5.9
Марго всегда относилась к жизни с весёлым оптимизмом. Считала, что главное — уметь зарабатывать деньги, а тратить их может каждый дурак. С утра до вечера она была занята своим бизнесом: телефонные звонки, деловые встречи, чеки, накладные. О Платонове по своим надёжным каналам навела справки: холостой, из Москвы, живёт один, работает на авиационном предприятии инженером, любит играть в преферанс.
В одну из редких с ним встреч задала ему вопрос:
— Платоша, скажи, дорогой, что ты там делаешь на заводе с утра до вечера? Тебе что-нибудь дополнительно за это платят?
— Нет, мне просто это интересно.
— Интересно у попадьи под юбкой, а за каждую работу человек должен получать деньги. В противном случае складывается впечатление,
что он не успевает сделать то, что ему положено в рабочее время.
— Понимаешь, Марго. Есть формальная работа, а есть творческая, которая в часах не измеряется.
— А в чём измеряется?
— В удовлетворении от того, что ты сделал или придумал. Это чувство приходит от осознания своего интеллектуального могущества,
— Что-что? А попроще, для трудящихся, можно сказать?
— Нет, не могу. Как говорил мой покойный папа, всё можно объяснить, только нужно заплатить.
— И всё равно мне непонятно. Всех в конце рабочего дня ветром сдувает, а ты торчишь там бесплатно.
— Ну почему бесплатно? Мне потихоньку прибавляют зарплату.
— Да что ты говоришь! И много?
— Не очень. Но мне хватает.
— Знаешь, Платоша, мне такие, как ты, нестандартные мужчины, нравятся. Их не очень накладно содержать. Правда, не знаешь, что с
ними дальше делать? А так — всё хорошо.
— Как что делать? Любить. Сильно и страстно, как в старые времена барин любил дворовую девку.
— Так вот, я тебя спрашиваю, за что любить?
— Любят, Ритуля, не за что, а вопреки. Настоящая любовь анализу не поддаётся. Ты мне лучше скажи, почему у тебя в квартире нет ни одной твоей фотографии?
— А зачем? Любуйся оригиналом. Современная фотография легко вводит мужчину в заблуждение — фотограф что-то добавляет, что-то убирает. А тут всё на виду.
— Что на виду?
— Ну, например, грудь. На неё мужчина обращает внимание в первую очередь.
— Не совсем так. Некоторые мужчины начинают рассматривать женщину с головы, другие — с ног.
— В любом случае, их взгляд упирается в грудь. Ты даже не представляешь, как женщина чувствует мужской взгляд. Он у них прямой, как у свиньи.
— Не понял?
— Что не понял? Про свинью? Ну, это известная истина: собака смотрит на человека снизу вверх, кошка — сверху вниз, а свинья — прямо.
— Да ты что! Я над этим не задумывался.
— А ты задумайся. Тут много смысла.
— Хорошо. Подумаю.
— И ещё ты мне скажи, дорогой, почему женщины после любовного акта сразу, как правило, закрывают грудь, хотя буквально несколько
минут назад до этого старались её обнажить?
— Потому что мужчина — существо грубое и примитивное. В угаре страсти он не замечает, какая у женщины грудь. А несколько успокоившись, начинает проводить в голове «разбор полётов».
— И что?
— Я не понял глубину твоих мыслей, Марго, о роли женской груди в жизни мужчины?
— Потому что я её не закрываю.
— Опять загадка. Почему не закрываешь?
— Объясняю, для особо одарённых. Среди мужчин не очень часто встречаются Аполлоны, на которых приятно смотреть как до любовного акта, так и после. Как правило, его слабая копия. И для того чтобы мужчина ничего, между прочим, не возомнил о себе, я никогда не прикрываю свою красивую грудь.
— Ну ты, мать, и запуржила.
— Может, и запуржила, но всё по теме. Женщина должна гордо нести свою грудь и с достоинством её подавать мужчине. Как дорогое и
изысканное блюдо.
— Браво, Марго! Я от тебя в восторге!
— Успокойся, Платоша. Давай без эмоций. Просто нужно ещё в школе научить детей с уважением относиться к женщине, а не рассказывать, как пользоваться презервативом.
— Где-то я читал, Марго, что умный человек редко бывает счастливым, в особенности, женщина.
— Бай, Платоша. Иди сегодня домой, а то ты ещё до какой-нибудь глупости договоришься.
5.10
За одиннадцать лет работы на заводе в Подольске Сергей Павлович вырос до начальника исследовательского цеха, получил двухкомнатную квартиру и был доволен своей работой. Как правило, он на субботу приезжал к маме в Москву и во второй половине воскресенья возвращался домой. Но сегодня Сергей Павлович подозрительно никуда не торопился, а после обеда вообще демонстративно лёг на диван с книгой. Дело в том, что он хотел поговорить с мамой по вопросу, обсуждение которого, по его предположению, могло затянуться.
— Что-то ты, Серёжа, мне сегодня не очень нравишься. Какой-то неразговорчивый, напряжённый… Что-то у тебя произошло. Не жениться ли, дай бог, собрался?
— От тебя ничего не скроешь, мама. Не глаз, а рентгеновский аппарат!
— А что, у тебя есть что-то от матери скрывать? Я тебя, в принципе,
наизусть знаю. Ты — копия своего покойного отца. По тому, как он открывал входную дверь и снимал в прихожей обувь, я уже знала, в каком
настроении папа пришёл домой.
— Ладно, мама, Ванга ты наша. Мне, в самом деле, нужно с тобой посоветоваться по одному серьёзному вопросу.
— Неужели ты, всё-таки, надумал жениться?
— Мама, оставь меня в покое. Мне только тридцать четыре года.
— Только тридцать четыре? Правда? А Михаил Юрьевич Лермонтов уже к этому времени давно умер. Так в чём вопрос?
— Если ты, профессорша, отложишь свои деловые бумаги, которые читаешь, одновременно разговаривая со мной, то я тебе спокойным тоном всё подробно расскажу.
— Хорошо, отложила. Излагай.
— Ну ты хоть дома не будь заведующей кафедрой.
— Излагай, говорю. Не томи девушку.
— Дело в том, что мне в понедельник нужно дать начальству ответ на один серьёзный вопрос.
— Какой вопрос? По какому поводу? Что ты топчешься на одном месте, как описавшийся второклассник.
— Мне предложили должность заместителя генерального директора авиационного объединения, но с переездом в город Тверь.
— Чего? Ты что — дурак, Серёжа? Ты в своём уме? — начала кричать в полный голос Екатерина Васильевна. — Нормальные люди в твоём возрасте стараются перебраться поближе к Москве, а ты — наоборот. Отползаешь от неё всё дальше и дальше! Я уже не беру во внимание, что у тебя мать — старуха, живёт одна. Что случись — некому горшок подать!
— Мама, ну что ты говоришь! Какая ты старуха! Ты как хорошо смазанное самоходное орудие — едешь и стреляешь на ходу! Тебе только пятьдесят лет, а доктора педагогических наук, как правило, работают бессрочно и на пенсию вообще не уходят.
— Ещё как уходят! Мне, для твоего сведения, уже пятьдесят три, так что не подлизывайся.
— Ну ладно, пятьдесят три. Всё равно не сердись.
— Я не сержусь. Я — в бешенстве. Для решения твоей матримониальной проблемы разве можно Москву сравнить с какой-то Тверью. Мне это слово даже на слух не ложится. Тверь, понимаешь!
— Почему, мама, ты так говоришь? Это большой промышленный и культурный центр. Там даже великий русский писатель Салтыков-Щедрин состоял на государственной службе.
— Серёжа, не морочь мне голову с твоим Салтыковым-Щедриным.
Зная твой характер, я уверена, что ты уже дал согласие своему начальству на перевод. А теперь матери хочешь задним числом продать по дешёвке несвежую осетрину.
— Свежую, мамуля, свежую.
— Ладно, лучше идём за стол. Выпьем по рюмочке за твоё дурацкое повышение.
— Ну, ты даёшь, мать! Я всегда восхищался и гордился тобой! Ты единственная такая на всём белом свете!
— Спасибо, сын. Ты мне лучше скажи, сколько часов на машине от Твери до Москвы?
— Не о чем говорить! Меньше трёх часов! Да всё будет в порядке, мама. Не расстраивайся, а главное, не волнуйся.
5.11
Платонов, большой любитель классической музыки, имел прекрасную коллекцию долгоиграющих пластинок. Поэтому карточную игру в его доме всегда сопровождала тихая музыка. Пластинки, стоящие почти сто рублей, он покупал у людей, приезжавших из-за границы. В последнее время пользовались большим спросом джазовые переложения
Баха, Вивальди, Бетховена, Шопена и других классиков. Мягкое, очень трогательное исполнение классных пианистов, можно было слушать без конца.
После первой пульки, все гости проходили на кухню, где дежурный накрывал фуршет с хорошим коньяком и дорогим вином. Пили без тостов, каждый наливал себе сам, что и сколько хотел. Так как во время игры разговоров на посторонние темы за столом не велись, то в перерыве гости шумно беседовали друг с другом. Как правило, тон задавал сам Сергей Павлович, но сегодня он был какой-то необычно серьёзный и задумчивый.
В середине вечера Сергей Павлович попросил всех налить:
— Дорогие друзья, хочу вам сообщить одну новость. Не знаю, как вы к ней отнесётесь, но, думаю, с пониманием.
— Начало интригующее, — накалывая кусок осетрины, отреагировал Моня.
— Моня, не мешай. Наш мыслитель хочет сказать что-то умное и серьёзное, — одёрнул его Тарас.
Платонов сделал паузу.
— Всё сказали, друзья мои?
— В каком смысле — всё? Мы ещё не начинали демонстрировать своё понимание, потому что ты ещё ничего не сказал, — продолжал мешать Моня.
— Моня, да угомонись ты, наконец. Дай сказать Платону, — снова его резко одёрнул Тарас.
— Ладно, уговорили. Слушаем тебя, Платон, внимательно.
— Очень хорошо. Ну так вот. Сообщаю, что со следующей недели я начинаю работать в должности заместителя генерального директора авиационного объединения в Твери. Приказ о моём переводе уже подписан.
— Подожди, а как с квартирой, где мы сейчас сидим? Её что — отберут?
— Эту квартиру я должен сдать, а в Твери, по всей видимости, получить другую.
— Какую? — снова влез со своим вопросом Моня.
— Думаю, что такую же. А может, лучше. Не знаю, но изменения в моём месте работы не должны никак повлиять на нашу дружбу. Предлагаю за это выпить. Сергей поднял свою рюмку, но его рука не встретила над столом никаких других. Никто из присутствующих почему-то не захотел с ним по
этому поводу чокнуться.
— Что такое, друзья? Что за бунт на корабле? Почему не видно радостных лиц и подбрасываемых чепчиков? Ведь меня переводят в Тверь, а не в Тобольск! Какие-то три часа езды на машине — и вы у меня в гостях. Пьём коньячок, пишем пулю. Всё как прежде.
— Тарас, ну скажи что-нибудь по этому поводу, — толкнула мужа Нина. — Ты же у нас самый умный.
— Понимаешь, Платон. Дело не в пуле и не в коньячке. Всё так, да не так. Дело в наших отношениях. Ведь что такое друг? Кто может носить это высокое звание? И вообще, чем друг отличается от всех остальных людей? Только одним — ты с ним, как две шестерёнки, находишься в постоянном плотном зацеплении. По любому вопросу, в любой ситуации. Причём, не обязательно друзьям быть согласными друг с другом во всём. Можно и поругаться. Но из состояния зацепления они не могут выйти.
— Да не собираюсь я заканчивать с нашей дружбой! Всё останется,
как прежде, только видеться будем реже, — попытался возразить Платон.
— Подожди, Платон. Я ещё не договорил, — остановил его Тарас.
— Извини, пожалуйста.
— Ну так вот. Сегодня Моня достал где-то гуся. Может, украл, как Паниковский, а может, благодарные пациенты подарили. Не знаю. Но принёс его Нинке и сказал, чтобы зажарила. Мол, вместе с тобой собирается прийти на следующей неделе к нам в гости. Наглец, каких свет не видал. Другого я бы с лестницы сразу спустил, а на него у меня обиды нет. Потому что друг. Придётся зажарить.
— Ну, ты даёшь, Тарас! Всё хорошо говорил, а в конце взял и приплёл меня с гусем, — пробубнил Моня.= Но Тарас, не обращая внимания на реплику Мони, продолжил:
— Я понимаю, Платон, что ты пошёл на повышение и уезжаешь от нас. И это не уменьшает наше чувство потери. Такого, как ты, в нашем окружении нет и, наверное, уже не будет. Единственно, что я тебе хочу от души пожелать, Платон, — женись. Это другое качество жизни, другие возможности, другое мироощущение. Не бери пример с Мони. Через его необъятную кровать уже полгорода прошло. Он считает, что все женщины делятся на две категории: те, которые у него были в гостях, и те, которые ещё будут.
— Это верно, — серьёзным тоном подтвердил Моня.
— Ты лучше на меня посмотри, — не обращая на его реплику внимания, продолжал Тарас. — Честно скажу, я, как всякий мужчина, проживший много лет вдвоём с мамой, очень боялся жениться. Надумывал себе всякие жуткие проблемы. А сейчас доволен, как слон. Всё Нина умеет, обо всём заранее заботится. Более того, у меня появились новые жизненные горизонты: поездки на море, походы в горы, посещение фестивалей, театра, кино. Она меня всё время куда-то вытаскивает…
— И ещё сама отвозит, — опять влез Моня.
— Подожди, Моня. Что ты постоянно комментируешь мои слова? В общем, не о чем говорить. Я хочу пожелать тебе больших успехов, Платон, в личной и производственной жизни.
— Спасибо, дорогие друзья. Но мне не нравится ваше настроение. Оно какое-то упадническое. Мрачное и бесперспективное.
— Ничего подобного! — подключилась к разговору Нина.
— Мы очень рады за тебя. Но я хочу добавить ещё несколько слов к тому, что сказал Витя. Береги свою маму, Платон. Она несколько по-другому, в
отличие от нас, относится к твоим успехам. У мамы восхождение сына по служебной лестнице ассоциируется всегда с тем, что на неё будет всё меньше и меньше оставаться времени. Никогда об этом не забывай!
— Спасибо, Ниночка, что ты маму вспомнила. Это очень ценное пожелание.
— А давайте, всё-таки, нормально выпьем за Платона, — оживился Моня.
— Будь здоров, дорогой, а остальное всё купим.
— О, совсем забыл вам сказать, — вдруг перебил Моню Платон. — На новом месте работы мне по должности полагается служебная машина. Так что приехать к вам, друзья, для меня — не такая уж большая проблема. Тем более, что предприятие в Подольске является подконтрольным объединению, куда меня переводят. Думаю, что я частенько буду у вас в гостях. Ура!.. Все дружно чокнулись и пошли в комнату расписывать вторую
пульку. Искренние слова друзей запали в душу Сергею, но сказанное Тарасом о жене зацепило больше всего. Всё-таки, ему уже тридцать четыре года, а перспективы никакой.
5.12
На вторник был назначен переезд Сергея Павловича Платонова из Подольска в Тверь. Об этом ему сообщил в понедельник диспетчер из административно-хозяйственного управления объединения.
— Сергей Павлович, вам какая машина нужна, чтобы перевести вещи? Грузовой фургон вас устроит?
— А в него встанут пианино и два кресла с журнальным столиком?
— Вполне. А что ещё у вас есть?
— Из мебели — ничего. Есть ещё шесть картонных коробок с посудой и постельными принадлежностями. Книги и пластинки я упаковал отдельно, но они не занимают много места.
— Не волнуйтесь, Сергей Павлович, всё в машине поместится. Вам рабочие нужны?
— Желательно прислать пару человек.
— Я понял. Всего хорошего.
Диспетчер положил трубку, а Платонов подумал: «Зачем я заказал рабочих? Тарас и Моня каждый день звонят, предлагая свои услуги. Я им отказываю, потому что от них будет много шума и мало пользы. А вот Нину, пожалуй, можно позвать — она поможет запаковать немецкий музыкальный центр, в который входит приёмник, проигрыватель и кассетный магнитофон. Его нужно уложить с особой тщательностью, чтобы не растрясти в дороге». Маме Сергей решил о дате своего переезда в Тверь не сообщать. В прошлый раз, когда ему дали однокомнатную квартиру, Екатерина Васильевна Платонова позвонила сыну на работу и без обсуждения предупредила:
— Серёжа, я приеду к тебе в конце недели, чтобы помочь всё как следует расставить.
— Мама, у меня ничего нет, чтобы расставлять. Я ведь в общежитии жил. Только два чемодана и маленький телевизор.
— Тем более. Тебе всё нужно купить, а ты это сам без меня сделать не сможешь.
— Да мне, в принципе, ничего не надо.
— Как это не надо? Ещё как надо! Хоть элементарно что-то в квартиру приобрести. Правда, мы с твоим отцом тоже так начинали. Только
комнату нам дали в полуподвале, а не на третьем этаже элитного дома, как тебе.
— И что? Не понял, какое имеет значение этаж?
— Дело в том, что обустройство нашей комнаты я начала с занавесок на окнах, чтобы папа не засматривался на ножки проходивших мимо
женщин.
— У меня этой опасности нет на третьем этаже. Но мама его не слушала и продолжала говорить:
— А ещё мы с папой получили на каком-то складе кровать и два стула с инвентарными номерами под расписку, что после эксплуатации вернём их в целости и сохранности.
— Мама, меня целыми днями не бывает дома. Зачем мне в квартире все эти дрова?
— Поэтому нужно в хлеву жить. А вообще, мне ты не нужен. Я приеду и сама во всём разберусь. Екатерина Васильевна Платонова, чтобы помочь сыну обустроиться в новой квартире, взяла на работе неделю отпуска и со свойственной ей энергией принялась за дело. Она не стала бегать по магазинам в надежде что-то приобрести, а сразу пошла к начальнику управления торговли города Подольска. На двери нужного ей кабинета была указана фамилия его владельца: «Чемоданов Василий Иванович». В приёмной Екатерина Васильевна предъявила секретарю начальника пропуск
красного цвета доктора филологических наук в читальный зал №1 библиотеки имени Ленина. Красная книжечка всегда действовала безотказно, и поэтому секретарь её сразу пропустила к своему начальнику.
— Здравствуйте, Василий Иванович, — с широкой улыбкой вошла она в кабинет начальника управления.
— Заведующая кафедрой иностранных языков Московского института стали и сплавов. Профессор Платонова Екатерина Васильевна. Вот моя визитная карточка.
— Очень рад, очень рад приветствовать высоких гостей из Москвы,— засуетился Чемоданов.
— Присаживайтесь, пожалуйста. По какому
поводу к нам приехали, Екатерина Васильевна?
— Не буду хитрить. У меня в вашем городе живёт и работает единственный сын. На днях он получил однокомнатную квартиру как высококлассный специалист авиационного предприятия и переезжает туда из общежития. Как вы понимаете, у него из мебели ничего нет. Приехала помочь обустроиться ребёнку на новом месте.
— Святое дело! Сколько лет ребёнку?
— Двадцать восемь. Холостой.
— В самом деле, ребёнок… И что вас, Екатерина Васильевна, интересует?
— Всё.
— И оба от души рассмеялись. Завязался разговор о жизни в столице и на периферии. Оказалось, что у Василия Ивановича в Москве живёт дочь с мужем и внучкой. С девочкой большая проблема: не хочет учиться в специализированной физико-математической школе. Говорит, что ей тяжело, а родители настаивают.
— Знаете, что, Василий Иванович, подскажите вашей дочери, чтобы она со мной связалась. Вот мой телефон. Мы с ней поговорим насчёт вашей внучки. Думаю, что всё будет хорошо.
— Заранее большое спасибо, Екатерина Васильевна. Заранее благодарен. Теперь в отношении вашего сына. Я вам сейчас напишу записку к начальнику городского отдела продаж. Вы к нему обратитесь от моего имени, и он всё сделает. Мой секретарь предупредит его о вашем визите. Желаю успехов.
Екатерина Васильевна не только купила для сына всё необходимое в доме, но и организовала через Василия Ивановича Чемоданова перевозку из Москвы в Подольск семейного пианино и двух кресел с журнальным столиком, в которых Сережа с покойным отцом любили вечером посидеть и поговорить о жизни.
5.13
Должность заместителя генерального директора авиационного объединения в Твери, которую занял Сергей Павлович Платонов, по всем параметрам отличалась от той, на которой он работал в Подольске. Сейчас ему полагался отдельный кабинет с секретарём в приёмной и
телефон многоканальной связи.
Накануне Платонову позвонила незнакомая женщина и ровным голосом сказала:
— Здравствуйте, Сергей Павлович!
— Здравствуйте!
— Я — ваш секретарь, Галина Владимировна Ларионова.
— Очень приятно.
— Сергей Павлович, в соответствии с приказом генерального директора Объединения, вы должны приступить к работе в среду, 28 августа. Ваш кабинет номер 206 в главном корпусе. Я вас там буду встречать в восемь часов утра. У вас есть ко мне вопросы?
— Нет. Всё ясно.
— Тогда до встречи.
Галина Владимировна, немолодая женщина в строгом костюме, встала при появлении Платонова и приветливо сказала:
— Здравствуйте, Сергей Павлович. С приездом.
— Здравствуйте, Галина Владимировна. Очень приятно.
— Проходите, пожалуйста. Это — ваш кабинет, — и она указала на открытую из приёмной дверь.
— Спасибо.
— Располагайтесь, обживайтесь. Готова ответить на любой ваш вопрос. Связь со мной через нижнюю левую кнопку комбайна связи. Ваша комната отдыха — дверь слева от стола. Там вы найдёте всё необходимое. В одиннадцать часов дня вас ждёт у себя генеральный директор.
Немногословная, аккуратная, а главное, знающая, Галина Владимировна создавала вокруг себя спокойную, деловую обстановку. Она
приходила на работу в половину восьмого утра, за полчаса до прихода Сергея Павловича, и уходила ровно в половине пятого. Когда заканчивал работать Платонов, она не знала, но не было случая, чтобы он вечером не прочитал всю почту, которую она ему подготовила. Дверь
в кабинет к Сергею Павловичу всегда была открытой, но посетителей
за день было, как правило, немного. Всем было известно, что праздные
разговоры Платонов не поддерживал. Только по делу. И никакого чая или кофе. Галина Владимировна, даже при открытой двери в кабинет Платонова, всегда спрашивала разрешение войти. Но сегодня она изменила своей привычке и вошла без стука:
— Извините, Сергей Павлович, что отвлекаю. Можно мне уйти с работы после обеда — нужно отвезти мужа в больницу.
— Конечно, идите. И возьмите мою машину. Водителя я предупрежу.
— Спасибо. Если кто позвонит, я перевела свой телефон на ваш номер.
Галина Владимировна отсутствовала на работе две недели, оформив отпуск без содержания для ухода за мужем. Чем он болел, никто незнал. Сергей Павлович тоже не задавал этот вопрос — мама с детства его учила, что о состоянии здоровья спрашивают только у самых близких людей. Обязанности Галины Владимировны исполняла молодая девушка Лена. Помощник Платонова объяснил новому секретарю, что в её обязанности входит: принять звонок, записать вопрос и координаты обращающегося и передать ему информацию. Сергея Павловича не беспокоить и ни с кем его не связывать. Лена хорошо справлялась со своими обязанностями, но однажды отсутствие Галины Владимировны Платонов ощутил очень остро. Для совещания у главного технолога объединения Сергей Павлович должен был подготовить соответствующую справку. Все папки с нужными для справки данными находились в бронированном шкафу. При этом каждая папка имела свой шифр. Без
Галины Владимировны найти требуемую папку было невозможно. По телефону Сергей Павлович связался со своим водителем:
— Василий Петрович, вы помните, в какую больницу отвозили Галину Владимировну с мужем?
— Да, помню.
— Поезжайте и немедленно привезите её ко мне. Я сейчас напишу ей записку. Передадите в запечатанном конверте. Только нигде, я вас
прошу, не задерживайтесь. Забрали и сразу обратно.
Примерно через час Василий Петрович вернулся из больницы, но один.
— Сергей Павлович, Галина Владимировна сидит у постели мужа после операции и не может его оставить. Она написала, прямо на вашей записке, ответ.
И протянул Платонову запечатанный конверт. В нём лежал маленький листок бумаги, на котором было написано: «Извините, но приехать не могу. Нужная вам папка стоит в сейфе под шифром А-1282. Код сейфа Вы знаете. С уважением, Г. В.»
5.14
Сергей Павлович находился на работе с утра и до вечера. Это было у него от родителей. Их деятельность отложила соответствующий отпечаток на выбор профессии сына. Он наотрез отказался идти по окончании института в аспирантуру и заниматься наукой. Сейчас, в Твери,
как заместитель генерального директора объединения, Платонов отвечал за выполнение всех экспериментальных проектов объединения.
При этом он ввёл новую форму проведения производственных совещаний на местах непосредственного выполнения работ, внимательно
слушая высказывания не только инженерно-технических работников, но и простых рабочих.
Сегодня Платонова пригласил к себе генеральный директор объединения Владимир Алексеевич Соколов. Человек он был немногословный, конкретный и решительный. Так же, как и Платонов, Соколов
окончил Московский авиационный институт, но на одиннадцать лет раньше.
При входе в кабинет Генерального директора секретарь Зина предупреждала всех посетителей, сколько времени у них есть на разговор с
Соколовым:
— Сергей Павлович, у вас тридцать минут.
— Я понял, Зина. Спасибо.
— Здравствуйте, Владимир Алексеевич.
— Здравствуйте, Сергей Павлович. Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь. Я вас пригласил к себе вот по какому поводу. Для согласования сроков и перечня поставок комплектующих по проекту А-1282 наше Министерство решило направить в Швецию группу специалистов.
— Я уже подготовил техническое задание и согласовал его со всеми участниками проекта.
— Это хорошо, но я не об этом.
— А о чём?
— В состав этой группы главный конструктор рекомендует включить и вас.
— Не возражаю. Мне очень интересно посмотреть всё на месте.
— Мы тоже поддерживаем вашу кандидатуру, но по информации управления кадров объединения вы, оказывается, холостой. У меня, извините, Сергей Павлович, деликатный вопрос: за время работы в объединении ваше семейное положение не изменилось?
— Нет. А это важно для объединения?
— Для нас — нет, а вот для соответствующих органов это имеет серьёзное значение.
— Учту это обстоятельство в дальнейшем, Владимир Алексеевич, —
со смехом ответил Платонов. — Тем более, что меня уже обложили со всех сторон.
— Кто обложил? Женщины?
— Нет. Мои друзья. Да и мама заодно с ними. Жизни мне не дают.
— Ну вот. А теперь и мы подключились. Так что вам, Сергей Павлович, деваться некуда.
И они стали так громко смеяться, что секретарь прикрыла дверь в кабинет генерального директора из приёмной.
5.15
Из Швеции Платонов прилетел в Москву в четверг утром и из аэропорта «Шереметьево» позвонил своему секретарю:
— Галина Владимировна, добрый день. Я прилетел.
— С прилётом вас, Сергей Павлович. У вас всё в порядке?
— Всё нормально. Галина Владимировна, позвоните, пожалуйста, в управление кадров объединения и предупредите, что я на работу выйду в понедельник. Один день хочу взять в счёт отпуска — с мамой пообщаться. Чтобы туда-сюда не ездить.
— Я всё сделаю, Сергей Павлович. Не волнуйтесь. Отдохните после командировки.
— Спасибо. Всего хорошего.
Затем Платонов набрал номер домашнего телефона мамы.
— Мама, это я. Как дела, всё в порядке?
— Привет, сыночек. Ты уже прилетел?
— Да. Я в Шереметьево. Сейчас возьму такси и приеду.
— Очень хорошо. Позавтракаешь без меня. У меня с утра методический совет института. Вернусь домой часа в четыре. Открыв своим ключом входную дверь родительской квартиры, Платонов занёс в комнату чемодан и сумку с подарками. Быстро разделся, надел халат и пошёл в ванную. Сегодня была и холодная, и горячая вода, что в последнее время стало большой удачей. Холодильник полный. Мама подготовилась к приезду сына. Но он всё равно позавтракал по-холостяцки: яичница с колбасой и кофе с тостом. Пока завтракал, два раза позвонили по телефону. Первым звонком девушка, не представляясь, предложила купить блок «Виагры» на весь год.
— Молодой человек, покупайте, не раздумывая! У нас сейчас сезонная распродажа.
— В каком смысле — сезонная?
— В смысле, что зима на носу. Покупайте, не сомневайтесь! Скидка на блок — 20%! Доставка — немедленно!
— А как у вас с качеством? — со смехом спросил Сергей Павлович.
— Качество препарата фирма гарантирует.
— Можно проверить? — продолжал прикалываться Сергей Павлович.
— Дурак, — и повесила трубку.
Вторым звонком из домоуправления предупредили, что с понедельника будет отключена горячая вода. Послонявшись по родительской квартире и побренчав на пианино, Платонов решил заняться делом и написать отчёт по командировке. Но из этого ничего не вышло — его организм категорически отказывался сосредоточиться на серьёзных документах.
Из Москвы Платонов хотел заехать на один день к своим друзьям в Подольск. Первому он решил сообщить об этом по телефону Тарасову.
Его секретарь с вычурным именем Мариэлла, как всегда, была на своём рабочем месте.
— Приёмная газеты «Подольская правда», Мариэлла Суворова, слушает.
— Здравствуйте, Мариэлла. Соедините, пожалуйста, меня с Виктором Валентиновичем.
— Его нет на месте. А кто спрашивает?
— Платонов Сергей Павлович.
— Ой, простите, Сергей Павлович. Я вас не узнала. Богатым будете. Что ему передать?
— Передайте, пожалуйста, что я в пятницу московским электропоездом в 16.40 приеду в Подольск. Никуда ваш шеф не собирается отъезжать?
— Никуда. Во всяком случае, мне не известно.
— Ну, хорошо. До встречи!
— Всего хорошего, Сергей Павлович.
После разговора с секретарём Тарасова, Сергей почувствовал какоето удовлетворение. Спокойная манера разговора, доброжелательность, откровенная демонстрация своих эмоций отличает секретарский состав провинциальных учреждений от столичных. В основе их деятельности лежит желание поговорить с обратившимся к ним человеком, сообщить нужную информацию, а не отбить охоту в следующий раз обращаться. Манера поведения секретаря, как правило, повторяет манеру общения с людьми начальника. Холод, идущий от секретарей, резкость их ответов пресекают желание обращаться к их начальникам, лишают человека надежды на то, что данная инстанция ему в чём-то поможет и заранее настраивает на отрицательный результат.
5.16
Поздно вечером Платонову перезвонил Тарасов.
— Здоров, мыслитель. С приездом.
— Привет, Тарас.
— Мне Мариэлла сказала, что ты звонил. Встретить тебя не смогу. У меня в пятницу заседание бюро горкома. Тебя встретит Моня. Я закажу бронь на твоё имя в гостинице «Подольск».
— Не надо меня встречать и бронь мне не нужна. Обижаешь… Ты что там чавкаешь?
— Не чавкаю, а кушаю. Первый раз за целый день. Какая-то сплошная суета, а не жизнь.
— Жизнь начнётся, Тарас, когда тебя уволят с твоей никому не нужной должности. И газету твою закроют.
— Ну что ты каркаешь, Платон! Всё! Связывайся с Моней. Да, и прихвати в столице бутылочку приличного коньяка, а то у нас совсем ничего не осталось.
— Давай, до встречи!
Приличного коньяка и в Москве нельзя просто так купить. Придётся, как обычно, литерным путём через начальство. «И когда у нас будет всё, как в Швеции: зашёл — купил, и никаких проблем». Платонов вспомнил, как два года назад приехал к маме в элитный санаторий в Подмосковье. Санаторий находился в лесу и охранялся, как секретный объект. Посещение отдыхающих разрешалось только по личному разрешению директора санатория. Так как Сергей хотел сделать маме сюрприз, то заявился к ней без предупреждения. Когда мама открыла дверь, то сначала не могла понять, как сын оказался в её комнате.
— Серёжа, как ты прошёл без согласования со мной? Ведь у нас режимный санаторий!
— А зачем мне что-то согласовывать со своей мамой? Она всегда будет рада видеть своего сына.
— Такой порядок. Дежурный всегда звонит с проходной и спрашивает, готова ли я принять гостей?
— И что ты, как правило, отвечаешь?
— По-разному. В зависимости от того, кто обращается и с какой целью желает меня посетить.
— Понятно. А теперь, моя дорогая мама, я тебе открою один секрет. Твой сын, над которым ты продолжаешь подтрунивать до сегодняшнего дня, как над маленьким мальчиком, является заместителем генерального директора серьёзного оборонного предприятия.
— Ну и что. Знаю я сей прискорбный факт в твоей биографии. Какое он имеет отношение к моему санаторию?
— Самое прямое. В соответствии с занимаемой должностью, я имею право доступа в любое учреждение моего ведомства без оформления какого-либо пропуска.
— Да ты что… Вот бы отец порадовался, если был бы жив, что его сын имеет привилегию доступа для досмотра любого помещения.
— Мама, кончай иронизировать. Просто санаторий, в котором ты отдыхаешь, находится под нашей юрисдикцией.
— А в другой санаторий ты тоже можешь проходить без пропуска?
— А в другой санаторий вообще в наше время не требуется оформление пропуска. Заходи — не хочу.
— Ладно, сын, не обижайся. Лучше идём со мной обедать. У нас замечательно кормят. Гарантирую — не пожалеешь.
— Идём. Я как раз очень проголодался.
— Слушай, Серёжа. А приобрести билет на самолёт или, там, на поезд ты тоже можешь без очереди?
— Да. По предъявлению удостоверения мне предоставляется место в любом виде транспорта вне очереди.
— Горжусь тобой, сын.
5.17
В те времена, когда Платонов еженедельно ездил в Москву на электричке, он всегда садился в пятый вагон. Там было немного тише, чем в других вагонах, и меньше пассажиров. Время в пути было непродолжительным, около часа, и Сергей, как правило, читал книгу о самураях.
Эту книгу он брал с собой в любые поездки, но до конца так ни разу не дочитал. Всё время что-то отвлекало. Вот и сегодня он не мог сосредоточиться на тексте, так как вагон электрички почти полностью был заполнен свадьбой. По всей видимости, это были студенты и ехали они
в обратном направлении от Москвы, собираясь отметить знаменательное событие на природе в Подмосковье. Не пьяные, без гармошки и песен, они, всё равно, сильно шумели, но люди в вагоне на них смотрели с пониманием и интересом…
Моня, приехав встречать Сергея, машину «Скорой помощи» поставил прямо на платформе, недалеко от выхода из пятого вагона, но
кроме молодожёнов, окружённых толпой разгорячённых участников студенческой свадьбы, никто из вагона не вышел. Платонов решил пропустить всю толпу и появился в дверях вагона чуть ли не последний.
На платформе стояла машина «Скорой помощи», в которой находился только водитель. В тот момент, когда Платонов спускался по ступенькам вагона, к машине подошла женщина в красной фуражке.
— Кто-то заболел? — участливо спросила дежурная по станции у водителя машины.
— Наверное, если мы приехали.
— Мне никакой телефонограммы не поступало. Я тоже никакого вызова не отправляла.
— Не знаю. Спросите у врача.
— А где врач?
— Он пошёл встречать больного.
Дежурная никуда не уходила, желая дождаться врача, который куда-то загадочно пропал. Платонов тоже стоял у машины «Скорой помощи», но с другой стороны. Наконец, появился запыхавшийся Моня в развивающемся белом халате. За ним семенила немолодая медсестра.
— Вы врач? — сразу накинулась дежурная на Моню.
— Да.
— А кого встречаете?
— Больного мужчину. Ему в поезде стало плохо и он вызвал карету.
— Какую карету?
— Карету «Скорой помощи». Другой не нашлось.
— И где же ваш мужчина?
— Не знаю. Мы с ним, наверное, разминулись.
— Вы что, шутки со мной собрались шутить?
— Да уж, какие шутки. Просто он, видимо, пришёл в себя и ушёл домой своим ходом вместе со свадьбой.
— Ну, вот что, уважаемый. Немедленно освобождайте перрон, пока я милицию не вызвала.
— Что вы говорите? А я могу вас взять вместо него, если будете продолжать орать на весь вокзал.
— Убирайтесь отсюда, я вам сказала.
— Всё. Успокойтесь, товарищ начальник, всё. Мы уже уезжаем. Когда дежурная по вокзалу, наконец, отошла от машины, появившийся Платонов напал на Моню:
— Ты что, эскулап, обалдел совсем? Тебя же милиция могла, в самом деле, захомутать!
— Каким образом? Машину «Скорой помощи» никто не имеет права задерживать, даже милиция. А вот тебя, Платон, за ложный вызов могут, в самом деле, оштрафовать. Так что с тебя бутылка коньяка.
Конец фразы потонул в дружном хохоте.
— А помните, Эммануил Моисеевич, как вас забрали в милицию, когда мы приехали на настоящий вызов? — вступил в разговор водитель машины Георгий Николаевич.
— Конечно, помню, но не всё, — ответил Моня.
— Всё вы не можете помнить, потому что сразу полезли в драку и получили по голове. А дело было так. Мы ехали с вызова на улице Ленина и увидели, как два отморозка бьют пожилого человека. Он лежал лицом к земле, а бандиты старались перевернуть его на спину. Когда вы подбежали и стали оттаскивать одного из бандитов, тот сразу вас выключил. Тогда я с монтировкой выскочил из кабины, но и меня они уложили.
— Неправда. Я через некоторое время очухался и напал на них снова, — огрызнулся Моня.
— Вот-вот. Как раз в этот момент приехала милиция и всех участников драки забрали в отделение. Там нас, каждого в отдельности, допросили, составили протокол и отпустили. Из пяти участников этого происшествия самым пострадавшим оказались вы, Эммануил Моисеевич. Четыре шва вам наложили на голову.
— К чему это вы рассказали, Георгий Николаевич? — спросил Моня.
— А к тому, что вы всегда ищете какие-то приключения. А главное, их успешно находите.
— Ну, а следствие было? Чем всё это закончилось? — перебил их перепалку Платонов.
— Следствие было, — продолжил свой рассказ водитель. — Нас почти целый год вызывали в прокуратуру по разному поводу. Оказалось,что эти подонки хотели, посреди бела дня, отобрать у ветерана войны звезду Героя Советского Союза.
— И чем всё это закончилось? — спросил Сергей.
— Состоялся суд, на котором этим бандитам, за групповой разбой, дали по восемь колонии строгого режима.
В этот момент Георгия Николаевича целиком захватила ситуация на дороге: между соседними машинами возникла небольшая щель и он быстро въехал в неё, несмотря на гудки со всех сторон. А перед перекрёстком начался вообще сплошной хаос — машины стояли в несколько рядов впритык друг за другом, развёрнутые немыслимым образом в разные стороны, вплоть до встречного. Продолжать движение было совершенно невозможно, и Георгий Николаевич выключил мотор.
5.18
Платонов смотрел из окна машины «Скорой помощи» на улицу подмосковного Подольска и сравнивал эту сюрреалистическую картину с
ситуацией на дорогах Швеции, по которым ездил несколько дней назад. Сравнивать было нечего, так как по всем параметрам шведские дороги
— это был двадцать первый век, а подмосковные — девятнадцатый. И такая тоска накатила на Платонова, что хоть караул кричи.
«Дорога — подумал он про себя, — это лакмусовая бумажка, по которой можно определить уровень развития общества и отношения государства к своим гражданам…
-Что ты этим хочешь сказать?
— А то, что люди, живущие в этом государстве и делающие вид, что их не интересует качество дорожного покрытия, внешний вид заправочных станций, цены на бензин и прочие мелочи, позволяют государственным чиновникам продолжать стоять у власти и издеваться над ними…
— А что они могут сделать?
— Многое. Известный великий русский классик сказал, что в России есть две беды — дураки и дороги. Он неправ. Беда только одна — дороги. На них человек теряет драгоценное время, которое ему даровал Всевышний для жизни на земле, повторяя каждый день одну и ту же неприятную процедуру — езду на работу и обратно…
-И что ты предлагаешь?
-Предлагаю отменить вообще эти поездки, так как сполна перенервничав в пути, человек, приехав на работу, отдаёт нелепые распоряже-ния, если начальник, или бестолково их выполняет, если подчинённый. Но это ещё не всё. По этим дорогам человек возвращается с работы
домой и привозит с собой весь негатив, который накопил за рабочий день…
— И что дальше?
— А дальше у него возникает желание освободиться от этой отрицательной энергии, что приводит к скандалам, выяснению отношений и разрушительным войнам в семье.
— Понятно…
Что тебе понятно?..
— А то, что разбитый, злой, не отдохнувший за ночь человек на следующий день снова повторяет весь ужасный цикл предыдущего дня. И так из года в год. Правильно…
— Может быть, есть другие причины, кроме дорог, возникновения подобной ситуации? Например, ментальность людей, пробелы в воспитании, — наконец, отсутствие культуры…
— Может быть, но только не из-за того, что все люди — дураки. Дураков на дороге нет. Все — грамотные и умные. Тебе столько советов надают, что не увезёшь…»
А из открытых окон машин, сгрудившихся на нерегулируемом перекрёстке, неслись крики и проклятия вперемежку с женским визгом и матом. Создавалось впечатление, что в этом провинциальном городке на этом перекрёсте скопилось всё вселенское зло, разъедающее изнутри всех участников дорожной драмы.
«И всё-таки, почему в России грязное, оскорбительное поведение людей наиболее концентрированным образом как раз проявляется на дороге? Почему готовность пропустить, помочь, уступить в Европе сменилась здесь желанием обмануть, опередить, объехать, не взирая ни на какие препятствия и преграды?»
Не найдя ответа на все свои вопросы, Платонов горестно заключил, что его страна никогда не догонит Запад по самому важному показателю существования людей на земле — уважительному отношению друг к другу. Эту глубокую ущербность нельзя преодолеть никакими партийными постановлениями и государственными указами…
— Ты на что так засмотрелся? — прервал размышления Платонова Моня.
— Да вот, смотрю, какой бардак в нашей стране творится за окном.
— Какой бардак? — недоумённо спросил Моня.
— Бардак на дороге.
— Ты что, Платон, с Луны свалился? Впервые это видишь? У нас вся жизнь — один сплошной бардак.
— Ниоткуда я не свалился. Просто забыл, когда последний раз пользовался автобусом. А из своей машины, когда сидишь за рулём, всё вокруг представляется несколько иначе.
— И что ты по этому поводу думаешь? — глядя на Платона в упор, спросил Моня.
— Думаю, что не скоро в России общая ситуация изменится в лучшую сторону. А о дорогах нужно отдельно рассказывать детям в школе, ибо с дорогой связаны абсолютно все — пешеходы, водители, милиция, уборщики, правоохранительные органы. Без этого ничего хорошего в стране не произойдёт.
— Точно, — снова оживился водитель Георгий Николаевич. — Вот когда я учился в школе, это было после войны, у нас в актовом зале проводились танцевальные вечера. Вдоль стен стояли стулья, на которых сидели девочки. Мальчики, как правило, стояли кучками по углам. Самые смелые из них приглашали девочек на танец, а потом провожали на место. И в этом провожании заключалось самое главное, самое волнительное для мальчиков действо.
— Не понял, Георгий Николаевич, о чём вы говорите, — спросил Моня.
— Я говорю о том, что самое приятное было для нас даже не потанцевать с девочкой, а проводить её через весь зал, поддерживая бережно за локоток. А в конце провожания тихим голосом спросить разрешения ещё раз пригласить её на танец. Вот в этом заключался воспитательный момент в бывшей советской школе, а всё остальное — ерунда…
5.19
Минут через сорок карета «Скорой помощи» выехала из огромной привокзальной пробки и помчалась с включённой сиреной по городу.
— Моня, мы куда едем? — осмотревшись, спросил Сергей.
— Как — куда? Ко мне домой. Я на сегодняшний вечер подменился. Не каждый же день друзья из Швеции приезжают.
— Это ты прав. Не каждый…
— Ну вот. Я всё дома приготовил. И Тарас скоро подгребёт. А что, есть другие предложения?
— Есть. У тебя же в квартире сидеть негде. Только лежать. А для этого тебе, Моня, нужен другой контингент гостей.
— Это правильно, Платон. И что ты предлагаешь?
— Поедем сейчас в гостиницу, снимем хороший номер и загуляем.
— А что делать с моими заготовками?
— Заедем к тебе домой и всё заберём с собой. Не пропадать же добру.
— Ладно, согласен, если только свободные номера будут в гостинице.
— Ну, это решаемый вопрос.
В гостиницу «Подольск» попасть было совсем не просто. На стеклянной входной двери всегда висела картонная табличка: «Просим прощения, свободных мест нет». Места, конечно, были, но для определённой категории людей. Поговаривали, что гостиница крышевалась бандитами, которые в любое время могли здесь появиться и отдохнуть.
Рядом с входом в гостиницу на высоте глаз человека среднего роста находилась белая кнопка с видеопереговорным устройством. Платонов нажал на эту кнопку и перед дверью с внутренней стороны неожиданно появился крепкого телосложения молодой мужчина в обычном костюме с галстуком.
— Здравствуйте, уважаемые гости. Слушаю вас внимательно.
— Спецпропуск, — Платонов приставил к стеклу входной двери своё служебное удостоверение. В тот же момент щёлкнул замок и дверь автоматически открылась.
— А это кто с вами? — спросил человек на входе.
— Сопровождающий.
После получения ключа от номера на втором этаже, Платонов предупредил администратора:
— Жду гостя. Тарасов Виктор Валентинович.
Через полчаса раздался в их номере телефонный звонок.
— Мальчики, добрый вечер. Профессионально снимаем стресс и все
остальные проблемы.
— Спасибо, у нас уже есть гости.
— Очень жаль. Всего хорошего.
— Платон, а что ты от барышень отказался? Всё было бы в цвет.
— Моня, сколько тебе лет?
— Только тебе скажу. Больше никому. Сорок два.
— Ты не пробовал жениться?
— А ты?
— Что — я? Мне только тридцать семь. Я на пять лет моложе тебя.
— Понимаешь, Платон, дело в том, что после сорока лет мужчина живёт, как правило, на автопилоте. Как получается, так и живёт. Без затей и новаций. А что касается матримониального акта, то год от года он его откладывает, но уже не со страха, а чисто от лени.
— Как это?
— А вот так. Ну зачем ему нужна вся эта мутота: за кем-то ухаживать, делать комплименты, дарить цветы, что-то умное говорить, ходить на свидания, знакомиться с родителями. Бр-р… Изменить ситуацию может только такая решительная женщина, как Нинка.
— А что сделала Нинка?
— А то. Легла с Тарасом в постель на третий день знакомства и — всё. А дальше запретила ему со мной общаться. Как ты уехал, так наша компания и распалась.
Продолжение следует.
