Продолжение. Начало 19.11.23.
Глава 12
Возвращение
12.1
Следуя всем указаниям Али, Слава без особого труда нашёл здание русского
консульства. Никакой вывески на нём, как и ожидалось, не было, зато на косяке
двери располагалась кнопка звонка, похожая на ту, что была на двери их
московской квартиры. Слава нажал на звонок и через минуту за дверью раздался
мужской голос.
— Консульство закрыто. Выдача справок с 10 до 14.
— Я не за справкой. Мне нужно политическое убежище.
Дверь сразу открылась. За ней стоял крепкий, средних лет мужчина, и в упор
смотрел на Славу.
– Вы кто?
— Панкратов Вячеслав Васильевич, 1930 года рождения, уроженец города
Москвы.
– Что хотите?
– Хочу вернуться в советскую страну.
— Как это вернуться?
– Так. Вернуться и всё.
— Документы есть?
– Да, советские и израильские.
– Проходите сюда, за перегородку. Садитесь на стул.
Мужчина подошёл к письменному столу и позвонил по телефону.
– Товарищ майор, разрешите обратиться?
– Обращайтесь.
– Сегодня, шестнадцатого мая 1966 года в двадцать часов десять минут, в Беер-
шевский филиал Генерального консульства Советского Союза явился мужчина и
попросил восстановление советского гражданства.
– Кто такой?
– Представил документы на имя “Панкратова Вячеслава Васильевича, 1930 года
рождения, уроженца города Москвы”.
– Понятно, капитан. Первое — провести с этим человеком предварительную
беседу. Второе – получить от него заявление в произвольной форме по сути
просьбы. Завтра к девяти часам утра пришлём спецтранспорт. Вопросы ко мне
есть?
– Никак нет.
– Выполнять.
Положив телефонную трубку, капитан будничным голосом сказал.
— Ну, вот что, Панкратов. В нашем консульстве камеры предварительного
заключения нет, а выгнать тебя на улицу не имею полномочий. Будешь ночевать
сегодня в кладовке. Запру тебя, не обессудь, на замок. Согласен?
– А что, есть другие варианты?
– К сожалению, нет.
– Тогда согласен.
— Чаю хочешь, с печеньем?
– Не откажусь.
– Ну и хорошо. А пока я завариваю чай, ты мне, не спеша, рассказывай про себя.
Жутко интересно. Я, вообще, первый раз в жизни с живым перебежчиком
говорю.
12.2
Чай, которым его решил напоить капитан, отличался от израильского всеми
характеристиками: вкусом, цветом, ароматом, внешним видом. Спросить, что за
сорт и где выращивается – неудобно. Но один вопрос Слава, всё – таки, решился
задать:
— Скажите, пожалуйста, а чей портрет у вас над столом висит?
— Это портрет Леонида Ильича Брежнева – Генерального секретаря
Коммунистической партии Советского Союза.
– Не знаю такого.
– А когда ты убежал из Советского Союза, что не знаешь Брежнева?
— Я не из СССР убежал, я из Германии. Уехал по окончанию Берлинского
технологического университета в 1953 году.
– В каком месяце?
– В июне.
– Чего так? К июню, как мне помнится, уже всех евреев выпустили из тюрьмы. А
вообще, ты еврей или нет? Фамилия у тебя русская, да и на еврея совсем не
похож. Ты, вообще, кто?
— Я русский, но мама у меня еврейка. А у евреев национальность определяется по
матери.
-Да хоть по соседу. Не путай меня, ради бога. Ещё раз спрашиваю тебя – ты
русский?
— Да, я русский, но…
— Всё. Оставь меня в покое с евреями. Пусть тобой товарищ майор завтра
разбирается. Только скажи, как оказался в Израиле?
– Поехал за любимой девушкой.
– Куда поехал?
– В Израиль.
— Аа…, ну это серьёзно. Теперь получишь по полной программе и за себя, и за
девушку.
На этом капитан прекратил разговор со Славой. Эта беседа явно была не в
его компетенции, так как филиал консульства, в котором он работал, выполнял
только действия, связанные с гражданскими проблемами людей, сохранивших
какие – то связи с бывшей родиной. А тут – совсем другой случай.
Такой поворот событий вполне устраивал Славу, так как свой рассказ о
жизни в Израиле, производственной деятельности и криминальной обстановке,
сложившейся вокруг него, он хотел оставить для разговора с людьми, которые
будут принимать решение по его судьбе, а не выкладывать первому
попавшемуся военному.
12.3
Спецтранспортом Генерального консульства СССР была давно немытая
машина виллис, в которой сидело трое в штатском. Войдя в помещение, гости за
руку поздоровались с капитаном. Слава встал и скромно стоял в стороне.
– А что он у тебя не пристёгнутый, капитан? – спросил человек с обритой
головой. Не по инструкции.
– Виноват, товарищ майор. Но в нашем подразделении нет по уставу
наручников.
– Получи у Нестеренко. И вообще, как мы его будем без браслетов везти в Тель —
Авив?
Потом, резко повернувшись на каблуках в сторону Славы, резким тоном
сказал.
— Представьтесь.
– Панкратов Вячеслав Васильевич, год рождения 1930, уроженец города
Москвы.
— Я думал, что увижу какого — нибудь Хаима Абрамовича, а ты русский больше
моего. Какие – нибудь документы есть?
– Есть.
– Показывай.
Слава протянул майору плотно заклеенную коробочку.
– Нет, ты сам её открывай. Может у тебя там взрывное устройство.
– Может быть.
– Ладно, давай. Так…
— советский паспорт, выданный в 1946 году Замоскворецким отделом милиции
города Москвы.
— аттестат зрелости, московская школа номер 653, от 28 июня 1948 года.
— инженерный диплом.
— Что за диплом? На каком языке всё написано?
– Диплом Берлинского технологического университета. Заполнен на немецком
языке. Год вручения — июнь 1953.
– Знаешь немецкий язык?
– Да.
– А ещё какие языки знаешь?
– Английский, иврит, русский.
– Так. А это что за бумажки?
– Израильское удостоверение личности и водительские права.
– Всё?
– Всё.
– Да тебя в академию наук с такими документами нужно принимать, а ты в
тюрьму просишься.
– Лейтенант, — обратился майор у одному из сопровождающих, — заберите у
задержанного все документы.
– Почему задержанного? – спросил Слава.
– Потому что вход в служебное помещение советского консульства – это
переход границы иностранного государства.
– Позвольте, у меня же советский паспорт?
– Ты что не понимаешь? Твой просроченный паспорт – кусок непригодной к
использованию бумаги.
– Не понимаю.
— Ну, всё. Пакуйте клиента. Руки завязать верёвкой и прикрыть полотенцем.
После этого майор обратился к капитану, стоящему всё время перед ним
навытяжку.
— Он тебе вчера что – нибудь написал? Ну, типа заявления?
– Да. Вот оно.
– Давай.
Заявление.
Прошу предоставить мне, Панкратову Вячеславу Васильевичу, год
рождения 1930, уроженцу города Москвы, политическое убежище в
Советском Союзе.
Основание: советский паспорт № 162513, выданный 23 марта 1946
года Замоскворецким отделением милиции.
Число. Подпись
Майор сначала хотел порвать заявление Панкратова и выбросить в урну, но
потом передумал и положил в карман брюк.
— На всякий случай сохраню. Детский сад какой – то.
Потом резко поднялся со стула и скомандовал.
— Всё. Закончили разговор. Сержант, натяни, как положено, брезент на машину и
поехали.
12.4
От Беер – Шевы до Тель – Авива ехали почти два часа – узкое,
однополосное шоссе, забитое, в основном, грузовым транспортом. Жара
ужасная, но машина под брезентом продувалась со всех сторон.
Так как Слава три дня практически не спал, то он несколько раз закрывал
глаза и заваливался в сторону лейтенанта, с которым сидел рядом на втором
сиденье. В последний раз, навалившись на соседа, Слава услышал голос майора,
который наблюдал за ним в зеркало заднего вида.
— Слышь, студент, ты не спи. Лучше готовься к предстоящей беседе со мной.
Будет жутко интересно.
— Я не студент.
– А кто ты?
– Инженер.
– Да ты что? А выглядишь, как студент.
– Это от загара. Много времени работал в поле.
– Почему в поле? Ты же инженер?
— Так получилось.
– Понятно. А чем, вообще, специалист отличается от инженера?
– Специалист – это человек, владеющий знаниями в определённой области, а
инженер – углубляющий знания в этой области.
– Что значит углубляющий?
– Значит технологически, конструктивно, экономически, визуально
улучшающий.
– Красиво объясняешь. А какую роль в этом играет диплом?
— Большую. Только специалисту, защитившему дипломный проект,
присваивается квалификация – инженер.
– А без диплома можно быть специалистом?
– Можно, но звания инженера человек иметь не будет.
Разговор между ними на некоторое время прекратился и Славу опять
потянуло в сон. Но майор эту ситуация тут же пресёк и потому снова начал
задавать вопросы.
– Слышь, инженер, а где ты до университета учился?
– Среднюю школу закончил в Москве со специализированным уклоном
изучения немецкого языка. Я уже об этом вам говорил.
– Ну, говорил. Ещё раз повтори. Не облезешь.
– Зачем?
– Затем, чтобы проверить, где человек говорит правду, а где врёт. Привыкай.
Теперь соответствующие органы будут разговаривать с тобой только таким
образом.
12.5
Машина с задержанным Панкратовым подъехала к воротам большого
старинного здания в центре Тель – Авива. На сигнал водителя вышел
военнослужащий, открыл ворота и, вытянувшись, отдал честь.
– Ну вот, инженер, мы въехали на территорию Советского Союза, куда ты, по
происшествию многих лет, стремишься попасть.
– А что это за территория?
– В смысле?
– Ну, куда мы приехали – консульство, тюрьма, отель?
Все, сидящие в машине, смеялись, чуть ли не до слёз. В том числе и Слава.
– Отель, отель. Причём, пятизвёздочный, — ответил за всех сержант, сидящий за
рулём.
Наконец, сквозь смех, майор выдавил команду.
– Слезай.
Заходили в здание по одному в соответствии со званием. Первым шёл
майор, последним – сержант. Между майором и лейтенантом шагал Панкратов.
– Сержант, приведи задержанного в порядок. Своди в душ, как положено и ко
мне в восемнадцать ноль-ноль. Всё понятно?
– Так точно.
– Выполнять.
Профессиональное чутьё майора Тарасова подсказывало ему, что с этим
парнем нужно вести себя очень аккуратно. Парень непростой – за плечами
Берлинский университет, инженер, тринадцать лет жизни в Израиле, владеет
четырьмя языками. Не каждый день встречаются люди с такой биографией.
Правда, он должен был ещё вчера вечером сделать несколько запросов для
выяснения личности задержанного, но, в нарушении инструкции, решил сначала
составить своё мнение о нём. Уж больно хитёр или наивен, этот молодой
человек. Так себя раскованно держит. Создаётся впечатление, что получение
политического убежища в Советском Союзе он, по всей видимости, ассоциирует
с принятием в комсомол.
В шесть часов вечера майор Тарасов сидел за своим рабочим столом, когда
раздался стук в дверь.
– Заходите, — крикнул майор.
За дверью стоял задержанный, а за ним — сержант.
– Присаживайтесь, Панкратов.
И, обращаясь к сержанту, скомандовал.
— Свободен.
– Будем знакомиться: Майор Тарасов, военный атташе при посольстве
Советского Союза в Израиле.
Тарасов сделал паузу, позволяя Панкратову переварить эту информацию, и
продолжил.
— Нашему знакомству способствовало то случайное обстоятельство, что вчера
вечером, из всего посольского начальства, на рабочем месте находился только я.
Завтра вас переведут в другой отдел по принадлежности и компетенции соответствующих людей. А сегодня я хочу, в порядке самообразования, с вами
поговорить. Не возражаете?
— Конечно, нет.
— Расскажите, Панкратов, кто у вас родители, как вы оказались в Германии, а
затем в Израиле, чем здесь более десяти лет занимались? Ну и, конечно, почему
вдруг решили возвратиться на Родину? При этом не забудьте осветить свои
связи с криминальным миром Израиля, как вы написали в заявлении.
Предупреждаю, что наш разговор, от начала до конца, записывается. Вам всё
понятно?
– Понятно.
12.6
В этот момент Слава поймал себя на мысли, что не готов ничего
рассказывать под запись. Идти сдаваться — правильная идея, но не иметь ни
одной домашней заготовки своего рассказа, это, по меньшей мере,
легкомысленно. И тут, чтобы выиграть несколько секунд, он задал Тарасову
вопрос.
— А как мне к вам обращаться?
– Гражданин майор.
– Почему гражданин, а не товарищ?
– Потому что Вы мне не товарищ. Вы задержаны при переходе государственной
границы Советского Союза. Мне, на данный момент, неизвестна ни ваша
личность, ни с какими целями вы это сделали, а главное, по чьему заданию.
– Но я же предъявил свои документы?
– Думаю, что их подлинность наши эксперты будут долго проверять. Слушаю
вас внимательно. Начинайте.
— Хорошо. Я, Вячеслав Васильевич Панкратов, родился 19 октября 1930 года в
Москве в семье работника аппарата ЦК КПСС Панкратова Василия Ивановича и
преподавателя английского языка Военной Академии им. Жуковского Берты
Львовны Цесарской. По национальности русский.
– Извините, но я, по ходу вашего рассказа, когда мне что – то непонятно, буду
вас перебивать. Не возражаете?
– Пожалуйста.
– А вы знаете, что это вас в России записали русским, а в Израиле вы были
полноценный галахический еврей.
– И так и не так. В Израиле, чтобы не ломать себе голову, всех называют по
стране исхода: евреи из Европы – ашкеназы, евреи из арабских стран – мизрахи,
евреи из России и других советских республик – русские и т. д.
– Это как — то сказывается на отношениях между людьми?
– Позвольте мне, гражданин майор, эмоциональные оценки своему рассказу не
давать.
– Согласен.
— В 1946 году моего отца назначили комендантом города Потсдама и они с
мамой уехали в Германию. В 1948, по окончанию московской средней школы, я
присоединился к родителям. В том же году поступил в Берлинский
технологический университет, который окончил в 1953 году с присвоением мне
квалификации инженер.
– Вы снова сделали на слове “инженер” акцент. Почему?
– Потому что не все получают по окончанию университета это звание. Далеко не
все. Это не как в Советском Союзе – закончил технический вуз и инженер.
– Продолжайте.
— В октябре 1952 года папу с мамой срочно вызвали в Москву. Но меня мама
упросила не возвращаться вместе с ними и окончить университет. Я послушался
её совета и остался в Германии. В конце того же года папу расстреляли за
антисоветскую деятельность, а маму осудили на восемь лет казахстанских
лагерей.
– Здесь не совсем мне понятно – почему вас оставили в Германии, а родителей
отозвали в Москву?
— Этого я объяснить не могу. Может по ошибке.
– В нашем ведомстве ошибок не бывает.
– Тогда не знаю.
– Ладно, идём дальше. А как вы оказались в Израиле? Тоже по ошибке?
— Не совсем так.
– А как?
— Моя гражданская жена, Грета Розенфельд, в начале 1953 года, по каналам
Джойнта, сделала нам выездные документы из Германии и мы репатриировались
в Израиль. По приезду в Израиль я был зачислен на должность слесаря —
электромеханика в кибуце на юге страны.
— И вам не было обидно, что с университетской подготовкой и званием инженера
вас в кибуце определили на должность слесаря?
– Нет, не было. В то время все в Израиле работали там, куда их по прибытию
направляли.
– В израильской армии служили?
– Да, служил, но в связи с врождённым плоскостопием работал водителем на
разного вида гражданском транспорте.
– Понятно. А теперь поясните мне, что это за термин “гражданская жена” и её
возможности вывозить мужчин? Упомянутая вами организация Джойнт ничего
просто так не делает.
– Я не знаю. Этим занималась Грета.
– Но вы же не будете отрицать, что являлись её креатурой в разведывательной
деятельности, а точнее осуществляли “спящую связь” с восточно – германской
секретной службой Штази?
– Нет, не буду. Но никаких поручений никогда не выполнял.
– Хорошо. Это не моё ведомство и поэтому углубляться в данную тему не хочу.
Сделаем перерыв и попьём чай. Не возражаете?
– Нет, конечно.
К чаю майор поставил на стол баночку вишнёвого варенья и положил пачку
печенья “Рассвет”. В этот момент в его кабинете раздался телефонный звонок и
Тарасов на отличном английском языке объяснил абоненту, что занят и
попросил перезвонить на следующий день в девять утра. В своём ответе по
телефону Тарасов использовал ряд нестандартных глаголов, которые говорили о
том, что майор хорошо владеет языком, но находится в состоянии сильного
нервного напряжения.
12.7
По окончанию чаепития Тарасов быстро убрал посуду со стола, закурил, не
предлагая собеседнику папиросу, и задал вопрос, который, наверное, подготовил
заранее.
– Скажите, Панкратов, а вас все эти годы не мучила совесть, что вы в одночасье
отказались от своей советской родины, где похоронены ваши родители, где вам
дали прекрасное школьное образование? С такой лёгкостью и беспечностью
взяли и поехали в чужую страну.
— Ну, во – первых, беседовавшие со мной перед отъездом люди, внушали мне,
что я еду не в чужую страну, а возвращаюсь на свою доисторическую родину. А
во – вторых, они объяснили, что мама не напрасно просила меня не ехать в
Москву, так как там меня ожидала реальная опасность для жизни.
— Вы знаете, молодой человек, что родина – это место, где человек родился, а не
место, где когда – то жили его предки. Так написано в любом толковом словаре.
Получается, что мне тоже можно внушить, что моя родина не Тамбов, где я
появился на свет, а север Монголии.
– Ну что вы сравниваете какую – то Монголию с Израилем, гражданин майор?
— Не хамите, задержанный. Не известно, через что вам ещё предстоит пройти.
– Возможно, но я это понял, как понял.
– Ладно, давайте перейдем к другой теме, которая, в моём восприятии, более
критична. Итак, государство Израиль, в минуту опасности, протянуло вам руку
помощи: пригласило к себе жить, дало гражданство, крышу над головой. А вы
сейчас тайно удираете из него. Чем это можете объяснить?
– Только одним – мне стало в этой стране опасно жить.
– В каком смысле?
— В прямом.
–Потрудитесь выразиться конкретней.
— Местные бедуины приговорили меня к смерти.
– Решаемый вопрос. Для этого есть полиция, организация Шабак, с которой мы
многие годы успешно взаимодействуем. Есть, в конце концов, внутренняя
охрана кибуца.
– Да нет. Мне серьёзные люди сказали, что за русского никто впрягаться не станет.
– Ну почему? Это в зависимости от того, что вы натворили. Так что
рассказывайте, Панкратов, всё подробно и с деталями, а то пока в ваших речах
звучит много пафоса и мало информации.
– А где гарантия, гражданин майор, что после моего рассказа вы не откажите
мне в советском гражданстве?
– Мы гарантий, задержанный Панкратов, не даём. А вашу информацию, прежде
всего, предоставим соответствующим израильским структурам.
– А дальше?
– Дальше будем просить государство Израиль разрешить экстрадировать вас в
Советский Союз.
– И что потом?
– Потом будем судить за измену родине и только после этого вы, искупив свои
грехи, получите право на возвращение гражданства.
– А я думал…
— А вы не думайте, так как существуют законы, по которым живёт каждое
нормальное государство. И вообще, почему вы уверены, что Советский Союз
вами заинтересуется?
– Ну, во – первых, этот неординарный шаг должен вызвать общественный
интерес – человек хочет уехать из Израиля в СССР.
– Это звучит, Панкратов, как антитеза: все просятся в Израиль, а вы – из
Израиля?
– Примерно так.
– Ну, допустим, а что во – вторых?
— А во-вторых, я могу много интересного рассказать.
– Что именно?
— Мы с напарником отжали у бедуинов самый прибыльный бизнес в пустыне,
связанный с переработкой мусора. Раньше они были монополистами, а сейчас
уступили первенство нам и потеряли большие деньги.
– За счёт чего?
– За счёт разработанной мной уникальной двухступенчатой технологии
переработки бытового и сельскохозяйственного мусора, которой не владеет ни
одно государство в мире.
– Вы уверены в этом?
– Уверен. Я просмотрел на английском и немецком языках огромное число книг,
изобретений, патентов. Поверьте — это самая серьёзная проблема, решение
которой на данном этапе требуется от человечества.
– Да. Это интересно. И, всё – таки, бедуины вас заказали, как мне кажется¸ не
совсем за это?
– Верно, не за это.
– А за что?
— Мы научились контролировать основные маршруты перемещения на юге
Израиля драгоценных металлов.
– Каким образом?
– Я создал, на базе инженерного анализа совокупности соответствующих
метеорологических факторов, технологические карты переработки больших
массивов песка.
– И где они?
– Что где?
– Карты где?
— У меня в голове. Я вам могу практически всё нарисовать.
12.8
Тарасов и Панкратов долго беседовали между собой. Опытный дипломат с
достаточной лёгкостью вытащил из наивного кибуцника много интересной
информации. Однако умный Панкратов, в свою очередь, не сообщил майору
Тарасову о ряде своих разработках, оставив их для следующих допросов. Среди
них созданный им, но незапатентованный принцип сепарации мусора, успешно
прошедший многолетние промышленные испытания. А также оригинальный
способ выполнения заградительных сооружений в случае песчаных бурь,
который был намного эффективней того, что используется в мировой практике.
Поздно вечером, когда задержанный Панкратов, под неусыпным оком
сержанта, отправился спать, майор Тарасов сел за факсовый аппарат.
Совершенно секретно (Экз. № 1)
Начальнику Особого Управления КГБ
по Южному округу СССР
полковнику Скворцову В. И.
Рапорт
Довожу до вашего сведения, что 16 мая 1966 года, в Генеральное
консульство СССР в Израиле обратился гражданин Израиля Вячеслав
Васильевич Панкратов, 1930 года рождения, русский с просьбой
восстановить советское гражданство. Панкратовым был представлен
советский паспорт № 162513, выданный 23 марта 1946 года Замоскворецким
отделом милиции города Москвы.
В ходе ознакомительной беседы Панкратов сообщил следующее:
В 1946 году его отец Панкратов Василий Иванович, русский, 1905 года
рождения, был командирован на должность коменданта города Потсдама в
Восточную Германию, где находился с женой (матерью задержанного) —
Цесарской Бертой Львовной, еврейкой, 1907 года рождения, до октября 1952
года.
В 1948 году их сын Панкратов В. В., после окончания московской
средней школы, воссоединился с родителями. В том же году он поступил на
первый курс Берлинского технологического университета, который окончил
в 1953 году с присвоением ему квалификации инженер – технолог широкого
профиля.
В июне 1953 году гражданин Панкратов В. В., вместо возвращения в
Советский Союз по окончанию университета, уехал по линии
международной еврейской организации Джойнт в Израиль, где в течение
тринадцати лет работал в кибуце на юге Израиля.
Знает четыре языка: русский, английский, немецкий, иврит.
В настоящее время, в связи с угрозой для жизни, исходящей от местного
населения, и представленных документов (смотреть Приложение) гражданин
Панкратов В. В. просит политического убежища в Советском Союзе.
Семейное положение – холост.
Приложение отправлено в ваш адрес дипломатической почтой.
Военный атташе при
Генеральном консульстве СССР в Израиле
Майор Тарасов Б. П.
12.9
Начальник Особого управления КГБ полковник Скворцов не скрывал
своего удовлетворения от полученного из Израиля факсового сообщения,
касающегося некоего Панкратова. Честолюбивый и тщеславный, он
торжествовал, что появилось первое реальное подтверждение предложенного
им плана по борьбе с “утечкой мозгов”.
Скворцов уже час размышлял над рапортом майора Тарасова, пытаясь
чётко сформулировать причины и следствия этого явления, но получалось не
очень складно.
– Итак, что такое утечка мозгов?
– Это, по всей видимости, действо, связанное с умственной деградацией, а в
случае отдельного индивидуума – превращение в идиота.
– А если речь идёт о государстве?
– В этом случае государство становится глупым и безумным, нарушающим
принятые международные нормы поведения.
— Но существуют физические явления, связанные с утечкой. Например,
утечка тока или газа. Их можно достаточно просто устранить
соответствующим ремонтом.
— Правильно, но человеческие мозги ещё не научились чинить.
— И, всё – таки, кто виноват, что из Советского Союза утекают мозги? Они же не могут это делать без согласия их носителя?
— В каждом отдельном случае есть свои причины.
– Понятно. А в ситуации с евреями?
– Здесь мы сами хорошо постарались, хотя евреи, как правило, самые
устроенные и обеспеченные в стране люди.
– Так почему же они отсюда бегут?
– Главная причина – антисемитизм, который отравляет им жизнь.
— Антисемитизм – это явление вечное и будет существовать столько, сколько
будут на земле жить евреи.
– Значит они будут уезжать, пока не найдут безопасного для себя места
жизни.
– Совсем глупая картина. Всё как с унтерофицерской вдовой.
– В каком смысле?
– В прямом. Знаем причину отъезда евреев из страны и продолжаем только
сокрушаться по этому поводу.
– А вы не пробовали, товарищ полковник, продумать меры, кроме
карательных, чтобы изменить ситуацию?
– Нет, не пробовал.
— Так попробуйте.
– Каким образом?
– Таким. Прежде всего, обуздайте своё русское эго и сделайте некоторые
конкретные для этого усилия:
— похвалите евреев в прессе, а не рассказывайте о них жуткие истории.
– сформулируете список льгот для учёных, возвращающихся из – за границы,
и, прежде всего, из Израиля.
– доведите до сведения всех желающих уехать в Израиль о требовании
государства Израиль соответствовать галахическому происхождению.
— публично накажите граждан, в действиях которых усматривается
антисемитизм.
А вообще, что я обсуждаю. У нас первый успех, а Панкратов — первый
человек, возвращающийся из Израиля в СССР для решения новых
ответственных задач, стоящих перед страной.
– Ура!!!
12.10
Всегда застёгнутый на все пуговицы и не допускающий никаких
небрежностей во внешнем виде, сейчас Скворцов, предварительно закрыв
дверь своего кабинета на ключ, снял китель и остался в нательной рубашке.
Он был так доволен полученным факсом, что стал танцевать вальс, нежно
обнимая воображаемую женщину и приговаривая хвалебные слова в свой
адрес.
– А теперь, полковник, умерьте свой пыл и подумайте, с чего начать?
— Нужно поднять черновик письма, который я подготовил, но не направил
заместителю министра Внутренних дел СССР генерал – полковнику
Смирнову.
— Кстати, я всегда был против денежных поборов при отъезде евреев из СССР
за полученное образование. Это требование не работает.
– Почему?
— Практика показала, что стремящиеся выехать евреи всегда соберут, с
помощью друзей и знакомых, нужную сумму.
— И ещё. С завтрашнего дня в подаваемых мне списках на репатриацию евреев
следует ввести графу, в которой обязательно указывать место работы и
должность. А дальше я сам буду решать, в какую группу отъезжающих их
включать.
— Стоп, полковник, чему радоваться? В принципе, ты ничего нового в эту
программу не внёс.
— Почему?
— А вот так. Израиль сам такой программой успешно пользуется. Он без
угрызений совести и ложного стыда предлагает возвратиться на льготных
условиях своим учёным, уехавшим работать в другие страны.
– Тем более, в России должна работать жёсткая схема работы с учёными,
позволяющая задерживать и возвращать нужных специалистов, а не
разбазаривать их по всему миру.
Через два дня майор Тарасов получил от полковника Скворцова
зашифрованную телеграмму, в которой было приказано немедленно
этапировать в Россию рейсом Тель – Авив – Антверпен – Минеральные воды
гражданина Панкратова со всеми необходимыми документами.
12.11
По прибытию самолёта из Антверпена первой к трапу подъехала “Волга”
чёрного цвета с тонированными стёклами, а через шесть часов конвойные
ввели в кабинет полковника Скворцова гражданина Панкратова.
Загорелый, подтянутый, улыбающийся, он производил впечатление
человека, возвратившегося с курорта.
– Здравия желаю, гражданин полковник. Задержанный Панкратов, 1930 года
рождения.
– Да. Не таким я вас себе представлял.
– А каким?
– Другим. Жалким, испуганным, озабоченным.
– Не понял, гражданин полковник? В связи с чем мне быть таким, как вы
описали? Я добровольно вернулся на родину и от этого испытываю чувство
глубокого удовлетворения. Правда, не совсем представляю, как вы со мной
поступите.
– Понятно, что не представляете. Присаживайтесь, задержанный Панкратов.
Сразу хочу вам объяснить, что не вы вернулись на родину, а вас вернули
сюда под конвоем и в наручниках.
– Согласен и с такой формулировкой. Главное, что вернули.
– Это хорошо, что согласны. Но прежде чем обсуждать наказание, которое
вы заслужили, я хотел бы выяснить – кто вам посоветовал изменить родине?
Напомните, в каком году это произошло?
– Это было летом 1952 года. Я сдавал экзамены за четвёртый курс
Берлинского технологического университета, когда мне позвонила мама и
попросила срочно приехать в Потсдам.
– Кто у вас мама и что она делала в Потсдаме?
– Моя мама – Берта Львовна Цесарская, преподаватель английского языка,
жена Панкратова Василия Ивановича, коменданта города Потсдама с 1946 по
1952 годы. В Германии она нигде не работала.
– И что произошло дальше?
– При встрече со мной мама сказала, что папу отзывают в Москву и они
возвращаются в СССР.
– Без вас? Ведь вы же член семьи?
– Дело в том, что они приехали в Германию на два года раньше меня.
Поэтому в их командировочном формуляре я не значился.
– А когда вы приехали в Германию?
– Я приехал после окончания школы в 1948 году и в том же году поступил в
Берлинский технологический университет.
– Понятно. И что мама, всё — таки, сказала, когда вы с ней встретились?
– Мама сказала, что в Советском Союзе идёт страшная антисемитская
кампания и она не хочет, чтобы я с ними возвращался в Москву. Когда будет
можно, она обязательно сообщит.
– Сообщила?
– Нет. Я позвонил её знакомым и те сказали, что сразу по приезду родителей
арестовали. Больше ничего о них не известно.
– И поэтому вы решили по окончанию университета уехать в другую
сторону?
– Да, потому что так наказала мне мама. Думаю, что и вы бы на моём месте
сделали то же самое.
– Ну, это не вам судить, Панкратов, что бы я сделал на вашем месте.
12.12
Последней фразой Панкратов выбил из под ног Скворцова табурет, так
как упоминание о маме, которая несколько лет назад умерла, было для него
совершенно непереносимым. Он сам хорошо помнил 1952 год, когда папа
прятал маму в своей психоневрологической клинике, несмотря на то, что она перешла в православие. Соответствующие органы обещали заняться и папой,
но, наверное, на каком – то этапе передумали.
И сейчас слова, произнесённые Панкратовым, вернулись к Скворцову
бумерангом: он почувствовал жар во всём теле и почему – то заныла левая
рука. Не поднимая от стола головы, полковник громко произнёс.
— Вас, Панкратов, в Советском Союзе будут судить по статье “Измена
родине”.
– Это как понимать? – оторопел Панкратов.
— Так и понимать. Сейчас вас отведут в камеру и вы подробно напишите обо
всём, что с вами произошло, начиная с 1948 года, когда вы покинули
Советский Союз, и по настоящее время. Вопросы есть?
– Есть. Что случилось с моими родителями?
– Этой темы мы коснёмся, когда будем обсуждать ваши признательные
показания. Есть ещё вопросы?
– Есть. А на чьё имя писать объяснительную записку?
— А вы собираетесь нам что — то объяснять?
– Нет, конечно, но всё – таки…
— Полковнику Скворцову В. И.
Скворцов резко нажал кнопку звонка и на пороге его кабинета появились
конвоиры.
– Увести.
В комнате, с решёткой на расположенном под потолком маленьком окне,
стояла железная кровать, покрытая какой – то тряпкой, и приставленный к
стене кустарный столик. На столике лежала пачка серой бумаги и два
карандаша.
12.13
Слава сел на кровать и подтянул ноги к животу, как будто приготовился
поднимать тяжёлую штангу. А в ушах звучал грозный приказ полковника:
“…подробно напишите…“. Он взял в правую руку карандаш и неожиданно
сам себе улыбнулся.
— Осталось решить – на каком языке писать объяснительную?
– Ну, ты даёшь, Слава. Задаёшь глупый вопрос.
– Почему глупый? Я уже почти пятнадцать лет русским языком не
пользовался. Даже не помню, в какую сторону двигать рукой.
– Ну, это не беда.
– Как не беда? Столько ошибок наделаю, что невозможно будет читать.
— Да бог с ними, с ошибками. Главное, донести суть своего повествования до
этого полковника.
— И как же мне, всё – таки, озаглавить послание?
Перебрав несколько вариантов: “Докладная записка”, “Служебная
записка”, “Рапорт”, “Отчёт”, “Жизненное описание”, “Покаяние“, — Слава
остановился на самом лаконичном: “О себе”.
А в это время, двумя этажами выше, полковник Скворцов перелистывал
доставленное ему срочной курьерской почтой дело бывшей заключённой
Берты Львовны Цесарской, отбывавшей восьмилетний срок в лагере под
Актюбинском. В январе 1956 года Цесарская умерла от остановки сердца, а в
1962 году решением специальной комиссии была посмертно
реабилитирована.
Пролистав её дело до конца, Скворцов понял, что Панкратовым он
заниматься не хочет и не может. Слишком много в его истории было похоже
на собственную жизнь и прежде всего еврейская мама, не чаявшая души в
единственном сыне и желающая от всего и всех его защитить.
Совершенно разбитый получасовыми воспоминаниями, Скворцов
позвонил секретарю.
— Вавилова ко мне. Немедленно.
Подполковник Вавилов, хоть и стал недавно заместителем по
оперативной работе, продолжал себя вести в его присутствии, как помощник.
Через несколько минут он уже стоял навытяжку перед начальником
управления.
– Слушаю вас, товарищ полковник.
– Владимир Васильевич, возьмите расследование дела Панкратова под свой
контроль. Папки личных дел его родителей получите завтра в канцелярии
под роспись.
– Так точно.
— И ещё. Панкратов сейчас в камере предварительного заключения.
Поговорите с ним доверительно перед тем, как он начнёт писать историю
своей жизни. А потом мы сравним его рассказ с некоторыми официальными
документами.
– Так точно. Разрешите идти?
– Идите.
12.14
Прошло три часа, как Панкратов начал описывать свою жизнь за
границей, когда лязгнул замок и в камеру вошёл незнакомый человек в чине
подполковника. За ним охранник занёс стул.
– Задержанный Панкратов, – встав, отрапортовал Слава.
– Уже не задержанный, а арестованный. Подполковник Вавилов. Буду вести
ваше дело. Садитесь.
Вавилов был полным антиподом Скворцова. В его голосе сразу
чувствовалось отсутствие ажиотажа и экзальтации. Он до конца, не перебивая, выслушивал собеседника и старался как можно глубже вникнуть в
суть дела.
– Сколько вы уже написали? – спокойно спросил Вавилов.
– Два листа… Я разучился писать по – русски.
Просмотрев за несколько минут написанное, Вавилов спросил.
— А как вы смотрите на то, чтобы вместо письменных показаний, мы с вами
просто поговорили на диктофон.
— Это как?
– А вот так: я вам задаю интересующий нас вопрос, а вы на него коротко
отвечаете.
– Нет, не хочу. Я ещё наговорю без обдумывания того, чего не было, а потом
нужно будет выкручиваться.
— Смотрите Панкратов, вы – перебежчик, причём весьма странный. Все туда,
а вы оттуда. И поэтому мы будем разговаривать с вами тоже необычным
образом. Вам понятно?
– Понятно.
— Итак, мой первый вопрос – почему вы попросили политическое убежище?
– Ну, здесь ответ простой – мне угрожали убийством.
– За что?
– За двойное нарушение конвенции.
– А подробнее и без привлечения Ильфа.
– Дело в том, что кибуц, где мы жили, находится на юге Израиля. Местные
жители — бедуины считают эту землю своей собственностью и поэтому
требуют, чтобы любые действия на их территории были с ними согласованы.
А мы этого не делали.
– А что вы делали?
– Самостоятельно решали свои производственные задачи с помощью
современных технологий и получали более дешёвую и качественную
продукцию.
– Красиво. А теперь скажите, почему вам нельзя было просто где – нибудь
спрятаться в Израиле от этих бандитов? Ну, например, убежать с юга на
север страны?
– Серьёзные люди предупредили, что в Израиле бедуины меня везде найдут.
— Хорошо. На эту тему мы с вами ещё поговорим. Но должен вас поставить в
известность, Панкратов, что от перебежчика, каковым вы являетесь,
требуется информация не личностного характера, а что – то более
существенное. Что вы можете по этому поводу сказать?
— Надо подумать.
– Сколько вам для этого требуется времени?
— Два дня.
12.15
Подполковник Вавилов пришёл, как и было договорено, через два дня.
Сначала он подошёл к стене, где было расположено окно, и положил на неё
руку, как будто проверял наружную температуру, а затем резко повернулся к
Панкратову.
— Ну и что вы надумали, Панкратов?
— А что вас интересует?
— Прежде всего, каким образом вы так легко, после окончания университета,
выехали из Германии и оказались в Израиле?
– Не совсем легко, как вам кажется, но в этом мне активно помогали два
человека – мама и моя подруга Грета.
— В каком смысле помогали?
– В прямом. Обсуждалось два варианта: или я еду в Москву с родителями,
где меня ждут сталинские застенки, или становлюсь агентом разведки Штази
и уезжаю в Израиль.
– И вы выбрали путь предательства родины?
– Это не я выбрал. Это выбрала моя мама, за что я ей очень благодарен.
– Продолжайте, Панкратов. Что вы остановились?
– А дальше я получил номер агента секретной службы и пароль для связи,
который периодически менялся.
– Кто был ваш куратор?
– Куратором все годы была моя бывшая гражданская жена Грета.
– Фамилия, отчество Греты? Где родилась, жила, училась? Кто её родители,
чем занимались? Живее, Панкратов, и информативнее. Давайте, давайте. Я
слушаю.
– Грета Боруховна Розенфельд. Родилась в Дании. Перед второй мировой
войной сбежала с родителями в Швецию. С её родителями я никогда не
встречался и дополнительными сведениями не располагаю. Только знаю, что
её папа был до войны директором банка.
– Где вы с ней познакомились?
– В столовой нашего университета.
— Какие поручения получали и как выполняли?
– Никаких поручений никогда не получал и не выполнял.
— Как вы считаете, почему?
– По всей видимости, мне не очень доверяли, да и сфера моей деятельности
не представляла для них интереса.
— А чем вы занимались?
– Сначала я работал в электромеханической мастерской, ремонтировал
сельскохозяйственные и бытовые механизмы кибуца. А потом мы с
товарищем перешли на сбор и переработку мусора.
– Что так?
– Для этого были две существенные причины. Первая – нашу мастерскую
закрывали из – за отсутствия фронта работы и вторая – некому было в кибуце
убирать мусор.
– И что?
— Я по образованию инженер – технолог, свободно владею немецким и
английским языком. Изучил массу литературы и сейчас мне досконально
известно, что происходит в мире со сбором и переработкой мусора. К
сожалению, Советский Союз в решении этой проблемы представлен весьма
слабо.
— Почему вы так считаете?
– Потому что у вас нет ни патентов, ни новых технологий, ни современного
оборудования.
– Откуда вы знаете?
– В мировой литературе о вас нет никакой информации.
– Может быть. Не буду спорить, – жёстко ответил Вавилов.
– А теперь коротко расскажите о вашем опыте по решению проблемы мусора
в Израиле.
– Хорошо, но это не пятиминутный разговор.
– Начинайте говорить.
– Понятно. Решение проблемы переработки мусора в Израиле напрямую
оказалось связанным с климатическими условиями ближневосточной
пустыни.
— Очень интересно. Каким образом?
– Дело в том, что на открытой местности, без застройки, благодаря очень
сильным ветрам, в пустыне переносится огромное количество песка. В его
верхнем слое, примерно до 2 метров от поверхности земли, можно
обнаружить, помимо мусора, большое число различных старинных
предметов. Но для их извлечения из песка требуется правильно
спроектированная система заградительных устройств, а это серьёзная
инженерная работа.
– Теперь я понял, Панкратов, почему аборигены охотились за вами и
приговорили к смерти.
– Не думаю, что поняли, но уже интересно.
12.16
Несколько часов пребывания Вавилова в камере Панкратова пролетели
совершенно незаметно. Вавилов прекрасно понимал, что арестованный
показал ему только вершину айсберга своих знаний, а остальное отложил для
будущих разговоров. Но и с этим он не знал, что делать.
– Значит вот так, Панкратов. Сколько времени тебе требуется, чтобы сделать
эскизный проект того, о чём сегодня мне рассказал?
Вавилов сам не заметил, как перешёл с Панкратовым на “ты”, но это уже
для делового разговора не имело значения.
– Сразу не могу сказать. Для этого нужно кое – что посчитать.
– Для всех расчётов даю тебе один день. Завтра ты должен мне назвать
примерные сроки выполнения проекта.
– Постараюсь.
– А, кстати, ты специалист по какому типу оборудования?
— Я инженер – технолог широкого профиля, а, вообще, моя узкая
специализация – энергомашиностроение.
– Понятно. Значит, до завтра.
Через час Вавилова пригласил к себе Скворцов. Он уже выглядел совсем
иначе, чем днём, и был готов спокойно разговаривать. Вавилов знал
привычку Скворцова приводить себя в порядок методом кратковременного
сна.
– Ну как дела, Владимир Васильевич. Что интересного вам рассказал
арестованный Панкратов?
– Первый акт марлезонского балета: Панкратов уехал на запад по настоянию
матери.
– Ну это мне известно. Что ещё?
— К этому времени он уже был завербован разведкой Штази, которая и
помогла ему осуществить отъезд из Германии. Здесь, к сожалению, нет
никакой информации.
– Почему?
– Не было заданий.
— Получается, что он — спящий агент?
– Так точно. А вот второй акт — более интересен. Панкратов, как грамотный
инженер – технолог, разработал новую систему сбора, переработки и
разделения мусора.
– Какого мусора?
– Всякого. Их кибуц был расположен в пустыне, где девять месяцев в году
дуют страшные ветры, которые переносят миллиарды тонн песка. За
тысячелетия на территории Палестины перебывали многие народы мира и
поэтому в верхних слоях песка можно было найти всё что угодно – от
бытового мусора до редчайших и дорогих артефактов.
– Это интересно. Ну и чем закончилась ваша беседа, подполковник?
– Я его обязал, во – первых, восстановить в кратчайший срок все эскизы
разработанной им установки по сбору мусора, а во – вторых, подготовить к
завтрашнему дню список необходимой литературы и приспособлений для
выполнения данного проекта.
– Вы его спросили, сколько ему понадобится времени для восстановления
проекта?
– К сожалению, он не может сразу определиться со сроками, но обещал
подумать.
– Благодарю за службу, товарищ подполковник.
– Служу Советскому Союзу. Разрешите идти.
– Идите.
Цепкий ум полковника Скворцова сразу ухватил, что всё рассказанное
Вавиловым можно использовать не только в условиях пустыни, но и на
бескрайних просторах Крайнего Севера. Там не менее интересные районы, чем в Израиле, а во время девятимесячной полярной зимы дуют ветра не
меньшей силы и продолжительности.
На следующий день Скворцов попросил аналитический отдел
управления подготовить обобщённые метеорологические сведения по зоне
вечной мерзлоты, простирающейся от Кольского полуострова до Чукотки, и
представить ему в трёхдневный срок.
Внутренним приказом по Специальному управлению КГБ Южного
округа полковник Скворцов подверг гражданина Панкратова Вячеслава
Васильевича административному аресту сроком на один год до полного
окончания работы над проектом мусороперерабатывающего комплекса с
учётом климатических особенностей северных районов России.
Арестованному Панкратову была выделена отдельная комната с
большой чертёжной доской и выходом для прогулок по небольшому
тюремному дворику.
Продолжение следует
