Меч Гидона
повесть
Часть первая
Вступление
warspot.ru
Начало
«Даже известное
Известно немногим».
Аристотель
День мобилизации в»Цахаль.»*
Был дождь и сильный порывистый ветер.
Солнце, показавшись на минуту, скрылось за облаками, низко нависшими над землёй. Настроение соответствовало погоде.
Начал накрапывать дождь.
Выходя с автобусной станции, я, плотно укрывшись плащом, вспоминал последний, весело проведённый вечерь в кругу моих близких друзей…
— Дорогой мой, любимый, — ещё отчетливо звучали в моих ушах её слова:
-Счастливо тебе…. Не забывай…. Я жду тебя …- и, после паузы, неожиданно для меня, тихо прошептала — поцелуй меня…
Крупные капли холодного дождя скатились по лицу.
Я вздрогнул и встряхнул моими мокрыми, чёрными, как воронье крыло, кудрями. Грустно оглянувшись ещё плотнее запахнувшись в свой дождевик, я быстро зашагал дальше. Постоянно попадая в грязные лужи, скользя и взметая за собой брызги воды, я спешил…
Скоро стану солдатом. Еврейским, а точнее, израильским воином. Буду защищать не чужую страну, а мой родной народ, и мой родной дом. А если погибну? Ну и что? Ведь Иосиф Трумпельдор сказал: «Хорошо умереть за свою землю!»
Ничего,- успокоил я себя! Не так быстро гибнут! А если ранит? Ну, тогда это совсем другое дело.
Я тут же себе представил, как все друзья заботятся обо мне, а мать и подруга не отходят от моей кровати.
Я даже улыбнулся от этой мысли…
Погрузившись в грёзы, я не заметил, как ноги сами привели меня к крупному сооружению, окружённому серым высоким каменным забором.
Всё явственней слышны были какие-то команды, военные песни, и шум моторов машин.
А у самого входа так и кишело людьми в военной форме.
В открытые огромные ворота, то въезжали, то выезжали машины: и гражданские — с военными номерами и военные.
Неожиданно подъехала неизвестная для меня «махина», привлекшая все мое внимание.
Эта громадина напоминала не то танк, не то подводную лодку. Внешне колёса не имелись, хотя, за крутыми боками угадывалось их присутствие.
А наверху, словно живая, вертелась во все стороны башня с двумя длинными стволами.
На вездеходе, если можно его было так называть, сидели и стояли несколько военных. Невзирая на дождь, они вовсю горланили, незнакомую мне боевую песню, а ветер развевал их расстегнутые блейзеры.
Я, как заколдованный, с открытым от удивления ртом,
с завистью глядел на них.
К счастью «галок» в такую погоду поблизости не было.
— Господин, отойди в сторону! — пророкотало возле моего уха чей-то голос.
От неожиданности я тут же присел и осторожно поднял голову.
На меня смотрела сверху вниз загорелое лицо с огромными тёмными глазами. Усища, ибо только так можно было назвать его усы, двигались словно змеи, готовые ужалить меня.
— Ну, кому я говорю!
Я поднялся и боязливо отошел в сторону.
Через открытые ворота въехала длинная колонна военных грузовиков, въезжающих на широкую площадь, от которой шла прямая, как стрела, асфальтированная дорога, упираясь вдали в военный городок.
Я остановился у джипа — закамуфлированного, как и другие машины в грязно-зелёный цвет. Как видно неисправна, ибо возле неё копошились несколько бойцов выпачканных в машинном масле.
А «усач», тем временем, продолжал направлять колонну в обход застрявшего джипа. Вереница машин медленно въезжая через открытые ворота продолжала свой путь по асфальтированной дороге, а затем где-то исчезала за военным городком.
Я с интересом стал наблюдать за «усачом».
А он — стройный, собранный, крепкого телосложения мужчина среднего возраста энергично махал рукой отставшим грузовикам, тем временем приостанавливая движение боковой дороги.
На уже, слегка седеющей голове была «нахлобучена» офицерская фуражка. Его лицо было тёмное от загара и давно небритое. Топорщившиеся усы, придавали ему вполне грозный вид.
Наконец прошла последняя машина. Ворота, тяжело кряхтя, стали закрываться, а шлагбаум опускаться.
И лишь у одинокого джипа, оттолкнутого в сторону, ещё трудились солдаты, ноги одного из них ещё виднелись из-под машины.
«В такую погоду застрять, да ещё перед самым входом в лагерь, совсем не приятно», — подумал я.
— Что ты здесь вертишься, молодой человек, — уже более спокойным голосом, спросил «усач».
— Да… Я. … Пришёл…
— Ты призывник?
— Да! — и показал ему военную повестку.
Он внимательно прочел, а затем буркнул:
— Так, какого чёрта ты здесь торчишь! Вон там вход!
— Но я. Видите ли…
— Что, не знаешь куда направиться?- уже мягче ответил военный, — эх, новичок, новичок. Ну, что ж, пойдём, покажу!
Дав резким голосом несколько указаний оставшимся солдатам, он вытер тряпкой измазанные машинным маслом руки и, махнув рукой водителю джипа, подошёл к контрольному пункту.
-Иди сюда! – кратко приказал он мне. Я послушно направился к нему. В узком проходе охранник отдал честь «усатому», а меня остановил и, после внимательной проверки моих документов и чемодана, наконец, пропустил.
«Усач», идя по узкой бетонной дорожке, ведущей к военному городку был уже вполне далек.
«Идет и даже не оглядывается!» – почему-то злясь, подумал я. Не решаясь окликнуть его, я с моим чертовым тяжёлым чемоданом, поскорее, как мог, потащился за ним.
Достигнув его, я продолжал идти за «усачом» на определенном расстоянии. Каждый раз мне хотелось что-то спросить его, но глядя на его широкую спину, не осмеливался.
— Вот мы и прибыли! – неожиданно проговорил военный, поворачиваясь ко мне. Он указал пальцем на группу стоявших людей в штатском, и на длинную очередь молодых призывников у длинного деревянного домика. – Вот туда и иди!
— Спасибо! Извините, а можно задать вам один вопрос?- вдруг осмелев, спросил я.
— Ну!
— Можно ли мне писать письма впервые дни службы?
Военный поднял голову и насупившись вопросительно глянул на меня.
— А кому?
Я покраснел и «потупил» глаза в носок своего, грязного от дождя и грязи, ботинка.
— Понимаю, — вдруг рассмеялся военный. — Конечно можно! Можно и нужно!- уже поучительным тоном сказал он, – пиши, чтобы не волновались.
В этот момент его грозные усы раздвинулись и показались крепкие, ровные, ослепительно белые зубы. Теперь он совсем не казался мне таким грозным.
— Ну, молодой человек, до свиданья! Служи честно и
добросовестно! Будь таким, каким был когда-то мой сын… и не бойся…
Потом, он как-то сник и тихо прибавил:
— Он тоже, вот так, как ты, мобилизовался, и я так же привел его сюда. Затем война…
Военный тяжело вздохнул, и кратко бросил: — Ушел воевать и не вернулся. Вот такие-то дела. Эх, Эх!
При этих словах голос военного дрогнул. Он отвернулся, но тут же овладев собою и, глядя на меня, уже твёрдым голосом, спросил:
— Кстати, а как тебя зовут?
— Миха…
— Ну и счастливо тебе Миха! Что бы ты никогда не познал войны, а мне пора! Меня ждут…
Он развернулся и быстро зашагал обратно.
Долго ещё я стоял и глядел вслед этой строгой и такой человечной фигуре. А он шел по бетонной дорожке, высоко подняв голову навстречу лучам, выглянувшего из туч солнца, навстречу новым препятствиям, победам, а может и печалям, которые, кто знает, может и мне придется когда-то пережить….
*2 Цахаль — Армия Обороны Израиля ( иврит)
Часть первая
Военные азы
«Больше пота в учениях
Меньше крови в бою.»
Сумрачный февраль 196… года.
Холодный порывистый ветер обвевал лица новобранцев, застывших в армейском строю. Они напряженно прислушивались к словам командира.
А ещё неделю назад, на гражданке, все мы были бесшабашными молодыми парнями. Нами, тридцатью пятью парнями, в большинстве репатриантами, прибывшими год-два назад из Марокко и Туниса, Польши и Румынии, набили военный грузовик и, на рассвете туманного, холодного февральского утра отправили к месту назначения.
Ехали более двух часов. Новобранцев встретило хмурое,
с трудом просыпающееся зимнее утро, и всем казалось, что оно, тоскливое и угрюмое, никогда не закончится.
Будущие бойцы АОИ, кто мог, дремал, а кто, как я, тоскливо и молчаливо глядели на быстро уходящую назад узкую асфальтированную дорогу.
Наконец подъехали к большому озеру Кинерет*.
Грузовик, слегка замедляя ход, проехал центр древнего города Тиберия, а затем, фыркнув дымом, помчался по набережной, вдоль озера, издали походящего на форму скрипки. Отсюда и современное название озера. Молочная дымка ещё низко простиралась над полноводным озером, но бледные лучи восходящего солнца уже старались нащупать его слабое место и осветить зелёноватую поверхность больших волн, бьющихся у высоких берегов.
Вскоре дорога стала изгибаться змейкой и грузовик, тяжело пыхтя, стал взбираться в горы.
Густой туман окружил нас и, скрывая окружающий ландшафт, сопровождал нас, будто желая скрыть от новобранцев
место назначения. Вдруг грузовик резко затормозил и тут же чей-то хриплый голос приказал:
-Разгружаться!
Мы все поспешно повыскакивали с грузовика и стали неуклюже выстраиваться в неровную линейку.
Напротив нас стоял военный, маленького роста сержант с выпученными черными глазами. Строго глядя на нас, он хрипло скомандовал:
-Равняйсь! Смирно!
Свои вещи мы сложили у ног на влажную каменистую землю. Густая мгла не желала прощаться с нами, но сквозь её прорывы угадывался военный лагерь. Оказывается, нас выстроили на большой площади, откуда вела прямая, как стрела, асфальтированная дорога. Дорога, а точнее, аллея, с обеих сторон была обсажена старыми раскидистыми липами и хвойными деревьями. И площадь, и аллея, были покрыты «золотистыми» желтыми сугробами сухих листьев.
Мы даже не могли себе представить, что перед нами предстало наше первое «боевое» задание:
Собрать это поэтическое «золото» в огромные, разлетающиеся под порывом холодного ветра, кучи листьев, а затем, на зловещих дымных кострищах, напоминающих средневековые времена, испепелить его…
Порывы холодного ветра с начавшимся мелким дождем проникали сквозь одежду, остуживая наши молодые избалованные тела.
* Гидон – Легендарный израильский полководец во времена Царства Израильского.
*Кинерет –Тиберианское озеро.(иврит).
* Тироним муштаним — обосанные новобранцы (иврит).
Кто-то заворчал:
-Мы что, заключенные? Немного понимания, и так на душе скверно…
-Разговорчики в строю, тироним муштаним*, -хрипло ругнулся сержант.
-Сам ты муштан,- отругнулся новобранец.
— Шаг вперед, болтун! — грозно приказал сержант.
В развалку и со скучной физиономией вышел нарушитель. Это был репатриант с Марокко, черноволосый парень с непомерно длинным туловищем и короткими, как у китайца, ногами. Звали его Яков Абутбуль. Его тощая, но крепкая, словно литая фигура казалась безобразной.
Он был узок в плечах, а руки мускулисты и жилисты. Сержант, от силы доходящий ему до груди, подошёл к новобранцу и строго глянул на него с низу вверх.
-Ты что? Уже грубить начал? Здесь армия, а не базар!
Большая кучерявая голова Якова, его большие зеленовато-темные глаза изумленно глянули на сержанта, как, вероятно, смотрит на окружающую среду, какая- то, прилетевшая из далеких краев, большая, уверенная в себе, дикая птица.
-Ты грубил, а не я,- спокойно ответил Яков…
Вспоминая теперь, не зная почему, именно этот эпизод, мне казалось, что он произошёл давным-давно, а не, всего лишь, неделю тому назад.
Офицер окинул нас быстрым острым взглядом:
-Приветствую я вас, призывники! Теперь мы будем вместе 24 часа в сутки в течении всего периода учений. Я буду вашим отцом и братом. Я ваша семья.
Моя роль, как и у всех командиров, находящихся здесь, превратить вас в одну дисциплинированную военную единицу.
Временно забудьте домашние привычки, маму, гуляния и девушек. Теперь мы ваша семья, мы ваша боевая семья!
Здесь станете солдатами и настоящими профессионалами своего дела!
Мы будем учить вас убивать врагов, чтобы самими не быть убитыми. Учить вас убивать, но лишь для одной цели!
А цель — благородная и святая! Защитить вашу жизнь и жизнь наше государства! Обеспечить безопасность нашему народу во вновь возрожденной еврейской стране с её демократическим, свободным укладом жизни! Обеспечить мирное созидание возвращающегося из изгнания еврейского народа на землю обетованную! Дать ему возможность вновь восстановить и обогатить нашу израильскую культуру, историю, и наш древний язык.
Солдаты! Вы, вскоре, станете настоящими бойцами израильской армии и основной опорой безопасности нашего государства в этом уголочке земного шара, в центре арабского мира. Помните! Арабы не смирились и никогда не смирятся с существованием нашего государства и сделают все, что бы «сбросить нас в море», но вы будете несокрушимой скалой на их пути. Вы научитесь воевать и побеждать для того, чтобы больше не повторился тот ад, где существуют концлагеря, пытки и унижения человеческого достоинства. Вы, новые солдаты Армии Обороны Израиля, должны, стоя за щитом Давида и при помощи меча Гидона, охранять еврейское государство от посягательств любых врагов. Но запомните:
Принимает решения воевать, – наше правительство!
Она решает, а мы исполняем! Приказы не обсуждают, а выполняют! И если правительство даст приказ воевать — будьте беспощадными с недругами.
Но даже став беспощадными, вы обязаны сохранить в себе присущую нашему народу доброту и человечность, ибо нация, давшая миру библию, святой завет и десять заповедей, обязана сохранить высокую мораль, человечность и доброту!
Эти качества отличают нас от армий других стран.
Нет границ жестокости, как нет границ доброте.
Оба чувства доступны нам, как в сознании, так и в деянии…
Вы должны прибегнуть к жестокости, только в случае защиты своего народа и страны от посягательств и насилия врагов. В других случаях она должна быть глубоко упрятана в ваших душах, подобно оружию, хранимому в арсенале.
Берегитесь применять это оружие друг против друга. Второй храм Израиля был уничтожен лишь из-за напрасной братской ненависти»….
Ветер то отдалял его слова, то приближал. Солнце все время играло в жмурки, то высовываясь, то прячась за густыми свинцовыми тучами. И казалось, что они вот-вот придавят всех новобранцев к мокрой от ночного дождя земле.
Это ощущение давило у бойцов и грудь, и сердце…
&&&
Я уже служу в израильской армии! Я — меч моего народа и щит моей страны, и этим я горжусь!
На мою долю, в ближайшем будущем, достанется много войн с арабскими странами и десятки военных операций…
Хотелось бы в подробностях описать военную службу:
Чем мы занимались ежедневно и ежечасно, но, увы, это мне не под силу. Ибо воину легче творить историю боями и кровью, чем писателю — словами и чернилами.
Ведь ситуации, вмещавшие в себя самую неповторимую сущность жизни бойцов, отражающие и горечь поражений, и радость побед, грусть потери друзей и радость, что выжил- это все к сожалению, в продолжающейся жизни, всегда быстро погружается в глубокую яму забвения.
А может это и к лучшему?
Но я, начиная писать, был доволен, что моей памяти все таки удалось сохранить хоть малую часть всего пережитого….
Всякий солдат, побывавший в настоящем бою, наверное, не любит вспоминать об этом. Кто хочет убивать и быть убитым, даже ради любимой родины, и даже ради своего многострадального народа? Я не осуждаю! Наоборот!
На клочке пустынной земли, называемой
«Земля Израилевна», борьба еврейского народа за национальную свободу, — это высшая справедливость, если таковая существует в сознании человечества.
Но войны есть войны. И на кой черт, выживший воин должен таскать на себе всю жизнь мешок кошмаров?
Но, к счастью, я стал заниматься и литературой….
В те годы я был ещё очень молод, но уже решил про себя, что моим долгом будет — передать грядущим поколениям, хотя бы вкратце, те чувства и эмоции, которые пришлось пережить мне и моим боевым друзьям. Не многие из них остались в живых, но то что я остался в живых, а они погибли – это чистейшая случайность….
Я знаю! Тот, кто погиб, хотел жить, и тот кто живёт — хочет жить!
У каждого боя и у каждой операции – своё собственное настроение. Есть бои, где самоуверенность прямо — таки носится в воздухе, и тогда мы побеждаем, даже если шансы на победу невелики, или совершенно отсутствуют.
Военная служба в любых странах вообще всегда нелегка и требует постоянного напряжения нередко, связана с риском.
Бывает, люди получают шок, «удар по психике». Тогда, даже сильные духом, иногда бросаются на утек. У них дрожат колени, сердце учащенно бьется, и они всю оставшуюся жизнь «тащат» за собой пережитый в бою животный страх, а это самое страшное и опасное, что может случиться с любым бойцом.
Но порой, в тяжёлых переплетах боев, самые слабые духом бойцы неожиданно могут стать героями!
И в этом главную роль играют командиры, умеющие заразить своих бойцов свои боевым духом и верой в победу.
Конечно, командир, в таком случае, должен сам быть образцом смелости и бесстрашия, ведь мужество не вручается вместе с очередным военным званием. Оно или есть, или его нет!
А чувство ответственности и уверенности вырабатывается со временем, в процессе изучения военного дела. Твердость, хладнокровие, знание своего дела – очень важны для каждого бойца и командира, и эти качества — решающий фактор в любом бою…
В израильской армии офицеры всегда шли и идут первыми в бой. Обязанность израильского командира, вести за собой свой отряд призывом: «За мной! «, а не: «Вперед!»
Но командиру нельзя увлечься своим делом настолько, что бы действуя смелее других, подвергнуть опасности жизнь своих солдат, сам того не замечая. Ведь он в ответе перед их семьями.
Это и является основным кодексом нравственного поведения каждого командира Армии Обороны Израиля.
Часть вторая
Служба не дружба
1
«Знай своего противника
Как самого себя.
Тогда будешь непобедим!»
А ещё месяц назад…
Солнце величественно катилось за горизонт спокойного моря. Вот угас его последний розовый луч.
Вместе с потухающим небом быстро заволакивается надвигающаяся тьма. Тени сгущаются и, как всегда в этих краях, смолистая темная ночь вскоре захватит весь портовой город Хайфа.
Завтра я иду в военкомат. Решил окончательно:
буду служить в боевых воинских частях. Как почти каждый восемнадцатилетний паренёк и к тому же новый репатриант из Польши, после пребывание в кибуце, где работал и осваивал язык иврит, я испытывал неимоверное чувство гордости служить в израильской армии и защищать страну любой ценой от арабской угрозы, а в случае смерти… быть захоронен в родной еврейской земле….
Прошло несколько недель…
Служба началась не легко, а жизнь оказалась не сладкой.
Но я не сетовал и изучал военную профессию основательно.
Я сразу усвоил, что, если возьму себя в руки и, точно буду исполнять все требования командиров, не нарушая военной дисциплины, служить не на страх, а на совесть, с полным сознанием своего долга, тогда ничего страшного в военной службе быть не может. Я оправдывал и строгость, и суровые наказания.
Мне было понятно, что без этого невозможно превратить различных по характеру и поведению молодых юношей в одну военную армейскую структуру, в одну военную бесперебойную машину.
С нескрываемым удовольствием учился стрелять с многих видов оружия, вырабатывать физическую закалку и выносливость, изучать теорию и практику военного дела на бесконечных занятиях и в классах, и на полигонах.
Кроме этого, от нас, новых призывников, требовалось ориентироваться днем, и ночью в любой местности. Днем читать полевые карты, а ночью — звездное небо…
Особое внимание отводилось и изучению психологии противника. «Если хочешь его победить, – твердили инструкторы — постарайся понять его ментальность. Не только тактику и замыслы, но и ход его мышления. Мысленно поставив себя на его место, прочувствовать его намерения и понять, каким образом он собирается их осуществлять. Без этого не победа, а лишь горечь поражения достанется на долю самонадеянных героев».
Как бы ни был ненавистен враг, нельзя его недооценивать, и допустить, чтобы ненависть к нему привела к утрате объективности оценки его военного мастерства.
Презрение к врагу часто приводит к расплате своей кровью,
к поражению и неволе. Надо быть дерзким и умным.
Не стоит лезть на стену, если можно её обойти. Несомненно, боец должен быть осторожен, но если инстинкт самосохранения берёт верх над другими чувствами, то это уже трусость…
Время пролетало быстро и почти незаметно …
Помню, как мне страшно хотелось поскорее получить автомат. Взводный, иногда давая мне его, и видя мое торжество и гордость на лице, с улыбкой замечал:
«Ничего! Ничего! Он ещё успеет тебе надоесть. Вскоре придёт этот день, и ты его получишь! Получишь его на длительный период, и тогда он заменит тебе все, даже любимую девушку. Запомни!- повторял взводный, — оружие в твоих руках всегда должно блестеть чистотой и быть всегда готовым к бою! Оно станет везде и всюду твоим неразлучным напарником даже в туалете , или в постели! И лишь смерть разлучит вас!»
Так как в нашей армии всё делят на три части, мне запомнились три изо всех военных заповедей:
Первая: Пойми врага своего. Пойми, что он хочет, и поступай соответственно. Если враг хочет лишить тебя свободы или жизни – убей его!
Вторая: Думай, шевели мозгами! А приняв решение — действуй быстро и бесповоротно!
Третья: Трудно превратить врага в друга, но друга во врага – очень легко!
***
Часто, в рамках учений, мы отправлялись в походы.
В основном, по ночам. Я любил эти походы.
Как-то раз, зимой, в нижней Галилее, проводились военные учения. Дождь лил всю ночь, и мы изрядно промокли, простыли, а в животе ужасно бурчало от голода.
Ждем военную кухню, а её все нет….
Оказывается, застряла где-то в распутице. Что делать?
Я подошел к сержанту и что-то шепнул ему на ухо.
Он искренне обрадовался и, приказал всему отделению развести костры, обсушиться и нагреться. Тем временем мы с ним, прихватив двух добровольцев, тайком пошли в ближайший лесок, взяв с собой несколько военных касок.
Я знал, что в этих лесных участках, всегда после дождей, растут грибы.
И точно! Вскоре, мы наткнулись на них. Всучив каждому в руку по грибу и дав краткую «инструкцию,» какие съедобные, а какие нет, мы стали собирать и складывать их в каски.
Грибы были крупные, широкополые и аппетитно пахли… Вскоре все принесенные каски были заполнены маслятами.
Мой боевой друг Цвика, глядя на горку принесенных грибов, тоном знатока, авторитетно заявил :
— Ого! Да ведь половина из них наверняка ядовитые!
Ты что, братишка, намереваешься выше этих сосен подняться и нас за собой потянуть?
— А может и выше! – поддакнул я шутливо и прибавил,- но, если ты считаешь, что они ядовитые, так не ешь!
– Умру с голода, а эту отраву есть не буду, и верь мне, я неплохо разбираюсь в грибах!
— Ну и не надо! Нам больше останется! – был мой самоуверенный ответ.
Вспоминая русскую сказку «суп с топора» я, не медля, тут же обратился ко всем:
-Друзья! Кто согласен кушать мой грибной суп, а я никого не заставляю, так попрошу, принести мне, что у кого найдется съедобного. Верьте моему слову! Всё подойдет! А суп, честное слово, будет классным!
Вскоре один боец принёс несколько сваренных картофелин, другой — кусочек масла, третий — лук и морковку. Кто-то – несколько маленьких пакетиков соли и черного перца.
Тем временем я вынул из моего рюкзака казанок.
Заполнив его водой и повесив над костром, я, потирая замершие руки, приговаривал:
— Немного терпения друзья мои и вы получите такой горячий вкусный суп! Полагайтесь на меня! Высшего класса суп!
Вскоре в лесной рощи распространился густой аромат варящихся грибов …
— А что с хлебом?- вспомнил я.
Кто-то встал и охотно побежал в свою палатку. Вернулся, держа в руках с полбуханки , слегка промокшего, но вполне съедобного хлеба.
— Надо бояться жизни, а не смерти, друзья мои!- торжественно произнёс я, – а с таким супом наша жизнь – благодать! Махнув ложкой, как мечем, я смело атаковал шедевр моего кулинарного творчества.
Друзья с напряжением внимательно следили за мной.
Увидев, что со мной ничего страшного не случилось, все дружно, живота не жалея, присоединились к атаке своих порций.
Когда прибыла полевая кухня, никто из нас даже не глянул в её сторону. Мы лежали вокруг костра и с блаженством лениво поглаживали свои брюхи…
2
Присяга
Очередной поход. На этот раз в Иорданскую впадину. Ходишь среди гор, будто по поверхности луны идешь.
Тёмные силуэты бойцов и зловещие тени многочисленных скал, казались ночью ещё более фантастичными.
Земля под нашими ногами была покрыта трещинами и извилистыми щелями, а мы, черные тени с ранцами за спиной, походили на легендарных пришельцев с иной планеты, неизвестно для чего разгуливающих по волшебной впадине пустыни.
Наши ранцы были тяжелы, более тридцати килограммов.
И все это для того, чтобы доказать свою выносливость и волю.
Устье р. Иордан
Шли вдоль границы с королевством Иордании,
шагая от Бейт — Шана до Тират Цви и с Иерихона до северной части Мертвого моря.
Бросок не менее двадцати — двадцати пяти километров каждый день, или ночь.
Днём нас изнуряла жара, а ночью — москиты.
После похода мы снимали с себя почти всё и окунались в холодную воду реки Иордан. Стою вот так, в трусах, среди быстрого течения и думаю:
«А ведь здесь, кажется, когда-то наш Иисус и его соратники омывались и становились святыми. Может и я теперь стану святым?»
На ночлег разводили костёр. Получали военный паек и дополняли его спеченной свежей картошкой и сваренным черным кофе…
Затем пели песни и рассказывали анекдоты, пока мертвецки не засыпали…
Последний этап — изучение окрестностей Мертвого моря.
Мертвое море, конечно, не «море» в том смысле, которое имеет это слово в русском языке, а закрытое озеро, но в мировом масштабе, оно вполне крупное и находится на 400 метров ниже уровня Мирового океана.
А такое название ему дано из-за отсутствия какой либо биологической жизни в ней, так как оно насыщенно солями и минералами. Насыщенно до такой степени, что человек, не тоня, может сидеть на воде и преспокойно читать книгу.
Само появление Мертвого моря, в далеком прошлом, было достаточно драматичным:
» И Господь пролил дождём на Содом и Гоморру серу и огонь от Господа с неба, и перевернул города эти и всю окрестность, и всех жителей городов этих, и растительность земли. И посмотрел Авраам на Содом и Гоморру, и на всю окрестную землю и увидел: и вот поднялся дым с земли, как дым из печи».
( Берейшит, 19:24-25)
И полноводная река Иордан, заполнив создавшуюся котловину, образовала море, в котором до сих пор так и не родилась жизнь…
Самый сложный и трудный отрезок пути мы совершили на последнем этапе.
Дошли до кибуца Эйн-Геди, потом по ущелью Умбрек до самой Малой Котловины в пустыне Негев.
Самый солидный поход – четыре дня, с тяжелым грузом на плечах: провизия, одеяло, две фляжки воды и личное оружие с патронташем.
В тот период моей службы существовал в АОИ «строгий водный режим».
Страдать от жажды разрешалось всем, а вот глотнуть воду можно было только по приказу.
Кто пил без разрешения, был строго наказан. Мы отправились в поход всей ротой, примерно, сто двадцать человек.
Нашего командира, мы называли «хакатан,»* потому – что он был маленький ростом.
Он всегда шёл впереди, да так быстро, что все чертыхались в его адрес. За ним шли четыре сержанта дозора, а замыкающим — младший лейтенант Полянский и с ним два сержанта.
Наш поход пришёлся на конец весны. Было не столько жарко, сколько утомительно.
Спуск — подъём, спуск – подъём. Идём гуськом, и если посмотреть на товарищей сверху, то те, что растянулись далеко позади, были похожи на цепочку прилежных, но несчастных муравьев, сгибающихся под тяжёлой поклажей по пути к муравейнику. Мы шли и шли. Кругом невыносимая тишина и первозданный пейзаж.
Отдыхали только по ночам. Разжигали костры, ели военные пайки и, закутываясь в одеяла, проваливались в глубокий сон. На рассвете нас будили дежурные, черный кофе и снова в путь….
Наконец, под вечер подошли к возвышенности под названием «Масада»*.
греческий воин, доспехи, щит, мечь, скачать фото, обои для рабочего стола
…В далёком прошлом, здесь существовало одно из израильских поселений-укреплений.
В 70 году н.э., после взятия римскими легионами Иерусалима, Масада оказалась последним еврейским оплотом восставших против Рима.
Защитников крепости едва насчитывалось тысяча человек, включая женщин и детей, но они удерживали Масаду, несмотря на плотную блокаду, более трёх лет. Римляне привели около девяти тысяч рабов, которые проводили дороги и носили землю для сооружения осадного вала вокруг крепости и площадок для метательных машин и тарана.
Когда римлянам удалось поджечь дополнительно выстроенную евреями внутреннюю деревянную оборонительную стену, участь Масады была предрешена.
Согласно книге Иосифа Флавия, в ночь на 15-ое нисана
(первый день праздника Пейсах): Эльзар бен Яир произнес перед евреями пламенную речь и призвал их умереть свободными людьми – предпочитая смерть мучительному и позорному рабству.
Таким образом, последний очаг еврейского сопротивления был ликвидирован. На территории сожженной крепости разместился римский легион.
С 1971 года на горе «Масада» действует канатная дорога, соединяющая подножие скалы с её вершиной.
А до этого, можно было подняться лишь по «змеиной тропе,» вьющейся по восточной его стороне.
Наш отряд начинает по этой тропе свой головокружительный подъём. Опасность свалиться в пропасть была ощутима.
В особо крутых местах при помощи обмотанных вокруг себя верёвками бойцы подтягивали друг друга. Весь подъём длился более двух часов.
Солнце еще не зашло, но запад уже был окрашен в пурпурные цвета.
В подножье горы, в последних лучах солнца, четко выделялись три прямоугольника — останки римских лагерей.
Вдали виднелось Мёртвое море, поверхность которого отливалась свинцом, а его мелководный залив слегка голубел.
Благополучно дойдя до вершины, мы измождено упали на пыльную землю. Вскоре стало темнеть.
Среди древних разрушённых стен тут и там стали зажигаться костры и факелы, освещая вершину горы. Это зрелище было великолепное и торжественное.
Пламя и мистические тени, создавали в моем воображении внушительно — яркую картину исторического прошлого.
У всех, может из-за усталости, а может от избытка чувств,
выступили слёзы.
Вспомнился мне стишок:
Здравствуй, мерцающий вечер
В блеске озерной волны!
Здесь эвкалипты, как свечи,
В небо устремлены,
Где в бесконечной Вселенной,
Равная среди сестёр,
Звёздочка из Вифлеема
Искрой зажгла наш костёр.
cadr.pp.ua
Началась церемония принятия присяги.
Под звуки традиционного шофара* , мы выстроились в шеренгу буквой П ( на иврите Херут, что значит – Свобода), и затем торжественно, под бой барабанов, подняли государственный флаг и знамя нашего полка «Гидон».
Командир полка, вызывая каждого бойца по имени, вручал ему маленькую книжечку-библию и автомат.
Сжимая одной рукой оружие, а другой – библию, бойцы принимали военную присягу.
В конце торжественной церемонии командир полка произнес:
» Клянитесь! Никогда не повторится гибель Масады «!
А солдаты в ответ дружно повторяли:
«Клянусь! Клянусь! Клянусь!»
Горное эхо вторило нашей клятве и по всей округе долго перекатывалось:
» Клянусь! … Клянусь! … Клянусь! …
*Шофар –рог (иврит).
На следующий день, как, когда-то, наши предки, наполнив фляги родниковой водой из каменных расщелин, мы снова отправились в путь…
Снова окружали нас девственные древние горы, глубокие дикие ущелья, петляющие между ответственными каменными стенами тропинки. Иногда замечали крохотные движущиеся живые точки по дну глубокого раскалённого ущелья.
Изредка можно было приметить и одинокого бедуина — всадника, скачущего куда-то на лошади, по невидимой тропке…
Наконец добрались до Большой Котловины.
Астрономы утверждают что это след огромного метеорита, упавшего в этом регионе десятки тысяч лет назад.
На землю опять опустились сумерки. Заходящее солнце освещало Котловину всеми переливающимися цветами радуги: красными, оранжевыми, фиолетовыми, зелеными и желтыми.
Я не художник, и я не в состоянии ни передать, и ни описать словами все то, что предстало тогда перед нашими глазами.
А тот, кто захочет узреть эту красоту своими глазами, мой совет – проделайте наш путь вашими ногами.
Тогда вы этого никогда не забудете…
Ах да! И не забудьте прихватить с собой тридцати килограммовый мешок. Эта деталь немаловажна.
Обратно в лагерь наш полк вернулся…
на грузовиках.
Часть третья
Боевая юность.
Мужчины, которые не прощают женщинам
Их маленьких недостатков,
Никогда не насладятся
Их великими достоинствами.
Я – младший лейтенант.
В этот день мы стали офицерами.
Праздничный день для всех нас.
Был парад. Потом встречи с родными и близкими. Получили недельный отпуск.
На привокзальной площади, возле военного городка, стояли небольшие служебные автобусы с табличками:
Север, Хайфа, Гуш Дан*, Юг, Бээр-Шева….
Толпы солдат в парадных мундирах с новыми звёздочками, нашивками, и различными блестящими значками,
сновали туда-сюда.
*Гуш Дан – центральная часть страны.(иврит)
Повсюду крики: «Хаим, держись»!» Моше, не забывай»!
«Ури, до встречи!»
Я не люблю проводы. Попрощавшись с закадычным другом ещё в лагере, я подошёл к автобусу с табличкой
«На Север».
Примостившись на переднем сидении, напротив лобового стекла ( моё любимое место), я стал рассматривать солдат и солдаток, без нетерпения, снующихся туда – сюда и разговаривающие наперебой, энергично жестикулируя.
Тут и там можно было увидеть отдельные парочки. Крепко прижавшись, друг к другу, они не спешили расставаться.
Всех курсантов распределили по разным новым частям. За время офицерских курсов многие приобрели друзей и даже подруг.
Поэтому, естественно, можно было увидеть у некоторых слёзы на глазах, и у провожающих, и уезжающих.
Меня лично это не затронуло, слава Богу. Подруги здесь не заимел, а нас с Цвикой определили в «Cаерэт Голяни».
Цвика жил в центре, возле Тель — Авива, а я на севере, в городке «Нацерет — Элит». Расставались ровно на неделю…
Автобус, наконец, тронулся и, набирая скорость, оставил позади плачущих девушек и бежавших за автобусом машущих руками парней.
Вскоре привокзальная площадь военного городка исчезла из виду.
Я, как обычно в таких случаях, задремал….
Снится мне лесок. Я лежу на поляне и смотрю в глубокую синеву чистого неба. А там огромные птицы, возможно орлы, парят и парят надо мной. Неожиданно все они устремляются к горизонту и исчезают. А я продолжаю лежать и прислушиваться к щебетанью различных птичек, осаждавших вершины деревьев.
А вокруг меня — уйма полевых цветов. Их яркие расцветки манили к себе огромное количество разнообразных бабочек. Непуганые, не знавшие человека, они доверчиво садились на меня, а я лежал неподвижно, боясь их спугнуть. Прекрасные цветы гордо приподнимались над высокой травой, не боясь, что кто-то сможет их затоптать или даже сорвать. Они выглядели красивее и ярче тех, которые я когда-либо видел.
Окружающая меня природа как будто воспрянула, выпрямилась, источая умопомрачительные ароматы.
Я глубоко вдыхал свежие духмяные запахи.
Природа, как я понимаю, живёт, как человек — с надеждой.
Она, как и человек, мечтает в один прекрасный день вернуться в тот Рай, утраченный Адамом и Евой.
И в этом смысле очень рассчитывает, как ни парадоксально, на человека! Я имею в виду исчезновение этого типа с лица земли. Тогда он не сможет наносить вред природе. Кто его знает? …
Приоткрыл глаза. В автобусе царила тишина. Оглянувшись, отметил про себя, что я единственный пассажир. Шофер концентрировал внимание на вьющуюся вверх узкую дорогу, и лишь звук мотора напряжённо гудел на подъёме.
Дорога вилась между гор. Пустынные горы Галилеи.
В древности они были покрыты густыми лесами, и это явление воспринималось как нормальное положение вещей.
Но человек вторгнулся и начал рубить и рубить всё подряд, ибо по своей натуре человек жесток. И если он жесток по отношению к растениям и животным, так он жесток и к себе и ко всему человечеству. Любить природу — значит любить человека, ибо он — её неотъемлемая часть.
«А вот свежие саженцы и молодые рощи,» – с гордостью констатировал я. «Мы, не только возрождаем страну, но и восстанавливаем природу».
Израиль единственная страна в мире, где засаживаю деревьев больше, чем вырубают их.
» Скоро я дома», подумал, меняя тему размышлений.
Я знаю, что в этом городе, в историческом прошлом прошло детство и юность Иисуса. Здесь жили его отец Иосиф и мать Мария.
«Почти как у меня. И мою мать зовут Мария» — подумал я, почему то улыбаясь.
Вся моя юность с тревогами и чудачествами, глупостями и волнениями, вновь и вновь, оживали перед моим воображением…
Автобус, тяжело пыхтя преодолел наконец очередной крутой подъём и передо мной открылась чудесная панорама древнего города Назарэт, заполнившего всю внутреннюю чашу природного котлована.
Более 50000 христиан и мусульман проживают в нём.
А когда-то, во времена Иисуса, этот город был исключительно еврейским. Теперь евреи живут лишь в верхней его части, под названием Назарэт Элит.
Городок небольшой и невзрачный, как и все «олимовские» города, поспешно созданные, во время большой волны новой алии*.
Израильское правительство, из политических и демографических соображений, после Синайской акции* 1956 года решило основать этот городок.
Он растянулся на взгорье узкой полосой: два ряда домов,
окружённых садиками и сквериками, несколько магазинов, кинотеатр, школа — вот и всё…
А вокруг городка тянулись пустынные унылые горы.
Автобус, наконец, остановился у зелёной ограды.
Улица была безлюдна в этот обеденный час. Я вышел и на прощание махнул шоферу рукой. Автобус тут же заурчал и, развернувшись, отправился к конечной станции.
Я почувствовал большую усталость. Как бы ни были хороши автострады и удобны сиденья, после бессонной ночи и нескольких часов езды, всё равно кажется, что всю дорогу сидел на мешке с камнями.
С рюкзаком за спиной я медленно заковылял домой, где меня уже ожидали.
Не доходя до дома, я увидел, как калитка неожиданно распахнулась и мне на встречу оживленно выскочила девчонка. Она подбежала и, обняв меня, повисла на моей шее.
От неожиданности я чуть не свалился наземь вместе с ней.
Это была Дора. Мы познакомились относительно недавно, и поэтому я совсем не ожидал встретить её здесь.
Мы обнялись и страстно поцеловались.
Немного успокоив страсть, мы, держась за руки, вошли в дом. Знакомые ароматы маминой кухни приятно защекотали мои ноздри.
Посредине комнаты уже стоял накрытый белой скатертью стол, а на нём множества моих любимых блюд.
Запах кухни, родные лица и присутствие подруги — взбодрили меня. Усталость, как рукой сняло…
*Алия- репатриация (иврит).
* * *
Яркие лучи солнца, проникшие сквозь открытые ставни спальни, лизнули мои щёки. Я нехотя открыл глаза.
«Какое блаженство! Как хорошо быть дома!» — нежась в белоснежной мягкой постели и потягиваясь, подумал я.
Вошла мать с чашкой моего любимого кофе.
«А моя мать! Какая добрая. Руки у неё гладкие, полные и всегда ласковые. А как она ведёт домашнее хозяйство! Всё она умеет».
Взглянул на стенные часы. Поздно!
— Мне надо встать, мам. Есть тёплая вода?
— Сейчас! Сейчас я тебе принесу чистое бельё, а вода, конечно есть. Горячая, горячая! Я, для тебя, всю ночь держала бойлер включённым.
Она тут же принесла бельё и вернулась хлопотать на кухне.
Запах яичницы вскоре распространился по всей квартире.
— Купайся быстрее, твой завтрак почти готов.
Я принял горячую ванну, сбрил двухдневную щетину, и ощущение бодрости и свободы овладели мною.
За столом, пока мы завтракали, мой младший брат все время норовил облачиться в мою гимнастерку, на которой красовались новые офицерские петлицы.
— Что такое лейтенант?- спросил он.
— Младший лейтенант,- поправил я его, — это малый офицер.
Наконец, напялив на себя гимнастёрку брат, разглядывая себя в большом зеркале, назойливо переспросил:
— А когда ты станешь большим офицером?
-Тогда, когда ты подрастешь, — отшучиваясь, ответил я.
Поспешно допил кофе.
Меня ждёт подруга.
Вчера, весь ужин, мы были вместе. Сидя за столом, не выпускал её руку из своей руки. Но усталость к вечеру окончательно сломила меня и, попрощавшись с подругой, обещая зайти к ней на следующий день, плюхнулся, как был, на мягкую кровать и моментально провалился в глубокий сон, без снов…
Вскоре подошел к её дому. Войти не осмеливался. Ждал, как договорились, возле скамьи.
Сел и медленно прикурил сигарету. Утро было спокойное и теплое. Легкий туман закрывал далекий горизонт.
Вокруг — одноэтажные дома окруженные садиками с цветами, придававшими им дачный вид. Да, день был удивительно хорош, причём той особой красотой, которая вот – вот увянет. Осень уже тронула деревья багрянцем и желтизной, спелой, как яблоко. Чудесные окрестности городка дышали покоем. С востока его обступали высокие горы, которые в ранних лучах выглядели прекрасно. Вершины были окрашены во все цвета радуги, и они играли и менялись по мере того, как солнце поднималось всё выше и выше. Налетел легкий ветерок и, раскачивая ветви деревьев, окончательно развеял утренний туман над городком.
А вот и она — подружка моя. Две недели назад праздновали её шестнадцатилетние. Симпатичная, круглолицая, с черными, как угольки глазами, она сразу пленила меня и с тех пор, как мы познакомились, были неразлучны, конечно, не считая моей военной службы. Всегда меня умиляла её неподдельная радость.
Было в ней что-то особенное, не как у всех. Какая-то душевность, непосредственность, простота…
На ней было белое короткое до колен платье, разрисованное желтыми бабочками, с глубоким декольте.
Она проворно склонилась и молча обняв, прижалась ко мне крепко-крепко. Её сердечко стучало быстро, как дятел по стволу.
Почувствовал её упругую грудь.
– Идём, идём, заходи, не стесняйся, проговорила она быстро, таща меня за руку. Не ожидая ответа, подруга повела меня к себе домой.
– Мои родители на работе, мы сами, — шепнула она заговорщически.
Вошли в дом. Квартира была уютная, и прохладная.
Я сел за стол, а подруга пошла на кухню.
Вернулась довольно быстро, с подносом, на котором были
две чашки кофе с молоком и печеньем.
– Ну, расскажи, расскажи, как это быть офицером, — уставившись на меня своим наивным взглядом, попросила Дора.
— Ну…. Это не так просто объяснить в нескольких словах,- робко ответил я, медленно глотая горячий вкусный напиток.
— Ничего, времени у нас предостаточно.
-Так вот. Офицер – это командир. Это тот, кто приказ вышестоящего командира превращает в свой приказ.
Но хороший командир — это тот, кто действует только от своего имени, не ссылаясь на других.
Командир отдаёт приказ, а все подчиненные обязаны исполнить его! Понятно?
Внимательно следя за каждым моим словом, девушка
быстро кивнула головой.
-Командир не может к солдатам обратиться с просьбами,- продолжил я. — Он обязан дать приказ! Ну а приказы не оспариваются! Так работает военная структура. Так существует армия! Задача офицера заключается в том, чтобы будущий боец был обучен и ответствен, не боясь брать на себя всю полноту ответственности за свой проступок!
Я думаю, это более, или менее, общая характеристика понятия: «что такое командир,»- сконфуженно закончил я, допивая кофе.
— Браво, браво – улыбаясь и хлопая в ладоши, проговорила подруга, – какой ты умный!
Я сконфуженно улыбнулся. Тем временем девушка отодвинула свой стул, обошла его вокруг и… неожиданно для меня, уселась на мои колени. Лёгкий бюстгальтер при каждом движение девушки, соблазнительно обнажал её грудь.
Мне очень захотелось увидеть её целиком, коснуться её, заставить откликнутся на мои ласки.
Будто читая мои мысли, она взяла мою руку, обвила ею свою талию, а затем потянулась ко мне и… впилась в мои губы.
Я почувствовал, как моя, молодая и необузданная плоть ожила и, как тесно ей стало в моей штанине.
Живое солнечное тепло, сила и свобода, пожирающий огонь и нежность воды – вот что было в этом объятии.
Я крепче прижал её к себе, гладя одной рукой её волосы, а другой – нежно обнимая бедра. В ответ раздался тихий стон.
Сознание почти не участвовало в моих дальнейших действиях.
Я чуть разжал руку и, зацепив край её платья, нырнул под него. У девушки захватило дыхание.
Я продолжал целовать её, одной рукой забираясь все глубже и глубже между ног, а другой – яростно поглаживал её вполне развитые груди.
— Как сладко,- простонала она.
Неожиданно подруга вскочила и, без слов, потянула меня в спальню. Было невыносимо трудно, хотя бы на секунду, прервать это чудо, но я покорно последовал за ней.
Вошли в спальню. Там царил полумрак. Возле закрытого окна, стояла полуторная кровать.
— Ты ложись, а я сейчас,- быстро прошептала девушка и, не дожидаясь ответа, вышла.
Непослушные мои пальцы с трудом расстегнули ремень.
Через несколько минут она вернулась. Мои глаза, уже привыкшие к полумраку разглядели её нагую фигуру.
Она проворно скользнула под простыню и прильнула ко мне. Я обнял её дрожащими руками и начал гладить её обнаженную спину. Она притянулась ко мне ещё ближе и впилась в мой рот. Неожиданно, я почувствовал, как её полные губы раскрываются и теплый язычок, словно живое существо, обвивает мой язык.
Дрожа от возбуждения, я придавил собой упругое, хрупкое девичье тело. Не прекращая свой поцелуй, одной рукой она, как вполне зрелая женщина, умело направила мою плоть в нужном направлении, а второй — поглаживала меня по спине.
– Со мной это не в первый раз, — неожиданно прошептала Дора. Надеюсь, ты не зациклен на девственницах?
— Напротив, предпочитаю не иметь с ними дела,- страстно ответил я.
— Вот и отлично…
Я с головой окунулся в водоворот страсти, погружаясь в него все глубже и глубже…. А в момент извержения я почувствовал, как меня словно вывернуло наизнанку.
На мгновение лишился своего тела.
– «О Боже! Такого, до сих пор, я не мог себе представить»…
Как после грозы, наступило блаженное затишье, нарушаемое учащенным дыханием подруги…
Повыше подложив под голову подушку, Дора взглянула на свое обнаженное тело.
– А я такой тебе нравлюсь?- спросила она томным голосом.
– Очень, очень, — искренне ответил я. – Твое тело такое грациозное, стройное и белое-белое, ну, как мороженое….
— Ой, чуть не забыла, — воскликнула подружка и, вскакивая с кровати, как была, выскочила из спальни.
Я тревожно проводил её глазами, но услышав звон бокалов на кухне, успокоился и, открыв окно, растянулся на простыне. Свежий горный воздух вторгнулся в комнату, а солнечные лучи осветили её.
Помимо кровати, слева стоял шкаф, а справа — письменный стол. На полу у стола лежал открытый школьный портфель. Несколько тетрадей и уголок какой-то книжки выглядывали из него.
«Вот тебе и школьница», — подумал я, вспоминая недавнее ощущение.
» Эти женщины умеют удивлять мужчин. Я, правда, не имел ещё достаточного опыта общения с ними, но если она в шестнадцать лет выделывает такое, то, что будет дальше?
Интересно, люблю ли я её? Не знаю. Но то, что я её хочу – бесспорно»…
Через несколько минут подружка вернулась в спальню, неся блюдо с мороженым, взбитое сливками и вишней..
— Милая, зачем? Я не голоден. И я не хочу мороженое. Я хочу тебя…
— А я хочу и тебя и мороженое, особенно со сливками!- томно проворковала она.
Неожиданно девушка присела у кровати.
— Лежи и не шевелись,- лукаво прошептала она.
Взяв в руки мою, вновь возбуждённую плоть, она принялась обмазывать её… мороженным.
От неожиданности я заорал благим матом:
— Ой, холодно!
— Тихо! Уймись! — успокаивала она меня, продолжая резво накладывать поверх мороженного взбитые сливки.
Закончив свое «сооружение» девчонка, наконец, украсила его красной вишней.
— Обожаю мороженное с вишенкой, — замурлыкала она, тут же начиная слизывать своё творение «искусства».
Меня захлестнула волна неповторимых ощущений. Передо мной раскрылись чудесные врата рая.
Дерево познания заманило меня, и я, как неудержимый змей, поспешно заскользил в райские кущи …
Не глупые были Адам и Ева, потерявшие свой рай!
Юрис Михаэль
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/7/75/Masaccio_026.jpg/220px-Masaccio_026.jpg
