Фото: В.Маркина.
СЧАСТЬЕ ЖЕНЩИНЫ
Для члена Союза русскоязычных писателей Израиля
Марины Симкиной счастье – в самой жизни, в занятии
любимыми делами, в общении с друзьями, с близкими людьми.
Наш откровенный разговор с Мариной состоялся после знаменательного для неё события – выхода в свет её первой книги стихов «Некоторый возраст». На обложке изображена логарифмическая линейка с отметками на числах 17 и 67. Они подсказывают, что стихи написаны на протяжении полувека.
– Марина, ты – инженер по образованию, но педагог по призванию и поэт по состоянию души. Не можешь не писать?
– Почему не могу? Не писать – могу. Просто не писать – жалко. Поэтом я себя не считаю. Но мне кажется, что писать стихи у меня получается, и я пользуюсь этим. Слова в этой форме начинают играть… И я эту игру люблю – она мне интересна и помогает сжато формулировать мысли.
– Как получилось, что долгое время ты работала в школе, преподавала математику? Начинала ведь ты как инженер.
– На самом деле, и инженерная моя деятельность начиналась, если и не непосредственно как преподавательская, то как педагогическая – точно. В Академии Можайского я была инженером на кафедре программирования, ко мне приходили консультироваться по основам алгола курсанты и слушатели Академии, которые вскоре уже меня обгоняли в программировании. Я составляла для их обучения лабораторные и контрольные работы. Мне это очень нравилось. Я написала сценарий учебного мультипликационного фильма по программированию. Он не пошёл – оказалось, что какой-то другой фильм, по другому языку программирования, уже был выпущен, и наш не взяли. Помню, коронная фраза у меня там была: «″Тело процедуры″ вздрогнуло и вплотную прижалось к ″Заголовку″». Это же мультик – я должна была описывать с помощью движущихся картинок взаимоотношения элементов языка… Язык я чувствовала живым, при поиске ошибок в программе ощущала себя компилятором языка, влезала в его шкуру.
– Но рифмы там ещё не было…
– В сценарии не было. Но, разумеется, я писала стихи и тогда. В любой организации всегда есть штатный рифмоплет, а то и не один. Так что на праздниках и в стенгазетах я была в этом плане всегда задействована. Помню, в той же Можайке мы к новому году выпустили газету-кроссворд с фамилиями сотрудников, где про каждого был написан шарж-загадка. Значительная часть этих загадок вышла из-под моего пера, некоторые из них мне и сейчас нравятся… Забавно: все, конечно, начинали разгадывать наш кроссворд с самой длинной строчки, то есть с самой длинной на кафедре – грузинской – фамилии. И дальше было уже легко. А в загадке про меня кто-то из коллег написал: «Стихи она слагает на алголе…». Приятно!
Вообще, я сочиняла с пяти лет – с момента, как поняла, что книжки не растут на деревьях, а их люди делают.
Педагогом же я и в самом деле хотела быть всегда. Причем, что преподавать – было неважно. По всем предметам я была такая равномерная хорошистка – не круглая, а квадратная. Все учителя ко мне хорошо относились… Подозреваю, что и ябедой я в раннем детстве должна была быть – просто в силу своей ортодоксальной хорошести…
– И всё-таки, почему победила математика? Она ведь не стыкуется с литературой, поэзией. Или ты видишь какую-то связь?
– Ну почему не стыкуется? Все в жизни стыкуется… Последние два года в восьмилетке у нас была классной руководительницей учительница математики – «Зиночка», Розанова Зинаида Ивановна… Она сильно повлияла на меня, да и не только на меня. Кстати, она дружила с учительницей литературы и читала все наши сочинения – ей было интересно… Через много лет, когда я всё-таки удрала из инженерии в школу, я позвонила ей, и Зиночка взволнованно прокричала мне в трубку: «Я всегда хотела, чтобы ты была учителем!..» Действительно, ещё в седьмом классе Зинаида Ивановна несколько раз давала мне подготовить какой-то материал и самостоятельно провести в моем классе уроки по этой теме – просто вела меня, подталкивала к педагогике.
А в слова мы в семье играли с детства. Отец очень любил словесные игры: вставляли в слова пропущенные буквы, наоборот – рассыпали слова на буквы и из них составляли новые слова, играли в «балду» и «буриме». И когда я уже сама стала мамой, никогда не было такого, чтобы мы с детьми куда-нибудь ехали, и при этом у нас не было с собой бумаги и карандаша. Ни в дорогах, ни в долгих очередях к врачам в поликлинике мои дети никогда не смотрели скучно в потолок.
– Руководитель литературного объединения «Анахну» Марк Тверской в предисловии к книге написал: «Листая страницы, мы вместе с автором повторяем всю его жизнь – от детства в тесной коммунальной квартире в неприветливом послевоенном Ленинграде до сегодняшней беспокойной действительности в Израиле». С выходом книги ты принята в Союз писателей Израиля. Скажи, у тебя начался новый этап в творчестве?
– На творчестве это абсолютно никак не скажется. Было бы само творчество…
– А появятся ли новые планы, обязанности?
– Планы? – Они и были, и есть. А обязанности?.. Во всяком случае, увеличится мое участие в мероприятиях Союза… А значит, появятся и обязанности. Общение всегда обязывает.
– Оставим читателям возможность познакомиться с твоими стихами. А мы поговорим о тебе, взяв за основу строфу, которую ты вынесла на обложку книги: «И пусть наивна я, как прежде,/ Но до сих пор живу в надежде,/ Что есть зачем из года в год/ Ещё поглядывать вперёд». И что маячит впереди?
– Ещё очень многое хочется сделать, успеть. В частности, в литературном плане. Последние годы начала пробовать писать прозу. У меня долго ничего не получалось, пока однажды я не почувствовала, что – кажется, вдруг! – мне удался небольшой рассказик… Но при переписывании этот рассказик повел себя своевольно, как Буратино: неожиданно распался на строфы и оказался белым стихом. Так я поняла, что и в прозе должен быть ритм, иначе она не звучит. Рассказов у меня пока мало. А задуманные лежат, ждут. Есть кое-что для детей – и стихи, и проза. Тоже пока мало. Для детей писать трудно. Но влезть на эту горку очень хочется. Выпустить детскую книжку и успеть проверить ее на собственных внуках, пока они не выросли. И еще хочется дожить до времени, когда собственные дети дорастут до написанного мною и поймут, как много у нас общего, и что это общее я сформулировала не самым плохим образом. Пока им совсем неинтересно то, что я делаю.
– Вносит ли дискомфорт в ваши отношения то, что дети равнодушны к твоему творчеству?
– Разумеется, это ограничивает наше общение. Раньше как мы жили? Всех друзей тащили в дом, наши родители знали и любили наших друзей, а мы знали и любили друзей наших пап и мам. Мы знали, за что наших родителей ценят в их кругу, а родители то же самое знали о нас… А сейчас мы все живём порознь. Не только разными домами, но и разными друзьями. Мы вне жизни друг друга.
– А с самой собой ты в ладу?
– В общем, да. Правда, я лентяйка, но мне это прощают. И я тоже научилась себя прощать.
– Бывает, что мы меняем свои направления в жизни. Можешь ли ты это сказать о себе?
– Однажды я круто поменяла направление – когда ушла в педагогику. Но точнее, я тогда просто вернулась на предназначенную мне дорогу – я должна была быть педагогом. Просто в момент выбора ВУЗа, а тем самым и предполагаемой профессии я еще не оперилась. Родители не советовали, друзья вокруг меня по своей воле, как правило, в педагоги не шли. Поплыла по течению – в инженеры, как большинство из моего окружения. Возвращение на свою стезю было болезненным, потому что меня не учили преподавать.
– А может, это и к лучшему?
– Может быть, но у меня во время работы в школе были две операции на голосовых связках. И если бы я владела техникой безопасности, то этого бы не случилось.
– Но это то, что касается техники безопасности. А самой педагогики?
– Те, кто приходили в школу со стороны, вносили живую струю. Я это знаю наверняка. А математический багаж, он, в основном, шёл из математической школы, которой я благодарна до сих пор. Мне, вообще, всегда и везде везло и с учителями, и с соучениками, что тоже очень важно. Возможно, если бы я училась сейчас, я уже выбрала бы что-то, связанное с полиграфией. Мне очень нравится корректировать и редактировать тексты, верстать книги.
– И всем этим ты занимаешься параллельно со своим творчеством. Так много дел делаешь одновременно…
– У жизни нету времени. Она торопится и торопит… На повестке дня и попытаться сделать что-то своё, и собрать очередной альманах нашей студии – уже собрано много материала, идет работа с авторами и коллегами-редакторами, и помочь выпустить книги нескольким моим друзьям. Все это для меня самóй очень важно.
– Жалеешь ли ты о чем-нибудь?
– О чём я тоскую постоянно, так это о том, что не научилась рисовать. Порой беру в руки карандаш – и пальцы плачут, потому что не умеют изобразить то, что я хотела бы.
– У меня порой складывается впечатление, что ты ко всему относишься играючи. Или это идёт от твоего оптимизма?
– Я понимаю, что в жизни главное – это сама жизнь. Хотя у меня были очень тяжёлые периоды, когда ничто не обещало счастья.
– Скажи, какой самый большой выигрыш был в твоей жизни, и какой проигрыш?
– Самый большой выигрыш – мой муж, Саша. А проигрыш? Пожалуй, даже про свои прежние два распавшихся брака я не могу сказать, что это были проигрыши. Потому что остались дети. Думаю, я ничего в жизни не проиграла.
– Быть женой учёного – это почётно, это престижно, это легко или трудно?
– Что-то в предложенных вариантах я не вижу, где «галочку» поставить… Поэтому дам ответ в свободной форме. Быть женой ученого – это просто безумно интересно.
– Говорят, что мужчину определяет женщина. Как ты понимаешь мысль о том, что женщина должна давать мужчине свободу, чтобы он увидел небо.
– Мы оба дали свободу друг другу. У нас много общих друзей. Мне очень интересно всё, чем занимается Саша, хотя мне, загруженной своими делами, наверное, не хватит жизни, чтобы полностью понять, прочувствовать то, над чем работает муж. И Саша тоже к моим делам небезразличен. А насчёт неба, тут как раз наоборот: это муж дал мне возможность его увидеть… И совсем не в переносном смысле. Я никогда не чувствовала физику. Чтобы понять устройство мира, мне не хватало представления о нем как о системе колес в зубчатой передаче: одно колесико поворачивается – и зацепляет своим зубцом соседнее, а то – поворачивает следующее… Мне не хватало настоящих причинно-следственных связей. А Сашина теория гравитации объясняет мир именно физически, просто, не формульно. Так что я что-то стала понимать в мироустройстве именно с Сашиной подачи.
– К работе семинара «Еврейские мудрецы» тебя приобщил Саша?
– В каком-то смысле. Я пошла туда хвостиком за Сашей. Только я думала, что это разовое мероприятие. Саша несколько лет посещал лекции раввина Цви Вассермана, знал к тому времени немало, и я была уверена, что он там что-то такое всем расскажет, что будет интересно не только мне. А я буду при этом скромно сиять и гордиться. Это из серии: «Потряс ли ты своих учителей, о Волька?» Однако и кроме Саши я обнаружила там интереснейших, эрудированнейших людей, доклады которых для меня – и школа, и театр. В первую очередь, это Александр Бахмутский (руководитель семинара) и Вениамин Арцисс. Хотя я получаю колоссальное удовольствие и от докладов остальных членов группы. Интересно, что наш семинар, хоть и проходит под крышей русскоязычной хаббадской синагоги, является при этом веточкой Дома ученых Хайфы. Большинство – ученые, у каждого – свой конек, и каждый привносит в изучение наследия еврейских мудрецов что-то свое… Семинар работает уже три года, и все три года я его посещаю… Не наскучил… Кроме того, я люблю ощущать себя в коллективе. Сейчас у меня два таких коллектива, где я чувствую себя очень комфортно – наша литературная студия и этот семинар… Ну, и само по себе изучение наследия предков важно для меня. Всего одно поколение – поколение моих родителей – отделяет меня от соблюдавших еврейские традиции, живших или хотя бы родившихся в местечках более далеких предков, а знание, понимание традиций было отрезано полностью. Приехав сюда, я о них ничего не знала. Когда мне не удаётся увильнуть от доклада (а я стараюсь увильнуть: одно дело других послушать, а другое – самой что-то толковое доложить…), то в процессе подготовки я много интересного извлекаю, прежде всего, для себя: поэтичность текстов Торы, глубину иврита, какие-то сведения о древних технологиях, на которые опирался быт наших предков…
– Кого зовёте в гости? Кто сам приходит, без приглашения?
– В доме бывают друзья, но редко, не так, как бывало в нашей прошлой жизни, когда забежать друг к другу на часок было делом обычным. Чаще всего приходят дети.
– Чему ты учишься у своих детей?
– Владению современной техникой, умению не задавать лишних вопросов, пониманию того, что не все в их жизни обязано быть мне известным… Когда надо, сами всё расскажут.
– Да, понять другого человека бывает сложно, и на этой почве могут возникнуть конфликты. Помнишь, такое случилось и в нашем литобъединении? Чтобы примирить несогласных и собрать всех вместе, ты придумала повод…
– О, «День рождения собаки»! Это был замечательный праздник! А какие подарки несли моей собаке!… В общем, идея удалась, и у меня за столом никто не ссорился.
– А что для тебя – собака в доме?
– Животное в доме… Их было двое. Сейчас остался только кот. Очень важно иметь о ком заботиться.
– Тебе мало, о ком заботиться? Есть дети, внуки, муж…
– Дети сейчас обо мне заботятся больше, чем я о них. С мужем мы оба заботимся друг о друге. А о наших любимцах мы заботимся вместе. И это важно.
– Что бы ты хотела изменить в своей жизни?
– Сделать ноги более «ходячими» и успеть посмотреть мир… Научиться тому, чего не умею… Некоторые желания я даже боюсь произносить.
– Бывает так, что ты чувствуешь себя несчастной?
– Было такое. Когда мои умные дети мне сказали, что больше у меня никогда не будет собаки. Never more! Но я тихонечко, про себя, думаю, что у меня еще будет собака – она сама ко мне придет… Как, собственно, всегда и приходили ко мне мои звери.
– Скажи, Марина, есть ли у тебя такое чувство, что ты молодеешь с годами?
– Думаю, что да – освобождаюсь от тяжести, которая давила. Я очень долго одна «тащила» на себе детей. Сейчас они от меня уже не зависят. Если бы я ещё от них не зависела, было бы замечательно.
– Внуками не обременяют? Помню фотографию – новорождённый малыш у тебя на груди, и такое блаженство на твоём лице…
– Мало обременяют. О детях и внуках у меня есть стихотворение «Грачи прилетели»: Не живут грачи на моём плече,/ Калачи пекут не в моём шалаше./ Чтоб не дать мне отвыкнуть от их речей,/ Прилетят – принесут своих малышей…
– Есть ли у тебя твоя любимая фотография, что с ней связано, и хотелось бы тебе сейчас пообщаться с той Мариной?
– Выпускная фотография. Когда я ее получила – скомкала, так себе там не понравилась. Собственно, не только там. Я тогда себя не любила… Это был возраст, когда я выросла из детских пелёнок и становилась самой собой… Общение с друзьями помогало мне в этом. Сама, вероятно, изнутри, я бы и не «протюкала» свою скорлупу. Скорее, меня «вытюкали» снаружи. Два последних школьных года – в питерской «Тридцатке», знаменитой математической школе – отложили отпечаток на всю остальную жизнь. Это – восхищение друзьями, преклонение перед ними, это влюблённость почти в каждого – и в девочек, и в мальчиков. Нас разбросало по миру, но переписка с одноклассниками продолжается до сих пор.
– Видимо, из того периода идёт твоё жизнелюбие, твоё внимание к людям, потребность позаботиться о человеке, если он болен или попал в беду…
– К сожалению, неоднократно я бывала не в силах или не успевала помочь: «Оказался снова рядом/ Человек с тоскливым взглядом…/ Не успеть тебе помочь:/ Скоро ночь./ У самой проблем до крыши,/ На душе скребутся мыши,/ Да ещё твоя тоска – / Ночь близка./ Посмотри, как солнце низко – /Просто вычеркну из списка,/ Не по мне твоя беда!/ Ты… куда?/ Подожди, я виновата!/ Есть минута до заката…/ Ты ушёл – тоска во мне:/ Здесь, на дне».
– Чего ты боишься в жизни?
– Вообще, я по жизни трусиха. Но сейчас очень спокойна. Разве что боюсь, что когда-нибудь начну бояться.
– В твоём понимании, счастливая женщина, это какая?
– Счастливая – та, которая себя счастливой чувствует. «А счастье – лишь двоичный счетчик/ Моих удач и неудач…». Я счастливая, и не только потому, что встретила Сашу. Этот мой приз – вне номинации.
– Какой главный урок ты вынесла из своей жизни?
– Наверное, любое наше состояние – не окончательное. Любое решение может быть изменено. И я к этому готова. Не думаю, что я родилась с этим пониманием. Занимаясь со своими учениками, я тоже стараюсь сбивать с них стереотипы.
– Если бы тебе представилась возможность встретиться с кем-то из великих людей, то с кем бы встретилась, что сказала или о чём спросила?
– Великих людей я не стала бы тревожить своими вопросами. Жалею, что не успела поговорить со своим дедом Иосифом. С моего пионерского и комсомольского высока я считала его замшелым, местечковым, отсталым… А сейчас – с большим интересом расспросила бы его о предках, о том, как он жил, что чувствовал. Дед был резником, после революции через газету отказался от религии, чтобы дать возможность своим четверым детям вступить в комсомол и выучиться. В старости тайком молился… С потерей своей профессии резника не знал, куда себя приткнуть и был (или считался?!) бесполезным человеком в семье. Семью содержала тётя, сестра матери, зарабатывая шитьём. И только недавно я узнала, что в Холокосте семья не погибла благодаря деду. Это он – бесполезный человек в семье – заставил всех собраться, нашёл, на чём выезжать, и вывез всю семью… Дед жил долго – до девяноста четырех лет, но я тогда так и не успела вырасти и поумнеть…
– Хотя нам совсем ещё не время подводить итог жизни, но скажи, каким видится тебе главный жизненный итог?
– Итог – это понимать, что я что-то значу в том близком окружении, в котором нахожусь. Может быть, это комплекс брадобрея… Бороду кому-то постриг – и любуется тем, что сделал. Правда, мир от этого не перевернётся, но результат труда – рядом. Бóльших амбиций у меня нет.
– А ещё главным нашим итогом можно считать детей.
– Ты смысл искал? Оставь попытки эти! Проходит всё, но остаются дети. Это тоже строчки из моей книги.
– Спасибо тебе, Марина, за откровенный разговор. Пусть всегда будут рядом с тобой и дети, и вся твоя семья, и книги пишутся легко.
– Пусть даже нелегко, но пусть всё будет! И тебе – те же пожелания. Спасибо, Лариса!
Автор : Лариса Мангупли
Иллюстрация: фото Л.Мангупли
