«ЖИЗНЬ, КАК СТРУНУ, РАСТЯНУТЬ»
« Со мною вот что происходит –
Ко мне великие приходят.
Вчера зашли на преферанс
Чайковский, Глинка, Бах и Брамс.
… Открыть я вам хочу секрет:
Так ходят уже много лет
Ко мне великие друзья.
А в чём причина? ГЕНДЕЛЬ я!»
Так с юмором написал о себе обожаемый в нашей литературной студии поэт, музыкант, бард и просто замечательный человек Семён Гендель. Он обожаем не только за свой талант, открытость в общении и ту интеллигентность, которая не допускает бестактности или невзначай брошенного обидного слова… Интересно, что все эти качества обнаруживаются уже при первом общении с Семёном. Лирик, как говорят, «до мозга костей», он не только в поэзии, но и в жизни. Поговорите с ним – и найдёте живой отклик на всё, что волнует, радует или тревожит вас. Так и кажется, что душа его сплетена из тонких серебряных струн, чутко реагирующих на каждую вашу мысль, на каждое слово.
Семён так представился читателям своего сборника поэтической лирики: «Писать стихи начал в совсем юном возрасте – мне ещё не исполнилось и шестидесяти. Это тот нежный возраст, когда уже появились внуки, но ещё не отвернулись женщины. Всю жизнь считал себя технарём. Дослужился до ведущего конструктора одного из проектных институтов Львова. В поэзии замечен не был, но долгими зимними вечерами играл на рояле, гитаре, трубе… В промежутках между работой и музицированием стрелял по тарелочкам. Дострелялся до звания «мастер спорта СССР».
Эта запись датирована 2010-м годом, годом двадцатилетия жизни Семёна в Израиле. До недавнего времени он трудился в инженерной службе Хайфского порта. Занят был до предела. И только теперь, когда вышел на пенсию, может больше времени уделять творчеству, общению с близкими людьми, с друзьями. Тут я и напросилась к Семёну на деловое рандеву. Он любезно согласился ответить на мои вопросы.
– Семён, так каким стихотворением был отмечен твой «нежный» возраст?
– Есть у меня стихотворение «Мона Лиза», адресованное молодой женщине, поразившей меня своей красотой. Вот послушай: «Негромкой музыкой стиха,/ Скользя по серебристым струнам,/ Обворожил тебя слегка/ И песней, и дорогой лунной./ Вдали уставшая гроза/ Рассыпала зигзаги молний./ Споткнулась о твои глаза,/ Каскадом искр ночь наполнив./ Я понял – в этот странный миг Всевышний допустил ошибку./ Ты – Мона Лиза, я – старик…/ Мне так нужна твоя улыбка!»
– Видимо, «стихи, пришедшие так поздно», в зрелые годы, уже не отпускали и подталкивали к сочинительству?
– Я был хорошим исполнителем бардовских песен, но стихов не писал. Однажды нас с Леной пригласили на шестидесятилетний юбилей подруги. «Попробуй написать поздравление в стихах» – предложила мне жена и принесла бумагу и ручку. Я и написал несколько строф. Гостям стихотворение понравилось. Наверное, это и вдохновило. Вот с тех пор и пишу.
– Вот строчки из твоих стихов о маме: «Ты читала стихи в этот вечер – / Пушкин, Блок, Пастернак и Есенин…/ Под гитару мы пели про свечи,/ Про берёзовый сок в день весенний». Наверное, эти вечера не проходили бесследно – появлялись собственные стихи…
– На самом деле, моей поэтической Музой всегда была мама. Она была филологом, любила поэзию, имела много друзей. В нашем доме регулярно устраивались музыкально-литературные вечера, на которые приглашались литераторы малоизвестные и те, произведениями которых зачитывались, музыканты, актеры нашего Львовского русского театра имени Советской Армии. Одна из ведущих актрис труппы была лучшей маминой подругой, дружба с которой у неё продолжалась многие годы уже и здесь, в Израиле. Мама проводила литературные вечера в клубах, в Доме учёных. И меня брала с собой. Так что с детства я рос в атмосфере праздника. А позже, когда увлёкся музыкой, то уже вместе с мамой проводил такие вечера. Если это была пушкинская поэзия, я брал с собой орган, потому что звучали романсы. А вот есенинские чтения сопровождал игрой на гитаре. Всё это было ещё во Львове, до приезда в Израиль. Но и здесь мы успели провести несколько таких вечеров в Рамат-Гане и в Тель-Авиве, когда мама уже была в довольно почтенном возрасте.
– Несколько лет назад твоя мама ушла из жизни. Но до сих пор напоминание о ней вызывает в тебе гамму трепетных чувств. Скажи, пожалуйста, не эта ли любовь к самому близкому человеку, да и вообще к женщине – созданию хрупкому, ранимому, чувственному, заложена и в твоей лирике?
– Знаешь, я пытался писать гражданские стихи, которые отображали бы наше беспокойное время, насыщенное приятными и неприятными событиями. Но у меня ничего не получалось. Ты точно подметила – я в душе лирик. Когда-то и эта лиричность, и это почитание и преклонение перед женщиной – всё шло от любви и привязанности к маме. «Последний вздох. И мимолётность жизни/ Растаяла в отпущенных годах…/ Мои стихи скорбят на полке книжной/ О матери, ушедшей навсегда.»
– Могу предположить, что сегодня твоя Муза – это твоя жена, прелестная Елена.
– Вне всякого сомнения. Это аксиома. Она и вдохновляет, и поощряет моё увлечение, и первая читает мои стихи. Иногда мы можем спорить до хрипоты, отстаивая своё мнение.
– Семён, мы знакомы уже несколько лет, и я вижу, что в твоём обществе каждая женщина чувствует себя комфортно: ты корректен, вежлив, предупредителен, галантен. Могла бы и продолжить перечень твоих достоинств… Скажи, кто воспитал в тебе такое отношение к женщине?
– Я думаю, всё зарождается в семье. У нас, насколько я помню родительский дом, никогда не было ссор. Папа очень хорошо относился к маме, хотя они были совершенно разными людьми. Мама вся была в литературе, в музыке, в искусстве, а папа был «лесным» человеком, в прямом смысле этого слова. Он любил охоту, рыбалку, все выходные проводил или в лесу, или на озере. Не знаю, может быть, он за всю жизнь и побывал всего на двух – трёх концертах. Правда, любил кино. И вот эти два разных человека много лет прожили душа в душу, не ущемляя друг друга. Папа настолько был верен охоте, что как-то сказал мне: «Когда будешь жениться, не назначай свадьбу на первое августа. Я не приду». Первого августа открывался сезон охоты. Мама очень хорошо его понимала, не лишала любимого занятия, оставалась со мной и мои братом на несколько дней, пока папа уходил в лес. Всё было построено на интеллигентности, взаимопонимании, уважении. Думаю, что и бережное отношение к женщине у меня от отца. Оно не может не проявляться и в моей жизни, и в моих стихах. «Снятся мне охотничьи рассветы./ Мы с отцом в заснеженном бору…/ Эхом отозвался выстрел где-то,/ Навсегда исчезнув на ветру…»
– В последнее время ты стал писать и рассказы. Например, один из них – «Пистолет» был опубликован в канадской газете… Сюжет рассказа «всплыл» из твоего прошлого?
– Конечно. Вообще, папа не любил рассказывать о своем довоенном и военном прошлом. Когда мне было лет восемнадцать, мама стала кое-что рассказывать. Оказывается, все папины родные были расстреляны в гетто. Он остался один – был в партизанском отряде. Несколько военных и послевоенных эпизодов, о которых он мне позже рассказал, легли в основу рассказа, построенного на достоверных фактах. Даже встреча с медведем – реальная.
– Признаюсь, когда хочу отдохнуть от напряжённого дня, открываю твой сборник «Мы будем счастливы, мой друг…», а в нём даже сами названия стихов говорят о том, что стихи вернут чувство безмятежности, спокойствия, окунут в романтические кусочки жизни. Оригинальна фотография, помещённая на задней обложке книги: ты за своим любимым занятием – кофе варишь. Знаю, это одно из многих твоих любимых занятий…
– Ты видела мою коллекцию джезв (или турок) для варки кофе. Друзья знают эту мою страсть и дарят, по случаю, всё новые и новые джезвы. Их уже более тридцати. Везут из разных городов и стран, и сам тоже покупаю оригинальные экземпляры. Есть старинные и современные изделия, изготовленные из латуни и меди. Традиционная же джезва из кованой меди внутри покрыта тонким слоем пищевого алюминия. Во Львове всем другим напиткам предпочитают кофе. Будучи студентами, мы собирались на посиделки в кафе. Вся моя молодость прошла там. Там знакомились, влюблялись, а потом справляли свадьбы… В те времена, времена всеобщего дефицита, на конфетную фабрику «Свиточ», которая снабжала своей продукцией весь Советский Союз, привозили кофе в зёрнах. Если кому-то удавалось купить немного этих зёрен, то мы устраивали пиршество. У меня была ручная медная кофемолка, и мы по очереди мололи зёрна, предвкушая удовольствие от божественного напитка. За этим занятием решались все наши проблемы… Эти времена не забыть!
– О них ты так трогательно написал в своём «Львовском кафе»: «Сев с друзьями за столик у стойки,/ Лёгкий пульс ощущая в виске,/ Пью с холодной водой кофе горький,/ Что заварен в горячем песке.»
– Да, я иногда варю кофе в песке. При медленном нагревании оно получается особенно вкусным и ароматным. Люблю угощать им друзей.
– Но самая большая твоя любовь – музыка. Верно? В «Спирали бытия» ты пишешь: «Проложил мой рояль бытия/ Чёрно-белыми нотами путь./ Улетел я в святые края,/ Чтобы жизнь, как струну, растянуть». То есть в одной любви – две: и к музыке, и к Святой Земле?
– На самом деле, у меня не только эти две любви, не считая Лены, конечно. До недавнего времени была ещё одна любовь – стендовая стрельба. Она длилась тридцать пять лет.
– А когда ты получил звание «Мастер спорта СССР»?
– Это звание я получил уже в зрелом возрасте. Ещё в школе выполнил норму кандидата в мастера спорта. Окончил вечернее отделение Львовского полиграфического института имени Ивана Фёдорова, факультет технологии общего машиностроения. После окончания института пошёл служить в армию. Взяли меня в спортивный батальон. Вот там я только и делал, что стрелял, участвовал во многих соревнования. И в двадцать шесть лет стал мастером спорта. Вот ты до приезда в Израиль жила в Крыму. А Крым для меня – это как вторая родина. Когда-то во многих крымских городах существовали спортивные базы. Такая база стендовой стрельбы была в Севастополе. На протяжении двенадцати лет по три месяца в году я бывал там на сборах, на соревнованиях.
– Да, так почему перестал заниматься стендовой стрельбой? Тяжело стало?
– Нет, не потому. Стрельбой можно заниматься до старости. В Израиле был единственный стенд для стрельбы по летящим тарелочкам. Построил его ещё в пятидесятые годы один энтузиаст, репатриант из Германии. Была у нас своя команда. В 1992 году я участвовали в Маккабиаде, которая проходила в Кейсарии. А в 1994-м я и ещё один парень из бывшего Советского Союза представляли Израиль на чемпионате Европы, проходившем в Португалии, в городе Лиссабон. Когда вернулись, узнали, что хозяин стенда скончался. Сыновья его взяли бразды в свои руки, снесли стенд и на его месте построили комплекс для пэйнтбола. Игра такая есть. Ты стреляешь шариками с краской, и они разбиваются при ударе о препятствие, окрашивая его. Спорт плавно перетёк а бизнес. А моей лебединой песней так и остался тот чемпионат в Португалии. В стихотворении «Стрелок» у меня есть такие строки: «Много удач было и поражений/ Были паденья и взлёт,/ Но до сих пор я играю с мишенью – / Выстрел! И прерван полёт!» Да, всё когда-то проходит, меняются увлечения, интересы. Появилось чувство привязанности к Израилю.
– Это чувствуется и в твоём стихотворении «Обручение». Напомни, пожалуйста.
– С удовольствием. «Разделила судьба без слов/ Нашу жизнь пополам для кайфа,/ Обручив заснеженный Львов/ И красавицу – знойную Хайфу./ Сероглазого жениха/ Под хупою из туч дождливых/ Опьянила Хайфа слегка/ Крепким кофе и танцем игривым./ Приобрёл у невесты Львов/ В золотом вечернем декоре/ Красоту Бахайских садов,/ Ниспадающих к синему морю./ Серебром припорошен пруд,/ Снег искрится на лапах ели./ Дарит Хайфе зимний этюд/ Скерцо львовских сосулек-свирелей.»
– Стихи твои льются, как песня. Наверное, потому, что ты прекрасно играешь, импровизируешь на нескольких инструментах: клавишных, струнных, духовых… Музыкальность твоя – врождённая?
– Сейчас, когда подрос мой внук Йонатан и увлёкся музыкой, я подозреваю, что роль играют гены. Возможно, музыкальность была и у моих далёких предков. Но ни мама, ни папа не играли. Зато они очень хотели, чтобы их еврейский мальчик владел каким-нибудь инструментом. Выбрали аккордеон. А когда я окончил музыкальную школу, то перешёл на фортепьяно – мама купила прекрасный немецкий рояль. Потом научился играть на трубе и гитаре… Обучил и своего младшего брата Бориса. Он торакальный хирург, заведует отделением больницы «Меир» в Кфар-Сабе. Думаю, что хирург, играющий на музыкальных инструментах, имеет ещё больший шанс на успех в своём деле. И сын Яша наш музицирует на фортепьяно и гитаре. Так что теперь это наше, семейное. Но скажу тебе честно, я рад, что не стал профессиональным музыкантом. Играю только для себя, для своих друзей и то, что хочу. Никогда не играю по нотам. А знаешь, как на вопрос: «Играете ли вы по нотам?» ответили музыканты «Битлс»? Они сказали примерно так: «Зачем знать дорожные знаки, если ты хорошо знаешь дорогу?»
– Не знаю, принимал ли ты когда-то участие в фестивалях бардовской песни, но для нас, твоих друзей, ты – лучший бард. А гитара в твоих руках заменяет целый оркестр…
– Когда я занимался стрельбой, то на все сборы брал с собой гитару. Так меня называли лучшим стрелком из гитаристов и лучшим гитаристом из всех стрелков. До приезда в Израиль я не участвовал в бардовских фестивалях. Был очень занят. Но когда оказались на этой земле, то уже через две – три недели я поехал на фестиваль, который проходил на Кинерете. А через год у нас была уже своя израильская тусовка. И с тех пор мы с женой, с друзьями регулярно ездили на бардовские фестивали. Но в последнее время я почувствовал, что ночь в палатке – это уже не для меня. Тяжеловато стало.
– Сегодня, когда стал уже пенсионером, но пока ещё довольно молодым, появилось больше свободного времени, которого так не хватало все эти годы. Скажи, Семён, доволен ли ты своей профессиональной судьбой?
– Я очень доволен, что судьба была ко мне благосклонна и, благодаря множеству случайных обстоятельств, мне удалось попасть на работу в Хайфский порт. Для этого пришлось освоить новую для меня специальность, пройти успешно полугодичный испытательный срок в инженерно-технической службе, которая разрабатывает весь процесс погрузки, разгрузки, приёма и отправки кораблей. Проработал я в порту пятнадцать лет. Всем, что есть у меня сегодня для жизни, я обязан этому предприятию.
– А Лена работает по своей специальности?
– Да, она инженер-конструктор. Проектирует системы водоснабжения и канализации. Продолжает работать.
– Предлагаю провести блиц-интервью. Соглашаешься на ответы?
– Постараюсь ответить на твои вопросы.
– Кто сыграл важную роль в становлении твоей личности?
– Мои родители.
– Три кита, на которых держится твоя жизнь…
– Жена. Дети и внуки. Духовность.
– Считаешь ли себя счастливым человеком?
– Считаю, без всякого сомнения.
– Легко идёшь на компромисс?
– Я не конфликтный человек. Пойти на компромисс могу легко, но при этом должен быть уверен, что поступаю правильно.
– Боишься ли старости?
– Боюсь быть немощным. Но легче жить с мыслью, что физическая смерть не является полным прекращением всей жизни. Я человек не верующий. Но знаю, что по всем физическим законам, ничего не исчезает и ничто не возникает ниоткуда. Исчезает плоть, но дух где-то должен кружиться.
– Твой самый дерзкий, безрассудный поступок?
– Моя жена долго выбирала для покупки машину: то марка не подходила, то модель, то цвет… В один прекрасный день вышел по каким-то делам и по дороге домой купил машину. Недели две были довольно напряжённые разговоры дома, а потом все были довольны.
– Умеешь ли ты говорить людям «нет»?
– Очень редко. Стараюсь обходить острые углы.
– Что для тебя – мужское братство?
– Если не вообще, а конкретно для меня это – мужчины, объединённые страстью к преферансу. В преферанс я играю уже много лет. Поочередно мы собираемся в доме каждого из нас, ужинаем, играем, а денежные выигрыши копим для выезда с семьями на двухдневный отдых. Эти наши встречи незабываемы. Вообще, преферанс – игра увлекательная и азартная. Она стала популярной в России в середине девятнадцатого века. Её любителями были многие известные писатели, поэты, художники, композиторы.
– Твой идеал женщины?
– На мой взгляд, на каждом отрезке жизненного пути были разные идеалы. Первый идеал «нарисовался», когда я учился в третьем классе. В подростковом возрасте моим идеалом была актриса Наталья Фатеева. Повзрослел – Софи Лорен. Со своей женой Леной я знаком с самого детства. Наша дружба плавно перетекла в любовь. Все предыдущие идеалы растворились.
– Чему противится твоя душа?
– Насилию во всех его проявлениях.
– В чём заключается твоя ежедневная работа над собой?
– Первое – я хочу похудеть и кое-что делаю для этого. Второе – штудирую теорию стихосложения. Надеюсь, что процесс идёт успешно. Вот послушай: «Как здорово смешал закат/ Мои страницы со стихами,/ Реальность с призрачными снами,/ Мечты, обиды, рай и ад./ Казалось, горная река/ Меня накрыла водопадом,/ И со скалы упала рядом/ Такая нужная строка./ А над поверхностью воды/ Звезда вечерняя горела,/ И рисовала жёлтым мелом/ Границу счастья и беды./ Фонарь подсвечивал закат,/ И серебрились звёзды-точки./ А на столе пылали строчки,/ И тикал рифмы циферблат.»
– Спасибо тебе, Семён, за стихи и за ответы на вопросы, хотя, вероятно, и не все эти вопросы были удобные.
– А мне было интересно отвечать на них, погружаясь в себя.
Лариса Мангупли,
спецкор APIA в Израиле
Все фотографии автора интервью.
Иллюстрация: windowssearch-exp.coм
