Продолжение. Начало 19.11.23.
Глава 8
Первая встреча
8.1
Полковник Скворцов нравился многим женщинам, однако женившись
на своей однокласснице и приобретя в совместной с ней жизни двоих детей,
Скворцов, всё своё безразмерное дневное и ночное время отдавал только
работе.
Поступив на службу в военную прокуратуру в суровое время сороковых
годов и допрашивая, с особым пристрастием, диверсантов и изменников
родины, Скворцов обнаружил, что особой благодарности он удостаивается от
начальства, когда раскрывает дело, связанное с евреями. Как правило, эти
дела были более запутанными, чем другие, и требовали большего числа
подтверждающих документов. При этом страх не уложиться в отведённое
для их рассмотрения время вызывал у Скворцова неконтролируемое
раздражение и злобу. То, что он был скрытым этническим евреем, его не
очень по жизни заботило, так как никаких проблем данное обстоятельство
ему не создавало.
Бикфордовым шнуром того, что он активно стал интересоваться
евреями, стал заключённый Исаак Рожанский с его упрямством и гонором.
Сначала Скворцов отнёсся к разговорам на еврейские темы достаточно
спокойно, но после того как Рожанский стал его буквально оскорблять и
упрекать в безграмотности, не выдержал и начал отвечать. Приходя домой,
Скворцов стал записывать основную информацию, которую слышал от
Рожанского, в отдельную тетрадь, и сопоставлять её с другими текстами. А
через несколько лет на базе материалов, касающиеся допросов заключённых
еврейской национальности, майор Скворцов написал начальнику отдела
подполковнику Никанорову служебную записку: “О психологических
аспектах поведения лиц еврейской национальности при проведении
следственных мероприятий”
Получив данный документ, Никаноров на первой странице написал:
т. Скворцову В. И.
Прошу переговорить с представлением всех материалов, подтверждающих
изложенные в настоящей записке положения. .
Начальник отдела
Подполковник Никаноров
18 октября 1960 года
Когда майор Скворцов, толкая перед собой тележку, нагруженную
какими – то папками и книгами, постучался в дверь кабинета Никанорова,
тот с удивлением поднял на него глаза.
– Вы что, Виктор Иванович, приволокли с собой? Я имел в виду, что этот
материал есть у вас в наличии и совсем не нужно его на телеге возить из
одного кабинета в другой.
– Да ничего, Николай Николаевич, мне не сложно, зато всё под рукой.
– Ну, ладно. Привезли — так привезли. Будем разбираться. Присаживайтесь,
пожалуйста.
– Спасибо.
8.2
– Итак, давайте, майор, с самого начала. Откуда у вас появилось желание
выделить евреев в отдельную подследственную группу? Нас могут
неправильно понять и ещё обвинят в нарушении одной из статей
Конституции.
– Товарищ подполковник, это же только служебная записка на ваше имя,
позволяющая улучшить качество дознавательного процесса, а не статья в
какую — нибудь газету.
– Понятно, Виктор Иванович. И, всё — таки, скажите откровенно, зачем это
вам надо – связываться с евреями? Они, в своём большинстве, не простые
люди. Проблем не оберётесь.
– Вот, Николай Николаевич, вы в самую точку и попали.
– В каком смысле?
– В прямом. Я за пятнадцать лет своей работы в прокуратуре простых евреев
не встречал.
– Согласен, но если вам не трудно, разверните последний тезис. Только не в
мелочах, а по крупному.
– Пожалуйста. Чтобы получить обобщающий образ еврея в заключении,
нужна достаточно большая выборка. У меня, к сожалению, нет такого
массива данных. Поэтому моя выборка маленькая, ненадёжная, построенная
на анализе одиночных случаев. Другими словами, не очень
представительная.
– Виктор Иванович, говорите более простыми словами. В отличие от вас, у
меня нет университетского образования.
– Хорошо. Николай Николаевич, я постараюсь.
– Постарайтесь.
– Итак, возьмём сначала, к примеру, русского человека.
– Вы имеете в виду, русского по национальности?
— Да. Я сейчас говорю исключительно о русских людях.
– Понятно.
– Так вот. Опираясь на классиков – Достоевского, Куприна, Салтыкова –
Щедрина, Чехова и других авторов — это необразованный, пьющий, ленивый
человек.
– Ну, очень грязный портрет вы нарисовали, Виктор Иванович.
– Согласен, но собирательный образ можно получить, только используя
правдивые и убедительные характеристики.
– Понятно. Мы продолжаем говорить о русских?
– Да, Николай Николаевич.
– А о евреях когда начнём? Ведь ваша тема служебной записки – евреи,
Виктор Иванович?
– Минуточку, Николай Николаевич. Не торопитесь.
— Хорошо, не тороплюсь.
— Теперь давайте возьмём антонимы этих характеристик и нарисуем портрет
среднестатистического еврея.
— Давайте. И что у вас получается?
— Получается, что еврей – это образованный, непьющий и работящий человек.
– И что? Зачем же вы мне морочите голову со своей теорией о евреях, когда у
них всё хорошо? Что вы хотите своей запиской доказать?
— Не доказать, а с вашей помощью, разобраться: почему русских, при всех их
недостатках, терпят, жалеют и уважают, а евреев, при их достоинствах,
обижают и гоняют, как “сидоровых коз”?
– Ну, есть разные авторы и разные книги, в которых далеко не все русские
плохие, а все евреи – хорошие.
– Я тоже читал много книг, Николай Николаевич, но однозначных выводов
сделать по этому поводу не могу.
— Вот и разберитесь с этой проблемой, Виктор Иванович, а потом мне
доложите результаты. Свободны.
8.3
Возвратившись в свой кабинет, майор Скворцов попытался осмыслить
содеянное:
— Что же я сейчас наплёл начальнику? А главное, зачем?
— Да, в принципе, ничего особенного вроде и не сказал.
– Как это ничего? Как раз много чего. Вместо того, чтобы показать всю
внутреннюю гнусность евреев, ты продемонстрировал начальнику
совершенно противоположную картину. Ну, точно по Фрейду.
– Не может быть?
– Ещё как может.
– А теперь ответь, пожалуйста — с какой целью ты вообще написал эту
служебную записку?
— Чтобы, во – первых, оправдаться перед самим собой за отношение к евреям,
а во – вторых, сделать начальника своим единомышленником.
– Понятно. И что получилось?
– А получилось всё наоборот. Ты не только ни в чём не убедил
подполковника Никанорова, но и был повергнут наповал его моральной
абструкцией.
– Какой абструкцией?
– Такой, что тебе, уважаемый, следует хорошо подумать – тем ли ты
занимаешься? Правильной ли дорожкой по жизни идёшь?
4
– Значит, не зря жена постоянно мне говорит, что я со своей еврейской
тематикой, выгляжу городским сумасшедшим, укушенным бешеной
собакой?
– Не знаю, не знаю. Ей со стороны виднее.
Скворцов нервно ходил по кабинету и лихорадочно перебирал в голове
отрицательные и положительные характеристики евреев. Набрался целый
список тех и других. Но всё это выглядело как – то неубедительно,
мелковато. Наверное, поэтому его всё время тянуло заглянуть в эту
проклятую тетрадь, куда он пятнадцать лет назад заносил свои впечатления
от ежедневных бесед с Рожанским.
И здесь майор Скворцов вспомнил, что когда учился в университете, его
отец – главный врач психоневрологического диспансера, — слушая
рассуждения сына на разные юридические темы, предупредил:
— Запомни, сын, медики верят только экспериментальным результатам.
– Не понял о чём ты, папа?
– О том, что истина устанавливается только вскрытием. Разрезал, увидел и
снова зашил.
– Но такое возможно только у медиков.
– Ничего подобного. У физиков такое же отношение к теории. Что – то
предположил – докажи практикой.
– Но в юридических науках такой подход нельзя использовать.
– Почему?
— Потому что там существует многофакторное прецедентное право.
— Это что? Делай как я?
– Примерно так.
– Глупости. Твоя мама придумала разные небылицы о евреях, а ты за ней их
повторяешь.
– Ну почему небылицы?
– Потому что её ненависть к евреям, во – первых, является реакцией на
сугубо личные обстоятельства, а во – вторых, представляет отдельные
фольклорные иллюстрации из их жизни.
– Не понял. Теперь ты обоснуй свой тезис.
– Хорошо, сын, только не сегодня. У меня дел по горло. Давай завтра.
– Договорились.
8.4
На следующий день Виктор буквально выслеживал отца и когда он
приехал на перерыв, тут же этим воспользовался.
– Ну что, папа, давай продолжим вчерашний разговор?
– Давай, сынок. Так, на чём мы остановились? Ах, да. Вспомнил.
– Это очень хорошо, что вспомнил, а то я боялся, что уйдёшь от разговора.
– Ни в коем случае. И так, в настоящее время всё в мире меняется с
необычайной быстротой. А тем более в жизни евреев — с их удивительно
5
тонким восприятием нового.
– А можно, папа, хоть несколько конкретных примеров?
— Можно. Например, евреи второй мировой войны разительным образом
отличаются от евреев в период Октябрьской революции, уже не говоря о
евреях в далёкие древние времена. Правда, историки многократно искажали
основные положения их жизнеописания, но, думаю, что базовый смысл всё
же сохранился.
– Понятно, папа, но ты не говоришь, каким образом получить реальную
картину, описывающую современных евреев России?
– Думаю, что следует создать экспериментальный объект, позволяющий
провести мониторинг жизни евреев.
– Подожди, отец, евреи — такие же люди, как и все другие. Еврей может быть
Нобелевским лауреатом, а может быть законченным бандитом.
– Правильно. Поэтому эксперимент следует провести в естественной среде
их обитания.
– И где же создать такую среду? А главное, из кого набрать испытуемый
контингент?
— Ну, с этим, сын, у тебя не должно быть проблем. Через твоё Управление
проходит много евреев, желающие покинуть пределы нашей родины.
– И кого ты к этому подопытному контингенту относишь?
– Всех, кто не соответствует требованиям, позволяющим им честно выехать
за рубеж.
– Ты можешь, хоть приблизительно, назвать этих героев?
– Могу.
– Очень любопытно. Слушаю тебя внимательно.
– во – первых, люди, владеющие государственными секретами любого
уровня важности и не сообщившие об этом соответствующим органам
страны.
– во – вторых, всякого рода мошенники с фальшивыми разрешениями на
вывоз из Советского Союза раритетов, денег, драгоценностей,
антиквариата и т. д.
– ну и в – третьих, преступники, которые хотят уйти от уголовной
ответственности, выехав в другую страну.
– Ну, ты, отец, молодец.
– Спасибо.
– Но смею тебя огорчить – нашим органам всё это известно.
– А что же они не используют эти возможности?
– Используют, папа, используют.
– Хорошо. А теперь я тебе, сын, скажу то, что никогда никому больше не
скажу.
– Очень любопытно.
— Нужно найти такое место в России, где евреи, русские, украинцы, татары,
удмурты, якуты, не важно кто, мечтали ли бы познакомиться с еврейской
девушкой. Это должна быть определяющая в их жизни позиция, ибо только
отношения в еврейской семье передаются по наследству и больше ничего.
– Откуда ты это знаешь, отец?
– Недаром я много лет, сынок, работаю главным врачом
психоневрологического диспансера, где нормальными людьми являются
только врачи, а они, как правило, евреи.
Добившись создания Особого управления Комитета Государственной
Безопасности (КГБ) по Южному округу России с центром в городе Ростове –
на – Дону, полковник Скворцов чувствовал себя победителем. Сейчас он
контролировал всю массу евреев — богатых, образованных, темпераментных,
деловых, которые большими семьями устремлялись с юга Советского Союза
в Израиль.
Привыкшие с помощью денег решать любые жизненные вопросы, они
представляли для работников Особого управления КГБ как большую угрозу,
так и огромный соблазн. Разговор Скворцова с отцом, как скальпелем,
вскрыл подноготную желающих покинуть советскую стран. Он позволял ему
перейти от слов к собирательной характеристике еврейских эмигрантов.
8.5
Марк Рожанский находился в Новочеркасской тюрьме Особого
управления КГБ по южному округу уже двадцать два дня, куда его вернули
после свидания с Калмыковым. Никто его не посещал и никуда не вызывал.
Складывалось впечатление, что о нём все забыли или, что вернее, думают,
как с ним поступить.
За всё время пребывания в тюрьме он получил только одну передачу от
мамы, в которую была вложена короткая записка.
“Дорогой сыночек, извини, что не сама принесла тебе гостинец — плохо себя
чувствую. Но это временная ситуация – обязательно поправлюсь. Есть и
радостное событие – я стала норильской пенсионеркой с особыми льготами.
Эту информацию сообщил мне сам Владимир Николаевич. Он, когда узнал,
что тебя арестовали, прилетал из Сочи в Ростов. Правда, на один день. Здесь
с кем – то на высоком уровне встречался. Кстати, оказалось, что он Герой
социалистического труда.
Сыночек, тебе за счёт Норильского комбината, назначили хорошего
адвоката. Калмыков считает, что всё будет в порядке. И, вообще, ты себя не
грызи: папа бы тобой гордился. Ты не только проучил одного мерзавца,
отправив его на тот свет, но и преподал урок всем подонкам, которые
поднимают руку на еврейский народ.
Витас с бабушкой находятся в Эстонии. Бабушка мне сказала по
телефону, что дело о наследовании ею личной собственности принято к
рассмотрению. Думаю, что этот процесс затянется на долгие годы. Она о тебе
ничего не знает. Во всяком случае, я ей не сообщала.
Всё будет хорошо – совесть у тебя чиста перед папой и собой. Я очень
тебя люблю. Обнимаю. Мама.
P. S. Владимир Николаевич обещал присутствовать на суде. “
Комната, в которой содержался Марк, не была похожа на тюремную
камеру, а больше походила на гостиничный номер в каком – нибудь
северном посёлке: кровать с матрасом, небольшой столик с табуреткой, за
занавеской раковина и унитаз. В такой примерно комнате он жил в Якутии,
когда участвовал в первенстве по боксу Крайнего Севера весной 1973 года.
Эти соревнования были для него очень важными, так как их выиграв, он
получал звание кандидата в мастера спорта СССР.
Самым запомнившимся ему в этой гостинице было огромное
трёхслойное окно, через которое он видел бескрайнюю и безмолвную тундру.
Конечно, в тундре кипела жизнь, но с третьего этажа это было не очень
заметно.
Комната имела маленькое зарешётчатое окно под потолком, через
которое ничего, кроме кусочка хмурого зимнего неба, не было видно. По
всей видимости, она предназначалась для краткого, а точнее транзитного
пребывания в ней привилегированных арестованных или служила местом
встречи со следователем.
Его режим дня никаких прогулок не предусматривал. Единственный раз
его вывели в коридор с командой “Лицом к стене” для уборки комнаты.
Сегодня, в районе семи часов утра, зашёл к нему в комнату дежурный
офицер и объявил, что после обеда у него будет встреча с начальником
Управления полковником Скворцовым. Это означало, что в камере должен
быть идеальный порядок, а сам он не занят никакими делами, тем более
физическими упражнениями.
8.6
Когда в комнату вошёл моложавый полковник, Марк встал с кровати и
молча стоял, пока не последовала команда: “Садитесь”. Скворцов взял
табуретку и, прежде чем сесть, отставил её на два шага от нар, на которых
сидел заключённый.
– Я полковник Скворцов. Курите?
— Нет.
– Зря. На зоне все курят.
Полковник достал из кармана пачку дорогих сигарет и закурил. Марк
оставил реплику полковника без ответа.
— Итак, Рожанский, я внимательно ознакомился с вашим делом, а также
поднял дело вашего отца. Картина для меня абсолютно понятна: на отце
висело много крупных грехов, а на вас, к сожалению, только один, но зато
смертельный.
– Я тоже много слышал о вас от отца.
– Это сейчас не имеет значения.
– Наверное.
– И так, что вы можете по поводу своего преступления сказать?
– Наивный вопрос!
– А если по существу?
— Ничего.
– Совсем ничего?
– Совсем ничего.
– Ну, тогда я вам кое – что, в порядке информации для размышления,
подкину. Дело в том, что вы, как ни странно, стали эпицентром внимания
нескольких весьма серьёзных фигур. Вроде персона из вас никакая, а столько
шума наделали.
– Весьма польщён.
– Не вижу причин гордиться, но у меня к вам несколько коротких вопросов.
— Почему вы записали себя, несмотря на все проблемы с отцом, в паспорте
евреем? Ведь у вас было несколько опций этого не делать: мама –
наполовину русская, наполовину эстонка, бабушка – наполовину русская,
наполовину украинка, дедушка – наполовину эстонец, наполовину финн и
так далее.
– Потому что я по папе чистокровный еврей.
–Да, но у евреев национальность определяется по матери? – с иронией
спросил Скворцов.
— Это у вас по матери, а у меня по отцу, — резко ответил Марк.
— Ещё какие у вас есть вопросы, гражданин полковник?
– Пожалуй, нет, кроме одного. Какую меру наказания за преступление,
которое совершили, вы бы для себя выбрали?
– Что решит суд, то и будет.
– Да, папаша у вас был более разговорчивым. И тем не менее, хочу вас
поставить в известность, Рожанский. Имеет место достаточно большой
разброс мнений о вашем наказании – от пожизненного заключения до
полного оправдания. Я их вам кратко, без подробностей, сейчас перечислю.
– Меня это не интересует, гражданин полковник. Не утруждайтесь.
В разговоре Скворцова с Рожанским наступила зловещая пауза. Каждый
думал о своём. И вдруг Скворцов вспомнил маму, которая, когда он был
маленьким, брала его по воскресеньям в церковь. Он капризничал и не хотел
идти, так как ему не нравились запахи церковного помещения. Но для того
чтобы сгладить отрицательное впечатление сына от посещения церкви, мама,
после службы, покупала ему в киоске рядом с церковью вкусный бублик с
маком.
– Зря вы так себя ведёте, Рожанский. Зря. Затмить своего отца, при всём
желании, вы не сможете, а всё остальное — позы.
Скворцов резко встал с табуретки и громко крикнул:
– Конвойный – открыть дверь.
8.7
После разговора с арестантом Рожанским полковник Скворцов был вне
себя от ярости.
– Каждый раз, сталкиваясь с этой проклятой семейкой, я ей проигрываю.
Никак не могу понять, в чём их сила? Почему этот молодой ублюдок,
практически не раскрывая рта, сегодня его победил?
– А почему ты считаешь, что проиграл?
– Ну, ты уж сам себе не ври, Скворцов. Сын оказался более жёстким и
закрытым, чем его отец, с которым я, по молодости, достаточно успешно
спорил в сорок пятом году.
– А в чём более жёстким?
– Как в чём? Не ответил ни на один мой вопрос, не согласился обсуждать ни
одну позицию.
– Согласен. И что ты предлагаешь с ним делать?
— Нужно от него быстрее отделаться. Следствие закончилось, суд – не
проблема. Заслать его как можно дальше от Ростова, чтобы вообще концов
нельзя было найти.
– Почему так?
– Потому что вчера Вавилов сказал, что передачи Рожанскому носит в
тюрьму не кто иная, как сама Дарья Рубцова, на глазах у которой он убил
Федорцова.
– И что?
– А то. Отец Рубцовой, в беседе со следователем прокуратуры Щербаковым,
обмолвился, что Федорцов хотел посвататься к его дочери. Рубцов очень
сожалеет, что этот негодяй Рожанский убил его будущего зятя. А он – как ни
как – секретарь горкома партии.
– Что — то у тебя, Скворцов, какой – то салат получается: то ты евреев в
пример приводишь, то ты желаешь их истребить. Я вообще — не вижу связи
между Рожанским и Рубцовым.
– Как не видишь? Мне и так столько лет задерживают генеральское звание, а
тут ещё какой – то Рожанский путается под ногами. Я уже не говорю о
позиции Норильска.
– А что Норильск?
— Норильск встал горой за Рожанского. Мало того, что я прошляпил,
благодаря патронажу генерала Смирнова, захоронение Рожанского —
старшего на аллее Славы в Ростове, так их адвокат вообще требует для
Рожанского — младшего условного наказания.
– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет.
– Вот именно. А ходатаем по всем делам Рожанских выступает сам
Калмыков, Герой социалистического труда, депутат Верховного Совета
СССР. Он, оказывается, со старшим Рожанским был в друзьях и в одном
лагере сидел.
– Мало кто с кем сидел? Рожанский – младший, на глазах у сотен людей,
убил человека, а его предлагают оправдать.
– Но это ещё не всё. Мне, по большому секрету, шепнули, что Калмыков
находится в каких – то доверительных отношениях с первым секретарём
Ростовского обкома партии Воробьёвым и заходит к нему в кабинет, как к
себе домой.
– Да ты что?
— Вот так. Поэтому не очень размахивай кулаками – можешь промахнуться и
вляпаться во что – нибудь нехорошее.
— Ну и дела. А вообще интересно поговорить с Дарьей Рубцовой. Наверняка
она знает много дополнительных подробностей этого дела, регулярно бывая
в доме Рожанских.
8.8
Ростовской прокуратуре было известно, что дело Рожанского забрало для
расследования Особое управление КГБ, но что было основанием для этого —
не знал никто. То, что Рожанский был еврей, не воспринималось в этом акте
как решающий аргумент. Значит там что – то было более серьёзное и
основательное.
В тонком по объёму уголовном деле обвиняемого Марка Рожанского в
убийстве гражданина Валерия Федорцова было не более нескольких десятков
страниц:
— выписки отдела кадров Ростовского инженерно – строительного института
— чистосердечное признание гражданина Рожанского
— медицинское заключение первичного осмотра убитого Федорцова
— подробный протокол вскрытия Федорцова
– характеристика – ходатайство Норильского горно – металлургического
комбината
– ходатайство Спорткомитета РСФСР
— беседы следователя Щербакова со свидетелями убийства Федорцова, в том
числе и с Дарьей Рубцовой.
Скворцов пролистал дело Рожанского до показаний Рубцовой. Он
понимал, что Рубцова прямого отношения к этому не имеет, но повесить её
на свой ведомственный крючок, считал весьма целесообразным. Да и сделать
эту семью виртуально от него зависимой было тоже перспективным.
Скворцов решил вызвать Рубцову к себе на беседу повесткой через
деканат института, а не по домашнему адресу. Это, во-первых, делало его
позицию нейтральной, так как вызов был официальным и открытым, а во –
вторых, никак не касался её высокопоставленного отца. Единственно, что
Скворцов сделал умышленно, так это он пригласил Рубцову на семь часов
вечера.
Пять минут восьмого в дверь кабинета полковника Скворцова
постучали. На пороге стояла красивая молодая женщина.
– Здравствуйте, я Дарья Рубцова.
– Проходите, я вас жду, – хриплым голосом ответил он.
При виде Рубцовой, Скворцова будто парализовало. Он даже не
приподнялся, хотя, как правило, вставал, приветствуя входящих к нему в
кабинет людей. Полковник был просто в шоке: перед ним стояла
разрумянившаяся с мороза, пахнущая свежим воздухом настоящая русская
красавица.
– Присаживайтесь, — жестом руки показал Скворцов на стоящие у стены,
метров за пять от его стола, стулья.
Посадив её на большое от себя расстояние, он продолжал внимательно
разглядывать девушку. На вид ей было года двадцать два. Милое нежное
лицо, немного помады и пудры, а главное, замечательные лучистые серые
глаза. И копна светлых волос, волнами сбегающих на чёрный пиджак.
Даша сняла в приёмной своё зимнее пальто и, найдя там большое
зеркало, причесалась.
– Вы приехали на служебной машине?
– Нет. На общественном транспорте.
– Это хорошо. Значит, у нас нет ограничения во времени?
– Не думаю, товарищ полковник, что вы будете этим злоупотреблять. Меня
ждут дома.
Скворцову сразу дали понять, что на долгую беседу он может не
рассчитывать. Во рту неожиданно стало сухо и горько. Нужно было
начинать беседу, а он не знал – с чего.
8.9
Не подобрав соответствующий вопрос, Скворцов, не свойственным ему
тихим голосом, спросил.
— Как к вам обращаться, мадам Рубцова?
–. Можно просто Даша.
– Очень хорошо. Скажите, Даша, вы давно знали арестованного Марка
Рожанского?
– А почему, извините, вы спрашиваете об этом в прошедшем времени?
– Потому что, как мне кажется, вы с ним долго не увидитесь.
– Не уверена. Впрочем, вам видней.
– Вы с ним вместе учились?
– На одном курсе, но на разных факультетах.
– А каким же образом познакомились?
– Через Федорцова. Он учился с Марком в одной группе.
– Так с кем вы из них, всё – таки, дружили?
– C Федорцовым.
— Совсем запутался. А то, что вы носите передачи Рожанскому, это как
понимать?
– Как хотите, так и понимайте.
– Дарья Сергеевна, вы не совсем осознаёте, где мы с вами беседуем. Это
особое управление КГБ.
– А я не знала. И в чём его особенность?
– Это вам папа объяснит.
– Понятно. А теперь, если позволите, у меня к вам вопрос, товарищ
полковник?
– Спрашивайте.
– Зачем вы меня сюда пригласили? Ведь вы на все вопросы ко мне заранее
знаете ответы.
– Допустим.
— Я даже не удивлюсь, если у вас в столе уже лежит отпечатанный протокол
нашей беседы.
– Вот этого нет, а в остальном вы правы. И всё — таки, у меня есть к вам один
вопрос, на который у меня ответа нет.
– Задавайте.
— Чем вы можете объяснить эту страшную агрессивность Рожанского? За
одно слово убил человека.
– Могу это объяснить только удивительно высоким чувством собственного
достоинства.
– Вы когда – нибудь ещё видели Рожанского в подобном состоянии? Может
он сумасшедший и его нужно срочно изолировать от общества по этой
причине?
– Видела, когда мы были в колхозе на первом курсе. Он один из всех парней
нашей группы вышел на защиту девочек против трёх пьяных местных
бандитов с ножами.
– Понятно, он же мастер спорта по боксу.
– Не совсем так. Он просто настоящий мужчина.
– Думаю, что мы на этом сегодня закончим нашу беседу, Даша. Только я
должен заполнить одну бумагу, а вы расписаться.
Пока Скворцов что – то быстро писал, Дарья осматривала кабинет
полковника: всё было скромно и просто, без фикусов и спортивных кубков.
Только над креслом Скворцова висел большой портрет Брежнева в парадном
мундире.
– Здесь распишитесь, пожалуйста, — прервал её созерцание портрета вождя
полковник.
Дарья взяла протянутую ручку и, не читая, расписалась. И тут Скворцов
неожиданно засмотрелся на её руки. Это было какое – то чудо природы:
узкие в запястье с точёными длинными пальцами, заканчивающимися
аккуратно подстриженными ногтями, покрытыми бледно розовым лаком.
– Извините, товарищ полковник, а что я сейчас подписала?
– Вы сейчас подписали, Дарья Сергеевна, подписку о невыезде из города
Ростова – на — Дону.
— До свидания.
– Всего хорошего.
8.10
Когда за Рубцовой закрылась дверь, полковник Скворцов дал волю своим
чувствам, а вернее – чувству гнева. Сегодня его второй раз в жизни
пытались поставить на место мальчика, которому следует выучить урок.
Первым в роли учителя много лет назад выступал изменник родины Исаак
Рожанский – старший, которого он рекомендовал приговорить в 1946 году к
двадцати пяти годам каторжных работ в самом тяжёлом на Крайнем Севере
норильском лагере. Причём, отправил его этапом, сплошь состоящим из
власовцев, бандеровцев и прочей сволочи.
А теперь эта сопливая девчонка Рубцова, выросшая в барской семье
партийного чиновника. Сознавая свою безнаказанность, она весь вечер
старалась стянуть его с пьедестала, который он собственными руками в
течение всей жизни воздвигал.
– Звучит очень пафосно, полковник, но не более того.
– Ну почему пафосно? Очень, по – моему, точно.
Жаркая волна возмущения и обиды от встречи с Рубцовой захлестнула
Скворцова с головой. Ему казалось, что за её спиной стоит и хихикает
Рожанский — младший, убивший своего сокурсника
— И зачем я всю жизнь как проклятый работал, карабкаясь вверх по
служебной лестнице? Зачем денно и нощно зарабатывал себе всякие звания и
ордена?
— Почему таким тоном говорила с ним эта соплячка, не принимая во
внимание его образование, заслуги, жизненный опыт, в конце концов,
служебное положение?
Полковник уже час быстрым шагом ходил по кабинету, задавая себе один
за другим непростые вопросы. Разгорячённый самим собой, он нервным
движением расстегнул китель. Потом снял его совсем, оставшись в
нательной рубашке, но успокоение не наступало — он продолжал бегать по
кабинету, проклиная своё еврейское происхождение и маму, которая всю
жизнь науськивала его на евреев. Скворцов прекрасно сознавал полную
бесполезность своего эмоционального взрыва, но ничего поделать с собой не
мог.
Окончательно от себя устав, он сел за стол и открыл рабочий блокнот.
Найдя хорошо заточенный карандаш, большими буквами на чистой странице
написал:
План действий по арестанту Рожанскому
1 – Перевести из Новочеркасского СИЗО в ставропольскую тюрьму
2 — Ужесточить условия содержания по максимуму
3 — Запретить все виды передач и переписку
4 — Провести, в ускоренном порядке, закрытый суд
5 – Подготовить к летнему перегону на север
6 – Оформить закрытый формуляр для чёрного этапирования.
Чтобы испортить себе настроение до конца, Скворцов решил позвонить
жене.
– Как дела, дорогая?
– Всё в порядке.
— Сегодня, из – за срочной работы, я буду ночевать на работе.
– Витя, ты голоден, наверное?
– Нет, сыт по горло.
– Я хотела ещё у тебя спросить?
– Всё, любимая, до завтра.
8.11
Написав примерный план дальнейшей разработки Рожанского, Скворцов
снова забегал по кабинету, перескакивая в своих мыслях с Даши на
Рожанского, с Рожанского на Дашу, сделав их, сам того не заметив, парой.
— Ну ладно, Рожанский держит хвост трубой. Это вполне объяснимо, ибо в
нём столько ненависти к советской власти и обиды за судьбу отца, что не
измерить.
– Но эта девчонка тоже туда. Да от одного моего взгляда содрогаются тысячи
людей, а она строит из себя героиню. Мне её раздавить как клопа – пара
пустяков. Правда это может быть для меня чревато — ещё наговорит всякой
ерунды своему папаше, переврав факты.
– И, всё таки, куда мне отправить Рожанского – младшего искупать свою
вину? Хотелось бы куда – нибудь подальше, в глушь, грязь, чтобы начисто
сбить с него всякую спесь. Это очень опасный человек: волевой,
целеустремлённый, смелый, знающий себе цену. От него можно отгрести
большие неприятности.
И тут он вспомнил один поучительный разговор с папой, который
состоялся несколько лет назад. Папа уже был на пенсии, побаливал, но
проявлял стойкий интерес к его работе.
— Скажи, Витя, а сколько человек в год, желающих уехать из Советского
Союза по израильской визе, проходит через ваше управление?
— Каждый год по разному: в 1969 году было мало – всего несколько тысяч, а в
1972 – на порядок больше. .
– И сколько из них вы задерживаете на границе в связи со всякими
нарушениями?
– Думаю, что процентов пять — семь. Никто, кроме статистического
управления, этими цифрами не владеет.
– Это вы зря, — скептически заметил папа. — Мне представляется, что среди
них есть прекрасные специалисты: цеховики, директора магазинов,
руководители предприятий, серьёзные учёные.
— И что с ними делать? – огрызнулся Виктор. – Мы их штрафуем, конфискуем
найденное имущество, открываем уголовные дела. В ряде случаев они даже
получают конкретные сроки.
– Подожди, сын, не кипятись. Ты мне скажи, куда вы их направляете
отбывать наказание?
— Как правило, в разные районы страны, чтобы они не монтировались друг с
другом.
– А вот здесь вы совершаете большую ошибку. Дело в том, что эти люди, с
хорошими головами и организационными способностями, долгое время
держали “на плаву” огромное советское государство. Позволяли ему
существовать в условиях плановой экономики. А сейчас вы их просто
разбазариваете.
– В каком смысле?
– В прямом. Умные, активные, работоспособные, нацеленные в своей
деятельности на конечный результат — от них будет больше пользы, если вы
их соберёте в одном месте. Только нужно заинтересовать их не деньгами, а
чем – то более серьёзным.
– Например?
— Ну, например, выполнение установленного задания за половину
отведённого времени гасит половину срока заключения. Ты согласен с таким
предложением?
– В принципе, да, но это же огромная работа, отец.
— А ты найди в своём ведомстве серьёзного, а главное, молодого человека,
кому эта идея может понравиться, и заинтересуй его льготами. А остальное –
дело техники.
8.12
Полковник Скворцов и Дарья Рубцова встречались за последние полтора
месяца трижды и каждый раз Скворцов приглашал её повесткой через
деканат под роспись. Сегодня была их четвёртая встреча.
Как и в предыдущие дни, Даша появилась на пороге кабинета начальника
особого управления КГБ ровно в семь часов вечера.
– Входите, Дарья Сергеевна. Не стесняйтесь.
Даша вошла в кабинет Скворцова и села на тот же стул, который он ей
предложил в первый визит.
– Как ваши дела? Что нового в жизни? – начал разговор Скворцов.
– Это вам так интересно, товарищ полковник, что вы меня в третий раз
пригласили на беседу?
– Представьте себе, что да.
– Весьма польщена. Весьма.
– Кстати, вы никому не рассказываете, о чём мы с вами беседуем?
– Никому.
– Даже папе?
– Папе в первую очередь.
– А как вы ему отказываете, если он интересуется? По какой причине? – со
смехом спросил Скворцов.
– Говорю, что дала подписку о неразглашении.
– Это правильно, хотя если он захочет, то всё прочитает в течение часа после
нашей встречи. А скажите, Даша, как ваш папа относится ко всему этому
действу?
— К какому действу? – наивным голосом спросила Даша.
— К убийству Федорцова.
– Он желает, чтобы поскорее состоялся суд и Рожанского сослали как можно
дальше.
– А вы?
– Что я?
– Что вы желаете?
– Я хочу, чтобы вы разрешили мне свидание с Рожанским.
– Это невозможно.
– Почему?
– Потому что для защиты общественной нравственности, есть такая
формулировка в советском Уголовном кодексе, Рожанского будут судить
закрытым судом.
– Закрытым? И что никому нельзя будет присутствовать на этом суде?
– К сожалению, никому. Данная юридическая процедура не предусматривает
никаких контактов с обвиняемым в ходе следствия, кроме лиц,
осуществляющих судебное дознание. Но мы отклонились от темы нашей
беседы, Даша.
– Какой темы? Вы никакой темы не заявляли.
– Согласен. А теперь скажите, как и когда произошли изменения в ваших
отношениях с Федорцовым?
— А это имеет какое – нибудь отношение к следствию?
– Раз спрашиваю, значит имеет.
– На последних летних каникулах он оставил меня одну и уехал к своим
родителям в Воронеж. Я поймала себя на мысли, что не очень за ним скучаю.
А когда он осенью вернулся в Ростов, я окончательно поняла, что он
перестал быть мне интересен.
— Почему?
— Понимаете, Валерий был очень тщеславным человеком. Он требовал
ежедневной и постоянной демонстрации его обожания и восхваления, а мне
это надоело.
Скворцов с удивлением посмотрел на Дашу.
– Это не причина для того, чтобы расставаться. Вы же с ним встречались, как
мне известно, больше трёх лет. Можно было, в конце концов, серьёзно с ним
поговорить.
– Я неоднократно пыталась, но у меня ничего не выходило.
— Смотрите Даша, в университете меня учили, что психология мужчины и
психология женщины – это две разные планеты. Дело в том, что сердце
мужчины – один сплошной комок эго, а сердце женщины – нежная элегия
чувств. У женщины оно всегда, как правило, кем – то занято. Позвольте
полюбопытствовать, кто сейчас пребывает в вашем сердце?
– А вас не учили в университете, товарищ полковник, элементарному такту?
– Понимаете, Дарья Сергеевна, мы с вами сейчас находимся не на светском
рауте, а в особом управлении КГБ. Поэтому упоминание слова “такт” в
данных условиях не совсем уместно.
– Я отказываюсь отвечать на ваш вопрос.
– Ну что ж, это ваше право. Только хочу вас предупредить, Дарья Сергеевна,
что нам предстоит ещё много встреч по поводу Марка Рожанского. Кстати,
постарайтесь до мельчайших подробностей вспомнить ваш последний
разговор с Федорцовым. Мы в следующий раз на эту тему обязательно
поговорим.
– До свидания.
– Всего хорошего.
8.13
Самочувствие Даши в первую неделю февраля было ужасным: руки
дрожат, голова раскалывается, даже один раз закололо сердце. Физическое
состояние как у метеозависимого больного, чувствующего приближение
магнитной бури. Не найдя этому никакого внятного объяснения, Даша
позвонила следователю Щербакову, который на ранней стадии следствия
доброжелательно с ней разговаривал.
– Здравствуйте, Владимир Петрович. Вас беспокоит Дарья Рубцова.
– Здравствуйте, Дарья Сергеевна. Чем обязан?
— Хочу узнать, как обстоит расследование убийства Федорцова?
– А вы разве не в курсе? Мне полковник Скворцов сказал, что он вас
информирует практически каждую неделю.
– Меня? Это он, наверное, моего папу информирует, а меня только вводит в
заблуждение.
– Понятно. Ну что я вам могу сказать? Рассмотрение уголовного дела Марка
Рожанского, в принципе, завершено и подготовлено к передаче в суд.
– Можно будет присутствовать на суде?
— Нет. Суд закрытый.
– А когда он состоится?
– Ну, зачем вам это знать, Дарья Сергеевна? На суде никого, кроме
определённого круга лиц, быть не должно и не будет.
И тут Даша в голос безутешно разрыдалась, не пытаясь справиться с
собой. Положенная рядом телефонная трубка транслировала Щербакову всю
драму жизни этой молодой девушки. А следователь кричал “Алё, Алё….,”, не
получая ответа. Наконец, Даша немного пришла в себя и хриплым голосом
сказала в трубку.
— Извините меня. Просто накопилось и я уже с собой не могу справиться. Ещё
раз прошу прощения.
– Да ничего. Я понимаю.
– Владимир Петрович, миленький, мне нужно, за любые деньги, увидеть
Марка.
– О деньгах и речи быть не может, а вот как это сделать – я подумаю. Вы мне
позвоните завтра вечером.
– Обязательно позвоню.
На телефонный звонок Даши вечером следующего дня Щербаков
ответил сразу.
– Дарья Сергеевна, слушайте меня внимательно, а лучше запишите. Суд над
Марком Рожанским состоится в этот четверг в 10 часов утра по адресу: город
Батайск, улица Советская 58. Продлится он полтора – два часа. Не более.
– Это мне всё неинтересно. Вы скажите, как я могу увидеть Марка? – с
отчаянием воскликнула Даша.
– Не перебивайте меня, пожалуйста. Заключённых, как правило, после
заседания по одному выводят из здания суда через запасной выход и
конвоируют по двору до автозака метров семь — десять. Напротив запасного
выхода суда есть ларёк “Пиво – воды”. Вы должны заранее взять пустой
ящик и, держась за забор, стать на него. Вам будет хорошо видно, что
происходит во дворе, а главное, вас тоже будет видно. Марка об этом
предупредят. За ящик, по окончанию “свидания,” дадите хозяину ларька три
рубля.
– Всё понятно?
– Да, понятно. Спасибо вам большое.
8.14
Закрытый суд над гражданином Российской федерации, жителем города
Ростова – на – Дону Рожанским Марком Исааковичем, 1956 года рождения,
обвиняемого в убийстве гражданина Федорцова Валерия Андреевича, 1955
года рождения, состоялся 11 февраля 1979 года в городе Батайске Ростовской
области. Продолжался он всего полтора часа и закончился достаточно
мягким обвинительным приговором.
Мягкость приговора суда основывалась на том, что обвиняемый
Рожанский, в момент убийства Федорцова, находился в состоянии глубокого
аффекта, вызванного агрессивным националистическим характером
поведения убитого. Это с большой долей убедительности обосновал
армянский защитник Рожанского.
С учётом отсутствия криминального прошлого обвиняемого, а также
ходатайства Норильского горно – металлургического комбината и
Спорткомитета по боксу Российской Федерации, прокуратура потребовала
применить к Рожанскому Марку Исааковичу, 1956 года рождения, 107
статью Уголовного кодекса — лишение свободы на восемь лет с отбыванием
наказания в поселении особого режима. Ситуацию убийства усугубляло
присутствие при инциденте, закончившегося смертью Федорцова, большого
количества людей.
Выйдя из зала суда, полковник Скворцов внутренне торжествовал: то,
что он предрекал при последней встрече с Дашей, сегодня полностью
воплотилось в приговоре суда. Даже его подсказка, переданная через
Вавилова, следователю Щербакову показать осуждённого Рожанского Даше,
сработала. Тем не менее, поведение стоящей за забором Даши, которую
Скворцов видел из окна суда, вызвала у него недоумение.
– Не зря говорят, — подумал про себя Скворцов, — что женщины –
инопланетные существа, обладающие тем, чего и в помине нет у мужчины –
интуицией. Эта созданная Творцом удивительная надстройка заменяет
женщинам, в соответствующие моменты жизни, здравый смысл.
– Не понял, Скворцов, твоей мысли?
— А что тут непонятного? Интуиция не только заранее предупреждает
женщину о каком – либо событии, но и подсказывает, с помощью
воображения, как нужно себя в этом случае вести.
– Но это же твоя, Скворцов, идея встречи Марка с Дашей?
– Совершенно верно, моя.
– Я даже могу достаточно убедительно объяснить ход своих мыслей.
– Объясни, пожалуйста, если не сложно.
– Совсем не сложно. Ну зачем мне нужна страдающая и угасающая на глазах
молодая девушка? Зачем? В неё нужно, с помощью любой манипуляции,
вдохнуть новую жизнь.
– А ещё лучше показать, что жизнь продолжается и ещё много чего может
быть в этой жизни интересного.
Без четверти двенадцать, из здания Батайского суда, закованный в ручные
и ножные кандалы, вышел улыбающийся Марк Рожанский. За забором, стоя
на качающемся под ней ящике из — под пива, счастливая Даша махала ему
рукой.
Продолжение следует.
