7.6
С Олей Никаноровой Сергей Павлович Платонов познакомился в воздухе, а точнее, в самолёте. Командировка Платонова в Кольский филиал АН СССР была всего лишь на четыре дня: вылет из Москвы — во вторник, прилёт в Москву — в пятницу. Международный рейс Москва-Хельсинки с посадкой в городе Апатиты выполнял российский экипаж. Маленький комфортабельный самолёт, 15 рядов кресел, по два кресла с каждой стороны от прохода. Соседом Сергея Павловича оказался финн с хорошим знанием английского языка и они с удовольствием беседовали на разные темы. Финн, по всей видимости, хорошо накануне выпил, так как второй раз за сорок минут полёта просил стюардессу принести ему минеральной воды.
— Вам тоже дать воды? — спросила стюардесса у Платонова на хорошем английском языке.
— Нет, спасибо. Ко мне можно обращаться по-русски.
Стюардесса внимательно посмотрела на Платонова и, ничего ему не ответив, скрылась за шторой. Сергей Павлович внутренне подобрался, отнеся её внимательный взгляд на счёт владения им английским языком. Было приятно, что молодая симпатичная девушка обратила на него внимание. И как говорит в таком случае его друг Моня: «Подсекай». Но в этом шаге он сразу засомневался: мало ли в мире людей, которые владеют иностранными языками? Это не повод, чтобы на них засматривались. Значит, я просто этой девушке понравился. «А чем я мог понравиться? Да всем: молодой, спортивный, симпатичный, с умным взглядом… Мало ли по каким параметрам женщины выделяют из толпы мужчину. У них свои достаточно чёткие индикаторы… А может, она обратила на меня внимание ещё при посадке в самолёт? Для этого много времени не надо… Ну опять тебя, Платонов, понесло. Спустись с неба на землю — девочке лет двадцать пять, а тебе уже под сорок!»
И всё-таки, чтобы проверить свою гипотезу со стюардессой, он через полчаса нажал на кнопку вызова бортпроводника. Знакомая девочка появилась сразу, как будто ждала этого звонка.
— Извините, можно попросить баночку пива? — попросил Платонов.
— К сожалению, нельзя. В Финляндии сухой закон и поэтому распитие любых спиртных напитков на нашем рейсе запрещено, — чётко ответила стюардесса и быстро удалилась.
Через десять минут Платонов снова нажал на кнопку вызова. И снова из-за занавески появилась та же девушка.
— Тогда принесите, пожалуйста, стакан воды.
— Я вам воду уже предлагала. Вы отказались.
— Извините, что я вас побеспокоил. Тогда отказался, а сейчас умираю от жажды.
— А хотите, я вам сделаю кофе?
— Да, очень хочу. Из ваших рук — хоть яд.
— Тогда нужно немножко подождать.
— Готов ждать, сколько скажите.
Девушка несколько раз пробегала мимо Платонова и на его вопросительный взгляд, наконец, наклонилась и сказала:
— Извините, я о вас не забыла. Очень много работы. Пассажиры капризные. Все — иностранцы.
— И что?
— Просто не успеваю всех обслужить. Вам кофе с натуральным молоком или с порошковым?
— Да мне, в принципе, уже всё равно.
— Хорошо, я постараюсь всё сделать побыстрее.
То, что мужчины во всём нетерпеливы и нагловаты, мама Сергею Павловичу вдалбливала в голову постоянно, но Платонов уже завёлся и накручивал себя сам: «Ты ж понимаешь — иностранцы! Они не могут ждать, а я могу! Нахлебались, понимаешь, русской водки в Москве на год вперёд, а теперь у них трубы горят!.. Прекрати, Платонов. Не возникай. Перестань строить из себя большого начальника. Подумаешь, его вовремя не обслужили. Не подали кофе. Великое дело…»
А через несколько минут он услышал над своей головой голос стюардессы:
— Пожалуйста, ваш кофе, — и как бы в компенсацию за то, что заставила долго себя ждать, она тихо добавила: — Меня зовут Оля.
— Очень приятно, Сергей.
Платонов, не мешкая, вытащил из нагрудного кармана пиджака свою визитную карточку и с улыбкой протянул её девушке.
— Нет, нет. Ни в коем случае! — резко отшатнувшись от него, стюардесса быстрой походкой прошла в служебное отделение и задёрнула за собой штору.
Платонов сидел ошарашенный, не понимая, что произошло. За что на него обиделась Оля и почему отказалась принять визитную карточку? Факт её вручения никого ни к чему не обязывает. Просто человек перестаёт быть инкогнито. И больше ничего. Через некоторое время Сергей Павлович снова нажал на кнопку вызова бортпроводника, но к нему подошла уже другая стюардесса.
— Слушаю вас.
— Мне, пожалуйста, стакан воды.
А когда она принесла ему воду, он спросил:
— Извините, а можно пригласить Олю?
— Нет. Оля занята.
На выходе у трапа самолёта стояли две улыбающиеся стюардессы и несколько молодых людей в лётной форме. Оли среди них не было. Не исключено, что в промежуточном аэропорту может произойти смена экипажа и она к этому готовится.
7.7
Прямо на лётном поле Платонова встречала легковая машина «волга» чёрного цвета. За рулём сидел немолодой мужчина, изнутри открывший ему заднюю дверь.
— Здравствуйте, Сергей Павлович. С прилётом. Я уже час вас встречаю. Опоздал ваш рейс.
— Спасибо. А зачем подъезжать прямо к трапу, уважаемый? Мне как-то, право, неудобно перед людьми.
— Дело в том, что всех пассажиров вашего рейса от самолёта до здания аэровокзала сейчас поведут пешком. А это не очень близко. К тому же мне нужно успеть выполнить следующее задание.
— Понятно. Вы всех гостей так встречаете?
— Не всех, но вас начальство приказало встретить именно так. Почему, я не знаю.
— У вас есть пропуск выезда на лётное поле?
— Естественно. Вот он: «Проезд везде. Без ограничения и досмотра», — водитель пальцем указал на лобовое стекло.
— Понятно.
— Куда едем, Сергей Павлович? Сразу в гостиницу?
— Да, в гостиницу. Как, кстати, ваше имя-отчество?
— Владимир Антонович. Ваш водитель на весь период командировки. Прибываю по первому требованию.
— Да я приехал всего-то на три дня. Особых поездок не планировал, так как не знаком с вашим городом.
— Неважно. Значит я три дня в вашем полном распоряжении.
— Тогда — вперёд, Владимир Антонович.
Гостиничный номер, в котором поселился Сергей Павлович Платонов, представлял собой две небольшие комнаты. Почти всю площадь первой комнаты занимали раскладной диван и журнальный столик с двумя креслами. У стенки, напротив входной двери, притулился скромный сервант со встроенным телевизором. Во второй комнате стояла широкая двуспальная кровать, у изголовья которой на тумбочке — телефонный аппарат. Наличие телефонного аппарата в спальне создавало определённое неудобство, требующее ходить на каждый звонок из первой комнаты во вторую. Однако позволяло спокойно говорить по телефону с любым человеком, лёжа в кровати, и даже при наличии в номере гостей.
Сергей Павлович снял костюм, рубашку, галстук и всё аккуратно повесил в шкаф. Прошёл в ванну, ополоснулся под душем холодной водой и растёрся вафельным полотенцем, почувствовав лёгкое покалывание во всём теле. После этого облачился в спортивный костюм, домашние тапочки и стал звонить по междугородному телефону. Сначала он связался со своим секретарём и обсудил с ней несколько производственных вопросов. Потом позвонил маме. Её, как всегда, не было дома, и он оставил ей информацию на автоответчике Полистав рекламы и проспекты, пачкой лежащие на прикроватной тумбочке, он обнаружил забавное приглашение посетить ресторан этой гостиницы с европейской и азербайджанской кухней. Оно было написано в шутливой форме с грамматическими ошибками: «Дарагой
человэк и дэвочка. Заходы — гостем будеш. Накармлю и напаю. Не самнэвайся — тебэ панравится». На первой странице приглашения в ресторан был нарисован толстый мужчина кавказской национальности в белом поварском колпаке с широкой улыбкой и поднятым вверх указательным пальцем правой руки.
До шести часов вечера — время открытия ресторана при гостинице
— ещё оставалось сорок минут, и Платонов решил посмотреть телевизор. Его чёрно-белый экран при включении засветился ярким катодным пятном, но потом появилась программа с местным диктором. Вторым щелчком переключателя он обнаружил программу центрального телевидения из Москвы. Последующее переключение ручки каналов ничего не высветило и только на седьмом щелчке появилось изображение какого-то фильма на английском языке с гундосым переводом на русский. По всей видимости, это был пиратский канал, за просмотр которого взимали при выезде из гостиницы дополнительные деньги. Тяжёлый русский перевод напрочь заглушал английский язык, но, добавив громкость, Платонов понял, о чём в оригинале идёт речь. Двое поношенных мужчин спорили на тему, имеют ли право женщины обнажать грудь, то есть не носить одежду для верхней части тела. Один утверждал, что женщина должна сама решать, что ей открывать, а что закрывать. Это — её тело. Другой кричал, что этого делать нельзя по двум причинам: во-первых, не всякая грудь вызывает у окружающих восторг, а во-вторых, это может отрицательно повлиять на поведенческие инстинкты мужчин, которые и так ими слабо контролируются.
Сергей Павлович выключил телевизор, но пустяковый сюжет увиденного фрагмента американского фильма не выходил у него из головы. «А в самом деле, кто же из спорящих мужчин прав? С одной стороны, женщина вольна распоряжаться собой, как она хочет. И тут мораль вовсе не при чём. А с другой стороны, грудь — это наиболее близко расположенная к мужчине, весьма волнительная часть тела женщины.
Убрав грудь из мужского пространства восприятия женщины, исчезнет захватывающая интрига их взаимоотношений… А как в этом случае будут выглядеть феминистки?.. А что — феминистки? Грудь у них — инструмент политической борьбы. Как булыжник для пролетариата… И что?.. А то… Вспомни эпизод из фильма «Белое солнце пустыни», когда жена кормила актёра Луспекаева чёрной икрой. Как он на икру, а заодно, и на жену смотрел? С отвращением! Поэтому не следует доводить мужчину до этого состояния, постоянно тыча ему под нос обнажённую женскую грудь…
Ну и какое резюме от увиденного сюжета?..
Очень простое. Каждый день, как молитву, повторяй: самое прекрасное в жизни — это женщины. Нельзя их свергать с этого пьедестала ни при каких обстоятельствах…»
7.8
Около семи часов вечера Платонов спустился на первый этаж гостиницы и подошёл к дежурному администратору:
— Подскажите, пожалуйста, где в гостинице ресторан?
— А вот там, за портьерой. Дверь напротив моей стойки. Только сегодня нет оркестра.
— Спасибо, вы очень любезны.
Небольшой зал ресторана был практически пуст. Только за одним столиком сидела, оживлённо беседуя, пара молодых людей. Молодой человек был в лётной форме, а девушка — в брючном костюме. Сергей Павлович сел за первый попавшийся столик и углубился в изучение меню. Набор блюд и напитков был для ресторана провинциального города достаточно богат. Выбрав из меню жареную форель с французским изысканным гарниром, как было написано в карточке, он решил заказать ещё и пива, в котором ему отказала девушка в самолёте. Через несколько минут к его столику подошла улыбающаяся официантка с блокнотиком в руках:
— Добрый вечер! Могу я с вами говорить по-русски? — спросила она на английском языке.
— Послушайте, меня второй раз за сегодня принимают за иностранца. Позвольте узнать, по какому признаку?
— У вас глаза не наши.
— Какие — не ваши? Трефовые, что ли?
— Нет, умные.
— Ну, в таком случае, красавица моя, записывайте заказ: жульен, жареная форель и большая кружка пива. Заранее благодарен.
— Не волнуйтесь, уважаемый гость. Всё будет в нашем ресторане исполнено в лучшем виде.
Молодые люди, сидящие через столик от Платонова, по всей видимости, слышали разговор между ним и официанткой, так как внезапно перестали разговаривать. Лётчик сидел и с интересом рассматривал Сергея Павловича, а девушка, чуть повернув голову в его сторону, сразу вернулась в исходное положение. С учётом того, что сектор обзора у женщин, за счёт периферийного зрения, значительно больше, чем у мужчин, ей этого поворота было достаточно, чтобы его увидеть. Платонов тоже сразу её узнал. Это была Оля, стюардесса с самолёта, страшно испугавшаяся полдня назад его визитной карточки и отскочившая от него как ошпаренная.
«Интересно, по какой причине она это сделала? Может быть, в их ведомстве существует инструкция, запрещающаяся стюардессам брать визитки от пассажиров?.. Нужно об этом кого-нибудь расспросить… А может быть, просто не хотела поддаться соблазну с ним познакомиться?..
Опять ты себе дифирамбы запел. Не надоело ещё?» Платонов старался не смотреть на молодых людей, которые почему-то притихли. У
него даже мелькнула мысль пересесть за другой столик, чтобы их не смущать. Но он тут же себя остановил: «Глупость какая-то. Суетиться из-за какой-то совершенно незнакомой девушки. Да это просто смешно!.. А может, я в самом деле их чем-то напугал? Возможно… Но ужин, не взирая ни на что, следует завершить, как положено».
После этого эпизода Сергей Павлович с аппетитом поел всё, что
принесла официантка. Положил на стол деньги, с учётом хорошего качества обслуживания, и вышел из зала ресторана в холл. На него внимательно смотрел дежурный администратор.
— Извините, ваша фамилия Платонов?
— Да, а в чём дело?
— Вас ожидает вон тот господин, — и он указал на кресло, в котором в неудобной позе сидел седой мужчина. Тот уже поднялся и шёл по направлению к Платонову:
— Извините, Сергей Павлович. Это я вас спрашивал. Профессор Васнецов Виктор Владимирович.
— Очень приятно. Платонов. Но вас пригласили, как мне известно, на 10 часов утра на завтра к заместителю директора по науке Кольского
филиала Академии наук.
— Это верно, но я хотел бы с вами просто переговорить до официального заседания. Извините меня, старика, за нахальство, но есть некоторые обстоятельства, которые хотелось бы довести до вашего сведения приватным образом.
— Ну, что ж. Раз пришли, будем разговаривать. Но я могу, уважаемый профессор, уделить вам внимания только полчаса.
— Я буду вам бесконечно благодарен.
— Одну минуту. Подождите меня здесь, пожалуйста.
Сергей Павлович повернулся к администратору. Тот, вроде занимаясь своими делами, внимательно слушал разговор между профессором и важным гостем, проживающем в представительском люксе.
— Извините, у вас не найдётся листочка бумаги? — обратился к
нему Платонов.
— Конечно, будьте любезны.
— Я сейчас напишу записку, а вы её, уважаемый, если это вас не затруднит, передайте девушке, которая выйдет из ресторана с лётчиком. Не возражаете?
— Ни в коем случае. Всё сделаю, как вы просите.
Платонов поднялся с профессором Васнецовым в свой номер. Специалист по резонансным процессам, профессор был из разряда увлекающихся людей, которые на интересующую тему могут говорить без оглядки на время. Ни о каком регламенте встречи не могло быть и речи. Сергей Павлович, в силу своего воспитания, не мог оборвать уважаемого профессора. Он сидел и внимательно слушал, забыв о том, что оставил у администратора записку для Оли.
7.9
Оля Никанорова жила в доме сталинской постройки на Кутузовском проспекте. Большая трёхкомнатная квартира на четвёртом этаже принадлежала её дедушке и бабушке, которые практически круглый год жили на подмосковной даче. Дедушка, генерал-полковник в отставке,
всю жизнь жалел, что у него нет внука, которого бы он, как и сына, примерно воспитал в воинском духе. Но, не взирая на гендерные обстоятельства, он очень любил свою внучку Олю. Сын Владимир, папа Оли, в звании полковника, служил в Иркутской области командиром дивизии, а его жена Лена, мама Оли, работала врачом в полковой медсанчасти. Оля у многочисленной родни была одна и поэтому вся семья, своей заботой и вниманием, как она не раз заявляла, дико её угнетала. Чтобы не быть в зоне их досягаемости, Оля, после окончания Московского института иностранных языков, выиграла конкурс в «Аэрофлоте» и устроилась работать стюардессой. Начинала с небольших самолётов внутрисоюзных авиалиний, а уже через год, с учётом знания нескольких иностранных языков, была переведена на международные авиарейсы. Сначала Оле в её новой профессии всё нравилось — зарплата, лётная форма, завистливые взгляды женщин и назойливость мужчин. Даже рваный график работы, когда нужно было работать то днём, то ночью, её не раздражал. За время шестилетней работы стюардессой в «Аэрофлоте» она побывала во многих странах, повидала много разных диковин. В результате своего лётного опыта Оля пришла к заключению, что практически вся масса авиапассажиров делится на две группы: хамы и бары. Для первой группы присуще позволять своим детям делать, всё что угодно, и оставлять после себя груды мусора. В их представлении стюардесса исполняет роль разносчицы пищи и уборщицы, которой положено заниматься порядком и чистотой. Вторая группа, без особого пиетета, постоянно нажимает на кнопку вызова бортпроводника и чтото требует, считая, что их должны безоговорочно и постоянно обслуживать. Встречаются, правда, и нормальные пассажиры, но это скорее исключение, чем правило.
После очередного инцидента в салоне самолёта, закончившегося оскорблениями со стороны пассажира, Оля записалась на приём по личным вопросам к начальнику Московского управления кадров «Аэрофлота». Сначала его помощник отказался по телефону записывать её на приём из-за плотного графика начальника управления. Дважды отсылал к руководству московского авиаотряда. Но когда Оля предупредила помощника, что будет вынуждена воспользоваться помощью генерал-полковника Никанорова, являющегося её родным дедушкой, для неё сразу нашли время и дату.
В большой приёмной начальника Московского управления кадров сидело два человека: немолодая женщина в строгом костюме, выполняющая, по всей видимости, обязанности секретаря, и молодой человек в лётной форме, который, когда она вошла, встал и представился:
— Помощник начальника управления Володин. Присаживайтесь, пожалуйста. Вас скоро пригласят.
Секретарь на мгновение оторвалась от своей пишущей машинки и изучающе внимательно посмотрела на Олю. А ещё через десять минут раздался телефонный звонок и её пригласили пройти в кабинет начальника. Оля буквально с порога была ослеплена позументом его мундира и какими-то неизвестными ей орденами. Только для этого можно было записаться к нему на приём.
Начальник управления вышел из-за своего рабочего стола и пошёл Оле навстречу. Пригласив её жестом присесть за приставной стол, сам
сел напротив.
— Очень рад познакомиться с внучкой легендарного Дмитрия Николаевича Никанорова. Позвольте представиться: генерал Свиридов. Александр Семёнович.
— Очень приятно. Оля.
— Как поживает ваш дедушка, Оля? Имел честь с ним несколько раз встречаться по некоторым служебным вопросам.
— Да всё более менее в порядке. Дедушка с бабушкой, в основном, живут на даче. В городе бывают редко.
— Вы их навещаете?
— Честно признаться, редко, но перезваниваемся мы регулярно. Они меня из под своего контроля не выпускают.
— Что так?
— Дело в том, что мои родители живут не в Москве. Поэтому бабушка с дедушкой выполняют контрольные функции.
— Понятно, Ольга Николаевна. А давайте мы с вами чай попьём? Не возражаете?
— Как-то неудобно… Я ведь не чай пришла с вами пить.
— Что неудобно? Пить со мной чай? Давно я такого интересного ответа не слышал, — и сам громко расхохотался. — Ну, рассказываете, Оля, что вас привело ко мне. И не стесняйтесь, раз уж пришли.
7.10
Начальник Управления кадров «Аэрофлота», генерал Александр Семёнович Свиридов прошёл по всем ступеням служебной лестницы,
прежде чем занял эту должность. Начинал он свою производственную карьеру в Барнаульском авиаотряде грузчиком багажа. Такая запись в
его трудовой книжке всегда с любопытством воспринималось во всех отделах кадров, куда он её представлял. После окончания Рижского института инженеров гражданской авиации Свиридов два года работал в Свердловском авиаотряде стюардом. Там заметили спокойного доброжелательного молодого человека и пригласили работать инструктором в молодёжных организациях гражданского «Аэрофлота». Потом Александр Семёнович как-то незаметно переместился в кадровые структуры, где быстро продвинулся до начальника Управления кадров.
— Ну и что вас, Ольга Николаевна, привело ко мне? По какой причине взбунтовалась ваша юная душа, ибо ко мне по другой причине, как правило, не попадают.
— Когда я готовилась к встрече с вами, мне были понятны причины своего обращения. А сейчас, поговорив с вами, все вопросы стали какими-то мелкими и незначительными.
— Это, по всей видимости, моя форма так на вас положительно повлияла. Просто мне сегодня нужно делать сообщение в одном серьёзном учреждении, где я по протоколу должен быть облачён вот таким образом. А так я обычно имею другой, менее помпезный вид.
— Мой дедушка такой же. Обычно он ходит по дому в спортивном костюме, но как оденет свой парадный китель — глаз не оторвать. Бабушка ему говорит: «Сними свой иконостас, а то глаза режет».
— Вы сравнили награды вашего дедушки и мои. Это — день и ночь, Оля. До него мне, голубушка, ещё служить и служить. Задавайте свои вопросы. Слушаю вас внимательно.
— Хорошо, но прежде чем я у вас кое-что спрошу, скажу несколько
слов о себе.
— Зачем? Я о вас и так всё знаю, что положено. В нашей службе существует порядок: о записавшемся на приём посетителе помощник готовит небольшую справку.
— Нет, я не об этом.
— А о чём?
— О своём упрямом характере, из-за которого всю жизнь страдаю.
— Так. И что тут для меня может быть интересного? А главное, какое это имеет отношение к делу?
— Большое. Дело в том, что я пошла в стюардессы не потому, что мне эта профессия очень нравится, а по другой причине.
— Какой, если не секрет?
— Прежде всего, чтобы выйти из-под тотального контроля бабушки и дедушки. Они мне постоянно звонили утром, днём, вечером. И сплошные вопросы: что кушала, где была, что делала, куда идёшь, когда приедешь. В общем, страшный сон. А так — ушла в рейс на несколько
дней, и нет меня, а следовательно, и вопросов нет.
— Понятно, — заметил, улыбаясь, Свиридов. Вроде как поддержал беседу, хотя, на самом деле, эти девичьи откровения были ему ни к чему. Он даже несколько раз ушёл в себя, когда внезапно, совсем другим голосом, заговорила гостья:
— И тем не менее, хочу довести до вашего сведения, уважаемый Александр Семёнович, своё отношение к неблагодарной работе стюардессой и предложить ряд серьёзных мер, каким образом эту ситуацию можно кардинально улучшить.
— Слушаю вас внимательно, уважаемая, — с нескрываемой иронией ответил он.
Но Оля сделала вид, что иронию в голосе начальника Управления не заметила.
— Считаю, — продолжила она, — что статус стюардессы в последнее время значительно изменился в худшую сторону и стал совершенно не
привлекателен. Стюардесса превратилась из сказочной феи, парящей в небесах, в заурядную официантку и уборщицу.
— Интересное определение. Поясните, пожалуйста, если не трудно, — уже серьёзно отреагировал генерал.
— Пожалуйста. Негативный окрас её образа в глазах пассажиров начинает формироваться прямо с посадки в самолёт. Пассажиры тянут в салон огромные тюки, чемоданы, сумки, а стюардесса этому препятствует. Вплоть до драки.
— Этого не может быть! Существуют жёсткие нормативные акты на размер и вес ручной клади. Это всё должно отслеживаться ещё при регистрации багажа.
— Конечно, существуют, но на практике это выглядит совсем иначе. Так как дверцы полок, как правило, не закрываются, то хрупким девушкам приходится самим заталкивать эту, с позволения сказать, ручную
кладь под возмущённые выкрики пассажиров: «Эй, девушка, поосторожней! Что вы там делаете? У меня там стекло, продукты, сувениры».
— Что вы говорите?
— К сожалению. И заметьте, этим занимаются молодые женщины, которых данные упражнения совсем не красят.
— Я это непременно проверю.
Оля не среагировала на реплику высокого начальника и продолжила свой рассказ.
— После того как все пассажиры займут свои места, начинаются вызовы бортпроводников по всякому поводу. При этом нередко пассажиры не просят — они требуют, хамят, грозят. Требования у них бывают самые разные, но не об этом речь. Если выполняешь их просьбы с опозданием, то начинаются замечания, издёвки, упрёки.
— Понятно. Какие у вас, Ольга Николаевна, есть конкретные предложения по этим замечаниям?
— Извините, я ещё не договорила…
— Продолжайте, пожалуйста. Слушаю вас. — Спасибо. Поведение наших пассажиров в самолёте не поддаётся нормальному восприятию. После себя они оставляют груды мусора — просто горы. Запачканные сиденья, испорченное оборудование.
— А оборудование тут причём?
— Очень даже причём. Новый пассажир, обнаружив поломку кресла или неработающий приёмник, начинает предъявлять претензии стюардессе, требовать дать ему другое место. В результате этого может возникнуть серьёзный скандал.
— Есть служба предполётной подготовки самолёта. Она обязана всё убрать и проверить.
— Есть, но она не многорукая. В зависимости от уровня безобразия в салоне, может и не успеть всё сделать к следующему рейсу.
— Не понял ваш последний тезис, Оля.
— Дело в том, что наши люди стремятся копировать западный образ жизни и, к сожалению, берут оттуда не только хорошее, но и плохое. Я однажды была в рейсе и пошла, от нечего делать, в обычный американский кинотеатр. Комментировать фильм не буду, но то, что я увидела в зале, когда зажёгся свет, — это был ужас. Всё в пакетах, бутылках, объедках еды, бумажках. Идёшь к выходу по колено в мусоре.
— Это нам знакомо.
— Вы представляете, что человек за время киносеанса сжирает ведро попкорна и выпивает несколько банок кока-колы! Я понимаю, что на Западе от этого бизнеса кормится много людей, но дойти до такого поощряемого свинства — надо уметь.
— Я тоже это много раз видел. Но у нас пока ничего подобного в кинотеатрах нет.
— Зато есть в самолётах.
— Чем вы можете синдром жора, Оля, объяснить?
— Дело в том, Александр Семёнович, что пассажир на земле и пассажир в воздухе, с психологической точки зрения, — это два разных человека. Первый — в ожидании рейса, оформления багажа, неоднократного контроля… в общем, сплошные нервы. Второй — добравшийся до
своего места в самолёте и стремящийся расслабиться. У него от всего предполётного действа просыпается аппетит, желание проявить свой характер. В связи с этим он нередко ведёт себя неадекватно и вызывающе. Задача стюардессы — учитывать его состояние и соответствующим образом реагировать. А этому надо, Александр Семёнович, учить. — Что вы предлагаете, Ольга Николаевна? Зачем этот ваш рассказ про психологическое состояние пассажира? Мы же не в Сингапуре с
вами живём, а в России.
— Очень жаль, что не в Сингапуре. Поэтому предлагаю следующее…
7.11
На встрече с генералом Свиридовым Оля очень волновалась. Она сама не ожидала от себя такой прыти — говорить в лицо начальнику Управления кадров «Аэрофлота» то, что думает. Это — не выступать с обличительными речами перед своими коллегами. Это — посерьёзней. И всё-таки она решила идти до конца и рассказать Свиридову обо всех рабочих проблемах обыкновенной бортпроводницы. И ещё она понимала, что теперь её не спасёт от последующих неприятностей даже то, что она внучка знаменитого военноначальника.
— Вот скажите мне, пожалуйста, Александр Семёнович, какой служебный статус стюардесс? Кто они — обсуживающий персонал или члены экипажа самолёта?
— Конечно, члены экипажа.
— В таком случае, почему у них нет никаких соответствующих атрибутов: званий, должностей, нашивок, шеврона. В конце концов, карточки на груди с указанием имени, фамилии, знания языков. Стюардесса должна откликаться на всякие там «эй» или «девушка».
— Не понял, о чём вы говорите, Ольга Николаевна?
— А вот о чём. Ведь объявляется по громкой связи перед началом полёта, что командир корабля, пилот первого класса Иванов. Почему не объявлять состав бригады бортпроводников?
— Интересное предложение.
— Конечно, интересное. Командира корабля могут люди и не увидеть за время всего полёта, если он сам не выйдет из кабины, а стюардессы общаются с пассажирами, как минимум, несколько часов. Поэтому нужно разработать чёткие правила, регламентирующие поведение пассажиров на борту самолёта, и довести до их сведения в виде приложения к авиационному билету. Это — первое…
— Понятно, что ещё? — каким-то нетерпеливым тоном спросил начальник Управления кадров.
— Второе. Принять постановление и объявить пассажирам при
приобретении билетов, что вводятся серьёзные штрафы, а не три копейки, за каждое конкретное нарушение на борту самолёта. Предупредить, что штрафные баллы будут учитываться в дальнейшей стоимости авиабилета на другие рейсы. И, наконец, третье. Убрать с пола самолётов синтетический ковролин, на котором неизвестно сколько грязи и мусора. Лично у меня он постоянно вызывает аллергию.
— Теперь у вас всё, Оля?
— Да, всё…
— Тогда у меня к вам вопрос. Почему вы всё время стараетесь плыть против течения?
— Я же вас сразу предупредила, Александр Семёнович, что у меня такой характер.
— Характер характером, а если вас из «Аэрофлота» под каким-нибудь благовидным предлогом уволят? Что будете делать? Ведь вы лишитесь гавани, как я понял, в которой успешно укрываетесь от гнёта бабушки и дедушки?
— Ничего. Найду другие жизненные варианты. В конце концов, пойду работать по своей специальности переводчицей. Или, в крайнем случае, начну работать учительницей иностранного языка в школе.
— А вообще, вы, Ольга Николаевна, молодец! Могли пройти мимо всего, о чём мне рассказали, и жить спокойно, безо всяких проблем. А вы — нет. Аж до меня дошли.
— Это — правда.
— А сейчас я вас попрошу сесть в приёмной и написать на моё имя рапорт, в котором подробно изложить все свои предложения. Если вас это не затруднит.
— Нет, конечно. Я за этим и пришла к вам.
— Ну, что ж. Всего вам хорошего. Рапорт оставьте, пожалуйста, у моего помощника. И вообще, рад был с вами познакомиться.
— До свидания.
Никто по поводу визита Оли к начальнику Управления кадров «Аэрофлота» с ней никогда не говорил. Никаких изменений в правилах поведения пассажиров на борту самолёта она, к сожалению, не видела. И тем не менее, Оля была своей неравнодушной гражданской позицией очень довольна.
7.12
Оля Никанорова, получив записку от дежурного администратора гостиницы, написанную Сергеем Павловичем Платоновым, сразу её прочитала. В ней чётким каллиграфическим почерком было написано:
«Оля, очень хочу, если есть такая возможность, с вами пообщаться. Позвоните. Мой номер телефона комнаты 202. Сергей». Первое предложение в записке было какое-то заискивающее и робкое, а второе — командное и жёсткое. Позвоните — и всё. Даже без «пожалуйста». Судя по тому, что Сергея встречала машина чёрного цвета прямо у трапа, он был не простой человек. Да и всё его интеллигентно-нахальное поведение в самолёте на это указывало. Это же надо: через три минуты разговора между ними, он бесцеремонно предложил ей свою визитную карточку! Она, естественно, отказалась её принять — ведомственная инструкция категорически запрещала это делать. Но любопытство осталось. Прочитав записку Сергея, Оля лихорадочно стала думать, что ей предпринять. Извиниться перед штурманом Ковалёвым и пойти в свой номер? Нет никакой проблемы. Ковалёв давно и безответно в неё влюблён, в чём не раз сам признавался. Так что без вопросов всё поймёт. «А что, если позвонить Сергею в номер?.. Да ты что?.. Звонить незнакомому мужчине в номер — сверх неприлично! Да ещё ночью!.. А что тут неприличного?.. Ну что ты, Оля, сама себя уговариваешь? Кто-нибудь узнает — позора не оберёшься… Тогда что делать? Как справиться с собой, если он мне понравился и я хочу с ним встретиться? До сих пор вижу его серые глаза и пушистые ресницы, а в ушах звучит его тёплый голос… Понравился — не понравился. Это не разговор… Ещё какой разговор… Я уже сегодня один раз наступила на себя, когда в самолёте попросила подойти к Сергею другую девочку… Ну и где же выход из этой ситуации? Не гони лошадок, Оля… Чтобы справится с этим наваждением, нужно, как советовала бабушка, больно себя ущипнуть… Думаю, что кроме синяка, ничего от этого не появится… А может, и появится… Бабушка ещё говорила: крутись — не крутись, а что положено по жизни, то и случится. При этом она рассказывала, как познакомилась с дедушкой…
Это было в те далёкие времена, когда молодые люди боялись не только поцеловаться, но даже прикоснуться друг к другу… Всё, Оля. Возьми себя в руки. Никаких звонков, а тем более ночных визитов. Пусть лишний раз этот молодой человек о тебе подумает. А дальше видно будет…»
Продолжение следует.
