Холокост

ХОЛОКОСТ

HOLOCAUST

 

Доктор Яков Апт

врач общего профиля (Израиль)

Dr. Jacob Apt

General practitioner (Israel)

Tel: +972-545498978

Email: aptjacob.46@mail.ru

 

АННОТАЦИЯ

Холокост – это Катастрофа евреев Европы, унесшая 6 миллионов жизней и вызванная не каким-нибудь стихийным бедствием или природными катаклизмами, а исключительно делами рук человеческих. И это произошло в самом сердце Европы – вершине не только европейской, но и мировой цивилизации с её многовековыми гуманистическими традициями в период самого её расцвета — в первой половине 20-го века. Как получилось, что такой замечательный и умный народ как немцы, стал вдруг в одночасье преступником? И не только немцы. Большинством психологов и юристов принято считать, что в любом преступлении, как правило, принимают участие обе стороны – как преступник, так и его жертва. Это отмечает и Ханна Арендт в своей книге «Эйхман в Иерусалиме», за что была подвержена жесточайшей критике и даже бойкоту со стороны Израиля более, чем на 30 лет. Но что делать, если такой феномен существует. Этому даже есть название – «виктимность», когда жертва провоцирует преступника на совершение преступления. Так в чем же состоит участие самих евреев в «Окончательном решении еврейского вопроса»?

 

ABSTRACT

Holocaust is a Disaster of the Jews of Europe that took 6 million of human lives and which was caused not by some natural cataclysm, but by human hands only. All these happened in the heart of Europe – on the top of not only European, but also world civilization, with its centuries-old humanistic traditions in the period of its heyday — in the first half of the 20th century. How such a wonderful and intelligent people like the Germans, became suddenly a criminals? And Germans were not alone. Most of psychologists and lawyers assumed as one that in any crime, as a rule, take part both sides — a criminal and his victim. Hannah Arendt noted this in her book «Eichmann in Jerusalem», because of which she had been subjected to criticism and even to a boycott by Israel for more than 30 years. However, what if such a phenomenon exists? It even has a name — «victimization», where the victim provoked the criminal to commit a crime. So what is the part of the Jews themselves in the «final solution of the Jewish question»?

 

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА

Холокост, евреи, фашистская Германия, Ханна Арендт, Эйхман, Карсавин, «Союз Русского народа», «виктимность».

KEY WORDS

The Holocaust, the Jews, Nazi Germany, Hannah Arendt, Eichmann, Karsavin, «Union of Russian People”, «victimization”.

 

В день Памяти Катастрофы и героизма европейского еврейства по израильскому телевидению показали фильм «Ханна Арендт». Картина рассказывает о знаменитой женщине-философе, политологе и педагоге еврейско-немецкого происхождения в сложный и знаменательный период её жизни, когда она в качестве корреспондента журнала The New Yorker освещала судебный процесс над Эйхманом в Иерусалиме в 1961 году. Этот процесс стал поворотным пунктом в отношениях европейской общественности к еврейскому геноциду во время второй мировой войны. С конца войны и до шестидесятых годов он практически не освещался, а если и освещался, то очень мало. Что и говорить, если даже на Нюрнбергском процессе, на котором судили главных военных преступников, в обвинении, выдвинутых против них, об уникальности Катастрофы европейского еврейства, о попытке тотального его уничтожения не было сказано ни слова – ни в разделе «военные преступления», ни в разделе «преступления против человечности». Словно по молчаливому сговору об эксклюзивном отношении нацистов к евреям ни со стороны защиты, ни со стороны обвинения (во всяком случае, всю первую половину процесса) даже не упоминалось: уничтоженных нацистами евреев рассматривали  в общей массе жертв войны. К весне 1946 года Нюрнбергский процесс, начавшийся в сентябре 1945 года,  зашел в тупик.  Обвинение разваливалось. Главный прокурор от Соединенных Штатов Роберт Джексон подал в отставку. И вот тут была брошена «еврейская карта»: показали документальные кадры, на которых все увидели горы трупов, горы детских колясок, горы человеческих волос. Долго гадать не пришлось, кому всё это принадлежало. Люди в зале при виде этих кадров падали в обморок. Процесс быстро покатился к финалу. Обвиняемые были осуждены и часть из них повешено.

Однако и после Нюрнбергского процесса «Холокост», как теперь стали называть Катастрофу, старались замалчивать, «и уж точно не изучали, не анализировали, дискуссий о нем тоже не было» (Доктор Эфраим Зурофф, директор израильского отделения Центра Симона Визенталя), словно пытались выбросить из памяти, чтобы не ворошить прошлое.  Вот почему процесс над Эйхманом оказался столь важным. Он стал, по словам того же доктора Эфраима Зуроффа, «заметной трещиной в этой стене молчания». Так или иначе, но о Катастрофе европейского еврейства заговорили. Не малую толику в привлечении внимания к этой теме внесла и Ханна Арендт. Уже её корреспонденции из зала суда в Иерусалиме вызвали бурю откликов. А когда через год она опубликовала на основании этих корреспонденций книгу «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме», то эта книга вызвала широкий общественный резонанс. К этому времени Ханна Арендт, ученица М. Хайдеггара и К. Ясперса, двух знаменитейших философов, сама уже была очень известна в мире как политолог и философ, как основоположница теории тоталитаризма. Разумеется, что эта публикация не могла остаться незамеченной.  На её книгу, как и на её корреспонденции, обрушился шквал критики. Особенно сильное возмущение звучало со стороны еврейских корреспондентов, обвинявших её в неблаговидном освещении деятельности самих евреев, чуть ли не принимавших участие в уничтожении своего народа. Вот, например, что пишет Ханна Арендт в своей книге:

«Если бы евреи не были организованы и у них не было бы лидеров, хаоса и бедствий было бы куда больше, но общее число жертв вряд ли достигло числа между четырьмя с половиной и шестью миллионами».¹

Её обвиняли в отсутствие пиетета к жертвам Холокоста. Более того, она позволила себе в своей книге усомниться в ответственности Адольфа Эйхмана за «Холокост», т.е. подорвала вообще доверие к этому процессу, который и был организован  и разрекламирован, как суд над главным виновником массового убийства евреев. Нет сомнения в том, что она с предубеждениями относилась к Израилю и вообще к сионизму, считая эту идею — создание еврейского государства на территории, которую евреи покинули 2000 лет назад — нелепой и надуманной. В самом Израиле она видела слишком много театрального. Даже на этом судебном процессе над Эйхманом она подозревала рекламный пиар Израиля, который тщится представлять на мировой арене свое государство, как самостоятельное, самодостаточное, и  отнюдь не бутафорское. То, что она хотела увидеть, она увидела. Вот как она описывает Эйхмана на суде:

«… человек в сооруженной для него защитной будке, невысокого роста, субтильного телосложения, средних лет, лысеющий, с дурными зубами,… который в течение всего процесса тянул свою морщинистую шею в сторону судейской скамьи (он ни разу не повернулся лицом к аудитории)….». ¹

Да уж, не легко представить его главным злодеем, злым демоном, повинным  в убийстве миллионов евреев. Мало он подходил для этой роли. А как доказывает Ханна Арендт, он им и не был: он был добросовестным исполнителем, а приказы ему отдавали другие. Инициативу он проявлял лишь там, где это требовалось  для исполнения возложенной на него задачи. Он был законопослушным гражданином своей страны, нацистской Германии, но не он издавал законы. А что касается заповеди «не убей»? Что ж, он заменил в своей душе эту добродетель на две другие: быть добросовестным исполнителем и быть верным долгу. Это и пытался внушить судьям Эйхман, недалекий, в общем-то, человек, полагая, что такое объяснение послужит ему оправданием. Ханна Арендт же стремилась доказать, что Эйхмана интересовал только служебный рост и он не испытывал никакого пристрастия к той преступной деятельности, в которой принимал участие. Он лишь делал свою работу. «Её осторожные попытки разобраться в формах ответственности и отделить ответственность от намерения были неправильно поняты почти всеми и вызвали возмущение и ярость даже у её ближайших друзей».²

Но тогда в начале шестидесятых годов, многие, кто пережил Катастрофу (ведь прошло не более 20-ти лет), находились ещё под воздействием эмоционального стресса после пережитых ужасов войны. Все чувства были обострены и трудно было рассчитывать на объективную оценку труда философа с таким независимым суждением как Ханна Арендт. Теперь же, когда прошло столько времени, когда страсти улеглись, и Израиль доказал свое право на существование и показал всему миру, что может свое государство защитить, возможен уже более трезвый подход к изучению этой скандальной книги.

Ведь, если разобраться, что такого сказала Ханна Арендт? По сути, все факты, приведенные в книге, не выдуманы ею, не высосаны из пальца. Они существовали. Другое дело, может быть, не стоило бы на некоторых из них заострять внимание, а то и вовсе опустить, чтобы не портить общую картину торжества справедливости – суда над Злом, пусть даже в лице такого «плюгавого» его символа как Адольф Эйхман. Ведь Зло должно быть наказано. А если не Эйхман, то кто? Кого вот так конкретно можно было бы судить, чтобы «пепел Клааса» не стучал в сердце каждого еврея. А Зло было, и оно было  конкретное: 6 млн – для такого маленького народа, как евреи, это настоящая трагедия. Чтобы представить себе эту цифру, то её можно сравнить примерно с 50 млн русских замученных, убитых во время революции, Гражданской войны, в годы сталинских репрессий и во время Великой отечественной войны вместе взятые, и всё это почти за 40 лет Советской власти. Здесь же за четыре года войны. И это требовало мщения. Возмездие! Но кого винить? Чья была инициатива и кто виновен в разжигании ненависти к евреям? Альфред Розенберг, главный идеолог антисемитизма, который только по свое глупости, по словам Ирвина Ялома, угодил на виселицу, потому что никто в руководстве Рейха не прислушивался к его нудным речам?³ Вряд ли евреи могли получить удовлетворение от его казни. Получается, что винить некого: одни выполняли приказ, другие делали свою страшную работу под страхом смерти. «Так сложились обстоятельства», — говорил на суде Эйхман.

Обстоятельства! Какое расплывчатое, неопределенное понятие. Осуждать их — это всё равно, что осуждать тайфун, или цунами. Но эти «обстоятельства» как раз и стали предметом пристального изучения Ханны  Арендт. Она не строила никаких теорий, чтобы подводить под них какие-то определенные факты. Она хотела быть объективной и охватить все сопутствующие явления тому, что происходило во времена нацистской Германии, хотела понять, как мог немецкий народ, её народ, с которым она выросла, народ с вековыми культурными традициями, позволить втянуть себя в такую опасную, чудовищную авантюру.

«В мозгах этих людей, превратившихся в убийц, — пишет Арендт в своей книге, — застревала мысль о том, что они участвуют в чем-то историческом, грандиозном, не имеющих равных («… великая задача, решать которую приходиться лишь раз в две тысячи лет». Из речи Гимлера) и потому трудно выполнимом».¹

При этом она пишет:

«Это важно, потому что эти убийцы не были садистами по своей природе…. И проблему представляла не их совесть, а обычная жалость нормального человека при виде физических страданий».¹

Другой вопрос, который волнует Ханну Арендт, касается самих евреев. «Почему евреи не сопротивлялись?, — спрашивает она. – Вопрос, который так и не был задан и потому ответы свидетелей не были правдивы – «правдой, всей правдой, и ничем кроме правды». И сама же отвечает:

«А правдой было то, что еврейский народ в целом никогда не был организован, у него не было своей территории, своего правительства, своей армии, что в час, когда ему было так необходимо, у него не было своего правительства в изгнании, которое могло бы представлять его перед союзниками, у него не было запасов оружия, ни молодежи, прошедшей воинскую подготовку».¹

(И при этом она с таким пренебрежением относится к Израилю!).

К этому, наверное, ещё можно добавить, что Катастрофа застала евреев врасплох: они никак не ожидали такого поворота событий, чтобы Германия, немецкий народ, с многовековыми гуманистическими традициями в 20-ом веке стал проявлять такой средневековый геноцид по отношению к другой нации. Даже Нюрнбергские законы, опубликованные в 1935 году, не насторожили их. Наоборот, большинство немецких евреев восприняло их с воодушевлением. Вот, что пишет Ханна Арендт:

«Нюрнбергские законы относились к фактору, стабилизирующему положение евреев в нацистской Германии. Уже с 30 января 1933 года евреи превратились, мягко говоря, в граждан второго сорта. Теперь же они могли считать, что обрели собственные законы. Теперь они более не были людьми вне закона. Если их заставили жить внутри своей общины, — а так было и прежде, — значит, они могут жить спокойно, никто к ним вторгаться не станет». ¹

Неукоснительно подчиняться законам было для евреев незыблемым правилом во все времена, потому что, порой, только они спасали их от обезумевшей толпы.

Но есть ещё вопрос не мене важный: а были ли ещё страны, кроме Германии, вот так, считавшие, мягко говоря, евреев лишними в стране. История показывает, что да, были, почти вся Европа. Только Германия объявила об этом открыто, привязав свое негативное отношение к евреям, к глобальной своей идеи построения нового тысячелетнего Рейха, в котором будет расти совершенно новое поколение людей с иными традициями, с иными ценностями. Но евреям с их уничижительной, разлагающей ментальностью и психологией в этом Рейхе места нет, потому что они будут только тормозить развитие страны на пути к светлому будущему Германии. Другие же страны, называющие себя демократическими, такого позволить себе не могли (правда, Румыния и Польша, как пишет Ханна Арендт «… в своих официальных заявлениях не оставляли сомнений в том, что они так же желали бы избавиться от евреев»): в 20-м веке, когда общепризнано, что человеческая жизнь является высшей ценностью рода людского, им бы пришлось доказывать, что евреи не люди, а поскольку это не возможно, то они молчали и, скрепя сердцем, сдерживали свои желания. Но зато можно было выразить свое отношение к евреям на внешнеполитическом уровне. Так, например, Нюрнбергские анти-еврейские законы не вызвали никакой сколько-нибудь существенной реакции в мире. Во всяком случае, Германию не бойкотировали, и Олимпиада 1936 года в Германии прошла успешно, без политических эксцессов (в отличие от московской Олимпиады 1980 года, когда советские войска вторглись в Афганистан). А когда на Эвианской конференции, состоявшейся летом 1938 года под эгидой Лиги Наций, Германия официально объявила о том, что хочет изгнать всех евреев из страны, ни одна страна не выразила желание предоставить им убежище, словно речь шла о каком-то экзотическом животном, который, однако, есть в каждой стране, но больше им не надо. А этот отказ сыграл роковую роль в дальнейшей судьбе еврейского народа. Так, например, если бы Англия в подмандатной Палестине, решая свои геополитические задачи, не приняла бы сторону арабов в арабо-еврейском конфликте, а позволила бы евреям селиться там, что ранее уже было обещано им согласно декларации Бальфура и одобрено британским правительством ещё в 1918 году, то, возможно, и «Холокоста» бы не было. В скобках замечу, что это решение не принесло в дальнейшем сколько-нибудь существенных дивидендов Англии, а только вызвала ненависть арабов к самой Англии.

Были и другие варианты, куда можно было бы разместить евреев, лишенных гражданства, например, Мадагаскар, но там вмешалась Франция, потому что это была её колония. Вот так, все двери Европы, и не только Европы, для обездоленных были закрыты. Были, конечно, страны, которые частично приняли у себя евреев, но основная масса так и повисла в воздухе. С точки зрения нацистов мировое сообщество буквально подвело Германию к «окончательному решению еврейского вопроса». И потом, это самое сообщество если не помогало Германии в этом «благородном» деле, то, во всяком случае, не мешало ей: ни одна бомба союзников антигитлеровской коалиции не упала ни на лагеря уничтожения, ни на подъездные пути к ним, — десятки тысяч евреев были бы спасены! Что-что, а убийство евреев шло как по маслу. «Когда составы с сотнями тысяч венгерских евреев шли в Освенцим, поступили требования, чтобы ВВС США разбомбили газовые камеры и крематории. Американцы возразили, что Освенцим не является военным объектом и поэтому не может подвергнуться  бомбардировке».⁴ Действительно, что там могло быть интересного кроме того, что евреев травят газом. Говорят, Черчилля прямо спросили, почему Англия хотя бы декларативно не выразила свой протест против геноцида еврейского народа, он так же прямо ответил: «Я не мог сказать английской матери, что её сын идет воевать за евреев».

Но если бы европейским странам сказали бы, что они проявляют явный антисемитизм, они бы очень удивились, или даже возмутились бы : «Как, — сказали бы они, — мы ничего не имеем против евреев! Мы только не  хотим, чтобы евреев у нас было слишком много, чтобы они доминировали во многих областях науки, искусства, культуры, а давали возможность развиваться талантам и делать свободно свою карьеру коренным жителям страны, которая их приютила, дала крышу над головой, накормила». Вот почему о Катастрофе не говорили и о «Холокосте» не упоминали.

Так же недоумевал и Адольф Эйхман, когда его обвиняли в антисемитизме. Вот, что пишет Ханна Арендт в своей книге:

«Что ужаснее всего, он совершенно, очевидно, не испытывал безумной ненависти к евреям, как не был фанатичным антисемитом или приверженцем какой-либо доктрины. Он «лично никогда ничего против евреев не имел». Он говорил об этом, но никто ему не поверил».¹

И правильно делали: как можно верить тому, кто, посылая сотни тысяч людей в газовые камеры, при этом абсолютно не чувствовал к ним, хотя бы, какой-то неприязни?..

…А если всё-таки прислушаться к нему, на минуточку поверить (ведь Ханна Арендт поверила) тому, что он говорит. А он, между прочим, с большим почтением относился, например, к сионистам, или как пишет Арендт: «…очарован «еврейским вопросом». А книга Теодора Герцеля «Еврейское государство» «… мгновенно превратила Эйхмана  в убежденного сиониста». Помилуйте, как можно назвать человека антисемитом, когда он, если не с восторгом, то с симпатией относится к людям, называющими себя евреями и, более того, стремящимся остаться таковыми и желающим даже создать свое еврейское государство?!

Но тоже самое можно сказать и о таком одиозном движении, возникшем в начале 20-го века, как «Союз Русского народа», в просторечье прозванным «Черной сотней», которое было признано всей прогрессивной демократической общественностью России, как мракобесное и антисемитское.  Однако, судите сами: в изложенной ими программе, где помимо всего прочего, действительно, не сулящее евреям России ничего хорошего, тем не менее, записано следующее: «Чтобы решить еврейский вопрос мирным путем «Союз Русского народа» предлагает способствовать организации еврейского государства в Палестине и всячески помогать евреям, переселиться в свое государство». Более того, «Союз Русского народа» предлагал еврейским организациям оказать даже материальную поддержку, чтобы ускорить переселение евреев в Палестину. А председатель Главного Совета СРН и один из основателей его Дубровин так говорил о погромах: «Погромы противны одной своей бессмысленностью, не говоря про дикую бесцельную жестокость и разнузданность низменной страсти. Во всех погромах расплачиваются сами же погромщики (русские или вообще христиане), да и жалкие полуодетые голодные бедняки-евреи. Богатое и всемогущее еврейство, почти без исключения, остается невредимым. «Союз русского народа» употреблял и будет употреблять все усилия не допускать погромов». Ну, какие же они антисемиты?

Ещё один пример – А.И.Солженицин, прижизненный классик русской литературы. Вот он пишет об евреях (статья Авигдора Эскина «Солженицин и Израиль: итоги»)⁵: «Когда не достает самокритичности и в избытке безудержное хвастовство – особенно опасно перехвалить с утверждением своего таланта: можно попасть в смешное положение. В литературе – повально таланты – а где великие писатели? В музыке сплошь талантливы – а где великие композиторы?  Для такого несравненного народа – достаточно ли в философии – одного Спинозы? В физике – одного Эйнштейна? В математике – Кантора? В психоанализе – Фрейда?».  Или вот ещё: «Когда в 1940 году (советские войска) оккупировали Прибалтику, начальником двинского НКВД был назначен некий Каплан. В своих (общих для того времени) расправах он, очевидно, проявил и национальную линию – настолько, что в 1941 году, едва ушли советские войска, там произошел (ещё до немцев, ещё до немцами принесенный) взрыв антисемитизма. И можно подумать, что не в одном Двинске был такой Каплан».  Антисемит ли Александр Исаевич? «Антисемит! – скажете вы. – Так мог написать мог только антисемит». А вот в другом месте он пишет: «Я познакомился с сионистами в лагерях, знаю и теперь хочу заявить, что глубоко уважаю, искренне сочувствую их усилиям и никогда не испытывал в дружбе с ними даже внутренних немых противодействий». Так антисемит ли великий русский писатель? Уже сомнительно, не так ли!

Что объединяет все приведенные выше примеры? Как вы уже догадались – сочувствие и симпатия к сионистам, к их стремлению создать свое государство, еврейское государство. Так что, все они прониклись идеями сионизма? Если бы все антисемиты (я имею ввиду не ту оголтелую толпу, участвующую в погрома, в которой больше вульгарного садизма нежели целенаправленной идеи, а тех антисемитов, которые, как, например, Шульгин, могут встать на защиту Бейлиса, или Куприна, с его трогательным описанием еврея Сашки в повести «Гамбринус») думали так, то с образованием Израиля антисемитизм, вроде бы, должен был бы отойти в прошлое. Какое там! Сейчас он бушует с ещё большей страстью. Только сейчас это называется не антисемитизмом, осужденным, всё-таки, мировым сообществом, а антисионизмом, которым можно размахивать как флагом вполне легитимно.

Так что же находят антисемиты в сионистах и в сионизме такого, чего нет в общей массе евреев? Вот что пишет Ханна Арендт по поводу отношения Адольфа Эйхмана к сионистам:

«В качестве причины, почему он был очарован «еврейским вопросом», он выдвигал собственный «идеализм»: эти евреи в отличие от «ассимиляционистов», которых он всегда презирал, так же были идеалистами. По Эйхману – идеалист – это тот, кто живет ради своей идеи и потому не может быть дельцом, и готов пожертвовать ради идеи всем…».¹

Оставим объяснение Эйхмана в стороне, прицепимся к определению, прозвучавшему в этом объяснении – евреи-ассимиляционисты, которых он, якобы, презирал. Кто они такие, как и когда они появились?  Для этого надо оглянуться на два столетия назад.

После наполеоновских войн, по Европе стало распространяться новшество – равенство всех граждан перед законом. Это коснулось и евреев – кончилась их изоляция от внешнего мира. Стены гетто рухнули, и евреи устремились в окружающее их общество, которое до этого им было не доступно. Однако, мировое сообщество их не приняло, хотя они мечтали раствориться в нем. В ответ возник новый антисемитизм, который Ханна Арендт назвала «Политическим антисемитизмом». Он начисто вычеркивает существование евреев на Земле и при своем возникновении «…являлся, по её мнению, существенно иным явлением, чем христианская юдофобия. Христиане ведь считали еврейскую общину неизбежным, даже в чем-то нужным элементом европейского сообщества…».⁶ А евреи старались, очень старались стать полезными этому обществу: они устремились в учебу – образование, «Хаскала», приняла невиданный размах среди евреев Европы, многие отказались даже от своей религии и приняли христианство: «… еврейские интеллектуалы оказались первыми в истории общин, кто всерьез нуждался во вхождение в местное общество, кто действительно стремился к новым контактам. Еврейство стало осознавать общность судьбы с соотечественниками из других народов. Молодежь  искала любые тропы – как ей проникнуть в местное общество. Образцом служило поведение отдельных евреев, которых, в виде исключения, в местное общество допускали… Добейся славы – и распахнуться для тебя двери!».⁶ Однако именно это и стало камнем преткновения. Местное общество ощетинилось и напряглось. Но евреи ничего не хотели замечать, и были неумолимы в своем стремлении внедриться в интеллектуальную жизнь сообщества. «Сыновья преуспевающих бизнесменов и (в меньшей степени) банкиров отказались от занятий отцов ради…. «свободных профессий», ради интеллектуальных забав! Художники, журналисты, режиссеры, пианисты…. То, чего так опасалось национальное государство, — зарождение еврейской интеллигенции, — начало происходить с фантастической скоростью. В Германии и в Австрии еврейские интеллектуалы хлынули в газеты, издательства, консерватории, в театры. Всё это появилось на свет, конечно, благодаря традиционному еврейскому благоговению перед интеллектуальными занятиями, замечает Ханна Арендт».⁶ Так возникли «ассимиляционисты». И евреев можно понять: веками они испытывали ограничения и особенно в области интеллектуальной деятельности, терпели унижения и презрение со стороны образованной части общества…. И вдруг такая свобода, такая возможность для проявления своих талантов! Ну как можно было этим не воспользоваться?!

А теперь посмотрим, как это выглядело со стороны этого самого общества с традиционными взглядами на евреев и на еврейство вообще. Вот, например, взгляд крупнейшего русского философа 20-го века Карсавина: «Среди разорвавших и надорвавших свою связь с еврейством как религиозно-культурным целом евреев, среди евреев ассимилирующихся и ассимилируемых мы наталкиваемся на чрезвычайно обостренное и болезненное чувство стыда за свое еврейское происхождение. Ассимилирующийся еврей должен более или менее отчетливо сознавать, что есть некоторое внутреннее противоречие в замене религиозно-национальной культуры еврейства какою-нибудь ограниченно-национальною культурою, которая чаще всего не обладает свойственною еврейству идеею универсализма…. По существу он остается чужим всему частному и национально-ограниченному и отрицает всё национальное как ограниченное и частное. Вот почему ассимилирующийся и отрывающийся от своего народа еврей неизбежно становится абстрактным космополитом. Он не находит себе место ни в одном народе и остается в пространстве между нациями…. Он исповедует не национальные идеалы, которые кажутся ему ограниченными и частными, но идеалы «общечеловеческие», которые вне своих национальных идивидуаций абстрактны, безжизненны и вредоносны…».

Так виделись ассимилирующиеся евреи русскому философу в начале прошлого столетия. Как мы видим, некоторые его выкладки были использованы советскими органами в пропагандистских целях во время антисемитской компании в начале 50-х годов.

Далее он пишет: «Тип ассимилирующегося еврея определяется идеологией в сфере политических и социальных проблем, активностью, направленною на абстрактные и предельные идеалы и не знающей границ, т.е. утопизмом и революционностью, а потому нигилистической разрушительностью». При этом он замечает, что эти черты характерны не только для евреев. К такому же выводу приходит и Ханна Арендт. В своей статье «Об империализме»⁷ она отмечает образование в 19-ом веке такой группы людей, которая «с самого начала складывалась из отбросов всех классов». Такие деклассированные элементы, люмпены, как правило, недовольные существующим положением вещей, существующим строем и существующими правовыми нормами, всегда готовы к бунту, к перевороту, ко всему, что может разрушить текущую жизнь. Это, по сути дела, «бесы» Достоевского. Не принятые обществом евреи так же оказались в этой компании отвергнутых (вот почему среди революционеров было так много евреев). Однако и там они не стали своими.

«Чернь, — как называла Ханна Арендт люмпенов, — по природе своей исключенная как из классовой системы общества, так и из национального устройства государства, изначально  сосредотачивала свое враждебное внимание на тех, что стояли тоже вне общества и занимали внутри национального государства весьма неустойчивое положение, — на евреях».⁷

Порой история ставила тех и других по одну сторону баррикад, но никогда никакого слияния не происходило. – евреи всегда оставались лишь попутчиками, от которых в дальнейшем, когда наступала определенная стабильность, старались избавиться (что, собственно, и произошло после Октябрьского переворота).

Свою статью Л.П. Карсавин заканчивает знакомым нам уже пассажем: «Если правда, что сам еврейский народ вовсе не тождественен с продуктами распада своей периферии (так философ называет ассимилирующихся евреев) и сам не считает денационализированных евреев истинными евреями, если сожительство данной культуры с этим народом никакой опасности её развитию не представляет, … есть простой и положительный выход. Именно, надо помочь и еврейскому народу и его борьбе с разложением его периферии, помочь путем содействия его религиозно-культурному сохранению и развитию, не отсекая от него периферию (это невозможно), а ставя в благоприятные условия подлинного его ядра». Трогательная забота! Однако за этими красивыми словами проступает четкая позиция автора, его НЕЖЕЛАНИЕ видеть евреев в той среде, которую он считает своей. Такая позиция прослеживается практически во всех проявлениях нового «политического» антисемитизма. Он возник в начале 19-го века на фоне реакции властей, когда после наполеоновских войн, как я уже говорил, евреи получили гражданство. «Особо опасным казалось властям вторжение евреев в прусскую культуру. Власти пробовали если не отменить (понимая, что это, пожалуй, невозможно сделать!), но хотя бы замедлить рождение ассимилированной прусско-еврейской интеллигенции».⁶ Прошу обратить внимание, что именно образование считалось наиболее слабым звеном в защите от проникновения евреев в современное общество. Это объясняется довольно просто: иногда потребность в хорошем специалисте могла перевесить национальные приоритеты. А  отсюда возможный доступ к ассимиляции, что весьма нежелательно. Поэтому евреям, прежде всего «закрывали доступ в университеты, перекрыли выход в любые государственные институции». В России, как мы знаем, была официально введена процентная норма (в Советском союзе тоже, но только неофициально).

Удивительное единодушие – во всех странах Европы и одновременно. А что такого произошло, что вызвало подобное явление?  — евреи почувствовали себя свободными и захотели укорениться в окружающую их среду! Однако встретили жесткое неумолимое сопротивление. Антисемитизм? Похоже, что так. Но какой-то странный антисемитизм, который возник только от того, что евреи захотели слиться с мировым сообществом. Невольно задаешься вопросом, а не существовал ли этот антисемитизм раньше, всегда, такой вот несмешивающийся, отторгающий евреев как инородное тело, антисемитизм, которого можно назвать «некомплементарным антисемитизмом»? И не его ли имел в виду  В.В. Шульгин, когда в своей книге «Что Нам в НИХ не нравится…» говорил об «Антисемитизме расовом» — неуправляемом и необъяснимом? Мы не будем в этой статье касаться природы антисемитизма. Я уже изложил свою точку зрения в напечатанной ранее статье (nizi.co.il).⁸ А что касается «антисемитизма политического» и «христианской юдофобии», о которых рассуждает Х. Арендт,  то,  возможно, это всего лишь эвфемизмы его, того подлинного антисемитизма, который существовал раньше и существует и сейчас.

«Однако, — возразите Вы мне, —  всё-таки существует разница между ними, между тем антисемитизмом, который существовал раньше, когда евреев «…христианское религиозное сообщество, конечно, дискриминировало, но тотально —  не преследовало!»,⁶ и антисемитизмом, возникшим в 19 веке, и приведшим, в конечном итоге, к «окончательному решению еврейского вопроса» в 20-ом. Да, существует! Но разница тут лишь в том, что до Великой Французской революции, высвободившей евреев из гетто, у евреев, практически, не было никакой возможности войти в окружающее общество: во-первых, они, несмотря на длительное пребывание в какой-либо стране или городе, считались всегда «иностранцами» (без страны!), т.е. были лишены гражданских прав; во-вторых, религиозный диктат, как со стороны христиан, так и со стороны иудейских ортодоксов, не давал никаких шансов на общение. За это последнее и ухватились власти, чтобы хоть как-то остановить  рвущуюся во внешний мир массу евреев, которая «… состояла из людей светских, и потому прусские короли стали заботиться о… еврейских религиозных обычаях и ритуалах. В 1823 году Фридрих-Вильгельм 3 запретил проводить в иудейской религии «малейшие новации». Его наследник Фридрих-Вильгельм 4 заявил: «Государство не должно ничего делать для дальнейшего смешения евреев и прочих обывателей королевства…. Я желаю им всяческого добра, но хочу, чтоб они всегда помнили, что они евреи».⁶ Вот так – сидите, мол, евреи в своем Средневековье, для вас же лучше будет. Не послушались евреи. Так, я считаю, возник «новый антисемитизм». Да и антисемитизмом его назвать трудно. Если посмотреть на сегодняшнюю Европу, как она относится, например, к арабам, тоже семитам, мы увидим резкий контраст с тем, как относились во все времена к евреям. Арабам предоставляется абсолютно всё, чего лишены были евреи – их готовы принять и предоставить им гражданство, с радостью поделиться своей культурой и принять их культуру, совместив её со своей.

Надо сказать, что и раньше принятие евреями христианства вовсе не гарантировало им безопасность. Это можно увидеть на примере маранов (испанских евреев, принявших христианство) – основная масса их, как известно, взошла на костер. И все по той же причине – угроза проникновения их в общество. Это лишний раз доказывает, что антисемитизм совершенно не зависит от того, верит ли еврей в Иисуса Христа или нет.

Теперь мы можем с большей вероятностью ответить на поставленный ранее вопрос: Что привлекало антисемитов в сионистах? Нацистский режим в Германии поначалу  даже, по выражению Х. Арендт, заигрывал с сионизмом, когда нацистское правительство Германии предполагало только высылать евреев из страны и ничего более. Этот факт нещадно эксплуатировался потом советской пропагандой для дискредитации Израиля, как сионистского государства, и сионизма вообще. Цель, понятно, была одной: сионисты хотели собрать всех евреев со всего света в Палестине, а нацисты надеялись разместить там своих евреев. Но когда стало ясно, что Англия, ни при каких условиях, не позволит евреям осесть в Палестине, «… с весны 1938 г. по март 1939-го нацистский режим начал прекращать заигрывание с сионизмом». Практически «окончательное решение еврейского вопроса» началось с вторжения германских войск на территорию Советского Союза в июне 1941 года.

Но мы ещё не ответили на вопрос, что привлекало в сионистах отдельных людей, которые не считали себя антисемитами именно по этой причине. Возможно, что всё дело в самоидентификации: те, кто называл себя сионистами, заявляли, что они евреи и никем другим они быть не желают. А это значит, что никакой угрозы проникновения, слияния их с теми, кто этого крайне не желает, не предвидится. Отсюда и такие реверансы в сторону «настоящих» евреев, и такая трогательная забота и о еврейской культуре, и о еврейских религиозных традициях. «Если кто-нибудь скажет вам, что я антисемит, плюньте такому человеку в глаза!»…

… И всё же это антисемитизм. За всеми этими велеречивыми словами стоит только одно – «НЕЖЕЛАНИЕ», нежелание видеть евреев в своей среде, отстранение их от общественной жизни вплоть до полной изоляции. Делить евреев на хороших и плохих – это антисемитизм, потому что люди могут быть хорошими или плохими, но не нация. Нация может быть иной со своими религиозными ритуалами, со своими обычаями, со своими ценностными предпочтениями, которые могут быть удобными или не удобными, но никаким оценочным критериям она подлежать не может. Иначе это выглядит где-то на уровне склок в коммунальной квартире. Но и такой «интеллигентный» антисемитизм, которым так гордился В.В. Шульгин, оказался достаточным, чтобы евреи, отстраненные от современного общества, оказались среди его отбросов, среди люмпенов, среди «черни». В тоже время «принятые в обществе «новые» евреи (так называемы «полезные евреи») превратились в мишень ненависти для всех (люмпенов), кого высший свет – противовес  им! – отказался принять.  «Антисемитизм сделался паролем всех шарлатанов Европы, всех «сдвитутых», всех полупсихов, взбивших суфле из полуистин и диких предрассудков.  Цивилизованное общество породило внутри себя эту небывалую структуру – породило вокруг идеи и возможности уничтожить евреев как нацию».⁶ Этот «интеллигентный» антисемитизм не предполагаетдаже минимальной попытки сближения, поиск каких-то точек соприкосновения, оправдывая свое такое поведение чудовищными домыслами как, например, «кровавый навет», или «Протоколы сионских мудрецов». Х. Арендт пишет:

«Если в такую фальшивку, как «Протоколы сионских мудрецов» верит так много людей, что она сделалась текстом целого политического движения, то задача историка состоит в объяснении главного политического и исторического факта – почему в эту фальшивку верят? Это намного более важно, чем второстепенное обстоятельство, что текст действительно является фальшивкой».¹

Именно этот антисемитизм вызвал к жизни такое уродливое явление как АССИМИЛЯЦИОНИЗМ, который помимо полного и безоговорочного принятия чужой культуры, провоцирует отречение от своего народа, от его национальных ценностей, когда даже слово «еврей» звучит как оскорбление. Однако и такие жертвы не вызывают сочувствие у окружающих народов, а только ненависть и презрение. Ассимилянты называли такое свое подвижничество красивым и благородным словом эмансипация (наподобие эмансипации женщин). Но какая может быть эмансипация, когда общественность, за исключением единиц, не желала видеть евреев в своей среде, как равных себе. В конце 19-го века стало возникать движение среди евреев за восстановление своего национального достоинства – хватит терпеть унижение и при этом посыпать голову пеплом, хватит копаться в себе, ища червоточину, которая, будто бы, вызывает ненависть к евреям, а, мол, «все ошибаться не могут». Необходимо перестать повторять тупую фразу, что евреи «отжили свой век и им пора исчезнуть». Евреи не фантомы и не призраки, а живой народ с огромным потенциалом жизни и творчества. Такое движение доктор Пинскер назвал «Аутоэмансипация». Однако, это движение так и не получило широкого распространения. Евреи продолжали упорствовать в своем стремлении любыми путями влиться в окружающую общественную среду, на обочине которой они жили, и раствориться там, а это вызывало ещё большее раздражение и ненависть, что, в конечном итоге, и привело к «окончательному решению еврейского вопроса».

Пока евреи не полюбят свою нацию, пока они не станут гордиться своей историей и своим народом, пока у них окончательно не отпадет желание стать теми, кем они стать не могут, – немцами в Германии, русскими в России, французами во Франции, — или, отстраняясь от всех и вся, спесиво именовать себя «гражданами мира», — до тех пор «Холокост» будет возвращаться вновь и вновь, и всё так же неожиданно, заставая евреев врасплох. И никакие доводы, никакие аргументы не смогут предотвратить его появление.

 

КОНЕЦ

Библиография

1. «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме», Х. Арендт
2. «История и вина», С. Нейман
3. «Проблема Спинозы», И. Ялом
4. «Холокауст. Катастрофа европейского еврейства», И. Арад
5. статья А. Эскина, «Солженицин и Израиль: итоги», «Еврейский камертон», газета «Новости», 10 октября, 2009 г
6. «Ханна Арендт судит ХХ век», М. Хейфец
7. «Об империализме», Х. Арендт
8. «Антисемитизм», Я. Апт, nizi.co.il, 02.2014

Иллюстрация: holocaust-odessa.org