он привык, что в перестроечные времена с ним, как правило, разговаривали на темы, касающиеся его профессиональной деятельности на станции техобслуживания. Неглупый от природы, он, как бы между прочим, переводил разговор на ремонт автомобилей, дефицитные запчасти, возможность сделать любую работу вне очереди. А дальше уже общение шло в нужном для него ключе. Но сейчас он сразу понял, что обсуждение посторонних тем инспектора Гусева не интересует.
Скривив что-то похожее на улыбку, Полищук, после короткой паузы, заметил:
— А хотите, я в следующий раз жену Вальку с собой приведу. Она у меня смышлёная — всё вам расскажет.
— Не надо никого сюда приводить. Оставьте свои документы. Мы сами их посмотрим, а потом сообщим вам результаты.
— Согласен. Хорошо.
— Да. Вот ещё. О подробностях вашего визита к нам постарайтесь не очень распространяться. Не советую.
— Понял, Анатолий Кириллович. Всё понял. До свидания.
— Будьте здоровы.
16.3
Инспектор Гусев в первый раз пригласил профессора Афанасьева к себе в отдел по расследованию экономических преступлений повесткой, которую официально направил по месту его жительства.
— Заходите, Пётр Павлович. Присаживайтесь, — пригласил он, когда тот робко постучал в дверь его кабинета.
— Я не очень вас напугал своим приглашением в наше заведение?
— Откровенно говоря, напугали. К вам людей просто так не зовут.
— Это точно, — с улыбкой ответил Гусев. — Но вы, уважаемый, являетесь редким исключением. Мы не часто в своей работе сталкиваемся с учёными подобного уровня. А потом мне очень хочется лично ответить на вопросы, которые вы задавали в своих письмах руководству муниципального образования посёлка Огарково.
— Да? Я бы вам за это был очень признателен!
— Кстати, моя дочь однажды присутствовала на вашей публичной лекции и была в полном восторге. Она просила меня лично поблагодарить вас за лекцию.
— Большое спасибо.
— Но я вас пригласил, уважаемый профессор, не для того, чтобы передать вам восторженные впечатления своей дочери. У меня к вам, Пётр Павлович, один конкретный вопрос: вы согласны выступить в качестве свидетеля на суде?
— По тем фактам, которые я изложил в своих жалобах и обращениях в муниципальный совет, конечно, согласен. У меня до сегодняшнего дня не укладывается в голове, как у этих бессовестных людей поднялась на нас с женой рука.
— А я вам объясню. Вы совершенно случайно оказались в цепи ряда коррупционных дел, которыми занимались, вместе с администрацией поселкового совета Огарково, строительные подрядчики. А мы вышли на них через ваших соседей с первого этажа — Валентину и Василия
Полищук.
— Что это за фигуры, Анатолий Кириллович, чтобы через них на кого-то выходить?
— Зря вы так о них думаете, Пётр Павлович. Вот как раз они в наше непростое время — фигуры. Полезные, уважаемые люди. Он — автослесарь на станции техобслуживания, она — секретарь факультета института. А вы со своей учёностью и интеллигентностью только раздражаете окружающих. От вас никакой пользы никому нет. И эти два серьёзных человека стали громко, от души, смеяться
— И всё-таки, какую роль мои соседи могли сыграть в вашей, Анатолий Кириллович, профессиональной деятельности?
— Большую. Сейчас уже можно об этом деле говорить.
— Внимательно слушаю.
— Но перед моим рассказом хочу вас, Пётр Павлович, угостить кофе, правда, растворимым. Нам на прошедший праздник начальство в продовольственном наборе одну баночку дало.
— Это — не кофе, Анатолий Кириллович. Это — грубая подделка. Когда я был во время войны в Австрии, мне один русский ресторатор объяснил, что растворимый кофе делают из отходов обработки кофейных зёрен. В таком кофе не более 20% настоящего кофе, а всё остальное, в основном, — добавки для вкуса и запаха.
— А почему же мы его с таким удовольствием пьём? — с удивлением воскликнул Гусев.
— Во-первых, мы не знаем, что такое настоящий кофе. Многие никогда в жизни его не пили. А во-вторых, для имитации красивого образа жизни. Так человек устроен.
— Но мы, вроде как, ощущаем прилив сил после небольшой чашечки растворимого кофе?— удивлённо спросил Анатолий Кириллович.
— Это мы себе, уважаемый, внушаем. Проводим каждый раз сеанс самогипноза.
— Что вы говорите!
— Представьте себе. В принципе, самогипнозом люди занимаются не только в плане кофе.
— Что вы имеете в виду, Пётр Павлович?
— То, что вся наша жизнь — сплошной растворимый кофе.
— Интересное утверждение. А можно поподробней?
— Можно, но я историк, а не психотерапевт.
— Понятно, но я всё равно с удовольствием послушаю вашу оценку, как историка, ситуации в нашей стране.
— Хорошо, но, чтобы вас не отвлекать от серьёзных дел, постараюсь очень коротко.
— Согласен.
— Вы, я надеюсь, помните, Анатолий Кириллович, страшный голод в 1947 году? А в конце этого года была проведена первая послевоенная
денежная реформа и отмена карточек.
— Конечно, помню. Всем хотелось, чтобы после убедительной победы над фашистами мы сразу зажили богато и красиво. Но ничего подобного, к сожалению, не произошло.
— Правильно. Поэтому мудрый Сталин, уловив настроение народа, сделал навстречу этой мечте маленькие шаги. Более того, в последующие годы Сталин продолжил политику улучшения качества жизни населения путём ежегодного снижения цен.
— И это я хорошо помню.
— Прекрасно. Хрущёв пошёл ещё дальше. Чтобы обеспечить себе несколько лет спокойной жизни, он пообещал народу к 1980 году построить в нашей стране коммунизм. Но всё, к сожалению, оставалось таким же, как и прежде. Плюс Новочеркасское восстание.
— Точно так.
— А потом пришёл Брежнев с анекдотами и своими бессмертными произведениями о Великой Победе в Отечественной войне, позволяющими людям стравить пар.
— Да, но народ, на самом деле, стал жить лучше…
— Народ не стал жить лучше. Народ стал жить в долг. Для лучшей жизни не было никаких серьёзных предпосылок.
— Понятно.
— Наконец, в 80-х годах появился во главе государства Горбачёв с его ужасным, антиалкогольным законом и пустыми полками в магазинах. Народу совсем стало плохо жить. Так что всё это иллюзии и обман, уважаемый Анатолий Кириллович. Но по сравнению с тем, что мы пережили в войну — это самый безобидный обман.
16.4
Перед тем как начать рассказывать о криминальной схеме, созданной Цурановой и Кругляком, Анатолий Кириллович выключил настольную лампу и включил в комнате верхний свет.
— Итак, уважаемый Пётр Павлович, всё началось весьма прозаически. В одном из высших учебных заведений Москвы некая серьёзная дама с учёной степенью, назовём её доцент Х, возжелала занять должность заведующего кафедрой. И всё было бы хорошо, если бы на её пути к заветному креслу не возникло препятствие в лице другой, не менее серьёзной дамы, доцента Y. В принципе, ситуация настолько банальна, что на неё не стоило бы такому ведомству, как наше, обращать внимание. Но возникло одно «но»: доцент Х, чтобы гарантированно устранить свою соперницу доцента Y, уговорила секретаря заочного факультета Валентину Полищук написать на доцента Y кляузу, обвинив её в адюльтере со студентом заочного факультета.
— Я таких историй, Анатолий Кириллович, за свою сорокалетнюю работу в вузе, слышал не один десяток. И что в этом могло заинтересовать ваше ведомство?
— Хороший вопрос, Пётр Павлович. Но не торопитесь. Эта вроде пустяковая ситуация поначалу заинтересовала других людей, а уже потом, по их сигналу, подключились мы.
— И по какой причине вы подключились, позвольте узнать?
— Нас заинтересовало, почему молодая девушка, Валентина Полищук, решила написать на уважаемого доцента Y подобную бумагу?
— А что вас, Анатолий Кириллович, удивляет? Сейчас все пишут. Вот у меня был аспирант, еврей. Его не то, что в аспирантуру, на работу никто не брал. А я его взял. Так он на меня, наверное, в знак благодарности, более 100 писем написал — от районного отделения милиции до Организации Объединённых Наций. Правда, все подписанные, не анонимные.
— Понятно, Пётр Павлович. Но вернёмся к Полищук. Сначала мы подумали: может, её письмо было просто горячим протестом против аморального поведения преподавателя вуза?
— Вполне возможно, Анатолий Кириллович. В вузовской нестандартной среде встречаются такие неадекватные борцы за справедливость.
— Не торопитесь, Пётр Павлович. А может, тут имело место нечто другое, не имеющее никакого отношения к моральному облику преподавателя высшей школы?
— Вы хотите сказать, Анатолий Кириллович, что просто кто-то банально оплатил «жертвенность» секретаря факультета?
— Вот именно. И здесь возникает уже наш ведомственный интерес, о котором я вам сейчас, в пределах дозволенного, кое-что расскажу.
— Весь внимание.
— Итак, в 60-е годы советская страна награждала отдельных, особо отличившихся граждан, земельным участком в ближнем Подмосковье и стандартным домиком. Из этих домиков многие делали себе дачи и жили в них, как правило, в летнее время со своими детьми и внуками.
Руководство дачного товарищества следило за сохранностью домиков, в основном, в зимнее время, и помогало, по мере возможности, в их
обустройстве. Вам всё здесь понятно, Пётр Павлович?
— Пока всё.
— Если что будет непонятно, задавайте вопросы. Не стесняйтесь.
— Хорошо.
— Тогда продолжим. На стандартный домик заводился технический паспорт, где было чётко прописано: каждый владелец дома имеет равную долю владения дачным участком. В 80-х годах, когда кооперативы типа посёлка Огарково вошли в зелёную зону Москвы и появились нормальные автомобильные дороги, многие владельцы дачных строений стали их приватизировать. Незыблемым только оставалось прописанное в государственном реестре требование дачного товарищества для всех хозяев домов сохранять равную долю владения землёй.
— Но в нашем случае это не так, Анатолий Кириллович. Соседи всё разрушили и, переделав часть дома на свой лад, бессовестным образом залезли на нашу территорию.
— Правильно, Пётр Павлович. Но не забегайте вперёд. Постарайтесь дослушать меня до конца. В последние годы цены на дачные домики серьёзно возросли и несколько ушлых предпринимателей решили сделать на этом неплохой бизнес. В этом случае произошло несколько серьёзных правонарушений. Начальник отдела «Культура жилища» вашего муниципального образования Цуранова вступила в преступный сговор с подрядчиком Кругляком. Они умышленно вводили в заблуждение хозяев домиков, как правило, пожилых людей и, используя их доверие и некомпетентность, заставляли подписывать новый план строения, нарушающий государственное постановление. Естественно, что выручку от всех махинаций они делили между собой.
— Ну как не подписать, Анатолий Кириллович! Пришли после работы поздно вечером с виду приличные молодые люди. Не могли же мы им в этом отказать!
— Понятно. А теперь несколько слов о том, что вы им, Пётр Павлович, подписали: увеличение на полтора метра по периметру своего дома площадь квартиры, что составляет приблизительно двадцать квадратных метров; согласие на строительство на вашей территории частных строений соседей; концентрацию на вашем участке земли всех систем хозяйственного обслуживания дома… И ещё кое-что по мелочи…
— И что можно сейчас с этим поделать, Анатолий Кириллович?
— До суда — ничего. А в дальнейшем, в соответствии с судебной процедурой, Цурановой Дарье Дмитриевне, как руководителю заказчика, и Кругляку, как строительному подрядчику, может быть предъявлено несколько процессуальных эпизодов.
Первое: подготовка заведомо ложного проекта перестройки дома, нарушающего базовый принцип деятельности дачного кооператива в соответствии с требованием государственного реестра.
Второе: захват чужой территории и строительство на ней непредусмотренных проектом объектов.
Третье: вредительское планирование муниципалитетом хозяйственной инфраструктуры дома на территории участка одного владельца (вода, канализация, электричество, компрессоры разного назначения, газовое хозяйство и т. д.).
Четвёртое: преступный сговор муниципального управления посёлка Огарково со строительным подрядчиком Кругляком с целью незаконного обогащения. Вот такие, примерно, обстоятельства дела.
— И что, всё это безобразие произошло только с моей квартирой, Анатолий Кириллович?
— Безусловно, нет. Выявлением подобных случаев мы сейчас и занимаемся. Ваше дело — это ниточка, которая привела нас к расследованию серьёзной коррупционной схемы. Но об этом мы поговорим с вами, Пётр Павлович, в следующий раз.
Продолжение следует.
