Цена Побед
Шесть дней,
потрясших весь Ближний Восток
Рассказ
К моему глубокому огорчению,
Есть ещё люди,
Не понимающие, что мы обязались
Жить и вести себя так,
Чтобы евреи погибшие от рук гитлеровцев,
Были последними евреями
Умерших не обороняясь.
Гольда Меир.
Подоплека бурных событий того времени…
1967 год…
В течение многих лет Советский Союз и страны Варшавского договора вооружали и поддерживали арабский мир, а в течение года, предшествовавшего беспримерной победе Израиля в Шестидневной войне, арабский мир играл в опасную игру, смысл которой заключался в подталкивании мира к краю пропасти.
Основную роль исполняли арабские страны «социалистической ориентации» –
Сирия и Египет.
В результате этого сотрудничества, арабские страны всегда имели значительное военное превосходство над Израилем, граждан которого они вскоре, судя по их лозунгам и выступлениям, намеривались сбросить в море.
Немецкие и чешские специалисты под контролем Советского Союза создавали в Египте сеть ракетных установок, которые, нажатием одной кнопки, должны были накрыть весь центр Израиля, включая Тель-Авив.
Этот момент, по их плану, должен был наступить в день 19-летия независимости государства Израиль. 20 мая 1967 года Египет нажал на кнопку, но, к счастью, почему-то ничего не сработало…
Да! Израиль в 60-е годы нуждался в очередном чуде, ибо эти годы были самым судьбоносным периодом для израильского народа.
Причины конфликта еврейского государства с соседними арабскими странами были куда глубже. Сирия и Египет оставались недовольны результатами войны за независимость 1948-1949 годов и жаждали реванша.
Напряженность между Тель-Авивом и Дамаском также усиливалась из-за отсутствия договора о распределении водных ресурсов в регионе.
Озеро Кинерет* было главным источником пресной воды для Израиля, а работы в Сирии по созданию своего водного канала могли привести к значительному снижению уровня воды в озере, а это абсолютно не устраивало израильтян.
Вскоре на Ближнем Востоке появилось и новое государственное формирование :
ОАР (Объединенная Арабская Республика), созданная на основе двух стран – Египта и Сирии.
В начале 1967 года сирийские и египетские правительственные СМИ закатили разнузданную военную истерию. Египет начал массовую переброску войск на Синайский полуостров, а Сирия сконцентрировала свои дивизии близ северной границы Израиля. Тогда же, впервые, армия королевства Иордании перешла под верховное египетское командование и сосредоточила свои войска близ границы с Израилем, угрожая западной части Иерусалима.
Нельзя также забывать, что все эти действия пользовались абсолютной поддержкой и одобрением советского руководства, которое осознанно вело к обострению ситуации на Ближнем Востоке.
В течение ряда лет после Синайской кампании 1956 года* Израиль многократно предупреждал, что закрытие проливов в Красном море и Суэцкого канала для израильского судоходства, будет рассматриваться однозначно – как объявление войны.
Но тогдашний лидер ОАР Абдель Насер, опытный политический игрок, решил попытать счастья. Он был убежден, что сам факт возросшей арабской военной мощи так запугает израильтян, что ему удастся «затянуть петлю на шее еврейского государства»,
без единого выстрела…
Арабские СМИ предвещали неминуемую победу над Израилем и обещали, что наступление арабских армий остановится только на берегу Средиземного моря
в Тель-Авиве.
Израиль, лишенный активной международной политической поддержки, стоял один перед вооруженными до зубов арабскими полчищами, во много раз превосходившими количественно израильскую армию. А мир, затаив дыхание, безмолвно наблюдал, как смыкается кольцо вокруг Израиля и ждал неизбежной развязки.
Казалось, что все уже готово для последнего и решающего акта спектакля, продиктованного богатой арабской фантазией.
.
Шестидневная война
(5 – 10июня 1967года)
Серьезная угроза нависла над еврейским государством и его народом…
У израильского командования выбора не было.
В ответ – весь Израиль стал единым боевым лагерем.
Вступил в действие удивительный механизм, именуемый
«системой безопасности государства Израиль»…
Чтобы ввести в заблуждение противника, СМИ Израиля разместили в прессе фотографии отдыхающих на пляжах солдат АОИ, которые якобы в массовом порядке получили увольнительные.
Рано утром в понедельник, на 26-ой день лунного месяца Ияра 5727 года от сотворения мира или 5 июня 1967 года, – пробил неотвратимый час военного столкновения…
Уже в восьмом часу утра, последовал массированный авиа-удар израильских ВВС по египетским военным аэродромам застав противника врасплох.
В 10 часов утра по египетским авиабазам был нанесен повторный удар, окончательно лишивший Египет своей авиации.
Король Иордании, уступив давлению арабских стран, отвергнул предложение Израиля сохранить нейтралитет в обмен на обещание о ненападение, чем вверг и свое королевство в войну.
Иорданцы подвергли артиллерийскому обстрелу западные районы Иерусалима, пригороды Тель-Авива и международный аэропорт Лод (сегодня аэропорт Бен-Гурион).
В ответ Израиль развернул боевые действия и против королевства Иордании. Чуть позже, в тот же день, ВВС Иордании были полностью уничтожены на своих аэродромах.
Вскоре и сирийская артиллерия открыла беспощадный массивный огонь вдоль мирных северных границах, концентрируя огонь на беззащитные гражданские поселения и города. В ответ участь ВВС Сирии была предрешена…
Именно первый день войны и предопределил исход всей войны.
Последствия сокрушительного удара израильтян были катастрофическими для трех арабских стран Война вскоре закончилась молниеносной победой Израиля и полным разгромом превосходящих военных сил арабских государств.
После создания еврейского государства Израиль в 1948 году, эта победа стала очередным чудом в еврейской истории. Всего за шесть дней Армия обороны Израиля, преодолев Синайский полуостров вышла к Суэцкому каналу, передовые части АОИ остановились всего в тридцати километрах от Дамаска, столицы Сирии, а деморализованная армия Королевства Иордании отступила за реку Иордан.
Героическая Шестидневная Война изменила до неузнаваемости весь Ближний Восток.
Теперь Израиль получил контроль над территорией, в три с половиной раза превосходящей его довоенную территорию.
Но главным чудом той войны стало освобождение восточного Иерусалима, возвращение к святым для еврейского народа местам – Храмовой горе и Стене Плача,
возрождение еврейского квартала в древнем Иерусалиме и полный контроль над территорией Иудеи и Самарии…
Да! Арабский мир был потрясен! Да и не только арабский!
* Синайская кампания – война англо-французских войск с Египтом в районе Суэцкого канала,
и захвата Синайского полуострова израильскими войсками .
Глава первая
Иметь будущее —
Верить сегодня в победу.
Вечер 4 июня 1967 года.
Впереди, в глубоком ущелье, громко журчала вода. Даже в июне она была еще полноводной и холодной, как лед. Это была река Иордан. Она поспешно несла свои воды с севера, к широкому, удивительному, уникальному озеру Кинерет, как на встречу с любимым, и там, впадая в его объятия, временно находила свой покой…
Однако затем с южной части озера, она, уже неохотно прощаясь с ним, медленно струилась по пологой местности, пока не доплывала до крутого спуска, а здесь, опять оживленно и весело несла свои полные воды до самого Мертвого моря…
Озеро Кинерет известное, как Тивериадское или Галилейское, часто упоминается в Ветхом и Новом Завете. Более 2000 лет назад оно было местом, где раввин Иегошуа (Иисус) читал свои проповеди, поучал, исцелял, ходил по воде.
Эти события увековечены на побережье озера и реки Иордан многочисленными церквями и религиозными святынями.
На высоком обрывистом берегу Иордана расположился и израильский поселок, кибуц Альмагор. На расстоянии полкилометра на восточном берегу – сирийская граница, а справа – озеро Кинерет.
Я и мой боевой друг Цвика ведем дежурство в траншее и внимательно осматриваем в бинокль наш ближайший участок. С места нашего наблюдения хорошо просматривался вид на озеро и холмы на чужом берегу.
Насколько я мог видеть со своего места, устье реки было покрыто густыми камышами и располагалось на однородно-осадочных породах вулканического происхождения.
С того места, мы знали, опасность нам не грозит. Никакая боевая техника и живая сила не смогла бы его бесшумно пересечь, не подвергая себя опасности быть втянутым в… глубокую трясину.
Едва стемнело. В кибуце зажглись огни. Сумерки уже сменились ночью, но лучи заходящего солнца еще освещали величавые серые вершины окружающих гор.
Поднялся свежий ветер, и я вздрогнул от прохлады. До нас доносились голоса кибуцной молодежи и их громкое, дружное пение.
– Там еще мир и спокойствие, – подумал я. – Эх, эх… И зачем эти войны?
Наша часть была дислоцирована в этом районе с начала военного напряжения. Арабские страны все смелее и наглее грозят тотальной войной. То есть – войной на уничтожение. Ну, что ж. Мы вроде готовы дать им отпор! Но на душе почему-то кошки скребли. На против нас, а мы располагали точными сведениями, были сконцентрированы три пехотных и три танковых сирийских дивизии.
Впервые я, молодой и еще не очень опытный боец, был в такой непосредственной близости к противнику, да еще с такой концентрацией военных сил.
Да! Мы были начеку. Знали, что каждая минута может стать началом войны.
Первой в моей жизни войны!
Наш батальон был растянут на протяжении десяти километров вдоль
«зеленой черты*» прекращения огня.
Оборона нашего участка была возложена на одну пехотную роту, отряд минометчиков с пятью 81мм стволами, артиллерийской батареи из трех 120мм стволов и скромное подкрепление в виде нескольких десятков молодых кибуцников -добровольцев, охранявших свои дома, скот и сельскохозяйственные угодья.
Их жен и детей военные власти эвакуировали еще неделю назад.
Наша высота имела большое стратегическое значение. Утратив ее, мы с малочисленными силами, не сможем удержать эффективную оборону, что может привести к пагубным последствиям: путь к озеру Кинерет и вглубь северной части страны будет для сирийских дивизий полностью открыт….
***
3.30 утра.
Невдалеке Цвика, примостившись в глубокой траншее, спал праведным, глубоким сном, после ночной смены. Он лежал на матрасе, завернувшись походным одеялом, положив под голову военный рюкзак. Руки его судорожно сжимали автомат «Узи».
Три дня мы трудились над этой траншеей, чтобы она обрела «приличный» вид.
Иди, знай, сколько еще нам придется здесь околачиваться? Зато теперь она служит нам и жильем. Матрасы – подарок кибуца, были удобны и лежа на них, можно было с наслаждением разглядывать звездное небо, отыскивать знакомые созвездия, замечать огненные хвостики многочисленных комет или внимательно разглядывать лик нависавшей над нами желтой луны.
«Спи, спи. Еще полтора часа до подъема».
Я перевел свой взгляд на рощу у подножья холма, залитую желтым лунным светом. Нервы мои были напряжены. Цепко держа автомат, напрягая взгляд и слух, я прислушивался к тревожной предрассветной тишине. Знал! Тишина обманчива. Каждую минуту может откуда-то объявиться враг и нарушить это пасторальное безмятежное спокойствие… Но, пока безмолвие ночи нарушал только далекий всплеск воды, поскрипывание деревьев и… дыхание Цвики.
Потянуло утренней прохладой, и предрассветная мгла накрыла нас. На востоке, на безоблачном небе заиграла утренняя заря. Но и луна еще отказывалась идти на покой, бросая бледные полосы света на сирийскую территорию. Уже мог различить и зеленую поверхность озера, его нежные волны, ласкающие каменистый отвесный берег.
Ветерок раскачивал молодые деревья вплотную подступавшие к берегу, помогая им стряхивать с себя ночную росу, а старые деревья смотрели на все сверху вниз, качаясь и перешептываясь. Полная тишина царила вокруг…
Глядя в даль … я стал вспоминать. А вспоминать было что…
&&&
Неделю назад…
В стране уже объявлено чрезвычайное положение … Всеобщая мобилизация в разгаре. Молодежь допризывного возраста роет каналы и траншеи вдоль городских парков и скверов. Малочисленные бомбоубежища в городах уже были открыты, а возле них топтались пожилые добровольцы, вооруженные допотопными чешскими винтовками.
Получив 24-х часовой отпуск, я прибыл к вечеру в свой город и впервые увидел его погруженным во мрак. Стекла окон домов и витрин магазинов были заклеены белыми полосками бумаги и газетами, а ставни затворены. Фары машин были замазаны маскировочной краской. Кинотеатры, клубы и другие развлекательные учреждения закрыты. Но рестораны, киоски и кафе, к моему удивлению, еще работали.
Здесь еще никто не стрелял и никто не бомбил, но вид огромного города, который, сколько я себя помнил, каждый вечер загорался сотнями тысяч огней, теперь стоял погруженный во тьму, производя тяжелое, гнетущее впечатление.
Город был тихий и суровый, готовый принять на себя удары превратностей судьбы.
По темному ночному небу беспрерывно ползали яркие лучи многочисленных прожекторов…Улицы были полупустынны. Мужчин почти не видно –все уже мобилизованы. Иногда, пересекая улицу, поспешно проходили женщины с пакетами. Изредка проезжал военный джип. Одинокая полицейская машина, освещая мигалкой пустые, угрюмые, мрачные улицы медленно прокатилась мимо, а два полицейских, сидевших в ней, подозрительно бросили на меня цепкий взгляд.
Пожилые добровольцы с длинными винтовками, неожиданно появившиеся из темной улочки важно глядели по сторонам и, заметив где-то освещенное окно, тут же направлялись к нему. Вскоре свет исчезал, а дежурный-доброволец, поспешно присоединяясь к напарнику, продолжали свой патруль…
Я шел к подруге.
Несмотря на мой неожиданный визит, она меня встретила радушно…
Решил пригласить ее в ресторан.
Угостив меня апельсиновым соком, подруга поспешно исчезла в ванной комнате, а я, скрестив руки на груди и поджидая ее, задумчиво стоял на балконе и глядел на затемненный любимый город.
«Скоро война! Вернусь ли я сюда, в этот город цел и невредим? Останусь ли я вообще жив? Увижу ли я ее… после войны? А вообще, люблю ли я ее? Кажется да, и даже очень! Но… До сих пор… Платонически… Как-то не осмеливался перешагнуть мнимый барьер… Может, настало время? В этой войне я могу запросто погибнуть, так и не познав истину!
А вот и она!»
Я залюбовался ее обнаженной спиной в глубоком вырезе элегантного вечернего платья. Длинные черные волосы, спадавшие почти до талии, еще больше подчеркивали женственность и молодость ее фигуры. Кажется, ей скоро восемнадцать…
Вышли и, поймав такси, подались в мой любимый ресторан «Русалка,» неподалеку от берега моря.
Зал тонул в полумраке и был почти пуст. В нем царила необычная тишина.
Большие окна были прикрыты тяжелыми темными шторами. На каждом столике, почти, как в мирное время, спокойно горели маленькие декоративные свечи.
– Даже лучше так, – прошептала подруга, будто читая мои мысли. – Иногда можно и без электричества, правда? Более романтично…
Заняли отдельный столик с видом на море. Сели друг напротив друга в оббитые бледным бархатом мягкие кресла.
Слегка отодвинув штору, Жанет задумчиво устремила свой взор в морскую ночную даль. Видны были прожектора маяка и огни военных катеров, снующих вдоль морского побережья. Пастельных тонов обои и мебель, приглушенный свет, и на этом фоне, ярким живым пятном, выделялось темно-синее платье и белоснежные перлы ожерелья на белой шее девушки. Я с нарастающим смятением наблюдал за ней.
– Жанет…
– Да, милый, – ответила она, медленно поворачиваясь ко мне с несколько рассеянным видом.
– О чем ты задумалась?
– А, так, – неопределенно махнула она рукой.
– А все-таки?
– Послушай, ты жутко рискуешь!
– Не всегда…
– На фронте, гибнут люди!
– Во-первых, не люди, а бойцы. Их к этому и готовят! Готовят воевать, убивать, а если нужно и погибать. Нет войн без жертв! Но не волнуйся! Не все гибнут. Во-вторых, в тылу тоже можно погибнуть: и от автомобильных аварий, и от бомбежки, и от рук бандитов-террористов, – «успокоительно» закончил я, поглаживая ее белоснежную ладонь.
– Война – это сплошная несправедливость…
– Мрачная философия, – натянуто улыбнулся я.
– Откуда у тебя такие мозоли? Твоя рука всегда была такой мягкой…
– А это? Пустяки! Там, где я сейчас, пришлось немного и физически потрудиться…
Подошел знакомый мне официант Ахмед.
– Добрый вечер. Рад вас видеть. Закажете что-нибудь?
Я вопросительно посмотрел на подругу.
– Покамест коктейль?
– С удовольствием. Наш обычный коктейль, пожалуйста!
Через пару минут Ахмед принес два бокала «Джин-Колин» и тарелку с рассыпчатым черным шоколадом.
– Странно, – сказал я, провожая глазами удаляющегося официанта.
– Что здесь странного?
–А то, что мы, возможно, скоро будем воевать с ними, а они нас обслуживают.
Она грустно улыбнулась. Беря бокал, девушка застенчиво предложила:
– Знаешь, давай без философии, а? Может, выпьем?
– Да, но за что?
– Как, за что? За нашу страну! За победу. – девушка задумалась, а затем еле слышно добавила, – Или вот что. Выпьем за то, что с нами может случится сегодня вечером, чего ни ты и ни я толком не осознали! Согласен? – и застенчиво прибавила, – за то, что несомненно, является причиной моего смятения.
Мы улыбнулись друг другу и одним махом осушили бокалы.
– Вкусно, – заметила Жанет, прищелкнув язычком, как маленькая девчонка.
– Хочешь еще?
Она утвердительно кивнула.
Принесли еще один коктейль. Заказали богатый ужин…
– Сегодня гуляем, как будто нет завтрашнего дня, – с улыбкой ответил я на ее молчаливый вопрос…
Несмотря на накопившуюся усталость и поздний час, я почувствовал странный прилив бодрости, а в висках стучало…
Вернулись домой глубоко за полночь…
Жанет, не как обычно, пригласила меня, на дополнительный «дринк».
– Мы одни! – успокоительно прошептала она.
Я радостно согласился. Расставаться, естественно, не хотелось, тем более, что завтра, хотя, в принципе, это уже сегодня, в полдень меня будет ждать джип моего командира, с которым вернусь в свою часть. К неизбежной войне…
Вошли в квартиру, не включая свет.
– Ты знаешь, где бар, – прошептала Жанет, выходя на освещенный лунным светом балкон. Я поспешно метнулся к бару. Открыв стеклянную дверцу и, нащупав бутылку, вынул ее.
Это была бутылка шампанского, которое я подарил ей, еще на день независимости страны. Прошло с тех пор всего каких-то дней двадцать, а мне показалось – вечность.
Прихватив два бокала, я поторопился к балкону. Подруга, тем временем, облокотившись о перила балкона, глядела куда-то вдаль. Ее тело слегка дрожало, что было особенно заметно при бледном свете луны.
– Тебе не холодно? – спросил я сдавленным голосом, подавая ей полный бокал шипучего вина.
– Может быть… немного, – призналась Жанет, беря в руки бокал.
Мы выпили, затем девушка, вплотную приблизилась ко мне и прошептала:
– Согрей меня! – а затем прибавила охрипшим голосом:
– Скажи! Я права, что эта ночь и все, что останется от нее, принадлежит лишь нам? Только нам… – и, неожиданно для меня, расплакалась.
Я нежно обнял ее дрожащие плечи и прижал их к моему бешено стучавшему сердцу.
-Да, ты права! –ответил я. Некоторое время мы молча глядели на серп луны и на далекие мигающие звезды ночного неба. Затем, продолжая нежно обнимать ее и жарко целовать мягкие ароматные волосы, я стал поглаживать ее открытую спину. Ее дрожь постепенно улеглась, и мы, крепко обнявшись, вернулись в салон.
Проходя в полумраке мимо проигрывателя, я включил его. Полилась нежная танцевальная мелодия, унося нас от реального мира. Почти бессознательно, тесно прижавшись друг к другу, начали покачивать бедрами под звуки:
«A stranger in the night» ( Чужой в ночи).
– Ох, как я обожаю, песни Франка Синатры, – прошептала Жанет, положив голову на мое плечо. Медленно танцуя, я вкрадчиво глянул в лицо девушки. При свете луны, она выглядела очень соблазнительной, и я, не удержавшись, приблизился к ее губам.
Она будто ждала этого, тут же страстно прильнула к ним, прижимаясь ко мне всем телом. Кровь в моих венах забурлила с новой силой, и мир… закружился вокруг нас. Затем ее губы приблизились к моему уху поспешно шепча:
– Возьми меня сейчас! Я хочу тебя! Возьми меня…
Мне показалось, что девушка как-то сразу размякла в моих объятиях. Стучало в висках, а мои руки тут же бережно подняли расслабленное тело девушки и, как пушинку, понесли ее в спальню…
&&&
Грохот недалекого взрыва привел меня в чувство. Инстинктивно согнулся и посмотрел на ручные часы. 6.05. Близкий взрыв и визг осколков уложили меня в траншею, прямо на дремлющего друга.
– Что случилось? – испуганно пробормотал он, задыхаясь под моей тяжестью.
– Наверное, началось! – неуверенно прокричал я, стараясь быстро привстать.
Вокруг уже бесился артиллерийский смерч.
Наша высота, как видно, неплохо просматривалась с чужой территории и была хорошо пристрелена. Точные попадания не давали нам приподнять голову и сориентироваться, что к чему. Невдалеке, в соседней траншее, наш боец, согнувшись у своего миномета, вдруг беспомощно опустился на землю.
Цвика по траншеи поспешил к нему и тронул его рукой. Но боец не реагировал, а его голова беспомощно склонилась к уже окровавленной груди.
У солдата было срезано осколком полчерепа…
–Хоть не мучился, бедолага, – подумал я и тут же связался с командным пунктом.
Подтвердили, что война на всех границах началась и что заметили серьезную концентрацию сирийских войск вдоль реки Иордан и под нашим холмом.
Приказ: в случае сирийской атаки удержать высоту во что бы то ни стало. Дальнобойная артиллерия поддержит нас!
– И запомните! Покамест мы одни. В течение ближайших двое суток подмоги
не предвидится…
Нас было тринадцать бойцов и сержантов, и один офицер – старший лейтенант Гросман.
Мы заняли круговую оборону. Кибуцники — добровольцы так же торопливо заняли свои позиции вдоль оград кибуца. Все подступы к кибуцу были заминированы противотанковыми и противопехотными минами, но уверенности, что этого будет достаточно для обороны, ни у них и ни у нас не было…
Вскоре над холмом с резким воем пролетела двойка наших истребителей «Мираж». Появились и сирийские «МиГи». Видимо, между ними завязался воздушный бой, но наблюдать за ним мы не могли из-за беспрерывного артиллерийского обстрела.
Мы с Цвикой сидели на дне траншеи и прислушивались к канонаде.
Стали различать звуки винтовочных и автоматных выстрелов, а потом опять противный зудящий свист летящих снарядов. До момента разрыва можно было еще прикинуть: попадет он прямо в нас или пролетит мимо.
Связь пока сохранялась. Старший лейтенант Гросман передал по рации в штаб, что у нас раненые и один убитый. Просит огневое прикрытие. Наконец, мы получили огневую поддержку нашей дальнобойной артиллерии. Вражеский обстрел заметно стал слаб, а вскоре и вовсе затих. Время пролетало быстро. Первый напряженный день войны близился к обеду.
Приползли откуда-то четыре санитара. Принесли с собой продовольствие, канистр воды, дополнительные боеприпасы и унесли на носилках двух раненых, а мы, наконец, осмелели высунуть головы из траншеи. Перед нами открылся фантастический «лунный» пейзаж… Темные глубокие воронки изрыли землю, будто могучие экскаваторы перерыли весь холм. Несколько молодых деревьев дымились вблизи. В кибуце, в самом центре, горело здание. Видно — прямое попадание в столовую. Надеюсь, что все были в укрытии.
В нашу траншею спрыгнул старший лейтенант Гросман и его связист.
Оказывается, нас осталось только девять солдат и один легкораненый, отказавшийся эвакуироваться. Среди кибуцников был ранен повар. Он также отказался эвакуироваться. По словам командира сирийские десантники уже переправились через реку Иордан, но атаковать кибуц и нашу высоту пока не решались. Чего-то ждут.
– Ждите! Ждите! Может, так и прождут всю войну, – тешил я себя утопичной мечтой.
Наступила первая ночь войны. Тревожная ночь. Каждую минуту ожидали вражеской атаки. Чтобы поднять настроение, а это, в нашей ситуации – главное оружие, я начал перебегать с места на место. Подбадривал бойцов, шутил, рассказывал анекдоты, успокаивал и тормошил их, не давая никому уснуть. Так продолжалось всю ночь.
Ровно в шесть утра сирийцы опять устроили бешенный артиллерийский «концерт».
А в восемь ноль-ноль на «сцене» » появился штурмовой сирийский десант.
Они с ходу атаковали кибуц Альмагор, а танковое подразделение в сопровождении моторизированной пехоты, в обход этого пункта, уверенно двинулась в направлении нашей высоты. С трех сторон, куда ни глянь – серые танки, а среди них темно-зеленые фигуры сирийцев, стреляющих на ходу. Опять открылся по высотке уничтожающий артиллерийский огонь.
В ответ, в реке Иордан, часто стали вздыматься водяные султаны, вокруг которых разлетались струи фонтанчиков. Это «заработали» наши минометчики .… Земля вокруг звенела и стонала. Плотные вспышки орудийных залпов и визг осколков, заставляли нас тесно прижиматься к дрожащим стенам траншеи.
Вскоре вражеский артобстрел слегка ослаб, но усилился их танковый и оружейный огонь. Один сирийский танк подорвался на мине, но другие, оттолкнув его в сторону, подползли вплотную к проволочному заграждению. Теперь враг находился на расстоянии не более одного километра. Стремление сирийцев было понятно – захватить высотку сходу и отрезать кибуц с тыла.
Старший лейтенант Гросман поспешил сообщить по рации, что соотношение сил не в нашу пользу и затребовал поддержку с воздуха.
Из штаба ответили:
» Получите артиллерийское прикрытие, но подмога и поддержка с воздуха задержится. На других фронтах не проще…
Просят продержаться еще немного. Ещё чуть-чуть! Скоро! Скоро авиация будет и в нашем распоряжении…
Действительно, наша дальнобойная артиллерия, наш «Бог войны» тут же стал накрывать все подступы к высотки. Ракеты и снаряды, с диким воем, беспрерывно стали пролетать над нашими головами, разя точными ударами ряды наступающих врагов. Ответные массивные удары посеяли замешательство в рядах наступающих сирийцев, но наступление не останавливало. Они, как видно, получили приказ любой ценой взять этот стратегический пункт. Взорвался ещё один сирийский танк, затем ещё один… Расстояние – уже менее двухсот метров.
Пришлось вступить в бой на короткие дистанции.
«Заработали» базуки* кибуцников и наши РПГ*. Полетели и гранаты.
Загорелся один вражеский танк, другой… Из них стали выскакивать горящие танкисты. Наши пулеметные очереди тут же «укладывали» их. Взорвалась на мине и третья машина…
Но с десяток серых броневых машин, продолжали упорно взбираться наверх, как роботы в фантастическом фильме…
Минометы гремели, пули свистели, снаряды ухали. Посылая очередную пулеметную очередь, я глазами искал моего напарника, но его нигде не обнаружил.
Солнце било мне в глаза, и внезапно надвигающаяся тень показалась мне огромной, мрачной и угрожающей.
Отстреливаясь одной рукой, другой я прикрыл свои глаза, то ли от ярких лучей солнца, то ли от неожиданности. Уже знакомый, протяжный вой…
Рядом что-то бухнуло, но взрыва не услышал…
*Базука – противотанковое ружье.
*РПГ – реактивный противотанковый гранатомет.
Глава вторая
Когда сознание вернулось ко мне, почувствовал тупую боль. Мрак окружал меня. Невдалеке слышу глухие голоса.
– Кто здесь разговаривает? Что со мной? Где я? Опять эти голоса! Кто знает, может, так и должно быть?
Рук и ног не чувствовал. Вспомнил, что у меня есть глаза и осторожно открыл их.
Яркий дневной свет ослепил меня. Я прикрыл веки, но тут же не удержался и, приоткрыв их, попытался оглядеться.
– Тихо, тихо. Тебе нельзя двигаться. Ты не должен двигаться!
Никаких сомнений. Свои! Я жив и, по всей вероятности, в больнице.
Чей-то голос звучал приятно и мягко. Я расслабился и вновь погрузился в благодатную кому*…
Сознание все чаще и чаще стало возвращаться ко мне. Наверное, я пребывал в состоянии прострации, и мне не приходило в голову задаваться вопросами:
«Что я здесь делаю? и Как я сюда попал? Главное, я жив, ну и слава Богу!»
Как младенец в колыбели, я довольствовался тем, что мне хорошо и уютно, а остальное меня не волновало…
В моей памяти об этом времени сохранилось одно ощущение — боль перестала преследовать меня.
*Кома – бессознательность.
***
Два раза приходил ко мне мой друг Цвика, который, оказывается, тоже был госпитализирован в этой больнице.
Он находился в палате легкораненых. В принципе, он и спас меня.
Об этом я узнал позже из разговора медсестер…
Дверь комнаты приоткрылась ровно настолько, чтобы в нее мог просунуться могучий нос моего Цвика.
– Ну, наш контуженный, – спросил он приветливо, – можно уже с тобой и поговорить немного?
Я на мгновение задумался, опустил глаза. Зачем-то потрогал кончиками пальцев висок. Наверное, у меня разболелась голова. Потом со слабой улыбкой чуть кивнул головой.
Цвика в больничном халате вошел почему-то на цыпочках и осторожно сел рядом на край табуретки. На тумбочку, стоявшей у изголовья кровати, поставил принесенную с собой бутылку апельсинового сока.
– Ну, как самочувствие?
– Уже лучше, – прошептал я, – а какой сегодня день?
– Четверг, девятое июня!
– А… как там… на фронтах?
– Чудеса! – весело воскликнул Цвика. – Сегодня мы освободили восточный Иерусалим и «Стену Плача». Всё западное побережье реки Иордан в наших руках. Наши части вблизи Суэцкого канала. Тиранский пролив под нашим контролем и над ним развевается израильский флаг. Скоро и Сирийское плато будет нашим.
Цвика предложил мне сок и налил себе тоже. Я заметил белую повязку на его руке.
– Ты ранен?
– Пустяки, – ответил он, – Царапина.
– Кто остался жив?
– Не знаю. Я здесь с тобой.
Я попросил рассказать о случившемся …
Глава третья
Бой длился уже несколько часов. К нашему расположению упорно подступал сирийский танк, а за ним плотная масса сирийских солдат. Оружейный и танковый обстрел был беспрерывным.
Цвика целился в танк из противотанкового оружия РПГ. Выстрелил. Описав сложную траекторию, ракета понеслась к танку и ударилась о броню. Во все стороны низверглись искры. Через мгновение ракета взорвалась, ничем не навредив металлической броне,-
на нем осталась лишь ровная блестящая царапина.
Танк , как ни в чем, ни бывало, упорно продолжал ползти наверх, к нам.
Придавив нашу минометную позицию, танк развернул башню и, фыркая густым дымом ответил танковым выстрелом. Снаряд разорвался буквально рядом со мной. Меня внезапно ослепило. Я почувствовал страшный жар, а мощный грохот, едва не повредив мои барабанные перепонки. Я без сознания свалился на дно траншеи.
Надо мной появилась угрожающая тень. Цвике в последнее мгновение удалось оттащить меня подальше от него. Совершенно неожиданно земля на краю траншеи обрушилась под тяжестью машины. Танк наклонился, пытаясь зацепиться за край, но тщетно.. Тогда он дал задний ход и повернулся на месте, но не сумел сманеврировать и стал сползать по образованному обрыву.
В его башне открылся верхний люк, и из него начали выскакивать танкисты.
Цвика бросил в их сторону две гранаты, и оттуда вырвались клубы огня и дыма.
Крышка люка захлопнулась, мотор танка опять взвыл, однако наклон был слишком крутой, чтобы танк мог по нему подняться. Моторы оглушающее взвыли и заглохли.
Цвика быстро прицелился из своего РПГ в скрепление между башней и железным корпусом и нажал на курок. Ракета вылетела. Она попала точно в желаемую цель и взорвалась. Башня вздрогнула и… отвалилась. Вокруг забушевал огонь, сжигая все живое. Уцелевшие сирийцы шедшие за танком поспешно укрылись в ближайших воронках. Весь этот ад продолжался считанные минуты, которые казались вечностью.
Неожиданно — пикирующий свист в воздухе. Цвика весь в пыли с кровотечением из левой рукой, медленно, вжав от страха голову в плечи, поднял глаза.
В небе появилась одна за другой две черные точки. Два самолета круто спикировали и, сходу, выпустили каждый по две ракеты, которые, оставляя за собой полосы белого дыма, устремились вниз. Они причудливо извивались, меняя очертания, и казалось, что на синем небе возникают какие-то непонятные узоры. Ракеты одновременно взорвались в первых рядах наступающих.
– Наши «Кфиры*,» – облегченно вздохнул Цвика.
Стена огня возникла между защитниками высотки и врагами.
Сирийцы дрогнули и, в панике, поспешно стали отступать, оставляя позади горящие машины, раненых и мертвых солдат. Вскоре ружейно-пулеметная канонада стихла, и Цвика увидел, что вся возвышенность и поле боя, почти до самого кибуца, усеяны трупами врага и уничтоженных боевых машин.
Вокруг устремлялись вверх столбы дыма. Наступило относительное затишье.
Мой друг, немедля, взвалил меня, как мешок, на свои широкие плечи и потащил в тыл, в сторону медпункта. Два санитара выбежали ему навстречу и бережно переложили меня на носилки, а потом – в ожидающий военный джип…
– Ты спас меня! – еле слышно проговорил я. – Спасибо, мой друг.
– Мужская дружба не нуждается в благодарности, – лаконично ответил он.
Уже позже, я узнал, что в этом бою погиб старший лейтенант Гросман и его связист.
Почти все защитники высоты были ранены…
Вскоре подошли свежие силы, и моих боевых друзей отправили, кого в санчасть, а кого и на заслуженный отдых.
Холм после войны, в честь трех погибших дали имя:
«Гиват а-Шлоша» – то есть «Холм Троих».
Глава четвертая
Через несколько дней я смог уже встать и с помощью медсестры, дойти до туалетной комнаты. Взглянув в зеркало, я отпрянул в сторону от неожиданно чужой физиономии, выглядывавшей из него. На меня смотрело черное, небритое, все в синяках лицо.
Взгляд глубоко посаженных покрасневших глаз приобрел чужой блеск, лицо, покрытое многодневной щетиной огрубело, а черты стали жестче. На голове, моих густых черных кучерявых волос, тут и там блестела сединка.
Сегодня она придет. В военном госпитале всем, кроме близких родственников, надо было получить особое разрешение для визита к больным и раненным.
Я попросил моего друга об этом позаботиться.
Кое-как помывшись и побрившись, устало лег в постель. Еще хороших шесть часов до ее визита, а я страшно разволновался. Пришлось принять успокоительные таблетки.
Утомленно прикрыл глаза… Может и уснул?..
&&&
Увидел широко раскрытые глаза подруги. Почувствовал жар ее, прильнувшего ко мне тела.
– Мне пора, дорогая.
– Ты вернешься?
– Конечно! – Но в моем голосе не было достаточной уверенности…
Прошедшая ночь была непредсказуемой.
– Возьми меня, возьми, – страстно шептала подруга.
Ее кожа была горячей и влажной. Соски набухли и затвердели до боли. Она поняла, что в ней говорит плоть и, вместе с тем, отдавала себе отчет в том, что ни один мужчина, кроме меня не смог бы возбудить в ней такой испепеляющей страсти…
Последняя мирная ночь…
До сих пор у меня в ушах звучат ее слова:
– Все имеет свой конец, но сегодня наш праздник! Наш праздник, дорогой…
Я прервал ее поцелуями. Страстный, обжигающий, дурманящий поцелуй, преодолевая последний «барьер». Она охнула от боли, затем, изогнувшись, вместила меня целиком, плотно зажав мою плоть по всей длине.
Я прилагал все усилия, чтобы сдержаться… Мое тело дрожало от напряжения. Лоб покрылся испариной.
– Милый!
– Дорогая!
Мое тело, замерев на секунду, исторгло в нее кипящую лаву…
Нас увлекла волна непознанных ощущений, неистовства и боли, нарастающих, подобно морским волнам и уносящих нас в бездонную пучину…
– Милый, милый!
Чувствую ее нежную руку, гладящую мою голову.
– Милый, милый!
Приоткрыл глаза. Чуть побледневшая, но красивая, как никогда, она сидела возле меня и, гладя мою голову, все время приговаривала одно слово:
– Милый, милый!
– Ты пришла? – спросил я и понял, что это был глупый вопрос.
Напротив, прислонившись к входной двери, стоял Цвика и радостно улыбался.
Я с трудом присел. Потом захотел встать. Подруга протянула мне руку, желая помочь, но я, отрицательно покачав головой и, кривясь от боли, самостоятельно встал.
Встал перед Жанет и подал ей руку. Она быстро приподнялась с кресла и, нежно прижалась ко мне. Я обнял ее…
Цвика незаметно закрыл за собой дверь.
Голова кружилась, звенело в ушах, боль кромсала тело, но я был счастлив…
Послесловие
В ходе израильско-арабских войны, закончившихся тотальным разгромом арабов, израильтянами было захвачено в качестве трофеев советское оружие на многие миллиарды долларов.
СССР не скупился на помощь своим «арабским братьям» — по опубликованным данным, Советский Союз потратил на войну против Израиля более 100 миллиардов долларов, причем поставки арабам шли практически безвозмездно.
В ходе боев в 1967 году Израиль захватил лишь в Синае, кроме другой многочисленной военной техники были так же и 820 советских танков, среди которых —
несколько сотен Т-54 и Т-55.
Трофейная советская бронетехника в ЦАХАЛе после окончания
Шестидневной войны.
