Продолжение. Начало 19.11.23.
Глава 9
Прикосновение к тайне
9.1
Спустя две недели, как Марк ушёл с этапом, Скворцов снова
официально, через деканат, вызвал Рубцову к себе на беседу. Конечно,
никакой оперативной необходимости в этой встрече не было, но он больше
не мог терпеть без того, чтобы её не увидеть.
Подтянутый, аккуратно одетый, привлекательный, несмотря на свои
пятьдесят семь лет, сегодня он решил сменить тактику общения с Дашей.
На журнальном столике, покрытом белоснежной скатертью, стояла бутылка
красного марочного вина, ваза с фруктами и оригинальная подставка, на
которой лежали плитки шоколада и маленькие пирожные. Скворцов был
готов к приёму.
– Проходите, Даша, не стесняйтесь. Сегодня необычный вечер. Юбилейный.
Мы с вами знакомы сорок три дня. Цифра несколько
странная, но я люблю всё, что ни на что не делится. Вам понятно?
– Понятно.
— Даша, вы как – нибудь реагируйте на мои монологи, пожалуйста, а то наша
беседа будет больше похожа на допрос. Не возражаете?
– Не возражаю.
— Вот и хорошо. Вы не удивляйтесь моим фуршетным приёмом.
Наше ведомство использует широкий спектр вариантов общения с
интересующими людьми – от дружеских ужинов до камеры пыток.
— Ну что вы так побледнели, Даша? Это я, наверное, зря сказал?
– Думаю, что да.
— Прошу прощения. Больше этого не повторится. Хотя хочу заметить, что
хорошо знакомый всем, Ремарк покорял женщин своей резкостью и жестокой
правдивостью. Хотите о Ремарке поговорить?
– Нет, не хочу. Я с его творчество не очень хорошо знакома.
– А о ком хотите? Не стесняйтесь, предлагайте, а я пока поставлю вам
замечательный второй концерт Моцарта для фортепиано с оркестром.
Только, прошу вас, не молчите.
Даша молчала. Она понимала, что попала в западню. Скворцов,
демонстрацией своей эрудиции и богатым столом, унижает её и загоняет в
угол. Он специально сделал всё для того, чтобы она почувствовала свою
ущербность, своё убожество и начала постепенно сдаваться.
Но в этот момент он сам повернулся к Даше и сказал уже совсем другим
голосом.
— А я знаю, о ком вы готовы со мной говорить. О чём вы вообще хотите
говорить? О Марке. О нём вы согласны говорить до утра. Я прав?
– Да, — чуть слышно ответила она.
— Ну что же, будем говорить о Марке, но только по моему сценарию,
который может вам, извините, не совсем понравится. Кстати, Вы помните
прекрасный фильм “Семнадцать мгновений весны”? Как режиссёр
Лиознова заканчивала каждую серию? Какую бурю эмоций она
вызывала в душе зрителей в конце сеанса, оборвав его на самом
интересном? С каким нетерпением все ждали следующего
дня, чтобы увидеть продолжение фильма и услышать
завораживающую музыку Таривердиева.
– Да, помню. Хорошо помню.
– Ну, так вот. Мы по этому сценарию и будем с вами общаться. Долго
общаться.
— Итак, уважаемая Даша, семью вашего Марка я знаю с июля 1945 года.
Целую жизнь. Но сегодня мы больше не будем об этом говорить. Отложим
разговор до следующего раза. Вы свободны, Рубцова.
— До свидания.
— Всего хорошего.
9.2
Скворцов не встречался с Дашей три недели. Даша даже подумала,
грешным делом, что он принял решение оставить её в покое. Но причина
паузы в их встречах была в другом – его срочно вызвали в Москву для
вручения приказа о присвоении звания генерал – майора юстиции.
– Поздравляю с очередным званием, — с улыбкой встретил Скворцова в
своём кабинете генерал – полковник Смирнов.
— Вы его заслужили добросовестным трудом на благо Родины.
— Служу Советскому Союзу, — отчеканил Скворцов.
– Присаживайтесь, Виктор Иванович. Я получил вашу служебную записку
о проекте “Объект”. Хорошо, что вы глубоко вникли в проблему, которая
имеет большую экономическую и политическую важность для нашего
государства. В конце года мы планируем заслушать ваш доклад на
коллегии министерства, так что серьёзно к нему готовьтесь.
– Будем стараться.
Через два дня Скворцов был в Ростове. Сейчас его занимала только
одна мысль – успеют ли ему сшить до пятницы новую генеральскую
форму, в которой он собирался произвести ошеломляющее впечатление
на Дашу или нет? Кроме этого он не мог ни на чём сосредоточиться. Не
рассказывать же ей о проекте, который обсуждал с ним Смирнов?
— А почему бы и нет? Уж очень хочется продемонстрировать ей не
только свой мундир, но и уровень его участия в решении
государственных проблем.
В этот момент раздался робкий стук в дверь.
3
– Заходите, открыто.
— Ой, какая красота, — не удержалась от восклицания, войдя в кабинет,
Даша.
— Поздравляю с новым званием.
— Спасибо, проходите, пожалуйста. Присаживайтесь. Вина и фруктов я
больше вам не предлагаю, но хороший кофе могу.
— Нет, нет, ничего не надо.
— Как хотите. Когда у вас, Дарья Сергеевна, защита дипломного
проекта?
— В июне.
— Ну, ещё есть время. Итак, я продолжу, с вашего позволения, рассказ о
семье Рожанских. Я встретился со старшим Рожанским, когда он
обратился после войны в гомельскую комендатуру за своими
документами.
-Извините, а можно задавать вопросы, если мне что-то будет непонятно?
— Естественно.
– Кем был в это время Рожанский?
– Капитан Рожанский был командиром батальона общевойскового
соединения Западного военного округа.
— Спасибо.
— Пожалуйста. В картотеке гомельской военной прокуратуры он
числился в розыске по поступившим на него оперативным донесениям.
– Анонимного характера или подписанным?
– Подписанным, хотя это никакого значения в данной ситуации не имело.
Можно продолжать?
— Да, конечно. Извините, что я вас перебиваю.
– Ничего страшного. Рожанский обвинялся по четырём весьма
серьёзным пунктам:
— измена родине
— провал разведывательной операции в тылу врага
– сдача в плен и сотрудничество с фашистами
— обман военного трибунала.
В ходе заседания суда Западного военного округа в марте 1946 года
Рожанский Исаак Маркович был признан виновным по всем пунктам
обвинения и приговорён к 25 годам заключения в исправительно –
трудовом лагере строгого режима плюс пять лет поражения в правах.
— А что такое поражение в правах?
– Это лишение осуждённого, прежде всего, права на любые просьбы в
любую инстанцию, в том числе и на условно – досрочное освобождение
из лагеря.
— Вам понятно?
– Не совсем.
– Хорошо. На следующей встрече мы к этой теме вернёмся.
— До свидания.
9.3
Скворцов был доволен тем, что у Даши по ходу его рассказа возникали
вопросы. Чем их будет больше, тем больше будет предлогов приглашать её к
себе. Он чувствовал, что без того, чтобы изредка видеть эту молодую
красивую женщину, он уже не может жить. И служба не в службу и
благодарность начальства не радует.
Иногда ему казалось, что и она стала реагировать на него как — то по –
особенному: с удовольствием слушает его рассказы и проявляет искренний
интерес. Задача, которую он перед собой поставил — как можно дольше
удерживать около себя Дашу и заинтересовать своим обществом, —
приобретала реальные очертания.
Но сегодня разговор между ними пошёл по незапланированному руслу:
Скворцов случайно обмолвился о том, что на последнем допросе Рожанский
чуть не убил охранника, в результате чего сам был избит тюремщиками до
полусмерти.
– А за что, если не секрет?
– Не секрет. Охранник его обозвал жидом, а Рожанский такое никому не
прощал. В общем, на моих глазах его, в полном смысле этого слова, убили. Я
даже закрыл дело для передачи в архив. А Исаак Маркович в морге очухался
и выжил.
– Получается, что Марк в тюрьме оказался по аналогичному делу, что и его
отец?
– Не совсем. Старший Рожанский попал в тюрьму, по большому счёту, за
измену родине, а младший – за бытовое убийство.
— Но объединяет их, как я поняла, реакция на слово “жид”. Вы можете
пояснить, что это за слово?
– Объяснить не могу, но это слово вроде как унижает евреев, задевает их
чувство собственного достоинства. Евреи, как правило, очень жёстко на него
реагируют.
– Понятно. А как сложилась дальнейшая судьба Исаака Марковича?
— Через наши службы я следил за лагерной жизнью Рожанского — старшего.
До 1948 года, пока сидел в общем бараке Норильского лагеря, он ничем не
выделялся из общей массы заключённых, кроме того, что имея самый
большой срок заключения, постоянно находился в кандалах. А после 1948
года, когда всех политических, по новому сталинскому указу, собрали в
особо режимном каторжном отделении, Рожанский стал лагерным
авторитетом и здесь к нему отношение руководства Норильского комбината
тоже поменялось.
— В каком смысле?
– Рожанский стал подниматься по служебной лестнице и дошёл до
должности главного инженера строительного управления.
– Марк говорил, что его отца в начале 50 – х годов реабилитировали и
выпустили из лагеря.
– Освобождение подтверждаю. А что касается реабилитации, то это
произошло посмертно, правда не помню, в каком году. Но в семье
Рожанских, до сегодняшнего дня, остаётся ещё одна серьёзная проблема: в
реабилитации отказывают отцу жены Рожанского, бывшему заместителю
министра обороны Эстонской ССР. Он был арестован до начала войны и
умер в Норильском лагере, не дожив до победы Советской армии.
– Зачем вы мне все эти страшные подробности рассказываете?
– Во-первых, вы сами попросили, а во-вторых, должны же знать тех, у кого в
настоящее время живёте.
– Я там временно живу, чтобы ухаживать за больной женщиной – мамой
Марка.
– Ну, это вы будете рассказывать не мне, а другим людям. Думаю, что на
сегодня всё.
– До свидания.
9.4
После очередного разговора с Дашей, Скворцов был в полном шоке. Это
была их девятая встреча — пустая, вязкая, длинная и абсолютно
бесперспективная. Каждый раз, по окончанию их встреч, он давал себе слово,
что это последняя. Но проходили две недели и ему снова очень хотелось
увидеть Дашу, услышать мягкий тихий выговор, полюбоваться элегантным
внешним видом, её красотой. Казалось, он сделал всё возможное, чтобы
оторвать Дашу от мерзкой семейки Рожанских, но на последнем свидании
выяснилось, что она, наоборот, приходит к нему только за этой
информацией. Она даже осмелилась задать ему – генералу КГБ – несколько
непозволительных вопросов.
– Что же она у меня спросила? Я уже забыл.
— Ах да. Вспомнил: служил ли я в советской армии и в каком звании? Такие
наглые, провокационные вопросы.
– Я ей ответил, что учёба в военном училище приравнивается к службе в
армии. На это она скривила физиономию.
– А потом, прямо без перехода, задала следующий вопрос: можно ли ей
позвонить Марку?
– Когда я ей отказал, она попросила его почтовый адрес, чтобы написать
письмо.
— Правда, я тут вспылил и объяснил, что на первом году срока отбытия
наказания никакие контакты с родственниками, а она вообще таковой не
является, заключённым не полагаются.
— О каких родственниках, — спросила она, — может идти речь?
— Только о матери и младшем брате, уехавшем в Эстонию.
– Кстати, надо запросить информацию у эстонских коллег об этом гадёныше
и рассказать Даше. Она наверняка передаст всю информацию его матери, что
ускорит её конец.
Скворцов встал с кресла, вынул из шкафа бутылку коньяка, налил себе
полстакана и выпил залпом. Потом закурил сигарету и подошёл к окну. Он
смотрел на большой город, переливающийся разноцветными огнями, с
тысячами машин на дорогах.
– Столько людей у меня в кулаке, а с какой – то девчонкой не могу
справиться. Вроде всё продумал до мелочей, чтобы закончилась виртуальная
связь между ней и поганым Марком. Загнал его туда, где “Макар телят не
пас”, а она его забыть не может.
— И вообще, вляпался в эту еврейскую семейку и никак не могу от неё
отделаться. Сначала отец разорвал на куски мою жизнь своими разговорами
о евреях, теперь сын встал на дороге. Это не семья, а какая – то божья кара на
мою голову – пропади они пропадом, все вместе взятые.
Закрывая дверь кабинета, Скворцов неожиданно подумал.
– В отношении Даши нужно принимать экстраординарные меры, пока она не
получила диплом.
— Какие?
– Не знаю.
– Может купить ей дорогой подарок? Машину, например…
– Ну, ты, Скворцов, даёшь? Да она тебя вместе с подарком обсмеёт.
Вспомни, из какой она семьи.
— Тогда не знаю.
— Думайте, товарищ генерал. Думайте.
9. 5
Даша к Вере Юстусовне ежедневно приходила после занятий в
институте. Готовила, убирала, кормила, а когда та чувствовала себя плохо —
оставалась ночевать. Телевизор и радио в семье Рожанских, после ареста
Марка, не включали и они до глубокой ночи разговаривали на разные темы,
большей частью о Марке. Вера знала, что сегодня Даша должна была
встретиться со Скворцовым и с нетерпением ждала её прихода. Каждый раз
надеялась, что Скворцов сообщит Даше, куда отправил отбывать срок её
любимого сыночка. Но так как Даша ничего не говорила, значит никакой
новой информации нет.
И Вере вдруг захотелось рассказать Даше о своих родителях, о папе и
его большой семье, от которой никого после войны не осталось. О страшной
жизни в заполярном Норильске, где её окружали разные люди, но какие – то
отзывчивые, понятные. А сейчас, как — то неожиданно, подкралась старость
и она осталась одна. Совсем одна.
— Я выросла в семье военного высокого ранга, который с утра до вечера
пропадал на службе, а когда и бывал дома, то, как все эстонцы, большей
частью молчал. Тем не менее, благодаря весёлой и общительной маме,
мрачную обстановку в доме я не чувствовала. Одноклассники с
удовольствием приходили к нам в гости, зная, что их обязательно угостят
чем – нибудь вкусненьким. В соответствии с генеральской должностью,
которую занимал папа, семья никаких бытовых проблем не испытывала: за
нами был закреплён служебный автомобиль, которым, в основном,
пользовалась мама, мы посещали закрытый распределитель и каждый год
отдыхали на море. Кроме меня, в семье был ещё старший меня на пять лет
брат, который добровольцем ушёл на фронт и пропал без вести.
Вера нашла на столе платок и промокнула глаза.
— Всё было в моей жизни хорошо, но перед войной отец был арестован и
приговорён к пятнадцати годам норильских лагерей строгого режима. Чтобы
быть поближе к мужу, мама вместе со мной в 1942 году переехала в
Норильск. В 1944 году папа умер от истощения в северном отделении
Норильского лагеря, а в 1952 году я вышла замуж за условно – досрочно
освобождённого из заключения Рожанского Исаака Марковича. В браке у нас
родились два сына – Марк и Витас. Мы с Исааком детей боготворили, но
если старший Марк, большой и сильный, похожий на отца, отвечал любовью
на хорошее к нему отношение, то младший Витас, злобный и скрытный, ни с
кем не в какие отношения не вступал.
Но дальше Вера не могла говорить от душивших её слёз и Даша сама
продолжила разговор о старшем сыне.
— Скажите, Вера Юстусовна, почему вы не можете получить информацию о
Марке через вашего друга Калмыкова? Мне папа говорил, что на запрос
депутата Верховного совета СССР, все обязаны давать ответ.
– Это правда, но не в отношении КГБ. Там это правило не работает. А
вообще, давай позвоним Владимиру Николаевичу. Дай мне, пожалуйста,
нашу телефонную книгу.
Набрав требуемый номер, она услышала в трубке знакомый голос
Калмыкова.
– Здравствуйте, Владимир Николаевич. Вас беспокоит Вера Рожанская.
— Ой, Верочка, как я рад тебя слышать. Как твоё здоровье, дорогая?
— Ничего, без особых изменений. За мной очень хорошо здесь ухаживают.
— Кто? Даша?
— Да. Она хорошая девушка.
— Я её видел, когда был у вас в гостях.
– Володя, у меня к тебе просьба: ты можешь ещё раз, как депутат, узнать,
куда отправили Марка?
— Я постараюсь, но это займёт время.
— Хорошо, мы подождём. Обнимаю.
– До свидания. Привет Даше.
9.6
Калмыков положил телефонную трубку. И хотя он был давно готов к
такому разговору с Верой, но не предполагал, что разговор получится таким
сухим и грустным.
– Нужно позвонить адвокату Кузнецову. Он защищал Марка и непременно
владеет большей информацией, чем кто – либо другой.
– Стоп, а когда мы с ним говорили в последний раз?
— Кажется, больше месяца тому назад.
– Достаточно давно. Можно позвонить.
Это была суббота, около десяти часов утра по “материку”. Владимир
Николаевич набрал номер телефона ростовского адвоката.
— Доброе утро, Сергей Александрович. Калмыков.
– Здравствуйте, Владимир Николаевич. Рад вас слышать. Как ваше
самочувствие?
– Всё в порядке: полярная ночь, за бортом минус 38 с ветерком. Трудимся. Я
вас не задерживаю?
— Нет, нет, у меня есть время. Слушаю вас внимательно.
– Сергей Александрович, что слышно с нашим подопечным Марком
Рожанским? Куда его, всё – таки, отправили?
– Не знаю. Он ушёл на этап с чёрным формуляром.
– Что это такое?
– Это когда на пересылке, чтобы ничего непредвиденного не произошло,
закрывают все данные о заключённом.
– У вас есть версия, почему это сделали?
– Версия одна – органы правосудия не договорились с КГБ. Я вам больше
скажу: прямо перед судом Скворцову было даже присвоено звание генерал –
майора юстиции, но и это не повлияло на результат. КГБ – это государство в
государстве.
– И что в этом случае следует нам предпринять?
– Ждать. Так как у кого – то есть к этому заключённому через чёрный
формуляр особый интерес, то через это он обязательно засветится и мы сразу
выйдем на объект поиска.
– Сколько ждать?
– Это я вам сказать не могу. Может год, а может больше. Но будьте уверены
– все интересанты у меня под контролем.
— Сергей Александрович, я вас очень прошу — не стесняйтесь в расходах. Это
для меня очень близкие люди.
– Дело не в деньгах, Владимир Дмитриевич. Дело в чём – то другом. Вот это
нам нужно понять.
— Сергей Александрович, останавливаться никак нельзя. Мама Марка
Рожанского очень переживает.
– Не волнуйтесь, Владимир Николаевич. Как только будет хоть малейшая
информация, я вам сразу сообщу.
– Жду известий.
– До свидания.
9.7
После звонка Калмыкова, адвокат Кузнецов снова решил
проанализировать ситуацию, связанную с исчезновением из поля зрения
осужденного Марка Рожанского.
– Чудес не бывает – был человек и нет его. Поэтому нужно, всё — таки,
понять, кому это выгодно?
— То, что мой подзащитный оказался в эпицентре противостояния ряда
авторитетных людей, не вызывает сомнения. Но это не повод, чтобы его так
прятать. Нужно найти в этой цепочке человека, который, против своего
желания, выведет на Рожанского.
Кузнецов перебрал несколько возможных вариантов и таким человеком
всё время оказывался Скворцов.
— А какие аргументы? Аргументы давай.
– Пожалуйста.
— во – первых, Скворцов сейчас является хозяином информации, которую
хотят многие заполучить
– во – вторых, став генералом, он мечтает о новой высокой должности, но
уже в центральном аппарате министерства
— ну и в – третьих, имеет реальную возможность отомстить через сына
покойному Исааку Марковичу Рожанскому за обиды, которые много лет
назад он ему нанёс.
— Этого явно недостаточно, чтобы так глубоко “закопать” молодого парня?
— Тебе кажется недостаточным, а он считает, что в самый раз.
Но адвокат Кузнецов своим профессиональным чутьём чувствовал, что
у Скворцова есть ещё какая – то очень важная другая причина, о которой
никто не догадывается. Он понимал, что генерал КГБ – очень серьёзная
фигура. Его ни с какого бока не схватишь, а вот с его окружением поработать
можно.
Ближе всех к генералу были два человека – его заместитель по
оперативной работе подполковник Вавилов и помощник начальника
управления капитан Холодов. Подполковник Вавилов был очень закрытый
малоразговорчивый человек с безупречной репутацией. О нём в управлении
вообще никто ничего не знал. После смерти мамы он жил один и даже для
уборки квартиры женщин к себе домой не приглашал, выполняя эту работу
сам. При этом прекрасно умел готовить, чему его, предчувствуя холостяцкую
судьбу сына, в своё время научила мама. Единственная тема, на которую
Вавилов иногда в разговоре откликался, так это была тема, связанная с
кулинарией. Причём он с удовольствием делился рецептами приготовления
изысканных блюд, если кто – то его об этом просил.
Что касается Холодова, то его назначение на должность помощника
начальника управления, освободившуюся после ушедшего на повышение
Вавилова, был недостаточно продуманный со стороны руководства шаг.
Просто взяли, по причине недостатка времени, из общего отдела управления
симпатичного молодого человека и временно назначили его на эту
должность. А так как всегда улыбающийся Холодов умел выстраивать со
всеми нормальные отношения, то его временное назначение переросло в
постоянное.
В отличие от Вавилова, у Холодова было четверо детей и, естественно,
вечной проблемой для семьи была проблема приобретения продуктов
питания. В список лиц, подлежащих номенклатурному обслуживанию
управления, он не входил и поэтому посещал районный универсам, где его
однажды встретил Кузнецов. Знакомые ещё по работе Холодова в общем
отделе управления, они доброжелательно приветствовали друг друга.
— Здравствуйте, Сергей Александрович.
— Здравствуйте, Юрий Николаевич. Как поживают ваши детки?
– Вот корм для них добываю.
– А что жена, позвольте узнать?
– Жена у меня вся в труде – технолог цеха на механическом заводе с
ненормированным рабочим днём.
– Юрий Николаевич, позвоните мне завтра вот по этому телефону и я
постараюсь облегчить вашу участь добытчика.
Сергей Александрович, адвокат с большим стажем, зашёл к директору
центрального универсама и, представившись, попросил включить капитана
Холодова в список лиц, имеющих льготное обслуживание. Соответствующее
ходатайство обещал представить на следующий день. А через неделю, когда
Холодов пришёл за продуктами, как бы случайно встретил его в фойе
магазина.
– Здравствуйте, Юрий Николаевич, как ваши дела?
– Спасибо вам, всё в порядке. Шесть человек накормить – непростое дело. Я
вам очень признателен.
– Это, в самом деле, тяжёлое задание. Я тоже по многу продуктов накупаю.
– А вам зачем, Сергей Александрович? Вы же говорили, что вас двое с
женой?
— Всё правильно, но приходится ещё помогать больной старушке – маме
моего бывшего клиента Рожанского.
– Это тот, который убил своего сокурсника?
– Да, да. Кстати, вы не знаете,
где он отбывает наказание?
— Не знаю. Это было до меня. Но, по – моему, где – то на Крайнем Севере.
– Ну что, всего вам хорошего, Юрий Николаевич. Привет супруге.
– Спасибо. До свидания.
Продолжение следует.
