Продолжение. Начало 19.11.23.
Часть 4
Глава 10
Удивительный Панкратов
10.1
В марте 1968 года в аэропорт города Минеральные Воды рейсом из
Амстердама прибыл необычный пассажир. Его сопровождал хмурый и
неразговорчивый, в аккурат соответствующий своему ведомству, представитель
Интерпола. На выходе из здания аэропорта его встречали два сотрудника
Особого управления КГБ Южного округа, которые, выполнив соответствующие
формальные процедуры и подписав необходимые документы, препроводили
таинственного пассажира в Ростов – на – Дону. Это был гражданин Израиля
Панкратов Вячеслав Васильевич, обратившийся с просьбой к советским
властям восстановить ему гражданство и разрешить въезд в СССР. Взамен он
обещал предоставить серьёзную оперативную информацию по криминальному
бизнесу в Израиле.
Вячеслав Васильевич Панкратов родился 19 октября 1930 года в Москве в
семье ответственного работника секретариата ЦК КПСС Панкратова Василия
Ивановича и преподавателя английского языка Военной Академии им.
Жуковского Берты Львовны Цесарской. Берта Львовна осталась в замужестве
на своей фамилии, но сына записала Панкратовым и по национальности
русским.
Слава Панкратов учился в московской специализированной школе на
немецком языке и дружил с одноклассником Фимой Вайнштейном. Никаких
разногласий у них никогда не было до того момента, пока Слава не обнаружил,
что в классном журнале, в графе национальность, против его фамилии кто – то
к слову “русский” приписал “еврей”. В результате получилось “русский еврей”.
– Фимка, это ты сделал?
– Я.
– А зачем?
– Чтобы не быть одному евреем в классе.
– Ну, ты козёл, Фимка. Может быть ты ещё что – нибудь где – то написал?
— Что, например?
— Например, что я внук Льва Толстого?
— Нет, авторитет зарабатывай себе, Славик, сам, а не примазывайся к великим
людям.
– Ладно, уговорил. Придётся зарабатывать, но учти — я тебе это обязательно
припомню.
Когда началась война, отец Фимы ушёл добровольцем на фронт, а он с
мамой эвакуировался в какое – то дагестанское село. В 1943 году отец погиб и
мама решила возвратиться с сыном в холодную и голодную Москву. Семья
Панкратовых, наоборот, прожила все годы войны в Москве, а в мае 1946 года
Василий Иванович Панкратов был в экстренном порядке назначен комендантом
города Потсдама, рядом с Берлином. Оставив сына Славу продолжать учиться в
Москве, он с женой переехал в Германию.
10.2
В 1948 году Слава Панкратов успешно окончил московскую среднюю
школу и поступил, на основании разрешения воссоединения с родителями, в
Берлинский технологический университет, на факультет энергетического
машиностроения. Благодаря знанию немецкого языка, в студенческую среду он
влился без труда. А через два года познакомился со студенткой из Дании
Гретой Розенфельд, пропустив её однажды без очереди в студенческой
столовой.
Грета была яркой блондинкой с закручивающимся жёстким волосом и
серого цвета глазами. Всё в ней было очень гармонично и привлекательно,
кроме несколько длинного носа, который её не портил. Когда Слава с полным
подносом, стал искать свободное место, девушка энергично помахала ему
рукой.
– Садитесь, пока никто не занял, — сказала она на не совсем понятном ему
немецком языке.
– Спасибо за приглашение. А что это за немецкий язык, на котором вы
говорите?
– Это идиш. На нём говорят многие европейские евреи.
– Вы знаете, я его понимаю.
– Естественно, потому что идиш по многим признакам близок к немецкому, но
отличается от него грамматическим построением. Идиш позволяет евреям
свободно общаться с немцами. Но кроме того я ещё знаю датский, английский
и французский.
– Так вы еврейка? – пропустил он её последнее предложение.
– Да, а что вас здесь смущает?
— Да, в принципе, ничего. Только вы не похожи на тех евреек, которых я видел
в России.
— Это же почему?
– Чересчур красивая.
— Вот это да. Никогда мне такого никто не говорил.
– Значит я первый.
– Вы не первый, вы хитрый. Сразу берёте быка за рога.
После этого в разговоре молодых людей наступила небольшая пауза,
которую неожиданно нарушил Слава.
– А я тоже еврей.
– Неужели? И с какого боку?
— С маминого, но в паспорте записан русским.
– Как вас звать?
— Вячеслав. Можно Слава.
– А меня Грета.
– Очень приятно. А вы знаете, почему у меня такое имя?
– Нет, не знаю.
– Меня сам Вячеслав Михайлович Молотов на своей машине забирал из
роддома. Папа с ним вместе долгое время работал в Москве.
— Не хочу вас, Слава, огорчать, но я не знаю – кто такой Молотов. И вообще,
если я не соответствую вашему типу евреек, то мы зря познакомились. Тем
более что у вас такое тяжелое для произношения имя.
— А что нужно, чтобы выглядеть евреем?
— Ну, хоть что – то. Грустные глаза или нос с горбинкой, как у меня.
И они стали дружно хохотать, обращая на себя внимание рядом сидящих
людей. А потом, немного отдышавшись, Грета с улыбкой добавила.
— Не расстраивайтесь, Слава. Я уже записалась на пластическую операцию по
исправлению носа. А то ещё заграницу не выпустят, если задумаю отсюда
уезжать.
10.3
Последняя фраза была сказана Гретой не просто так. То, что Слава был
наполовину русский, её весьма настораживало. Она не знала, что можно
говорить при нём, а что нельзя. И, прежде всего, когда обсуждается еврейский
вопрос.
Чтобы слегка его прощупать, она однажды начала задавать ему вопросы по
России.
– Слава, а ты, когда жил в Москве, видел немцев?
– Нет, не видел. Они где — то на окраине Москвы что – то строили.
– А тебе не интересно было на них посмотреть? Ты же знаешь, что они во время
войны делали с евреями?
– Грета, зачем ты мне это говоришь? Я наполовину еврей, наполовину —
русский.
– Слава, в Торе записано, что если у человека мама еврейка, то он еврей.
– Что ты говоришь? А куда папу девать?
— Папа не в счёт. Папа может быть любым.
– А я не хочу любого папу. Я хочу своего папу.
– Хоти, но у евреев так Богом заповедано. Это одно из условий, в соответствии
с которым он опекает наш народ.
– А что же твой Бог так плохо опекал еврейский народ во время войны? Мама
мне рассказывала, что немцы в 1941 году убили в Киеве бабушку, дедушку и
всю семью её младшего брата. Восемь человек. С кого за это спросить, кто за
это ответит? Немцы или твой еврейский Бог?
– Конечно, немцы.
— В таком случае их нужно всех, от мала до велика, расстрелять, как они это
сделали с евреями, а не повесить кучку главарей и “умыть руки”.
– Всех, Слава, нельзя расстрелять.
– Почему? Патронов не хватит? – вспылил Слава.
— А если серьёзно?
— А если серьёзно, уважаемая Грета, то немцы не интересовались, кто у тебя
еврей — мама или папа. Всех в одну яму бросали. Достаточно было показать на
тебя пальцем, а ещё лучше написать.
– Ты прав, Слава, но война ещё не закончилась. Антисемитский дух
чувствуется в Берлине на каждом шагу.
– По каким признакам ты это определяешь?
– По разным. Я всё – таки в Европе родилась.
– Я тоже не в Африке… Кое – что понимаю.
– Вот именно, что кое — что. Во все исторические эпохи, при малейших
изменениях в общественном климате страны, евреи первыми принимали на
себя удар и уходили с насиженного места.
– Это мне известно.
– Я чувствую, — после небольшой паузы, продолжила говорить Грета, — что ты
находишься на перепутье. Это часто бывает, когда человек говорит одно, а
думает другое. Это не мимикрия, а отклик вслух на запрос души. А хочешь я
тебе немножко расскажу о себе, о своей семье?
– Хочу.
– Тогда слушай. Только давай уйдём из столовой, а то на нас уже обращают
внимание.
10.4
Они вышли из здания университета и расположились на
свежеподстриженном газоне.
– Это было в середине апреля 1939 года. Немцы оккупировали Данию, но на
улицах датских городов было ещё сравнительно спокойно: на каждом углу
продавали цветы и сливочные пирожные, а в городском саду играл духовой
оркестр. Практически каждый вечер к папе приходили его младшие братья –
близнецы. Они запирались в его кабинете и весь вечер что – то тихо обсуждали.
А потом, когда братья уходили, папа ходил по квартире и срывал плохое
настроение на своих домашних.
– Родители у тебя были состоятельные люди? – спросил безразличным тоном
Слава.
– Да. Папа имел свой банк. Но ты не перебивай меня, а слушай.
5
– Хорошо, не буду.
– Так вот. Из разговоров родителей на разных языках, которым они, на свою
голову, меня обучили, я слепила в голове картину современного мира,
угрожающую существованию евреев. А однажды, когда папа, после
изысканного обеда, курил свою любимую сигару, я его спросила.
– Скажи, папочка, почему немцы ведут себя у нас как хозяева – шумят, всех
оскорбляют, горланят свои песни? У меня создалось впечатление, что от их
наглости никуда никому не деться.
— Это тебе показалось, дочечка. Они цивилизованные люди. Всё будет хорошо, —
ответил папа.
– Сколько тебе было лет, Грета? – снова перебил её Слава.
– Восемь. Но прошу — не мешай.
– Не буду, не буду.
– Но, оказывается, — продолжила свой рассказ Грета, — папа всё прекрасно
понимал и имел свой план действий. За хорошие деньги он вскоре зафрахтовал,
пользуясь на тот момент достаточно “мягким оккупационным режимом”,
небольшое шведское судно — якобы для экскурсии по Северному морю. На борт
этого комфортабельного корабля он посадил восемнадцать человек, входящих в
состав нашей и братьев семьи.
– Так твой папа, в самом деле, был богатым человеком, — заметил Слава, —
потому что в СССР нельзя было иметь столько денег.
– Кроме того, что папа был богатым, — пропустила Грета реплику Славы, — он
был ещё и умным. Папа опередил на несколько месяцев всеобщий ажиотаж в
Дании, связанный с вторжением фашистов.
– А что было дальше?
— Покрутившись пару недель, для отвода глаз, около Норвегии, наш пароходик
высадил всех пассажиров на юго – восточном побережье Швеции. Это
позволило нам всем благополучно пересидеть всю войну.
– Интересный рассказ, но не типичный, а главное, расслабляющий, — выразил
своё впечатление Слава.
– Какой есть, — с обидой ответила Грета.
10.5
В детстве Слава увлекался книгами о Скандинавии и полярных
экспедициях. Он искренне завидовал героям, которые видели красоты Севера и
успешно преодолевали трудности. Но когда Грета стала рассказывать об их
безбедной жизни в период войны с немцами, Славу это несколько покоробило.
Конечно, он читал о зверствах, которыми занимались фашисты, но всё это было
от него очень далеко.
Своё еврейство ни в школе, ни во дворе Слава никогда не чувствовал. Даже
когда друг Фима, ради шутки, написал в классном журнале, что он еврей, никто
не обратил на это внимания. Были какие – то обрывки разговоров дома между
родителями. Он считал, что это к их семье никакого отношения не имеет. Но
когда он познакомился с Гретой – всё изменилось. Беседы на еврейскую тему
между Гретой и Славой стали частыми и какими – то нервными. Иногда даже
заканчивались скандалом и даже ссорой. Сегодня Грета пришла на свидание с
ним очень напряжённой.
– Ты знаешь, Слава, что сейчас ситуация для евреев в СССР не из приятных. Я
учусь на гуманитарном факультете и студенты много об этом между собой
говорят.
— Что ты считаешь, красавица моя, нужно евреям делать? Куда – то бежать, как
твоя семья? Так у моих родителей денег нет.
— Ну что ты язвишь, Слава? – резко оборвала его Грета.
— Постарайся хоть немного вникнуть в то, что происходит в твоей стране. Об
этом в полный голос говорят уже не первый день многие западные
радиостанции.
– Я их не слушаю.
– А зря. События, связанные с гонениями на безродных космополитов,
коснулись и вашей семьи.
– Каким образом?
– Объясняю. Вместо повышения по службе перед предстоящим выходом на
пенсию, твоего отца – заслуженного человека — отправили на должность
коменданта какого – то захолустного немецкого города.
– И что тут такого? В жизни нашей семьи, в принципе, ничего, по сравнению с
Москвой, не изменилось.
— А тебе не кажется, Cлава, что твоего отца этим назначением за жену еврейку
просто отхлестали по щекам? Не кажется?
– Нет, не кажется. Не вижу за что.
– А ни за что. Просто так. Евреи на этапе тридцатых — сороковых годов
выполнили отведенную им Сталиным роль и сейчас он их убирает в чулан, как
ненужные вещи.
– Это в каком смысле?
— В прямом. Тебе возвращаться в Россию – очень плохой вариант. Сталинский
террор в отношении евреев может быть ещё более беспощадным и кровавым,
чем фашистский.
– Не знаю. Может быть. А вообще эта тема меня не интересует.
– А зря. Ты же мне рассказывал, что в детстве бредил всякими путешествиями.
Воображал себя Амудсеном, который побывал как на Северном, так и на
Южном полюсе.
–Да. Эти фантазии меня, как всех мальчишек, посещали. Но сейчас я взрослый
мужчина. Зачем мне эти глупости?
– Это не глупости. Ты успешно оканчиваешь Берлинский технологический
университет. Это очень серьёзное учебное заведение. Свободно владеешь
несколькими иностранными языками. Почему тебе не предложить себя миру?
Почему, пока молодой, не поехать куда – нибудь поработать?
– Интересная мысль — двадцать три года я прожил как русский человек. А в
самом деле: почему не попробовать пожить как еврей? Только один вопрос —
кто меня куда пустит?
– Ну, это не твой вопрос. Я подумаю, что можно сделать.
И в сентябре 1953 года выпускники Берлинского технологического
университета Грета Боруховна Розенфельд и её гражданский муж Вячеслав
Васильевич Панкратов выехали из восточной Германии в молодое государство
Израиль.
10.6
Приехавших в Израиль молодых специалистов направили в кибуц на юг
страны. Узнав, что Слава говорит по — русски, вечером первого же дня к ним
пришёл руководитель кибуца и принёс портрет Сталина.
– Здравствуйте, дорогие гости. Пришёл с вами знакомиться. Меня зовут Юда.
Хорошо?
— Очень хорошо.
– А зачем портрет Сталина принесли?
– Это хорошо.
— Очень хорошо, только повесьте его где – нибудь в другом месте, только не у
нас. Хорошо?
– Хорошо.
— А вас как зовут?
— Меня Cлава, а её – Грета.
– Очень хорошо. Вот и познакомились. Правильно?
– Всё правильно. –
– Я мало знаю русский язык, мы его сейчас в кибуце учим. Хорошо?
– Очень хорошо. Да вы проходите, Юда. Садитесь, где удобно. Сейчас мы будем
вас угощать.
– Зачем меня угощать? Мы должны угощать. Кто хозяин – тот и угощает.
После этого Юда вышел из дома и через несколько минут вернулся с полной
корзиной разных фруктов и овощей.
– Сами вырастаем. Хорошо?
— Очень хорошо.
– Ну вот. А теперь по делу. Мы заказывали электрика и бухгалтера. Знаете?
– Да, знаем: я – электрик, Грета – экономист.
– Очень хорошо. Работа каждый день, а ночью ходим по расписанию на
дежурство с ружьём. Три раза в неделю. Не важно – мужчина или женщина. Всё
понятно?
– Понятно.
— Ну что же. Тогда до завтра.
На следующий день Слава начал работать в электромеханической
мастерской, а Грета – в конторе кибуца. Рабочий день начинался с завтрака в
семь часов утра и длился, с часовым перерывом на обед в кибуцной столовой, до
пяти вечера. А вот ночное дежурство оказалось очень серьёзным и
ответственным делом. Перед выходом на дежурство, независимо от погодных
условий, начальник охраны проводил со всеми инструктаж. В течение ночи он
лично или с руководителем кибуца, обходил каждый пост, проверяя его
боеготовность. Не выполнить задание или заснуть на посту было ни в коем
случае нельзя.
10.7
Основным разговорным языком в кибуце был иврит, но многие знали,
наверное, по жизни до Израиля, идиш. Некоторые из членов кибуца говорили на
английском и немецком языке, поэтому Слава легко выходил из
затруднительных положений.
Электромеханическая мастерская, в которую Славу определили работать,
представляла собой две комнаты: в первой принимали требующие ремонта
изделия, а во второй — их ремонтировали. Немолодого напарника Славы звали
Ёжи, который вместо представления просто указал на портрет Сталина, а потом
шёпотом спросил.
— А тебя как?
— Слава, – ответил он тоже шёпотом.
– Сява? – переспросил Ёжи свистящим голосом. На что Слава утвердительно
мотнул головой.
Оказалось, что несколько лет назад арабы прострелили Ёжи шею и он
практически не может громко говорить. В течение дня, находясь в одной
комнате, они почти не разговаривали. Иногда что – то писали друг другу, но
чаще обходились жестами. Знания, которые получил Слава в университете,
очень пригодились в работе. Сейчас он, с большой благодарностью, вспоминал
мастера Краузе и курс “Практическая электротехника”, который он вёл. Мастер
заставлял студентов многократно монтировать различные электрические схемы,
собирать и разбирать трансформаторы, генераторы, двигатели и другие
электротехнические устройства. Работа руками его просто захватила.
Слава, как правило, приходил на работу к семи утра. Ёжи уже был в
мастерской и чем – то занимался. Но сегодня дверь была закрыта, а сам Ёжи
сидел на входном порожке с опущенной головой.
– В чём дело? — спросил у него по-немецки Слава.
– Я потерял ключ от мастерской. У тебя должен быть запасной.
– Нет у меня ключа. Ты всегда сам мастерскую открывал и закрывал.
– Это правда, — подтвердил Ёжи.
— Где ты его мог потерять? – спросил Слава.
– Только здесь, больше нигде. Наверное, мимо кармана положил.
– Здесь много травы и песка. Как ключ можно в этом найти? – сам себе задал
вопрос Слава.
Потом, глядя на несчастное лицо Ёжи, добавил уже по — русски:
— Ладно, попробую дедовский способ. Может, получится.
Слава очень сильно, до красноты, растёр свои большие ладони, опустился
на колени и стал медленно ими водить очень близко от поверхности земли рядом
с порожком мастерской.
– Ура, — по — русски заорал Слава, когда головка маленького ключика показалась
из кучи песка.
– Вот он, любезный.
Теперь, как ненормальный, что — то орал простреленный Ёжи.
– Ну, ты молодец, Сява.
— Сегодня же сделаю тебе второй ключ. Ты большой молодец.
10.8
Новость о том, что новый русский умеет находить железные предметы в
земле голыми руками, молниеносно разлетелась по кибуцу. В столовой Славу
непрерывно поздравляли знакомые и незнакомые люди, а самые настырные даже
старались завести разговор, чтобы он раскрыл свой секрет. Слава делал вид, что
не понимает идиш и каждый раз уходил от ответа.
А в конце обеда к нему подошла молодая женщина и на чисто русском языке
сказала.
— Я врач кибуца. Натали. Хочу с вами поговорить по поводу сегодняшнего
происшествия с ключом.
– Да, конечно.
– Тогда в восемь часов вечера зайдите ко мне в кабинет. Это административный
корпус, второй этаж.
– Хорошо. Приду.
Кабинет с одним окном был рассчитан на двух человек: врача и пациента.
Слева от входной двери располагалась маленькая раковина с кусочком простого
мыла в углублении. Под раковиной, на гвозде, висело чистое полотенце. Рядом с
раковиной стоял, сверкающий белизной, большой медицинский шкаф. Через его
стеклянные дверцы было видно всё нехитрое содержание. У противоположной
стенки разместилась кушетка для осмотра больных, а между кушеткой и окном
был втиснут столик врача. На стук в дверь раздался молодой женский голос.
– Открыто, входите.
– Ещё раз здравствуйте. Меня зовут Слава.
– Я знаю, как вас зовут. Местные называют вас не Слава, а Сява. Это
значительно снижает пафосное звучание вашего имени.
– Вы прекрасно говорите по – русски, Натали.
– Спасибо. Для меня русский язык – родной. Это музыка, которую я практически
не слышала уже более десяти лет. А вы откуда приехали в Израиль?
– Из Германии. Подруга уговорила меня поехать на несколько лет поработать в
Израиле и я согласился.
– Это вы имеете в виду Грету, с которой живёте в одной квартире?
– Да, это моя гражданская жена.
– Очень интересно. Такую необычную форму брака привезла с собой
послевоенная немецкая алия. Она достаточно распространена в Израиле. А что
вы не интересуетесь, Слава, как я сюда попала?
– Просто не успел спросить под натиском ваших вопросов.
– Тогда я вам в трёх словах расскажу. В двадцатые годы мои родители сначала
уехали из западной Украины во Францию. Мама у меня украинка, а папа — еврей.
Там оба окончили медицинский университет и стали врачами. Когда фашисты
пришли к власти, они переехали в Португалию. Я пошла по их
профессиональному пути.
– И как вы здесь оказались?
– Я, вообще, не собиралась, но мой дорогой папа рвался отдать сионистский долг
молодому еврейскому государству. К сожалению, он заболел и уговорил меня
поехать вместо себя.
– Давно вы здесь работаете?
— Уже шестой год, но работа, к сожалению, не интересная.
– Почему?
– Она больше фельдшерская, чем докторская. Иногда бывают производственные
травмы, но, в основном, занимаюсь венерическими заболеваниями и
сопровождениями на аборт.
– Понятно. Чем я вас заинтересовал, что вы решили со мной отдельно
поговорить?
— Да вы не стойте – ложитесь. Ой, извините, садитесь на кушетку.
– Спасибо.
– Мне хочется услышать ваше мнение по поводу одного аномального
медицинского явления в наших широтах, которое беспокоит многих людей,
живущих в кибуце.
10.9
Когда Слава присел на кушетку, не покрытую простынёй, он почувствовал,
что она приятно охлаждает. В жуткой жаре, которой дышал каждый предмет юга
Израиля, найти кусочек прохладного пространства, было большой удачей. Но
ещё большее удовольствие он испытывал от разговора с Натали на чисто
русском языке. В кибуце были люди, знающие русский язык, но их знания были,
как правило, на уровне человека, принёсшего им в день приезда портрет
Сталина, что, конечно, его не удовлетворяло.
Схватив, в силу молодости и ежедневного общения с израильтянами, на
начальном уровне иврит, Слава не приблизился к традициям евреев и знанию
еврейской культуры. Он не участвовал в кибуцных мероприятиях, не посещал
никакие кружки, не ходил в синагогу. Читал книги только на немецком языке и
старался ни с кем не вступать ни в какие дискуссии. Грета всеми силами
пыталась сделать, в течение нескольких лет, из Славы, как она говорила,
“настоящего еврея”, но у неё, по большому счёту, это не получалось.
Сейчас Слава сидел напротив миловидной девушки Натали и думал, зачем
она его к себе пригласила. По преамбуле разговора всё было не понятно.
– Скажите, Слава, а какой вы институт оканчивали в Германии? — начала
разговор издалека Натали.
– Я окончил Берлинский технологический университет. Специальность —
энергомашиностроение.
– Так вы почти по прямой специальности работаете в электромеханической
мастерской?
— Ну что вы так грубо иронизируете, мадам?
– Я не иронизирую, а констатирую факт. Израиль строит новое государство и
здесь нужны не только головы, но и руки.
– Вы пригласили меня к себе, Натали, чтобы обсудить государственную
политику Израиля?
– Не совсем так, но близко. Мы живём с вами, уважаемый, в пустыне, где на
открытом пространстве дуют сильные ветры, перемещающие огромные массы
горячего песка. С порывами ветра связаны не только скачки дневной и ночной
температур, достигающие тридцати градусов, но и постоянно меняющаяся
величина атмосферного давления.
— Мне это хорошо известно, Натали. Я здесь живу уже одиннадцать лет.
– Это хорошо, что известно. Но приехавшие сюда люди, в отличие от бедуинов,
привыкших к местному климату, страдают одной тяжёлой болезнью. Она
называется пустынная мигрень. От сильной головной боли они буквально на
стенку лезут.
– Почему?
— Потому что у меня нет соответствующих лекарств, да и эта проблема мало
изучена. А вот вы, мне кажется, можете им помочь.
– Каким образом?
— С помощью своего природного дара — “горячие руки”. Вы можете
воздействовать своим электромагнитным полем на поле другого человека. Дело
в том, что страдающие от мигрени люди имеют собственное поле с разрывами. В
частности, резкие провалы наблюдаются в области головы.
– И дальше что?
– А то, что Вы можете своими руками это искажённое поле соответствующим
образом корректировать.
– Ну что вы, Натали, это безграмотное знахарство, а я оканчивал солидное
учебное заведение.
– Вы что, Слава, испугались?
– Отнюдь нет, но заниматься чужой головой у меня нет никакого желания. Если,
правда, не считать вашу. И вообще, я так сходу не могу ответить на этот
серьёзный вопрос.
— Подумайте, Слава. Посоветуйтесь со своей гражданской женой, — ответила
Натали, сделав акцент на слове “гражданской”.
– Непременно.
– И не торопитесь с ответом, уважаемый, не торопитесь. Естественно, что у вас
появятся дополнительные хлопоты, но доброе дело будет отмечено Всевышним
и он вас обязательно отблагодарит.
– Чем, Натали?
— Любовью.
— Вы меня очень растрогали. Спокойной ночи.
— Будьте здоровы.
10.10
Предложение кибуцного врача Грета отвергла сходу: то ли заподозрила в
Натали соперницу, то ли не захотела, чтобы Славу беспокоили после работы
посторонние люди. Но неожиданно сама перешла в наступление и стала укорять
его в недостаточном к ней внимании.
— Надо же, — подумал Слава, — на пустом месте устроила скандал.
При случайной встрече с врачом Слава, переминаясь с ноги на ногу,
промямлил:
— Извините, Натали, что вас обнадёжил, но эксперимент с ключом у меня
получился совершенно случайно. Ваше предложение принять не могу. Боюсь
подвести.
Но его напарник по мастерской, прожаренный на солнце румынский еврей
Ёжи, имел по этому поводу другое мнение. Он видел, как Слава, буквально на
глазах, посерьёзнел, изменился в лице и намагнитил руки. Ёжи запомнил всю
процедуру поиска ключа в земле до мелочей. А через несколько дней, в
обеденный перерыв, Ёжи неожиданно спросил Славу:
— Скажи, Сява, а ты знал, до случая с моим ключом, что владеешь техникой
магнетизма?
– Как ты сказал? Магнетизмом?
– Да, магнетизмом. Это очень редкое явление. Я видел много лет назад в
румынском цирке человека, который на своём теле удерживал одновременно
несколько металлических сковородок. После этого больше не встречал людей с
такими способностями.
– Нет, не знал.
— Врёшь?
– Не вру. Я просто захотел найти твой ключ в земле.
— Что ты говоришь? И всё?
– И всё. Правда, люди иногда говорили, что у меня горячие ладони, но я считал,
что это нормально. Во всяком случае, не предавал этому значения.
– Понятно. А можешь ещё раз мне этот фокус показать?
– Нет, не могу. У меня, когда нет желания, ничего не выходит.
– А ты попробуй.
– Нечего пробовать — не выходит и всё.
– Ладно, Сява, не злись. Лучше я тебе расскажу про свою жизнь.
– Расскажи, я с удовольствием послушаю. Только после работы – мне кое – что
нужно сейчас срочно доделать.
– Хорошо, давай после работы, если ты никуда сегодня не спешишь.
– Не спешу.
– Договорились.
10.11
Когда Слава и Ёжи выключили свет и закрыли свой сарай, в котором
располагалась мастерская, уже начинало темнеть. А с темнотой повеяло
долгожданной прохладой.
— Родился я в 1915 году в Тимишоаре — небольшом уютном городке на юго –
западе Румынии, — начал свой рассказ Ёжи.
— Этот городок всегда славился своими необыкновенными цветами и
потрясающей красоты клумбами. Круглый год воздух был напоён цветочными
запахами. Однако благостную жизнь жителей городка портили цыгане, которые
каждый день приходили в город из многочисленных таборов, расположенных в
округе.
– Зачем?
– Как зачем? Побузить, похулиганить, поиздеваться над людьми. Что – то
поломать, что – то своровать. А иногда просто подраться с городскими парнями.
– Это были взрослые или молодёжь?
— В основном, подростки.
– Понятно.
— Мне, как ни странно, нравилась их бесшабашность и я вскоре примкнул к
одной из таких компаний.
– Так ты же еврей, а не цыган?
– Еврей, но внешне был очень похож на цыгана. А чтобы они считали меня
своим, я всё делал лучше и жёстче.
– Классно.
– Вскоре я не только стал авторитетом среди этих босяков, но и возглавил одну
из разбойничьих банд. Кстати, я с детства знал и хорошо говорил на цыганском
языке.
– Да ты что. И откуда?
– Цыгане многие слова позаимствовали у местных жителей. Так что цыганский
язык я даже лучше знал, чем румынский.
– И что дальше?
– А дальше, чтобы не служить в румынской армии, я в возрасте восемнадцати
лет убежал в Италию, где занялся современным пиратством по южному
побережью Средиземного моря.
— Это что такое?
– Грабил богатые яхты, стоявшие в бухтах, небольшие пароходы с
иностранными туристами. Иногда, как правило, в зимний сезон, обчищал
неохраняемые виллы в курортной зоне. В общем, жил припеваючи.
Ёжи, не торопясь, достал из брючного кармана пачку дешёвых турецких
сигарет и закурил. Сделал несколько больших затяжек, как будто утолял жажду
в дыму. После этого о какой – то камень потушил сигарету и аккуратно закопал
окурок в песке.
-Такая жизнь продолжалась лет пять, пока я не решил посмотреть арабский мир
и не ушёл на своей лодке в сторону восточного побережья Средиземного моря. А
через полтора года меня, у берегов южной Палестины, захватили в плен
египтяне и продали, как раба, бедуинам. Ну, это уже другая тема, о которой мы
поговорим с тобой завтра.
10.12
Слава весь вечер вспоминал отдельные эпизоды жизни Ёжи. После его
рассказа, в котором если даже половина была правдой, своя жизнь казалась ему
серой и неинтересной. Хотя некоторые, неосмысленные до конца зигзаги
судьбы, тоже в ней присутствовали.
И тем не менее, он не мог ответить себе на основной вопрос: что побудило
Ёжи — скрытного неразговорчивого человека, не доверяющего в этом мире
ничего и никому, – рассказывать ему, в принципе постороннему человеку,
подробности своей разухабистой жизни. С этого простого вопроса и начался их
разговор на следующий день.
– Хоть ты и молодой парень, Сява, но голова у тебя работает в правильном
направлении. И тем не менее, отвечу на твой вопрос, если не возражаешь, в
конце нашей беседы.
– Согласен.
– Вот и хорошо. Итак, попал я в плен не по неопытности, а из – за элементарной
жадности. Думал, что так как в Палестине жизнь не такая роскошная, как в
Европе, то и лихих людей работает по побережью меньше. Но оказалось, что это
всё не так.
Ёжи снова закурил свою вонючую сигарету и продолжил говорить.
– В общем, завязали мне глаза и привезли к руководителю бедуинского племени.
– А зачем глаза завязали?
– А как же. Некоторые люди ориентируются в пустыне, как в своей квартире.
– Да ты что?
– Да. И ты со временем научишься.
– Понятно.
— Ну, так вот. Спрашивает меня их предводитель: Ты кто такой?
– Я отвечаю – цыган.
– Арабский знаешь?
– Нет, не знаю. Но на еврейском говорю.
Посовещавшись между собой, они оставили меня работать, надев на ноги
колодки, чтобы не сбежал. Спал я в каком – то сарае, а днём сортировал мусор,
который свозили на свою территорию со всех южных районов Палестины.
Кормили остатками со стола, что было для меня вполне достаточно.
– Извини, Ёжи, но что в твоём рассказе полезно для меня?
— Подожди, Сява, не торопись. Тебе, как учёному человеку, наверняка известно,
что на территории Израиля можно найти всё, что пожелаешь. Через неё во все
времена проходили богатые караваны с Востока на Запад и обратно.
– Конечно, известно.
— А тебе известно, что бедуины выходят на свой промысел после того, как
стихнет ветер?
– Нет, а что за промысел?
– Сейчас расскажу. Они заранее устанавливают в определённых местах сети,
задерживающие огромные песочные массы, а затем в этих местах руками
просеивают песок на глубину пятнадцать — двадцать сантиметров.
— Зачем?
– Там они находят много ценных вещей.
– И что они с ними делают?
— Продают. К ним приезжают перекупщики и забирают товар, расплачиваясь
наличными.
– По какой цене?
– Не знаю.
— У них свои расценки.
10.13
Выкурив, не торопясь, очередную сигарету и откашлявшись, Ёжи продолжил
свой рассказ.
— Проработал я у бедуинов больше четырёх лет – многому научился, многое
увидел. Часто сопровождал хозяина в различных поездках. Но положение раба и
прислуги меня никак не устраивало. Я всё время думал о том, как вырваться из
этого унизительного плена.
– Ну не жизнь у тебя, Ёжи, а детективный роман.
– Сява, не перебивай. И вот однажды вся большая бедуинская семья решила
посетить восточный базар около Сдерота. Меня взяли с собой в качестве
носильщика. На том базаре продавали огромное число товаров со всего
Ближнего Востока, в том числе и арабских лошадей. Я ими просто залюбовался.
Красавцы. А потом вспомнил, как в юности воровал скакунов и особым
цоканьем языка подманил понравившегося мне жеребца. Вскочил на него,
вцепился руками в гриву и ускакал от своих бывших хозяев.
Ёжи снова полез в карман за сигаретой, достал её, но почему – то не закурил.
— Жеребца я вскоре отпустил, а сам скитался несколько дней по пустыне, заметая
следы, пока не наткнулся на наш кибуц, где и работаю больше пятнадцати лет.
Вот и весь мой рассказ. Если есть у тебя вопросы – задавай. Я с удовольствием
отвечу.
После этого чиркнул спичкой и закурил.
– А вопрос у меня, Ёжи, к тебе прежний – зачем ты мне это всё рассказал?
– Отвечаю. Я за тобой, Сява, наблюдаю не один год. Не знаю, как ты здесь
оказался – то ли из любви к Грете, а может по какой – то другой причине, но
тебе Израиль, в том числе и наш кибуц, чужой.
– Почему ты так говоришь? У меня мама еврейка.
– Это ровным счётом ничего не значит, кто у тебя в семье еврей. Евреем нельзя
стать. Евреем нужно родиться, а ты, к сожалению, родился русским.
– И что из этого вытекает?
– Только одно — ты скоро отсюда уедешь.
– Не думал я на эту тему. Мне пока и здесь хорошо.
— А вот я за тебя взял и подумал – почему бы нам не заработать перед твоим
отъездом много денег?
– Каким образом?
– А вот каким. С моим многолетним опытом жизни в пустыне и твоей
способностью находить в песке металл, можно нам, если приложить
соответствующие усилия, прилично обогатиться.
– Как ты это видишь?
– Очень просто – мне надо научить тебя работать с песком. С твоими руками мы
можем просеивать песок на глубине, куда бедуины не могут добраться. Мы ещё
раз пройдёмся с тобой по их тропам и подберём все жирные остатки.
–А если они об этом узнают?
— Это будет очень плохо, но об этом я тоже подумал.
– Да ты что? Очень интересно. Расскажи, если не секрет?
– Не секрет. Недавно, на общем собрании членов кибуца, начальник говорил о
том, что кибуц задыхается от мусора. Никто не хочет этим неблагодарным делом
заниматься.
– Почему?
– Потому что это грязно и хлопотно. Юг, сумасшедшая жара, насекомые. И
вообще, если во — время мусор не убрать, особенно пищевые отходы, то всё
начинает разлагаться и жутко вонять.
– И ты решил эту амбразуру закрыть?
– Да.
– А как ты объяснил это начальству?
– Сказал, что работы в мастерской практически нет. Боимся, что помещение
отберут.
– Понятно. А теперь ты мне, Ёжи, расскажи, что нам даёт, для занятия
бедуинским промыслом, работа с мусором?
– Молодец. Хороший вопрос. Во – первых, чтобы доехать до мусорной свалки
руководство кибуца нам предоставит, как минимум, лошадь и подводу. Во –
вторых, окружные власти разрешат выход за пределы кибуца в любое время дня
и ночи. Ну и в – третьих, это даёт нам возможность мусором заниматься в
тёмное время суток.
– Ну, ты и голова, Ёжи.
– Спасибо за похвалу, Сява.
— Но в связи с нашей новой деятельностью у меня возникает много других
вопросов.
— Какие? Не стесняйся, задавай.
– Ну, например, где хранить товар, который найдём? А главное, как и кому
сбывать?
– Смотри, Сява, у бедуинов всё давно в этом плане продумано. Думаю, что они с
нами этими знаниями поделятся, — и стал загадочно улыбаться.
– Ёжи, зачем им это надо?
— Шучу, Сява, шучу. Решение обязательно придёт, стоит только начать
заниматься делом.
— Ну что. Мне нравится.
– Тогда вперёд.
10.14
Дом, в котором жили Слава и Грета, представлял собой две комнаты и
маленькую кухоньку, из которой дверь вела в санузел. Первая комната была
больше по площади, чем вторая, и называлась, с большой претензией, салоном.
В ней вдоль стен были расставлены стол со стульями, диван и полупустая
этажерка с патефоном, пластинками и книгами. Во второй — располагались две
узкие кровати, разделённые маленькой тумбочкой, и шкаф для одежды. На
тумбочке лежали газеты и книги на русском и немецком языках, которые они
брали в кибуцной библиотеке. Никаких продуктов в доме никогда не было, так
как все кушали в общей столовой.
Слава уходил на работу рано утром и возвращался домой поздно вечером.
Порой они с Гретой друг с другом не общались по нескольку дней. Но сегодня
Слава пришёл домой как никогда рано и застал её лежащей на диване с книгой в
руках.
– Что читаем, красавица моя?
— Чехова.
– Да ты что? И на каком языке?
— На идиш. Должна же я хоть немного знать о стране, из которой приехал мой
любимый мужчина.
– Это правильно. Ведь я немецкий хорошо знаю, а ты русский нет.
– Ну, на счёт хорошего знания немецкого ты не придумывай. На таком уровне я
могу и по-английски говорить.
– Говори – вместе будем учиться.
– Замечательно. А теперь мне скажи, дорогой, что ты так нежданно рано пришёл
домой?
– Работу поменял. Мастерскую у нас отбирают.
– Как это отбирают?
– А вот так. Теперь будем мусором заниматься и поэтому вставать мне завтра в
четыре утра.
– Вот здорово – восход солнца увидишь.
– Ладно, кончай шутить, Грета.
— Я не шучу, Слава. Это прекрасное зрелище.
– Согласен. А ты помнишь, что студенты по этому поводу говорят: лучше
переесть, чем недоспать. Так что сейчас я помоюсь и в кровать.
– Ура, у нас начинается новая жизнь, — прокричала Грета.
– Это точно, только ты, дорогая, к этому никакого отношения не имеешь, —
спокойным тоном уточнил Слава.
Но здесь Слава был не прав: работа с мусором гражданского мужа имела к
Грете прямое отношение и при том с весьма неприятной стороны. От неё
требовалась практически ежедневная стирка его нижнего белья. Ещё хорошо,
что только нижнего, так как верхнюю одежду они сдавали в банное отделение
кибуца. Но это было ещё не всё: кроме ежедневной стирки, от запахов свалки,
которые приносил с работы Слава, в доме стало невозможно дышать.
– Слава, сделай что – нибудь? Дома воняет как в конюшне.
– Смотри, красавица моя, есть два варианта решения данной проблемы и оба для
тебя плохих.
– Рассказывай, каких?
– Первый – поменять работу, второй – мне ночевать в другом месте.
– Лучше поменяй работу.
– Хорошо, но Ёжи сказал, что в кибуце нет другой работы.
– Тогда будем решать проблему на местном уровне.
– На каком уровне?
– На местном. Завтра ты переставишь свою кровать в другую комнату.
— И всё?
– Нет не всё. Я поговорю в бухгалтерии, чтобы нам выписали со склада
дополнительную дверь.
— И куда ты её будешь ставить?
– Между комнатами.
– Грета, над нами весь кибуц будет смеяться.
– Пусть смеются. Переживу.
– Ещё и замок врежешь?
— А как же. И закажу два ключа к ней: мне и тебе.
– Ну слава богу, а то я подумал, что ты вообще лишишь меня доступа к телу.
– И не мечтай, бездельник.
10.15
За две недели работы на свалке Ёжи со Славой натаскали в помещение
мастерской выброшенные в мусорные баки старую обувь, одежду, мебель,
игрушки, посуду и кучу всякой другой всячины. Обладая золотыми руками, Ёжи
за выходные дни приводил старьё в такой вид, что на приёмном пункте ему за
них начали предлагать деньги.
Однако к основной задуманной ими деятельности – поиск и извлечение из
песка ценных предметов – они, из — за погоды, никак не могли приступить.
Наконец, погода поменялась и Ёжи, приняв на себя обязанности бригадира,
вечером предупредил Славу.
— С завтрашнего дня будет несколько дней сильный ветер. Поедем на разведку.
Подготовься.
— В каком смысле?
– Смени одежду и найди очки. Попробуем поработать с песком.
– Во сколько выезжаем?
– Думаю, часа в четыре. В это время на улице, как правило, никого нет.
Но Ёжи ошибался – при въезде на нужную дорогу их поджидал молодой
бедуин.
– Здравствуйте, кто такие? – спросил он на иврите.
– Из кибуца. Мусором занимаемся.
– Это хорошо, что занимаетесь, но надо платить.
– Кому и за что? Ведь свалка общественная?
– Ошибаетесь, уважаемые. У свалки есть хозяин и зовут его Шобто. Мусор
требуется не только уничтожать, но и охранять.
– От кого охранять?
– Прежде всего, от людей, постоянно ковыряющихся в нём, а также от
животных.
– А от животных зачем?
– Разносят грязь и болезни.
– Но солнцем и горячим песком всё уничтожается?
— Такой порядок. Я буду приезжать за деньгами один раз в месяц. Вам всё
понятно?
– Понятно.
Сгрузив мусор, расстроенные Ёжи и Слава отправились домой. Но дело
было не в бедуине. Погодные условия вообще не позволяли что – либо делать:
раскалённый песок забивался в каждую дырочку одежды, прожигая кожу и не
давая нормально дышать.
– Слушай, Сява, нужно найти защиту от хамсина.
– Я не знаю. Это не простая задача.
– А давай, — предложил Ёжи, — попробуем приспособить к хамсину водолазный
костюм. У меня есть два комплекта ещё со времён моей пиратской молодости.
Костюм с капюшоном для головы и длинными рукавами до запястья.
– А как защитить глаза?
– Можно вшить в комбинезон солнцезащитные очки.
– Здорово. Получится не хуже, чем у космонавтов.
10.16
Поначалу жизнь в кибуце Славе понравилась: на всём готовом, кормят три
раза в день, каждый занимается своим делом. Но это было только на первый
взгляд – небольшая территория посёлка и ограниченный круг интересов
вызывали у членов кибуца непреодолимое желание участвовать в жизни
соседей. Не обошли они вниманием и электромеханическую мастерскую, где за
закрытой дверью работали с утра до вечера Ёжи и Слава. Чтобы ничего не
упустить, администрация кибуца попросила приглядывать за их деятельностью
сапожника Шмулика, занимавшего рядом с мастерской такое же строение.
Шмулик, в отличие от соседей, дверь своей мастерской всегда держал открытой
и поэтому был в курсе всех событий, происходящих на улице.
Иногда он заходил к Ёжи покурить или попить чаю, но ничего особенного,
кроме груды хлама, который они ремонтировали, не замечал. Об этом сапожник
регулярно докладывал начальству, но у тех почему – то были по этому поводу
сомнения.
Однажды руководитель кибуца, проходя мимо их мастерской, сам к ним
зашёл.
– Как дела, труженики?
– Да всё нормально.
– Не обижаетесь, что мы вам поручили работу с мусором?
– Ни в коем случае. Во – первых, налицо польза от нашей деятельности, а во –
вторых, мы много интересного находим в мусорной свалке и возвращаем к
жизни.
– Например?
— Вот я сейчас реставрирую старинные часы с боем, которым много лет, —
ответил Ёжи.
— А после реставрации что вы делаете с вещами?
– Дарим хорошим людям. Продавать же нельзя?
– Нельзя. В кибуце не ходят деньги.
– А давайте создадим музей кибуцного творчества. У нас есть много
талантливых людей, – предложил Ёжи.
– Хорошая идея, только надо подумать — где?
– Можно в помещении Шмулика. А его с сапожными делами переместить в
район, где живёт большинство членов кибуца. Тем более, что он всё время сидит
на улице.
– Подумаем над этим. А где твой напарник, Ёжи?
– Он пошёл дорогу почистить от грязи.
– Ладно. Желаю успехов.
– Спасибо.
Когда Слава вернулся в мастерскую, Ёжи ему подробно пересказал разговор
с начальником.
— Ну вот. Наша идея с отвлекающим промыслом от реставрации сработала. Если
ещё отселят Шмулика, то вообще будет красота.
– А есть уже, что обрабатывать?
– Пока нет, но думаю, что скоро будет.
– Это хорошо, Ёжи, что ты веришь в успех, но я решил несколько изменить
методику поиска.
– Очень интересно. Можешь об этом рассказать?
– Могу. Дело в том, что мы не знаем, кто перед нами и как работал. Копателей
может быть десятки, а то и сотни.
– Думаю, что тысячи, — поправил его Ёжи.
– Ну вот. Они активно просеивают руками песок на глубине, не более двадцати
сантиметров.
– Согласен.
– Вот, а я сделал небольшой расчёт, — продолжил Слава, — как на маршруте
поиска контролировать песок более глубоко.
– Ну и как?
— Для этого следует, в определённых местах, установить деревянные барьеры,
ориентированные, с учётом розы ветров, на задержку большей массы песка.
Тогда я смогу, за счёт магнетизма рук, почувствовать наличие железа на глубине
до сорока и более сантиметров.
– Сява, а если у копателей есть миноискатели?
– Тогда мы им не конкуренты.
– Интересно, а где можно их достать? – не обращаясь ни к кому, спросил Ёжи.
– Только в специальных подразделениях армии. Они на строгом учёте. Если
поймают за кражу миноискателя, драгоценности уже долго тебе будут не
нужны.
– Ты уже свои расчёты опробовал на натуре? – пропустил Ёжи реплику Славы.
– Ещё нет. Не было хорошего ветра.
– Ладно, подождём.
– Согласен.
– Да, забыл тебе, Сява, сказать: начальник кибуца обещал расширить нашу
мастерскую для музея реставрированных вещей за счёт сапожной мастерской
Шмулика.
– А это что нам даёт?
– Возможность спокойно работать.
10.17
Ёжи и Слава занялись каждый своим делом, когда неожиданно Слава
повернулся к товарищу и спросил.
— Слушай, Ёжи, а что мы будем делать с безделушками, когда их найдём и
обработаем?
– Хороший вопрос. Я ждал, когда ты мне его задашь.
– Ну, задал, и дальше что?
– Дело в том, Сява, что я, кроме того, что еврей по рождению, ещё и цыган по
воспитанию. А это очень серьёзно.
– Не понял?
– Я долгое время жил вместе с цыганами и многому от них научился.
– К чему это ты говоришь?
– Дело в том, что цыгане, так же как и евреи, есть во всех странах. Только с ними
нужно уметь связываться.
– Ты уже связался?
– А как же.
– И что?
– Что, что? У нас ещё нет ничего, о чём можно говорить. Когда будет, тогда
будем решать проблемы.
– Только учти, Ёжи, я в еврейской истории слабо разбираюсь, — неожиданно
признался Слава.
— Это ты после окончания университета так заявляешь? А у меня вообще
образование – четыре класса плюс табор. Поэтому учись разбираться. Это твой
еврейский жребий.
– Какой жребий? – удивлённо спросил Слава.
– Еврейский. Как у цыган воровать, так у евреев учиться. Запишись в кибуцную
библиотеку. Только книжки бери разные, чтобы никто чего — нибудь не удумал.
– Это ты, Ёжи, правильно подсказал. Спасибо.
– На здоровье.
Теперь Слава, при каждой возможности, ходил библиотеку. Как было не
удивительно, её книжный фонд оказался достаточно большим и разнообразным.
Книги, в основном, были на немецком языке, которые привезли с собой евреи из
Германии. Поэтому особых трудностей в их чтении у Славы не возникло.
– А однажды он встретил там доктора Натали.
– Какая чудная встреча! Что вы тут делаете, Сява?
— Если скажу, что еду в трамвае, вы мне всё равно не поверите?
– Почему не поверю? Поверю. Вы же не обычный человек. К вам железо
прилипает.
– Это правда. Иногда и девушки, но это реже.
– Ну не расстраивайтесь. У вас всё впереди.
– Пожалуй, я с вами, как c врачом, в этом плане соглашусь.
– И вы часто здесь бываете, Сява? – пропустила Натали не совсем удачную его
шутку.
– Нет, сегодня у меня дебют.
– Я вас поздравляю. Будьте здоровы. Ещё увидимся.
– До встречи.
— Бай, бай.
Натали ушла, а Слава почувствовал какой – то несвойственный ему
дискомфорт. Неожиданно возникло желание с кем – то, прижавшись, посидеть,
взять за руку, посмотреть в глаза, обнять за плечи. Такое уже давно с ним не
случалось.
Не хотелось идти домой и встречаться с Гретой. У них уже давно не было в
отношениях страсти. А после того, как Слава стал заниматься мусором и
перебрался, по её настоянию, в соседнюю комнату, контакты вообще
практически прекратились. Они как – то незаметно стали чужими. И тут Слава
подумал:
— Давно бы бросил Грету, но она — единственная ниточка, которая связывает меня
с родителями.
10.18
Слава помнил свой последний разговор с мамой. Это было поздно вечером
26 июня 1952 года, когда она позвонила ему в Берлин.
— Сыночек, ты завтра утром можешь приехать к нам попрощаться? Вечером мы
уезжаем в Москву.
– Что так срочно, мама? Но я, вообще, могу приехать к вам хоть сейчас.
– Нет, сейчас не надо. Электропоезд уже не ходит, а на машине слишком дорого.
Да и папы дома нет. Неизвестно, когда вернётся с работы.
Голос у неё был спокойный, ровный и не выдавал какого – либо волнения.
– Хорошо, мама, в десять часов утра тебя устроит?
– Да, вполне.
– Ну, тогда целую.
– Спокойной ночи.
Слава приехал к родителям на час раньше, чем обещал, но папу всё равно
уже не застал. Поцеловав маму и оглядевшись, он увидел, что все вещи собраны.
Под вешалкой стоят два чемодана. Как приехали родители, так и уезжают,
ничего не приобретя. Может люди врут, что с войны советские офицеры
привозили из Германии всякого добра вагонами?
Мама как будто прочитав мысли сына, приложила палец к губам и сказала.
– Ничего мы тут, сыночек, не нажили. Правда, ты получаешь хорошее
образование, а это большое дело.
– Мне надо ещё почти два года учиться, мама.
– Ничего, доучишься. А вообще, давай выйдем на улицу, сыночек, а то мне
курить хочется.
– Давай. Я тоже покурю с тобой за компанию.
Рядом с их домом был небольшой сквер, где они нашли свободную
лавочку. Сидели мама с сыном, не привлекая ничьего внимания.
– А теперь, дорогой мой, послушай меня внимательно. Папу срочно отзывают в
Москву и мы знаем – почему.
– Почему? – встревожено спросил Слава.
— В нашей стране уже не первый год идёт жуткая антисемитская кампания.
Чистка на всех уровнях власти. Пока она напрямую касалась только евреев.
Теперь они невод шире забросили – шерстят смешанные семьи. Ну и,
соответственно, добрались до нас.
– Зачем это надо?
– Не знаю, сын. Этот рябой негодяй забыл, что евреи для Советского Союза во
время войны сделали: собрали огромные деньги, организовали ленд – лиз и даже
еврейское государство помогли создать. Ну да ладно – о чём говорить? Сломает
он на евреях шею.
– Я не пойму, мама, какое вы имеете отношение к этой антисемитской
кампании?
– Самое прямое. Ну, давай не будем отвлекаться.
– Давай.
– Теперь о самом главном – что нас ждёт по прибытию в Москву? Думаю, что
нами сразу займутся правоохранительные органы. Более конкретно ничего не
могу сказать.
– А может вы сгущаете краски?
– Не думаю, но наша основная задача заключалась в том, чтобы с нашим
возвращением не закрыли германскую визу тебе. Дали возможность доучиться и
защитить диплом. Вроде как это получилось.
– Каким образом?
– Не знаю, этим занималась Грета.
– А она тут с какого боку?
– Тоже не знаю. Я с ней два раза встречалась и она предложила мне этот
вариант. Понятно?
– Не понятно.
– Что здесь не понятного? Влюблена она в тебя, сыночек. А влюблённая
женщина сквозь стены проходит. Теперь понятно?
– Тоже непонятно. Ну, да ладно с Гретой. Ты лучше скажи, как я узнаю, что с
вами? Какая помощь от меня нужна?
– Грета дала мне телефон для связи, по которому мы сможем всё тебе сообщить.
Держись Грету, сыночек, и не пропадёшь.
Слава, всё – таки, дождался прихода папы. Посидели, поговорили, но не на
темы, которые обсуждала с ним мама. Потом за родителями пришла машина и
отвезла их на вокзал.
На все его вопросы относительно мамы и папы, Грета коротко отвечала —
нет информации. А московский телефон родителей молчал.
Продолжение следует.
