Доктор Гиль Файер, замгендиректора по работе с врачами больницы «Ихилов» в Тель-Авиве, бьет тревогу. В последние месяцы он видит массовый отъезд врачей из Израиля. Об этом с Файером поговорило издание TheMarker.
— Доктор Файер, что случилось? Отчего вы попросили о срочной встрече?
— Мне до боли хотелось рассказать о том, что врачи покидают страну. Я чувствую, что с нами происходит что-то такое, чего не бывало в прошлом, и это отличается от происходившего в период судебной реформы. Все это меня очень беспокоит и должно беспокоить нас всех — как общество и страну.
— Чем отличается период судебного переворота от того, что началось 7 октября?
— Во время правового переворота — или реформы, каждая сторона называет это по-своему, действительно стали раздаваться голоса об отъезде врачей из страны. В WhatsApp появились группы врачей, которые обменивались идеями и информацией и планировали уехать. Этот период характеризовался громкими, резкими и гневными высказываниями, которые, однако, практически не привели к реальным отъездам. Правда, был в «Ихилове» один завотделением, который действительно ушел. Но за этими разговорами в основном не было никаких действий. В приватных разговорах большинство врачей говорили: «Мы взвешиваем возможность отъезда, но пока не до этого».
— А что теперь?
— После 7 октября началось совсем другое — настоящие отъезды, тихие. Это полная противоположность протестному периоду. Они не громкие. Людям неловко, что они уезжают. Они маскируют свой отъезд. Но это явление куда более массовое.
«Об этом надо кричать»: почему врачи бегут из Израиля?
— Какое это имеет отношение к вам?
— С 2007 года я — заместитель главврача по делам врачей в «Ихилове». Каждый год мы отправляем около 20 врачей для дальнейшего обучения за границу, чтобы они вернулись со знаниями, которые будут способствовать развитию медицины в «Ихилове» и в стране в целом. Обычно эти врачи уезжают на год или два, а потом возвращаются. В редких случаях они продлевают отъезд еще на год для завершения проекта или исследования.
— Сколько из них реально возвращаются?
— Подавляющее большинство. Из примерно 20 врачей в год один, два, может быть, трое продлят свое пребывание заграницей или заявят, что не возвращаются вообще. Не возвращались они обычно по одной из двух причин. Первая — им предлагали очень заманчивый контракт. Надо понимать, что они хорошие врачи, и большинству из них предлагают контракты на суммы, с которыми мы не можем конкурировать. В большинстве случаев они не поддаются искушению и возвращаются.
— О каких суммах идет речь?
— Суммы могут достигать сотен тысяч долларов в год. Зависит от профессии. Например, если вы специалист по пересадке печени, оказавшийся в районе, где не хватает трансплантологов, сумма может достигать полумиллиона долларов в год и больше.
— А какова вторая причина?
— Некоторые не вернулись из-за ситуации в отделении, из которого они уехали. Например, если им не нравилась атмосфера или они чувствовали, что их недостаточно ценят.
Большинство врачей уходят на время в неоплачиваемый отпуск («ХАЛАТ»). Небольшая часть также получила от нас стипендию и финансовую поддержку, в обмен на которую они обязуются вернуться. Но много раз зарубежные больницы, которые хотели их переманить, «выкупали» это финансовое обязательство. То есть возвращали за них эти деньги.
— Получается, отправка врачей на стажировку за границу заранее сопряжена с определенным риском. Не вызывает ли это у вас опасений?
— До сегодняшнего дня я не боялся. Я осознавал, что мы потеряем некоторое количество хороших людей. Но я знаю, как управлять этими рисками, ведь стопроцентного успеха и не бывает.
Тем не менее зарубежные стажировки имеют для нас решающее значение. Так мы можем привнести в больницу и систему здравоохранения знания, опыт и передовые технологии. Врачи едут в ведущие медицинские центры мира. Они возвращаются домой с бесценным опытом. Так что мысль не отправлять или не поощрять выезд врачей мне даже не приходит в голову.
— Они тоже так говорят, когда возвращаются?
— Да. Вернувшись, они обычно говорят о трех вещах. Первое — это сумасшедший профессиональный опыт, который они не смогли получить в Израиле из-за большого количества пациентов, не похожих на израильских. Второе — это необыкновенный семейный опыт: многие из них говорят, что для отношений в семье это важные и хорошие годы.
Но есть и третье. Стажировка — это серьезная экономическая проблема. Потому что в большинстве мест зарплата в период специализации низкая. Государство Израиль им не помогает. Стипендий, которые некоторые из них получают, тоже недостаточно. В итоге большинство из них разочарованы тем, что прошли обучение, которое стоило больших денег, за свой собственный счет, а выгоду получает государство.
— Ранее вы сказали, что сейчас наблюдается «отъезд значительного числа врачей».
— Сегодня утром я распечатал список. В нем имена 31 врача из больницы «Ихилов». Все эти люди входят в одну из трех групп. Первая — те, кто не вернулся с зарубежной стажировки. Они собирались вернуться, была назначена дата, их ожидала должность в больнице. И вдруг они не возвращаются.
— Что они вам говорят?
— Распространенная история: во время обучения они начали важные исследовательские проекты, жалко бросить их на полдороге. Поэтому они хотят отложить возвращение на год. Большинство из них по-прежнему хотят остаться в неоплачиваемом отпуске, так чтобы по возвращении им было гарантировано место в «Ихилове». Но некоторые отказываются и от отпуска.
— И вы не верите, что через год они действительно вернутся?
— Сегодня утром мне написал завотделением — об одном из врачей, который просил продлить зарубежную стажировку. Я спросил его, на сколько тот врач отложил возвращение. Он мне ответил: «Он должен был вернуться сейчас, и он вот-вот вернется — возможно, когда его дети закончат колледж. Кстати, его детям три года».
— Короче говоря, он не вернется.
— Да. Вчера у меня была женщина-врач — просто блестящая, которой я планировал большое будущее. У нее закончилась американская виза, она с феноменальным успехом прошла специализацию США. И вот она сказала, что откладывает возвращение в Израиль, потому что проект замечательный и у нее все очень хорошо получается. Я у нее спрашиваю: продлеваешь еще на год? А она отвечает: «Нет, на три». Я спрашиваю, чем занимается ее муж, и оказывается, что он уже нашел место в американской компании, а дети уже пошли в местные школы. Шансы, что она вернется, ничтожны.
— Кто входит во вторую группу?
— Врачи, которые отправляются за границу вслед за своими супругами. Врачи обычно карьеристы. Чаще бывает так, что их жены и мужья едут вслед за ними за рубеж. Но вдруг мы видим, что очень высокопоставленные врачи, в том числе те, кого мы планировали повысить до заведующих отделениями, бросают все. Они уезжают за границу, следуя за карьерой своих супругов. Раньше мы с таким не сталкивались.
Женщине из сферы хайтека предложили должность на год с опцией на продление? Внезапно ее муж-врач отказывается от своей карьеры, притом что у него даже нет гарантированной работы в стране, куда они едут!
— Иными словами, они уезжают за границу без каких-либо гарантий трудоустройства?
— Да, часто они уезжают ни с чем, отказываются от работы и руководящей должности в Израиле. Понятно, что в конце концов они найдут там работу. Когда я спрашиваю этого врача, обязуется ли он вернуться, он говорит: «Если моя жена преуспеет и ей продлят контракт, мы, возможно, останемся еще на год». Я называю это «тихим отъездом», потому что большинство из них говорят, что намерены вернуться.
— Есть и те, кто просто встает и уезжает, потому что хотят жить в другой стране?
— Да. Это третья группа, на данный момент — самая малочисленная. Это врачи, которые уезжают, потому что решили, что не хотят здесь жить, и прямо заявляют об этом. Они говорят о происходящем в стране, о том, что нет у них ни будущего, ни надежды, о тревоге, отчаянии, ощущении, что страна тебя выталкивает, что элитам здесь больше не рады. Они вложили сюда всю свою жизнь, очень многое дали стране. А теперь чувствуют, что государство их предает, выталкивает отсюда. Они не хотят, чтобы их дети жили здесь.
— «Ради будущего детей» — на данный момент это противоречит интересам государства?
— Они говорят это с болью, с тревогой, вполголоса. Все эти люди — сионисты, патриоты. Большинство из них прошли серьезную военную службу. Им стыдно, что они не будут жить в Израиле. Они протестуют негромко, им неловко и больно, но они уезжают. Я был среди тех, кто отрицал отъезд врачей, когда об этом только начинали говорить. Я этого не замечал. Потом начались отъезды — сперва один, потом еще один… И однажды я сказал себе: ты обманываешь себя. Ты все время говоришь, что все в порядке, но у тебя на глазах происходит то, о чем нужно кричать.
— Но невозможно отделить процесс, начавшийся с переворота, от того, что происходит сейчас. Фактически судебный переворот продолжается.
— Это единый процесс, но он перешел в следующую фазу. Раньше шла борьба с опасностью — и была большая надежда на успех. Теперь взяли верх отчаяние и ощущение, что борьба проиграна. А еще есть экзистенциальный страх, связанный с будущим детей. Встает вопрос ценностей — в каком обществе я хочу растить своих детей.
— Например, хочу ли я их растить в Америке Дональда Трампа?
— Те же врачи объясняют, что в США у них очень большое преимущество. Они не чувствуют эту страну полностью «своей». Это не мое. Мне так легче. Я хочу просто жить и создаю себе комфортные условия. Некоторые сразу селятся в «еврейских» районах.
— А как насчет антисемитизма в США? Разве это не останавливает?
— Вчера я разговаривал с врачом, который уже два года проходит обучение в США и продлил программу еще на год. Он работает в Пенсильвании и живет в Филадельфии. Я спросил его: Филадельфия? Это одно из мест с наибольшим количеством антисемитских инцидентов в США.
Он ответил: «Здесь в октябре был сумасшедший антисемитизм, но мы закрылись — я живу в общине с высокой концентрацией евреев, тут комфортная территория. Мы действительно подвергли риску детей, мы им не сказали о том, что тут происходит. И нам все равно, что здесь происходит, потому что это не наше. Мы также не рассказали им, что происходит в Израиле, потому что дети — сионисты».
— Бегство элит в первую очередь характерно для стран, переживающих упадок.
— Это верно. Врачи чувствуют, что здесь, в стране, им больше не место.
— Вот уже два года медики, общественные деятели и даже мы, журналисты, кричим и предостерегаем. Но такое ощущение, что никто не слушает.
— Это не повод прекращать кричать. Нельзя терять надежду, что в конце концов лица, принимающие решения, прислушаются и образумятся.
— Мало того, что не слушают, так еще и правые говорят: отлично, уезжайте. Есть те, кто идет дальше и говорит: это не вы уходите, это мы вас выкидываем — на ваше место придут новые врачи, которым сегодня нет места.
— Это абсурд. Кто эти новые врачи? Кто будет их обучать? И вообще, откуда это презрение к элитам и готовность с легкостью отказаться от ни?
Я против навешивания секторальных ярлыков. Большая часть врачей — «мизрахим», откуда эти стереотипы о «богатых ашкеназах»? Есть и те, кто вышел из бедных семей, жизнь положил на то, чтобы стать медицинской «элитой». Нам нужна эта элита, она необходима каждому обществу. Ведь необразованный человек не сможет заменить того, кто учился своей профессии 15 лет.
— Аргумент сторонников правительства заключается в том, что элита якобы оккупирует места в учебных заведениях и блокирует прогресс на периферии.
— В последние годы это во многом справедливо. И для меня нет ничего более важного, чем увеличить присутствие среди медиков женщин, арабов, ультраортодоксов, людей с периферии и кандидатов с низким социально-экономическим статусом. Да, у нас с этим проблема, есть перекос в пользу кандидатов из сильных слоев населения. Как человек, работающий в больнице в центре страны, я стараюсь поддерживать важные программы и механизмы, разработанные для решения этой проблемы.
— Есть и те, кто говорит: врачи уедут? Ничего страшного, на их место сейчас прибывают врачи-репатрианты, в том числе из Северной Америки.
— Действительно, за последние год или два наблюдается отрадный и долгожданный подъем репатриации. В том числе приезжают врачи, отчасти из-за роста антисемитизма в мире. Они обогащают нашу систему здравоохранения. Но они никак не могут заменить врачей, которые покидают страну.
— А как насчет зарплаты врача, который приехал, скажем, из Нью-Йорка или Бостона? Можете ли вы конкурировать с суммами, которые они зарабатывают в США?
— Один из самых сложных вопросов, которые нужно обсудить с ними, — это зарплата. Врачи хотят репатриироваться в Израиль и изучают этот вопрос. Им приходится снижать зарплатные ожидания, а это требует времени. Я со своей стороны проявляю гибкость настолько, насколько могу. Например, разрешаю врачам-репатриантам улетать на одну неделю в месяц, чтобы продолжить работу в стране своего происхождения. У меня нет с этим проблем.
— Врачи в Израиле тоже зарабатывают немало…
— Заработная плата врачей в Израиле — одно из искаженных явлений в экономике. В государственных больницах есть недопустимый разрыв в зарплатах между разными медицинскими профессиями. У меня в «Ихилове» есть врачи, которые работают полный рабочий день или 80% времени, но у них нет дежурств. Потому что в их специальности нет дежурств, например у врачей-педиатров или гастроэнтерологов. А в государственном здравоохранении оплата дежурств — это значительная часть зарплаты. В итоге месячная зарплата старшего врача может составлять 20 тысяч шекелей брутто. А другой врач в той же больнице может зарабатывать 120-130 тысяч в месяц.
— В чем причина этого разрыва?
— Дело в том, что базовая зарплата врачей очень низкая. Большая часть зарплаты составляют нефиксированные надбавки — такие, как доплаты за выполнение операций. Кроме того, существует сумасшедшая пропасть между тем, что предлагают компании медицинского страхования, и тем, что могу заплатить я. Гинекологи, например, в «Ихилове» за три часа работы в рамках больничной кассы могут получить больше штатной месячной зарплаты. Каждый гинеколог или педиатр, который еще работает в госбольнице, должен ходить с табличкой «Я лох». Потому что за то же время в больничной кассе можно заработать в разы больше.
— Вернемся к врачам, которые хотят покинуть страну. Существует ли это явление и среди арабских врачей?
— Да. У меня есть один врач-араб, который скоро уезжает. Он объясняет это личными причинами. Его заявление стало большим ударом. Он отличный врач, вернувшийся в Израиль после обучения в США. Это удар не по крылу, а по корпусу самого самолета. Каждый, кто уезжает, — это большая боль. Потому что это люди, в развитие которых вы вложили годы. Вы отправляли их учиться за границу, вы растили их как специалистов. Как можно сказать, что, мол, они уйдут и придут новые? Откуда возьмутся эти новые?
— Что вы делаете, чтобы остановить это кровотечение? Вы обратились к министру здравоохранения с длинным списком уезжающих? К правительству?
— Я здесь, потому что считаю, что эти слова должны быть услышаны. Мой генеральный директор тоже знает об этом и занят этим, как и многие другие в системе здравоохранения. Это новое явление нескольких последних месяцев, и я боюсь, что оно будет только нарастать.
— Если бы вы были министром здравоохранения, что бы вы сделали, чтобы его остановить?
— Я бы сидел в правительстве и кричал день и ночь: хватит запугивать и вносить раскол! Дайте людям почувствовать себя желанными. Дайте понять, что быть элитой — это хорошо. Поддержите превращение периферии в элиту, укрепите элиты. Странам нужны элиты, отличные профессионалы. Когда их здесь нет — вся система может рухнуть.
— Она уже ослабевает?
— Я думаю, пока еще нет. Я легко могу заполнить освободившиеся должности. Моя машина все еще на ходу. Но «красная лампочка» уже загорелась. Я не могу больше игнорировать это и ездить вот так, не проверив, что произошло с автомобилем.
— Обсуждают ли врачи отъезд, скажем, в коридорах больницы?
— Да, и нередко. Люди в основном спрашивают, есть ли у нас здесь будущее, как у либерального общества? Сможем ли мы поддерживать медицину так, как нас учили? У нас несколько отделений, где есть целые группы врачей, всерьез обдумывающие возможность отъезда. Например, есть отделение, в котором восемь человек уезжают или не собираются возвращаться после специализации за рубежом.
— Вы сами иногда думаете уехать?
— Нет. Я хочу жить здесь, и я не был бы счастлив нигде, кроме Израиля. Когда я езжу на конференции за границу, я слышу, как говорят, что сионизм — это форма колониализма. Люди говорят мне: «Возвращайтесь в свои страны». Я отвечаю: «Я не понимаю, о чем вы говорите. Я родился в Израиле, говорю на иврите, я вырос в духе сионизма, другого места я не знаю».
— Может быть, уезжающие врачи все же вернутся?
— Возможно. Если здесь будет хорошо, они вернутся.
Авторы: Ротем Штаркман, Рони Линдер
Иллюстрация: Манор Медикал Центр
https://detaly.co.il/ob-etom-nado-krichat-pochemu-vrachi-uezzhayut-iz-izrailya/
