Эпилог
1.
Рассказ профессора Конюхова о поведении Сергея Павловича Платонова на совещании у декана факультета произвёл на Веру Петровну ошеломляющее впечатление. Под этим впечатлением она находилась уже почти месяц: засыпала и просыпалась с ним, читала лекции, ходила в магазин, мыла посуду. Ей трудно было представить, чтобы в наше время посторонний мужчина мог сказать такие удивительные слова о незнакомой женщине. И сейчас, по большому счёту, ей было совершенно всё равно, чем этот мужчина занимается, где работает, какая у него должность. Для неё он был просто мужчина. А ведь она и раньше это понимала. Зачем же тогда так долго себе врала, придумывала пустые отговорки, а главное, приписывала этому человеку всякие страшные грехи? Конечно, это её мужчина — единственный, дорогой, до боли желанный и такой родной!
С того дня, как наступил летний отпуск и ей не надо было торопиться в институт, чтобы присутствовать на бесконечных заседаниях, семинарах и советах, Вера Петровна практически не выходила из дома. В середине дня сбегает в магазин, купит всё необходимое — и быстрее назад. Боялась, что однажды, когда её не будет дома, он придёт. Постучит в дверь и, не дождавшись ответа, уйдёт навсегда. Её мучило раскаяние. Она постоянно грызла себя за все те глупости, которые совершила по отношению к Платонову. Мысли о нём мешали ей сосредоточиться: она перестала читать книги, смотреть телевизор, говорить по телефону, посещать концертные залы. Отказывалась от приглашений в гости и никого не принимала у себя. На все предложения мужа встретиться и поговорить отвечала категорическим отказом. Это было до странности жуткое и мучительное состояние, похожее на ожидание заключённым дня своей казни.
Каждый вечер Вера Петровна делала праздничный макияж, надевала самое красивое платье и драгоценности. Садилась в своё любимое кресло на балконе и, не отводя глаз, смотрела на фигурку жабы во дворе, отполированную многократными к ней прикосновениями. Изнуряюще жаркий, медленно тянущийся летний день никак не кончался. Вечер, а вместе с ним и долгожданная прохлада почему-то не наступали. На часах было двадцать часов двенадцать минут, когда Вера Петровна услышала в подъезде лёгкий шум и в её дверь кто-то робко постучал.
Нервы напряглись до предела. Может, ей показалось? На всякий случай Вера Петровна лёгкой походкой приблизилась к двери и, затаив дыхание, прислушалась. Стук повторился.
— Кто там? — тихо спросила она.
— Это я…
Замирая от волнения и страха, Вера Петровна распахнула дверь. На пороге стоял крепкий мужчина среднего роста. Обеими руками он едва удерживал огромный букет цветов, за которым совсем не видно было лица. Плавным движением он передал Вере Петровне букет и, не спрашивая разрешения, шагнул вперёд. Казалось, он не только знаком с хозяйкой, но и хорошо знает расположение комнат в квартире. Не оглядываясь, мужчина прошёл на балкон, в задумчивости остановился и, опершись на перила, стал всматриваться куда-то вдаль. Вера Петровна осторожно закрыла входную дверь, положила букет на стол и следом за незнакомцем вышла на балкон.
— Простите, а вы — кто? — с трудом выговорила она, глядя ему в спину. Мужчина, не поворачиваясь к хозяйке дома, спокойным тоном ответил:
— Я — Сергей Платонов.
Не говоря ни слова, Вера Петровна приблизилась к мужчине вплотную, обняла его могучую талию своими тонкими руками и всем телом прижалась к нему. Чувствуя каждую его мышцу, каждое движение, каждый вздох, она прижималась всё сильнее и сильнее, будто стремилась слиться с ним в одно целое. И не было на свете силы, которая могла бы сейчас оторвать её от него хоть на секунду и разрушить это единение, о котором она грезила много дней и ночей.
На улице становилось свежо, и Вера Петровна, вздрагивая от вечерней прохлады, всё теснее прижималась к Платонову. Чтобы согреться, она засунула свои холодные руки ему под пиджак, а потом и под рубашку. Тепло его тела подействовало успокаивающе, и глубоко вздохнув, она замерла. Однако при мысли о том, что это — сон, который может внезапно кончиться, и очарование момента исчезнет, её временами бросало в дрожь.
Природа тоже затихла. Даже сверчки в кустах перестали трещать, и только одинокая каменная жаба во дворе продолжала светиться отражённым светом. Прошёл как минимум час. Сергей несколько раз пытался повернуться к Вере Петровне лицом, чтобы что-то сказать, но она ни разу не позволила ему это сделать. И тут она сама, очень медленно и тихо заговорила. Видно было, что каждое слово ей даётся с огромным трудом. А он,
почти не дыша, слушал, стараясь ничего не пропустить.
— Серёжа, я тебя каждый вечер жду. Уже двадцать второй день. Наряжаюсь и жду. Я так счастлива, что Бог услышал мои молитвы и прислал тебя ко мне. Не то бы я сошла с ума.
— Верочка, это не ты бы сошла с ума. Это произошло бы со мной.
Я всё делал, чтобы тебя забыть: работал сутками, гулял, пил, ездил по разным командировкам. Но ничего мне не помогает.
— В чём не помогает?
— В том, чтобы не вспоминать тебя. Выбросить из головы. Мне папа
однажды рассказал, как он ухаживал за моей мамой.
— В каждой семье своя история, Серёжа…
— Верочка, не перебивай меня. Послушай…
— Хорошо, не буду.
— Ну, так вот. Мама с папой поженились, будучи студентами четвёртого курса, а познакомились, учась на втором. Оба жили в общежитии:
она — в женском, он — в мужском. Общались на лавочке в городском саду или в подъездах.
— Ну так скажи, наконец, что тебе интересного рассказал папа, Серёжа?
— А то, что крепость брака определяется сроком ухаживания мужчины за женщиной. Так было в старые времена и так должно быть сейчас.
— Серьёзное открытие.
— Представь себе. Но папа объяснил мне психологическую подоплёку этой ситуации. А состоит она в том, что мужчина так должен напереживаться за время ухаживания, чтобы ему эту ситуацию больше никогда не хотелось повторить.
— Очень трогательно. Только ты пойми, Серёжа, что дело не в мужчине. Дело в женщине. Она, как правило, отталкивает мужчину и говорит ему глупости. Она во всём виновата. Я себя очень ругаю за то, что так долго не слушала своё сердце.
Платонов сделал ещё одну попытку выскользнуть из цепких ручек Веры Петровны.
— Подожди, Серёжа. Не спеши поворачиваться ко мне, потому что я не смогу тогда договорить до конца, что хочу. Мне ужасно стыдно за всё, что между нами было. Прости меня.
— Верочка, ты ни в чём не виновата. Это всё я, моё дурацкое эго, мой отвратительный характер. Это я должен просить у тебя прощение до конца дней своих.
— Нет, Серёжа, нет…
— Ты что плачешь, Верочка?
— Я не плачу. Слёзы сами льются.
— Почему, дорогая?
— Потому что ты завтра снова уедешь.
— И ты тоже.
— Что ты сказал, я не расслышала?
— Я сказал, что ты тоже завтра уедешь.
— Куда?
— В Тверь.
— Это где? Что-то у меня всё в голове перепуталось.
— Это недалеко от Москвы.
— Ты это серьёзно?
— Более чем. А дальше ты выходишь за меня замуж, потому что я тебя очень люблю.
— Ну зачем ты так шутишь, Серёжа? У меня есть муж, и ты это прекрасно знаешь.
— А при чём тут твой муж?
— Как — при чём? Я же замужем.
— Твою временную ипостась замужней женщины мы упраздним в соответствии с российским законодательством, запрещающим полигамное состояние российской женщины.
— Ничего не поняла, Серёжа. Скажи без выкрутасов? Простым и понятным языком.
— Пожалуйста. Ты разводишься со своим мужем и выходишь за меня замуж. Немедленно.
— Завтра, что ли?
— Нет, завтра не получится. Завтра мы только уезжаем в Тверь. В отличие от тебя, находящейся в отпуске, я должен выйти на работу.
— Серёжа, я боюсь тебя. Боюсь себя, своей любви к тебе. Боюсь людей, которые обязательно захотят разрушить наше счастье. Боюсь твоих планов. Всего боюсь.
— Не надо ничего, дорогая моя, бояться. Не надо.
— Подожди, Серёжа. Не спеши. О каком замужестве может идти речь? Я уже — бабушка, а ты — молодой человек, только начинаешь жить. У тебя вся жизнь впереди…
— Я — молодой? Да мне до пенсии в два раза ближе, чем до года своего рождения.
— И всё равно, Серёжа, не надо этого делать.
— Почему?
— Потому что я тебе не пара.
— Верочка, послушай меня внимательно. Пары создают на бессознательном уровне только животные, а люди женятся, как правило, по любви. Двадцатилетний мужчина делает свой выбор на основе восторженного физического восприятия особы противоположного пола,
а сорокалетний, как я, руководствуясь жизненным опытом. Я столько передумал, отрывая себя от тебя, что даже передать не могу. А ты говоришь, мы — не пара!
— Серёжа, не пытайся повернуться ко мне. У меня весь макияж поплыл.
— Да при чём тут твой макияж, Верочка! Я при единственном условии могу передумать жениться на тебе, если ты меня прямо сейчас не
покормишь.
— Серёжа, ну прекрати шутить. Я тебя очень прошу.
— Да какие шутки! Это уже серьёзно.
— У меня пустой холодильник.
— Это не проблема. Где у тебя телефон?
— На тумбочке, у кровати.
Платонов прошёл во вторую комнату, набрал нужный номер телефона и уже начальственным тоном сказал:
— Василий Петрович, заносите…
Через пять минут, как будто он стоял за дверью, в квартиру вошёл моложавый мужчина с двумя большими коробками.
— Куда это поставить, Сергей Павлович?
— Отнесите, пожалуйста, всё на кухню.
— Хорошо.
— На сегодня вы свободны. Завтра мы едем в Тверь. Подъезжайте к часу дня с пустым багажником. Всё понятно?
— Понятно, Сергей Павлович. До свидания.
— Будьте здоровы.
2.
Сергей проснулся в замечательном настроении. Вчера они с Верочкой проговорили до четырёх утра. Разговор был нервный и грустный, с
взаимными претензиями и обидами. Но сейчас, когда Платонов открыл глаза и увидел сидящую напротив него роскошную женщину в голубом
пеньюаре с распущенными волосами и сверкающими от счастья глазами, все плохие мысли сразу исчезли.
— Доброе утро, Серёжа. Как ты спал, дорогой?
— Не может ни один, ни один король… — запел он.
— Я вижу, у тебя прекрасное настроение?
— Не прекрасное, а замечательное!
— А не кажется ли тебе, что мы с тобой совершаем большую ошибку, решая этот вопрос без твоей мамы?
— Хорошая мысль. А давай, Верочка, чтобы был полный кворум, мы ещё твоего мужа пригласим?
— Ты не ёрничай, Серёжа. Я серьёзно тебе говорю.
— А я серьёзно тебе отвечаю. Во-первых, как воспитанный мальчик, я уже всё с мамой в отношении нас обсудил, а во-вторых, мама жаждет с большим нетерпением тебя увидеть.
— Ты мне, всё-таки, скажи, как мама отреагировала на твою информацию обо мне? Что она сказала?
— Мама сказала, что я — серьёзный и умный человек.
— С какой стати?
— Потому что нашёл жену сразу с учёной степенью и учёным званием.
— Серёжа, ты будешь когда-нибудь со мной серьёзно говорить?
— Я серьёзно говорю. Пойми, дорогая моя, любая мама счастлива, когда счастлив её ребёнок, независимо от возраста. А я сейчас от радости просто на седьмом небе.
— А я — нет. Мне не только нужно тебя всё время видеть. Мне ещё хочется продолжать работать. А если я уйду из нашего института, то меня больше туда не примут.
— Тебя, дорогая моя? С твоим умом и красотой? А кого же тогда принимать?
— Представь себе.
— Ну, тогда я тебе расскажу одну притчу, чтобы ты успокоилась. Не волнуйся, она короткая. Идёт по дороге солдат, а навстречу ему староста села. «Здоров, солдат», — говорит староста. «Здоров», — отвечает солдат. «Как тебя звать?» — «Иван». — «Жаль. Если бы ты был Пахом, был бы нашим попом. Жил бы в своё удовольствие с любимой женой и ни о чём не думал». Солдат был смышлёный, быстро обежал дорогу лесом и снова идёт навстречу старосте. «Здоров, солдат». — «Здоров». —
«Как тебя звать?» — «Пахом». — «О!.. Будешь нашим попом. Согласен?»
— «Согласен».
— «Только нужно будет тебе всю оставшуюся жизнь
выполнять несколько наших условий».
— «Каких?»
— «Водку не пить, на молодых девок не смотреть, любоваться только одной попадьёй». —
«Нет, мне это не подходит».
— «А с какой стати ты тогда два раза на дорогу выбегал?»
Вера резко встала с кресла и бухнулась на кровать рядом с Платоновым. Крепко-крепко его обняла и прошептала на ухо:
— Серёжа, ну зачем ты мне эту байку рассказал?
— Чтобы ты поняла, красавица моя, что выходишь за меня замуж один раз и на всю жизнь.
— Ой, Платонов, ой, хитрец! Как ты элегантно ушёл от ответа на вопрос о моей будущей работе.
— Потому что тут нет никакого вопроса. Будешь работать на одной из кафедр Тверского государственного университета. Доцентом.
— А кто меня туда возьмёт?
— Как — кто? Ректор.
— На каком основании?
— На простом. Авиационное объединение, в моём лице, в порядке шефской помощи образовательной организации отремонтирует Тверскому государственному университету крышу.
— А ты кем работаешь в этом авиационном объединении, Серёжа, что так распоряжаешься? Начальником?
— Нет.
— А кем?
— Директором.
— А в чём разница?
— Разница в том, что директор руководит предприятием, а начальник им командует.
— Не обманывай меня, Серёжа. Я же видела, как ты вчера говорил по телефону со своим водителем.
— Это чтобы произвести на тебя серьёзное впечатление. Для мужчины это очень важно.
3.
Серёжа, а хочешь послушать замечательную, берущую за душу музыку?
— Конечно, хочу. Что за музыка, Верочка?
— Это — «Бархатный блюз». Саксофон в сопровождении гитары. Я каждый вечер её слушала, когда тебя ждала.
— И какие у тебя возникали чувства, дорогая моя, под эту музыку?
— Чувство жуткой безысходности, страшной тоски по тебе и щемящей жалости к себе.
— Правильно, Верочка, потому что это был не наш блюз.
— Как понимать — не наш?
— Не наш и — всё. Наш — небесный. Красочный и радостный. Он звучит во всей Вселенной и его сопровождает северное сияние, переливающееся замечательными красками, как в Швеции. Ты видела когда-нибудь северное сияние?
— Ну, ты и фантазёр, Серёжа!
— Это — не фантазия, Верочка. Это — программа твоей и моей долгой счастливой жизни.
— Ты в этом уверен?
— Я не только уверен. Я это точно знаю.
— Откуда?
— Мне об этом мама сказала, а мамы своих детей не обманывают.
Израиль
Мы закончили публикацию романа «Небесный блюз». Ваши отзывы обязательно будут перенаправлены автору.
