МОЯ КЛИЕНТУРА
Развожу инвалидные кресла.
У супруги аж руки дрожат.
Под стеклом – франтоватый как Тесла,
Лев Борисыч лет сорок назад.
Ни к чему, говорю, беспокойство:
Рычажок потянул – и вперед,
Это очень простое устройство
И немного энергии жрет.
А что там, в Академии, склоки,
На откатах жиреют жлобы –
Так ей-богу ж мы не одиноки
В вопиющих извивах судьбы!
Вон, Вавилова нафиг сгноили –
А генетика все ж на века!
И последней гэбэшной горилле
Нынче сделают тест ДНК.
Не грустите и вы, Лев Борисыч,
Выбирайтесь-ка чаще во двор:
В Новой Англии птиц сотни тысяч –
Все спешат на вселенский собор.
Я бы выпил еще, чай хороший –
Да час пик на носу, миль пардон…
Мне от вас к чернокожей наркоше:
Поменять кислородный баллон.
ЖЕНА КОМАНДИРА
У Куны Анатольевны артрит –
Цигейка, валенки в разгар июня,
Старушка горбоносая шустрит,
Сощурясь как лапландская колдунья.
«Еще ломоть сметанника?» – «Я сам».
К экзотике тянусь, дитя хрущобы:
Ладонь моя прилипла к изразцам,
«Заслонка», «вьюшка» бормочу для пробы.
Чистюля – нет претензий у придир,
Рушник белеет, лютиком разоткан.
А стал бы партизанский командир
Спасать ее, не будь она красотка?..
Окститесь, господа, довольно лгать!
Не раз от полицаев свинорылых
С дочуркой-полукровкой через гать
Сигала, и молиться-то не в силах…
Зато теперь мы с Валиком вдвоем
В резной беседке мастерим кораблик,
Пока скворец гусарствует: «споем?»
И зарится на завязь райских яблок.
И мама с сослуживицей своей,
Чероноволосой тетею Оксаной,
Хохочет, и хозяева гостей
Рябиновкою потчуют духмяной.
Всех басом развлекает за столом
Высокий украинец дядя Коля:
Об «Оргтехстрое» треплется родном,
О том, о сем, но больше о футболе…
Эх, Вальку жаль! На флоте он, орел,
Понаторел, обзаведясь чуприной,
Зачем-то в дальнобойщики пошел,
Простыл и помер с этой медициной.
Хоть Куна Анатольевна – она
Уж не узнала о потере внука:
В могилу навсегда унесена
Та выживанья древняя наука.
ВИДЕНИЕ
По граненой пустоши Манхэттена
Брел я, безутешный и больной,
Сетуя, что смята, оклеветана
Жизнь моя, и пропасть подо мной…
Вдруг над Риверсайд взметнулся Сметана,
Колыхнул магической волной!
Это было проблеском отчаянья,
Ясного как роща в сентябре:
Авель сей же миг очнулся в Каине,
Ветвь оливы треснула в костре,
На далекой йеменской окраине
Всхлипнула красавица в чадре.
Гимн «Атиква», наше дело правое,
Встраиваясь в дивный звукоряд,
Заструился непокорной Влтавою –
От Градчан и дальше, в Вышеград;
Я почуял как в созвездьях плаваю,
Вековой отверженности рад.
«СЕФЕР ЙЕЦИРА»
Запад и восток запечатаны Тобою,
Высь и глубина.
Как же нам взойти той курящейся тропою
С чашею вина –
Слов не расплескав и безумья не изведав,
Утаив следы?
Нега от огня, а прохлада от рассветов,
Ветер от воды…
Кто б там ни залег, колыхаясь надо всеми –
Беркут или сом, –
Видно неспроста проворачивалось время
Зрячим колесом.
Тридцатью двумя чудотворными путями
Мудрости Твоей
Шествовали мы зачарованно и сами
Делались мудрей.
В жизни две зари равноценные, и обе –
Завтра как вчера.
Выдай нам чертеж совпадений и подобий,
«Сефер Йецира»!
Звезды расшифруй, сохрани от равнодушья
Эти облака!
Будет нам юдоль, будет хижина пастушья,
Наигрыш рожка;
Будет сон-трава, златорунная отара,
Теплая доха…
Вера от любви. Одиночество от дара.
Горечь от стиха.
ГРЕХИ ЮНОСТИ
Прозябал я в городе невзрачном,
Склонен к отношениям внебрачным,
А душа просилась на простор;
Тадж-Махалом грезил, Трафальгаром,
Улицы дышали перегаром,
Забивал «козла» постылый двор.
Отлежав два месяца в психушке
И сказав «адью» своей подружке,
Я рванул униформистом в цирк:
Вот тогда и встретилась мне Рита,
Кодами сонатными увита,
Только глянул – и как спичкой чирк!
Локоны ее струились рыже:
Мне казалось – мы уже в Париже,
Или это Иерусалим?..
В Гнесинке училась на заочном,
Веяло цветаевским, порочным
Самоистреблением святым.
Муж ее, зачитываясь Кантом,
Бледен был подобно всем вагантам,
Раз явился – с дочкой погулять:
Я сижу в его любимом кресле,
Диск верчу с его любимым Пресли,
Разорил гнездо коварный тать!
Впрочем, он и так с военкоматом
Разбирался – одинокий атом
Местечковой муторной среды;
И супруга, не простив шлимазла,
Во все тяжкие пустилась назло:
Просто так, в отместку, от балды…
Б-же, как меня она ласкала!
Лампочки сгорали от накала:
Как тут оставаться начеку?
А пройдет вечерняя поверка –
Извлекает Шенберга из Берга
Композитор в танковом полку…
Жизнь моя сплошное неустройство:
Показное вроде бы геройство –
Ан и впрямь кидаюсь я на дзот.
Рита, Рита! Дерзостью столичной
Заразился баловень тепличный,
До сих пор химера сердце жжет.
Адрес по Садовой-Триумфальной,
Где грустил Тарковский гениальный,
От тебя впервые я узнал;
А что сам не смог себе помочь я
И купчихами растерзан в клочья –
Чур не плакаться, провинциал!
Ты, на рынке Маханэ-Йегуда
Покупая зелень, ждешь ли чуда?
А у нас и звездный небосклон
Зажигается по расписанью –
И спросонок я оттарабаню
Самый строгий нравственный закон.
ЗЛОПЫХАТЕЛЯМ
Не обрыдло вам зудеть будто мы
Одичали и ни в чем не сечем,
Из приборов признаем лишь ломы,
Не заманишь нас в музей калачом?
Дескать любим мы петлять по прямой,
А кто рыпнется – тому не нальют,
И название Великий Немой –
Это в сущности про тутошний люд?..
Не из зависти ли та клевета
На зашикавших Растрелли горилл?
Не из наших ли берез Левитан
В резервации шедевры творил?!
Али Нобеля не брал плагиат,
Вместо музыки у нас не сумбур?
Оттого и не пройдет гей-парад,
Что не там у нас разлился Амур…
От кнута узнав команду «ложись»,
Мы единственные смеем не сметь
И на окрик: кошелек или жизнь? –
Православие, вопим, иль смерть!
Зубоскаль же, франкофон-англоман:
Нам, бывалым, и в пургу хоть бы хны!
Мы радеем за бездонный карман
Властелина необъятной страны.
Ибо внутренне народ наш богат
И безбедно забивает козла –
Экспортируя с лихвой трупный яд
Разложившейся Империи Зла!..
ЭКСКУРСОВОД
Притерпевшийся к коллизиям,
Изнывая от обид,
Угодил ты не в Элизиум
И не в сумрачный Аид:
Оказался на чужбине ты,
В том расчетливом краю,
Где страдания не приняты,
Всем начхать на боль твою;
Словно не было ни Киева,
Ни отлучек в Таганрог –
Лишь один из Книги Иова
Громогласный диалог…
И теперь меж эвкалиптами
Ты кружишь с толпой зевак,
Выводя в своем постскриптуме:
«Ну и ладно, коли так!
Мало ль выпало хорошего
В исчезающей стране,
Чьих созвездий тает крошево
Со снегами наравне?..»
Только хлористым тем натрием
Не усеян больше путь:
Аромат кофеен в атриум
Призывает заглянуть;
Босса-новой босоногою
Оглушает кадиллак;
Старый негр за синагогою
Машет шляпой: как дела?
ВЧайнатауне, подвывеской
«San Francisco Trolley Tours»,
Ты с ехидцей чисто киевской
Свой начитываешь курс:
О старателях неистовых,
О смешенье языков,
Череде престижных выставок
И сейсмических толчков.
Став приверженцем Конфуция,
Ты уже невозмутим,
Немота растет как функция
Обращения к живым.
И, казалось бы, не проще ли
Снова быть самим собой:
Чтоб кликуши не пророчили,
Не рвались громилы в бой?
Отказались от ролей бы все,
От навязанных им схем,
Просто ехали в троллейбусе,
Никуда и ни за чем.
ПРОБЕЛ
Я родился от Гранд-Опера вдалеке:
Надо мной, в белоснежном подворотничке,
Воспарял, как над Андами кондор,
Старшина по фамилии Бондарь.
Его толстые пальцы, зажилив мундир,
Загибались по счету заштопанных дыр,
Содрогалась от вони каптерка,
И на волю я вышел обтерхан.
А вокруг густопсовая мрела тайга,
Либерти воцарилась — и образ врага
Вытанцовывался понемногу:
Всяк очкарик, хромавший не в ногу.
Люберецкая удаль, тамбовская рать!
Широка ты, страна, аж костей не собрать.
И пришлось, подобру-поздорову,
Мне тихонько начать вита нову.
Я потел-прозябал в глухоте-скукоте:
И добра с гулькин нос, и просторы не те,
Ан взамен душегубки да печи
Предлагались медовые речи.
Запустили мне ласково руку в карман,
Материл я прохвостов, без просыху пьян:
Лишь порою далекие взрывы
Намекали на то, что мы живы…
Вот и снова вмешался насмешливый Рок:
То херачил я вдоль, то пыхтел поперек,
А в итоге — спокоен и светел;
Как случилось, и сам не заметил.
Но мучительный все же зияет пробел:
Расскажите о чем — я понять не успел —
Галилеи пасхальная хала
Золотыми холмами вздыхала?
ДИАЛОГ
– Что ты помнишь о России?
Как дразнилки дворовые
Ужаснули в девять лет:
Сообщив тебе впервые
Про петлю для жесткой выи?
Впечатлило или нет?
– Помню поползня в овраге,
Дамбу, цепкие коряги,
Чернолесья опрокид,
Скрип задумчивый уключин,
Плеск волны, что так созвучен
Трепетанию ракит…
– Помнишь роту в Волгограде:
Как жалели Христа ради
В гимнастерках паханы?
Как на «раз-два-три-четыре»
Друг повесился в сортире –
А старлею хоть бы хны?
– Помню стужу на Басманной:
Как запал небесной манной
Тот полночный поцелуй,
Как неслось такси в общагу,
Как ложилось на бумагу
Серебро апрельских струй…
– Хочешь мозг переупрямить?
Помнишь, как бузила «Память»,
Дегустируя «Агдам»?
Помнишь первый залп в Ираке,
Цэдээловские драки
И листовки «смерть жидам»?
– Помню! В жизни не забуду,
Как мы вздернули паскуду,
Разметав гнилую рать!
Всем, кто жил и правил подло,
Подстрекательская кодла,
Нюрнберга не избежать!
ОСТРОВ ДЬЯВОЛА
«Остров Дьявола – это место,
Где непросто выжить, мон шер,
Каторжан из разного теста
Упокоил здешний пленэр;
Я знавал тут головореза,
Порешившего шестерых:
Мышцы твердые, как железо,
Днем и ночью под пальмой дрых;
Он учил попугая ара
На парижском арго базлать,
Так потешно: «Заткнись, сучар-ра!
Дер-рнем, бр-ратцы, едр-рена мать!»
Но однажды зажал деньжата
За три пинты в кругу ворюг:
Подослали ночью мулата,
Утром глядь – а Жану каюк…
Да не куксись, хлебни из фляги –
Превосходный ямайский ром!
Пусть горбатятся доходяги,
Мы с тобою отгул берем.
А чего робеть, сам подумай?
С губернатором я – вась-вась
(Там, на воле, кругленькой суммой
Чья-то задница запаслась);
Впрочем, ладно, об этом – позже.
Лучше ты расскажи мне, как
Умудрился – с такою рожей –
Облапошить бравых вояк?
Ну, не хочешь, как хочешь. Выпьем…
Топи мангровые порой
Оглашаются воем выпьим,
Как в Бретани моей сырой…
Сок лианы с кровью удава
Я смешал в лесу дождевом –
Полагая, будто отрава
Может вызвать общий подъем:
Не случайно жидкости эти
Равномерно, под птичий гам,
Столько лет текут на рассвете
Параллельно нашим мольбам;
Но в рецепте я обманулся –
Фантастическая бурда
Привела к замедленью пульса,
А затем к потере стыда:
Лишь игривее сильных мира
Обвивал я, проворный раб,
Лишь безжалостнее, проныра,
Удушал того, кто ослаб…
И с тобою, Дрейфус проклятый,
Разберусь, германский шпион!
Знай: пожизненный соглядатай
Надзирает со всех сторон!
Я тебе не штабная крыса –
Эштерхази какой-нибудь!
Отправляйся на сбор маиса:
Через джунгли не ближний путь!
Встал с циновки! Мачете в зубы!
Вива Франция! Вуаля:
Ждут предателя лесорубы,
А не хлипкий слюнтяй Золя!
Не куплюсь я на ваши страхи,
Не размякну от ваших слез:
Так от панциря черепахи
Прочь отскакивает кокос».
