Глава 11. Новые неприятности
11.1
Давление со стороны Оли на Платонова возымело действие. Приехав к ней в очередной раз, Сергей с порога торжественно объявил:
— Олечка, приглашаю тебя в следующую субботу в ресторан. Выбор ресторана за тобой.
— В чём причина, Серёжа, твоего широкого жеста? Получил от мамы разрешение?
— Мама тут не при чём. Пришёл к выводу, что нельзя скрывать от людей такую красивую женщину, как ты.
— Платонов, ну зачем ты врёшь? Наберись мужества и скажи, наконец, правду, чтобы я не терялась в догадках, — сердито сказала Оля.
— Какие здесь могут быть догадки? Всё, как на ладони.
— Неужели сам до этого дошёл?
— Конечно, сам. Просто озаботился серьёзностью момента, связанного с твоими претензиями ко мне: мы никуда не ходим, я ни с кем тебя не знакомлю. Так можно доиграться до того, что ты в один прекрасный момент укажешь мне на дверь.
— Хороший мальчик. Давно бы так.
Оля предложила пойти в престижный ресторан «Националь». Расположенный в самом центре Москвы, он во все времена пользовался вниманием приличной публики.
— А почему ты выбрала этот ресторан? Можно пойти в «Баку» или «Арагви»? Там тоже вкусно готовят.
— Во-первых, я в «Национале» была несколько раз в детстве с родителями и мне там очень понравилось. А во-вторых, в этом ресторане есть какая-то торжественность, величие, внутренняя красота. Тудаьвходишь, и от старинных зеркал, люстр, лестниц, ковров, швейцаров возникает в душе чувство праздника.
— Ну, ты умница, Олечка. Так всё красиво описала, что мне уже захотелось кушать. Осталось только найти в субботу вечером в таком ресторане свободный столик.
— А ты, Серёжа, своим документом не можешь воспользоваться?
— Ну, ты даёшь, Олечка. Если я покажу своё удостоверение, то нас проведут сразу в отдельный кабинет, где мы будем ужинать с тобой вдвоём. Тебе это надо?
— Нет, не надо. Я хочу посидеть в общем зале, где много людей, красивых лиц. Где играет хорошая музыка.
— Вот и замечательно.
Но их страхи, что не будет свободных мест, оказались напрасными. В четыре часа дня, когда время обеда закончилось, а время ужина ещё не наступило, народу в ресторане «Националь» было немного. К ним сразу подошёл распорядитель зала.
— Что уважаемые гости желают?
— Если можно, столик на двоих в большом зале.
— Любой каприз. Следуйте за мной, пожалуйста.
Когда Сергей Павлович сел на услужливо подставленный администратором стул, он увидел, что за столом напротив ему машет рукой какая-то женщина. Это была Евгения Ивановна Сотникова. Платонов тоже в ответ помахал ей рукой, выдавив на лице подобие улыбки. Евгения Ивановна сидела в центре большого стола, на самом видном месте, излучая море обаяния и уверенности в себе. Невзрачный мужчина, неуклюже ухаживающий за ней, по всей видимости, был её муж.
— Кто это, Серёжа? — с некоторой настороженностью спросила Оля.
— Это преподаватель из моего института.
— Надо же — столько лет прошло, а тебя ещё помнят.
— Бывает, — безразличным тоном ответил Сергей.
По лицу Оли было видно, что она удовлетворена этим ответом и не собирается его расспрашивать об этой немолодой женщине. Мама была права, когда говорила, что у женщин существует внутренний механизм, с помощью которого они чётко определяют соперницу, отбраковывая всех остальных. Так было, по всей видимости, в ситуациях с его влюбчивым папой, когда мама, сохраняя спокойствие, делала вид, что в их семье ровным счётом никогда ничего не происходит.
Сергей ещё раз незаметно бросил взгляд на жующую, жестикулирующую Сотникову и тут же с удовлетворением перевёл его на Олю.
11.2
Но Сергей Павлович Платонов запомнил Сотникову по их последней встрече несколько другой. Это было месяц назад. Начало весны. На дороге и тротуарах ещё лежали остатки снега вперемежку с грязью. Сергей Павлович в этот день был срочно утром вызван в Москву к заместителю министра на совещание. Поездка была совершенно неожиданной, а главное, ненужной, но отказаться от приглашения было ни в коем случае нельзя. Ехали из Твери до Москвы около четырёх часов, в потоке грузовых машин. Воспользоваться мигалкой не имело никакого смысла. Можно было, конечно, после совещания остаться в Москве и переночевать у мамы. Но ему нужно было сегодня вечером обязательно возвратиться в Тверь — завтра утром было ответственное совещание объединения.
— Василий Петрович, — обратился Платонов к водителю.
— Давайте на обратном пути заедем в институт. Мне нужно забрать с проверки контрольные работы.
— Хорошо, Сергей Павлович.
Получить в деканате контрольные работы было делом нескольких минут, но когда Платонов шёл к выходу из института, его кто-то окликнул. Это была Евгения Ивановна Сотникова.
— Сергей Павлович, задержитесь на минуточку. Я сейчас возьму на вешалке пальто. Что вы так поздно делаете в институте?
— Да вот, заскочил на факультет за контрольными работами. А у вас замечательная память, Евгения Ивановна. Вы всех студентов помните по имени-отчеству?
— Не кокетничайте, Платонов. Это вам не к лицу. Лучше скажите, куда вы сейчас едите?
— Мы — в Тверь, — улыбаясь, ответил Сергей Павлович и предупредительно открыл перед преподавателем входную дверь института.
Но Евгения Ивановна его ответ не слышала. Её голова, словно высокоскоростная вычислительная машина, просчитывала одновременно множество вариантов продолжения разговора: о чём ещё спросить Платонова, чтобы он сразу не убежал? Что делать дальше в совершенно неожиданной ситуации? Как она вообще выглядит, не успев даже подойти к зеркалу? Оказавшись на улице, Евгения Ивановна задала самый простой, пришедший ей на ум, вопрос:
— Вы на машине, Сергей Павлович?
— Естественно, Евгения Ивановна. Как мы ещё ночью можем добраться до Твери?
— Прошу прощения, не подбросите ли меня домой? Жуткая слякоть со льдом — боюсь упасть на своих каблуках.
— Какой разговор, Евгения Ивановна! Довезём с большим удовольствием. Где вы живёте?
— Берсенёвская набережная. Это недалеко от центра. Может, даже вам будет по пути.
— Василий Петрович, вы знаете, как доехать до Берсенёвской набережной? Это для нас небольшой крюк?
— Знаю, Сергей Павлович. Это дополнительно займёт минут сорок, если не будет пробок.
— Ну, тогда поехали. Садитесь, Евгения Ивановна, вперёд. Там вам будет удобней.
— Нет, нет. Я хочу сесть рядом с вами и немножко поговорить. Вы не возражаете, Сергей Павлович?
— Ни в коем случае. Садитесь, пожалуйста, где хотите.
— Спасибо. А теперь скажите мне, пожалуйста, почему вашей машине разрешают стоять около здания нашего института, а другим нет?
— Я не знаю, о чём вы говорите, Евгения Ивановна. Может, вы знаете, Василий Петрович?
— Нет, не знаю, Сергей Павлович.
— Ну что вы меня, молодые люди, разыгрываете? Мой муж попытался один раз там поставить машину, так ему служба безопасности института приказала сразу её убрать. Это почему так?
— Может, у него была грязная машина? — предположил Сергей Павлович.
— А может, его машина работала на дизельном топливе и загрязняла атмосферу? — добавил водитель.
— Вы специально мне задаёте вопросы, на которые я не могу ответить. Не хотите говорить — не надо, а зачем насмехаться? За шутками и разговорами не заметили, как подъехали к дому Евгении Ивановны.
— Сергей Павлович, а давайте зайдём к нам на минутку? Я вас со своим мужем познакомлю. Он у меня большой строитель. Самый известный строительный подрядчик в Москве. Кругляк Одиссей Макарович.
— Нет, нет, благодарю вас, Евгения Ивановна. Не сегодня. Нам ещё в Тверь ехать, а это достаточно далеко.
— Ну на минутку. Некрасиво даме отказывать.
— Извините, Евгения Ивановна, но вы для меня в настоящее время только преподаватель, а не дама.
— Да. А как же Вера Петровна, Сергей Павлович? Каково ваше отношение к ней?
— Такое же, как и к вам. Сугубо уважительное Платонов быстро вышел из машины, открыл заднюю дверь и помог
Евгении Ивановне выйти.
— Спасибо, что подвезли.
— Не стоит благодарности. Всего хорошего.
11.3
Евгению Ивановну всю колотило. Это же надо такому случится! Её, кандидата наук, доцента, какой-то студент учит, как себя вести! Объясняет, где заканчивается она как женщина и начинается как преподаватель! Просто неслыханное хамство! «Ему, видите ли, некогда! В какую-то дыру спешит и при этом боится, что опоздает! Непременно к какой-нибудь бабе торопится… Ты ж понимаешь… Очень занят… Все мужчины — существа внушаемые. Подуешь в дудочку, а они уже столбиком стоят перед тобой. И ещё Верку сюда приплёл — эту размазню, которая не видит, что у ней под носом творится. Не может приличного мужика разглядеть… Даже своего провинциала не удержала! Откупился от неё квартирой и живёт в своё удовольствие…»
Евгения Ивановна ещё долго вела с собой страстный внутренний диалог и не могла прийти в себя. Только успокоится, как снова начинает
всё с начала: «Это же надо! Так меня беспардонно унизить в присутствии какого-то водителя! Да кто он такой, этот Платонов, чтобы отказываться от приглашения зайти на чашку чая! Ладно… Это ему даром не пройдёт. И Верке тоже. Я ей завтра перескажу встречу с Платоновым и посмотрю на её реакцию. А дальше увидим, что можно с этой парочкой сделать…»
Во второй половине дня у Евгении Ивановны занятий в институте не было, но она решила посидеть на кафедре и подождать, когда освободится Черникова.
— Верунчик, ты никуда не спешишь? — спросила она, когда Вера Петровна возвратилась с лекции.
— Нет, не спешу. А в чём дело?
— Хочу тебе кое-что рассказать. Только, прошу тебя, не волнуйся. Не бери близко к сердцу.
— Хорошо, рассказывай.
— Вчера выхожу вечером из института, а перед входом стоит чёрная «волга». Я так, между прочим, посмотрела на машину, а из неё выходит Платонов. Ну, ты знаешь, о ком идёт речь, и обращается ко мне:
— Добрый вечер, Евгения Ивановна, разрешите вас подвезти домой.
— Я стала, естественно, отказываться, неудобно как-то: я — преподаватель, он — студент. Все на нас смотрят. А он так настаивает, мол, на улице ужасно скользко, а вы на каблуках,.. Ну и я, не подумав, согласилась.
— Так что произошло, Женя?
— Слушай дальше. Всю дорогу он рассказывал какие-то пошлые анекдоты, а главное, первым смеялся.
— Понятно.
— А когда мы подъехали к моему дому, он сразу выскочил из машины, чтобы открыть дверь. Помог мне выйти и всё норовит, как-то неуклюже, взять меня под руку.
— Это интересно.
— А потом таким ангельским голосом говорит: «Евгения Ивановна, не пригласите ли на чашечку чая, а то нам ещё несколько часов до Твери
добираться».
— Я у него спокойно спрашиваю: «Одного вас пригласить или вместе с водителем?» А он мне так нагло отвечает: «Конечно, одного. Водитель
в машине может посидеть». Ты представляешь, Верочка, каков нахал? Так себя развязно вести с преподавателем! В голове не укладывается.
Что ты по этому поводу можешь сказать?
— Ничего. Меня это мало интересует.
— Как это — мало интересует? Ведь мы — подруги. А если бы это произошло с тобой?
— Со мной не произошло.
— Почему?
— Потому что я бы не села ни в какую машину.
— Так вроде приличный человек, наш студент.
— Не села бы и — всё.
— Ну, знаешь, Вера, ты меня просто удивляешь.
— Чем это я тебя удивляю?
— Тем, что так безразлично относишься к данному инциденту. Или ты не можешь поверить, что твой Платонов способен на такие поступки?
— Во-первых, он не мой, а во-вторых, я хорошо помню, Женя, наш разговор о Платонове у меня дома и угрозы не переходить тебе дорогу.
— Я тебе не угрожала, а предупреждала.
— В принципе, это одно и то же. У тебя — всё? А то мне нужно домой идти.
— Пока — всё.
— Ну, будь здорова.
11.4
Евгения Ивановна уже жалела, что затеяла этот разговор с Верой Петровной по поводу Платонова. Но отступать было некуда. Её униженное достоинство давно требовало разобраться с этой гордячкой Черниковой за наряды, которые та приобретает в изысканном салоне на Кузнецком, за богемный образ жизни, связанный с еженедельными посещениями театров и концертных залов, за знакомых, дома которых известны всей Москве. И конечно, за её успешную преподавательскую деятельность, которую заведующий кафедрой профессор Конюхов всё время всем ставит в пример.
Евгения Ивановна часами придумывала разные сценарии отмщения, которые должны болезненно воспринять не только Вера Петровна, но и Платонов. Но главная ущербность всех её планов состояла в том, что ни в одном из них не было места им обоим. А без этого любое наказание оставляло горькое послевкусие. И тем не менее, как мама учила маленькую Женю, если позорящих фактов нет, то их нужно выдумать. И желательно в самой уязвимой, но трудно доказуемой области — морально-этические отношения между людьми.
В результате длительных и глубоких раздумий Евгении Ивановны над тем, как отравить Черниковой и Платонову жизнь, а также многократного обсуждения окончательного сценария мести с мужем, выкристаллизовалось два пути осуществления мести: первый — испортить обоим деловую репутацию, второй — посеять между ними непримиримую вражду. Своего мужа, Одиссея Макаровича Кругляка Евгения Ивановна, в принципе, за самостоятельную единицу в семье не считала. А после того как мама однажды сказала, что по нему тюрьма плачет, то и вовсе скинула со счетов. Но когда она вчера ему всё рассказала, представив себя в роли жертвы, Одиссей Макарович, безмерно гордившийся учёностью своей жены, был потрясён случившимся до глубины души:
— Женя, это же форменное безобразие! Давай я с этим студентом по-мужски поговорю.
— Ни в коем случае. Ты что, Дуся? Ещё не хватало тебе встревать в какие-то бабские разборки.
— Не важно, что за разборки — бабские или мужские, но такие поступки нужно пресекать на корню и не оставлять без последствий.
— Пока не влезай. Немного потерпи. Я скажу, когда нужно будет тебе подключиться.
Одиссей Макарович был небольшого ума, но он искренне любил жену и считал, что деньгами можно решить любую проблему. Будучи от природы деятельным человеком, он сразу стал предлагать жене, как показательно наказать обидчиков. Но все варианты мужа, связанные с деньгами, были ею отвергнуты, как мелкие и примитивные. Это был масштаб не таких людей, как Черникова и Платонов. К ним нужно применить специальные меры. В конце вечера, видя, как Светлана Ивановна переживает происшедший с ней инцидент, Одиссей Макарович пообещал купить ей новую шубу
Промучившись несколько дней в поисках оптимального решения сложившейся ситуации, Евгения Ивановна пришла к выводу, что проблему с Черниковой нельзя решать с помощью заурядной анонимки, посланной на имя ректора института. Здесь всё далеко не так просто. Во-первых, Черникова может рассказать о её визите к ней домой и требовании не встречаться с Платоновым. А во-вторых, Платонов может спокойно отказаться от факта домогательства к Евгении Ивановне. Благо, у него есть свидетель в лице водителя.
И тут Сотникову словно осенило, как организовать это резонансное дело. Надо воссоздать гипотетическую ситуацию отношений Черниковой и Платонова и материализовать все её шокирующие подробности. При этом отметить, что Вера Петровна — замужняя женщина, но с мужем не живёт и даже выгнала из дома собственную дочь. Написать реальное письмо ректору института, в котором выразить своё возмущение безобразным поведением доцента Черниковой, затеявшей на глазах у всего института интрижку со студентом. Создать отрицательный фон этому инциденту путём общественного обсуждения на кафедре возникшей ситуации. Осталось только найти, кого можно использовать в качестве автора письма, до глубины души возмущённого поведением людей, попирающих человеческую мораль в стенах высшего учебного поведения. Перебрав всех своих знакомых, Евгения Ивановна пришла к выводу, что лучше всех подходит к этой роли секретарь заочного факультета Валя Полищук, которая знает Платонова в лицо. Недаром после подарка в виде флакончика французских духов, она смотрит на Евгению Ивановну влюблёнными глазами.
11.5
Профсоюзное собрание кафедры «Кредитное финансирование» с участием декана факультета являлось событием из ряда вон выходящим. Повестка дня заседания, состоящая всего из одного вопроса, была сформулирована весьма туманно: «О нравственно-этических принципах работы кафедры». Докладчик — профорг кафедры доцент Фёдорова Зинаида Степановна. Тем не менее, все члены кафедры, из кулуарных разговоров, знали, что на собрании будет обсуждаться конфликт между доцентом Сотниковой и доцентом Черниковой, но о подробностях конфликта члены кафедры имели весьма смутное представление.
Проведению профсоюзного собрания кафедры предшествовал непростой разговор заведующего кафедрой профессора Конюхова с деканом факультета профессором Васильевым:
— Разрешите, Александр Дмитриевич? — после робкого стука в дверь кабинета декана раздался голос профессора Конюхова.
— Заходите, Владислав Павлович. Присаживайтесь, пожалуйста. Как ваше здоровье, уважаемый?
— Спасибо, всё нормально. Съездил в санаторий, отдохнул, немного подлечился.
— Я слышал, что вы снова один. С новой женой жизнь по каким-то причинам не сложилась?
— К сожалению, да. Покойную жену мне уже, наверное, никто не заменит, царство ей небесное.
— И как же вы справляетесь с домашним хозяйством? Здесь без женских рук обойтись весьма сложно.
— Готовлю сам себе по кулинарной книге. Очень занимательное дело, смею вас заверить. А так мне помогает по хозяйству дочь и, в особенности, зять. Прекрасный человек.
— Понятно. Я вот по какому поводу вас к себе пригласил, Владислав Павлович. До меня дошла информация, что у вас очередной скандал на
кафедре?
— От кого, позвольте узнать, поступили сведения?
— Мне об этом сообщил председатель профкома факультета. Вы не могли бы меня коротко посвятить в суть конфликта?
— Конечно, могу. Что-то не поделили между собой два доцента кафедры Черникова и Сотникова.
— Черникову, как мне помнится, вы не так давно представляли, как свою преемницу на должности заведующего кафедрой. А тут такое некрасивое дело.
— Я вообще, по большому счёту, не знаю, о чём идёт речь, Александр Дмитриевич. Женский коллектив. Всякое бывает.
— Вы, уважаемый, разберитесь в своём женском коллективе. Не то будем разбираться вместе, но это будет уже другой разговор. А лучше всего, соберите кафедру и откровенно поговорите между собой. Если будет необходимость — пригласите меня.
— Да, да, Александр Дмитриевич, непременно так и сделаем. Мы уже об этом говорили, но есть предложение вместо заседания кафедры провести профсоюзное собрание.
— Мне, Владислав Павлович, всё равно, что вы будете проводить
— профсоюзное собрание или заседание кафедры. В любом случае, поставьте меня в известность.
11.6
После перенесённого в детстве полиомиелита, профессор Александр Дмитриевич Васильев хромал на правую ногу и, может быть, в силу своего физического недостатка, в отношениях с подчинёнными был несколько суховат. Во всяком случае, сантиментов не любил и
комплиментов никому не делал. На любых заседаниях старался быть незаметным, но своё мнение никогда не скрывал. Александр Дмитриевич работал деканом факультета уже второй срок. Свои обязанности выполнял добросовестно и грамотно. Тем не менее, должность декана не любил по двум причинам. Во-первых, это — огромный объём всех видов работ, который никогда не заканчивается. Во-вторых, необходимость участвовать в разных заседаниях, комиссиях, советах, общественных мероприятиях. Сегодня на профсоюзном собрании кафедры профессор Васильев, как обычно, сел не в президиум с заведующим кафедрой и профоргом, а среди преподавателей. Он, не торопясь, достал из бокового кармана пиджака маленький блокнотик и приготовился слушать. Со своего места ему хорошо была видна расстановка противоборствующих сил, которая некоторым образом характеризовала участников конфликт. Вера Петровна Черникова сидела в первом ряду стульев одна. Рядом с ней никого не было. Она ни на что не отвлекалась и внимательно слушала всех выступающих. При этом своей гордо выпрямленной спиной Черникова демонстрировала присутствующим спокойствие и достоинство.
Евгения Ивановна Сотникова, наоборот, расположилась в самой гуще преподавателей. Всем улыбаясь, она мило переговаривалась с коллегами, которые, судя по репликам, её активно поддерживали.
Профессор Васильев прекрасно понимал, что каждый человек выбирает круг общения по своему темпераменту и интересам. Но в данном случае, согласно «языку тела», Черникова производила впечатление уверенного в своей правоте человека, в то время как Сотникова — хитрого, очень волнующегося за благополучный исход проводимого мероприятия.
Посмотрев на часы, с председательского места поднялся заведующий кафедрой профессор Конюхов и бодрым тоном сказал:
— Уважаемые товарищи, извините за обращение, но мне «товарищи» больше нравится, чем «господа и дамы»! Позвольте профсоюзное собрание коллектива нашей кафедры, инициированное профоргом кафедры доцентом Фёдоровой Зинаидой Степановной, считать открытым. Темой профсоюзного собрания является обсуждение нравственного климата на кафедре. Основанием для проведения этого собрания послужило заявление доцента Сотниковой Евгении Ивановны о неподобающем поведении нашего коллеги доцента Черниковой Веры Петровны.
После вступительного слова профессор Конюхов неожиданно сделал паузу и уже тихим голосом добавил:
— Я, как заведующий кафедрой, согласен с целесообразностью проведения профсоюзного собрания кафедры, так как считаю, что лучше поговорить об этом в открытую, чем шушукаться по углам. Исходя из важности обсуждаемого вопроса, на нашем собрании присутствует декан факультета профессор Александр Дмитриевич Васильев. А сейчас я передаю слово нашему профоргу. Пожалуйста, Зинаида Степановна.
— Уважаемые коллеги! Мне, как профоргу кафедры, поступило заявление от доцента Сотниковой Евгении Ивановны о недостойном поведении доцента Черниковой Веры Петровны. Я его не буду пересказывать, а просто зачитаю, заявление большое, на трёх листах, так что наберитесь терпения. Пропускаю начало: дата, кому, от кого. Итак…
11.7
Декан Васильев уже видел сегодня утром заявление Сотниковой. Ему услужливо принёс ознакомиться с ним до начала профсоюзного собрания заведующий кафедрой Конюхов — Александр Дмитриевич, сделать для вас копию этой бумаги в отделе кадров или не надо? — почтительно спросил он декана.
— Нет, не надо. Я понял, о чём идёт речь. Спасибо. Сейчас, слушая текст заявления Сотниковой, профессор Васильев мог чётко оценить её главные претензии к своей коллеге по кафедре Черниковой. Основная суть заявления состояла в следующих трёх позициях. Первое. Аморальные отношения между преподавателем Черниковой и студентом Платоновым. Второе. Втягивание в орбиту отношений Платонова и Черниковой работников деканата заочного факультета. Третье. Возмутительное поведение студента Платонова по отношению к самой Сотниковой. Первой, после профорга кафедры, изъявила желание выступить старший преподаватель Николаева, сидевшая рядом со Евгенией Ивановной. И хотя собрание проголосовало за десятиминутный регламент, проговорила не менее двадцати. В конце она сформулировала выводы из своего эмоционального выступления:
— Если оставить за скобками поведение распоясавшегося студента-заочника, то высокое звание преподавателя вуза никому не позволительно ронять. Спасибо Евгении Ивановне, что она не прошла мимо этого явления и сделала неподобающее поведение доцента Черниковой предметом обсуждения общественности.
За ней попросила слово сидящая впереди Сотниковой доцент Гаврилова.
— Уважаемые коллеги! Я тоже хочу сказать несколько слов в поддержку заявления доцента Сотниковой Евгении Ивановны. Доцент Черникова, возомнившая себя заместителем заведующего, безответственно и нагло ведёт себя на кафедре. А именно: отказывается от вечерних занятий со студентами, требует отпуск в середине учебного года, когда кафедра задыхается от нагрузки, регулярно вступает в пререкания с другими преподавателями кафедры. Мне это, как председателю методической комиссии кафедры, очень хорошо видно. Своим поведением она не только создаёт проблемы в проведении учебного процесса, но и подаёт плохой пример молодым преподавателям…
И когда Евгения Ивановна незаметно качнула головой, давая этим самым команду следующей выступающей, профессору Васильеву стало ясно, что он присутствует на заранее подготовленном мероприятии.
— А давайте попросим выступить саму Евгению Ивановну, — предложил декан.
— Что мы всё время слушаем о её претензиях к доценту Черниковой в пересказе других членов кафедры?
— Евгения Ивановна, вы можете что-то добавить к тому, что сказали другие преподаватели? — спросил у Сотниковой заведующий кафедрой Конюхов.
— Да, могу.
— Тогда прошу вас. Только не повторяйте их, пожалуйста. К выступлению Евгения Ивановна была явно не готова. Она, по всей
видимости, думала, что её пространного заявления, которое зачитала профорг кафедры, будет достаточно. Остальное доскажут заранее подготовленные коллеги. Но получилось не совсем так, как было задумано. Евгения Ивановна прошла к столу, за которым сидели заведующий кафедрой и профорг, и начала тихим голосом говорить. Было видно, что она очень волнуется. У неё дрожали руки, и чтобы скрыть это, она
правой рукой крепко сжимала левую.
— Я постараюсь не повторять своих коллег. Просто расскажу, с чего начались мои неприятности. Однажды меня попросил декан заочного
факультета принять экзамен у студента четвёртого курса Платонова по дисциплине «Экономика по отраслям» вместо доцента Черниковой.
Дело в том, что он, как мне сказали в деканате, устроил Вере Петровне скандал по какому-то поводу и та отказалась с ним общаться, — после
этой фразы Сотникова налила себе из графина стакан воды и сделала несколько глотков.
— Не знаю, что между ними произошло и на какой почве, но чтобы их развести по разным углам, я, на свою голову, приняла этот злополучный экзамен. Однако выяснилось, что там не всё так просто: cначала пропали с кафедры контрольные работы студента Платонова, а потом доцент Черникова обвинила меня в том, что я эту пропажу подстроила.
Пришлось деканату заочного факультета, для выяснения обстоятельств дела, связываться с предприятием, где работает студент Платонов. К сожалению, у меня тоже произошёл с ним неприятный инцидент, о котором я подробно написала в своём заявлении.
До этого момента Вера Петровна Черникова молча сидела и не реагировала на выступающих. Но на последних словах Евгении Ивановны она громко усмехнулась.
— Вы что-то хотите сказать, Вера Петровна? — спросил профессор Конюхов.
— Да, если позволите, несколько слов.
Вера Петровна резко встала, повернулась к аудитории и спокойным тоном произнесла:
— Всё, что рассказала здесь Евгения Ивановна — абсолютная ложь.
У меня нет никакого желания это комментировать. А теперь я, с вашего позволения, пойду домой. Что-то неважно себя чувствую.
— Вернитесь, Вера Петровна, вас никто не отпускал, — кричал ей вслед заведующий кафедрой профессор Конюхов, но Черникова, не оглядываясь, шла к двери.
Продолжение следует.
