10.8
Сергей и Оля встречались уже полгода. Правда, не каждую неделю — то он занят, то её нет в Москве. Сергей, как правило, приезжал к ней около трёх часов дня в субботу и в семь вечера уезжал к маме.
— Серёжа, почему ты не можешь остаться у меня ночевать? Постоянно торопишься домой.
— Олечка, потому что для мамы нет уважительных причин отсутствия в субботу сына. Это — мама. После смерти папы на эту тему с ней говорить бесполезно.
— Ну ты же можешь уехать в командировку?
— Могу, но она этот факт обязательно несколько раз проверит. Я хорошо знаю её характер. И не только проверит, но и заставит меня позвонить ей из любой дыры. Благо у меня есть такая возможность.
— Серёжа, ты же взрослый человек и должен иметь личное время. Твоя мама разве это не понимает?
— Прекрасно понимает, но только не за свой счёт. Для мамы ощущение того, что за стенкой спит её ребёнок, дорогого стоит.
— В каком смысле «спит»?
— В прямом.
— Ну ты даёшь, Серёжа. Ребёнку под сорок лет…
— Для мамы неважно, какого возраста ребёнок, в особенности мальчик. Ведь не напрасно называют воспитанных мальчиков маменькин сыночек.
— А почему мальчиков?
— А потому что мама знает, что девочка — такая же стерва, как и она сама. Вот ты лучше мне скажи, Олечка, когда спустишься с неба на землю? Сейчас огромный дефицит профессиональных кадров в стране, а ты всё летаешь где-то в облаках.
— А что мне на земле делать? Идти работать в школу? Так у меня не та нервная система. Можно, конечно, ещё устроиться переводчицей в какую-нибудь фирму, но тебя обязательно будут приглашать поработать девушкой по сопровождению. А я буду всё время всем рассказывать, что не такая и денег не беру.
— Ну и какой же выход из этой ситуации, на твой взгляд?
— Выход простой — выйти замуж.
— И сразу за генерала?
— Ну зачем за генерала? Можно и за маршала. Девушка я богатая, красивая, ухоженная. Плюс шикарная квартира, машина, дача… А ты, Серёжа, случайно не хочешь на мне жениться?
— Очень хочу, но не сейчас. Я к этому ещё не готов.
— Что так? — воскликнула Оля.
— Дело в том, Олечка, что сразу получить такое богатство, как ты, плюс всё движимое и недвижимое имущество в придачу — это плохой вариант.
— Почему?
— Потому что богатство нужно мужчине и женщине наживать вместе. Тогда оно будет обоими цениться.
— Да что ты говоришь, любимый мой? А какая гарантия, что мужчина не бросит женщину, со всем совместно нажитым, на закате лет, и не уйдёт к другой? Что тогда ей, бедненькой, делать?
— Хороший вопрос. Для того, чтобы эту ситуацию предотвратить, женщине нужно научится пользоваться страховочным механизмом — уметь мужчину сильно напугать.
— Каким образом?
— Для этого у неё есть, как минимум, две серьёзные опции: здоровье и репутация. На несколько минут оба неожиданно замолчали, по всей видимости, обдумывая варианты. Первой пришла в себя Оля.
— А можно, Серёжа, поподробней развернуть последний тезис? В особенности, про репутацию.
— Подробней я тебе объяснить не могу. Здесь может быть огромное число вариантов, так как ещё древние говорили: «На что способна женщина, не знает даже женщина».
— Но ты же на каком-то опыте сформулировал эти опции? — не отступала Оля.
— Немножко на своём, немножко на чужом.
— Ну ладно. Не хочешь говорить — не говори…
— Почему — не хочу? Хочу, но не могу.
— Тогда послушай, Серёжа, меня. Женщине мужчина нужен не только с физиологической точки зрения, но и для того, чтобы чувствовать себя женщиной.
— В каком смысле?
— В прямом: пойти с ним в театр, на концерт, в ресторан. Потанцевать и пофлиртовать с кем-нибудь из его друзей
— Зачем это мужчине надо? — неожиданно спросил Сергей.
— Затем, что женщина живёт для того, чтобы на неё смотрели: восхищались её фигурой, любовались её нарядами, украшениями. А главное, чтобы другие женщины лопались от зависти от того, как она выглядит. Понятно тебе, Платонов?
— Понятно.
— Вот. А ты сидишь и бубнишь — не готов, не готов. А к чему ты вообще готов, хотела бы я знать?
— Ладно, Олечка, не сердись. Для мужчин обсуждение этой темы протекает всегда очень болезненно.
— И поэтому мужчины хотят как можно быстрее его прекратить. А ты не знаешь, Серёжа, почему?
— Почему, красавица моя? Я весь — внимание.
— Потому что мужчины, по своей природе, просто трусы: они боятся маму, жену, начальство, ответственности. Боятся проблем, которые нужно в связи с женитьбой решать, а главное, боятся потерять свою мнимую свободу — здесь поел, там поспал, отряхнулся и пошёл.
— Может быть, ты и права, Олечка. Не знаю.
— Да знаешь ты всё, Платонов, знаешь. Но наступает время, когда мужчине нужно принимать решение.
— Какое решение?
— Сережа, кончай из себя строить дурака. Решение создать семью.
— Понятно.
— Очень хорошо, что тебе понятно. Час расплаты за всё неумолимо приближается.
— Как зловеще из твоих уст, Олечка, это звучит. Только я не пойму, всё-таки — за что расплата?
— За бесцельно разбросанное семя.
— Браво! Очень красиво сказано.
— Спасибо за комплимент. Но учти, дорогой мой: чем старше становится мужчина, тем труднее принять ему правильное решение. Я уже не говорю о том, что он сам по себе не очень свежий товар и большого интереса для женщин во всех смыслах не представляет. Вот так. Сергей спокойно, с большим интересом выслушал эмоциональное выступление Оли, поцеловал на прощание и пошёл к маме. Со стороны могло показаться, что он со всеми её доводами согласился, но он даже не думал вносить какие-либо изменения в их отношения.
10.9
Из-за длительной зарубежной командировки Сергей больше месяца не встречался с Олей. А когда он ей, наконец, позвонил, она спокойно,
как ни в чём не бывало, сказала:
— Приходи. Буду ждать. И он пришёл. Как обычно в субботу, в районе трёх часов дня. Выставил на стол бутылку французского коньяка и довольно потёр руки.
— Из самого Авиньона вёз бутылку, преодолев много границ и поборов все соблазны.
— Ты что, Платонов, такой радостный? Решил напиться? А как на это мама посмотрит?
— Не напиться, а выпить. Просто хочу с тобой помириться.
— А я с тобой и не ссорилась. У вас, у мужчин, какая-то искривлённая логика. Если женщина погладила его накануне против шерсти, то в следующий раз он должен нести бутылку, чтобы за что-то оправдаться перед ней. А главное, что он сам, в конце концов, эту бутылку и выпивает.
— Да не собираюсь я ни за что оправдываться, Олечка. Это не мой стиль. Просто посидим, выпьем по рюмочке, немного расслабимся, поговорим о жизни нашей бренной.
Оля быстро поставила на стол два бокала, коробку конфет, незаметно нарезала апельсин, положила на стол салфетки.
— Может тебе, Олечка, помочь?
— В чём? Поставить три тарелки на стол? В этом женщине помогать не надо, а вот эмоциональную нагрузку с ней разделить — это иногда
от мужчины требуется.
— Я готов.
— К чему, Платонов?
— Разделить эмоциональную нагрузку.
— Д ни к чему ты не готов, Серёжа. Ни к чему. Но я не об этом. Хочу тебе сегодня кое-что рассказать. Но перед этим открою один свой секрет. Ты — первый, с кем у меня романтические отношения в этом доме.
— Очень приятно.
Оля пропустила мимо ушей реплику Сергея и продолжила:
— И не потому, что не было до тебя у меня мужчин, а потому что их
поведение, когда они приходили ко мне в гости, становилось крайне неестественным. Генеральская внучка, а теперь и генеральская дочка —
папе недавно присвоили это звание… Мне это никогда не нравилось.
— А почему ты меня исключила из этого славного ряда претендентов на твою благосклонность?
— Потому что у тебя никаких мыслей по этому поводу не было и нет. Ты в прошлый раз мне всё подробно и доходчиво рассказал.
— Другими словами, ты заранее знаешь, что я не буду, в силу своего образования и воспитания, красть в твоём доме малахитовую пепельницу.
— Какое образование, Серёжа? О чём ты говоришь?
— Как какое? Которое я, например, получил.
— Когда? Двадцать лет назад? Ты бы ещё вспомни, что было до Первой мировой войны.
— Почему бы и нет? Раньше мой дедушка, инженер-путеец, шёл по улице в своей форме и незнакомые люди с ним здоровались. Шапки
снимали. Кланялись
— Тогда были другие принципы, по которым люди жили: образование было серьёзным и престижным. Существовал страх потерять репутацию, лишиться места работы.
— А сейчас что не так?
— Ну ты, Платонов, даёшь! В настоящее время образование многие получают не для знаний, а для того чтобы найти тёплое место и получше устроиться в этой жизни.
— А когда было иначе? Всегда так было. И у нас, и на Западе. Только при этом знания никто и никогда не отменял. Я это вижу каждый день у себя на предприятии.
Но Оля не слышала Сергея. Казалось, что она специально вовлекла его в эту дискуссию. Уж очень ей хотелось его, успешного, грамотного человека, чем-то уязвить, обидеть, вывести из себя. Но он явно не хотел сдаваться и сам пошёл в атаку:
— Да не права ты, Олечка, не права. В любом государстве на образование должен быть общественный заказ. Образование существует не само по себе. Оно обслуживает общество. Сейчас у общества заказ на уродливых и гнилых специалистов. Государству не нужны образованные люди. Его вполне устраивают специалисты такого качества.
— Как это устраивают?
— А вот так. Когда в одном вузе, в одной учебной группе имеет место бесплатное (бюджетное) и платное (из своего кармана) образование, то это развращает как преподавателя, так и студента+
— Каким образом?
— Простым. Обучающиеся бесплатно студенты — это, как правило, льготники: многодетные семьи, родители-инвалиды, матери–одиночки и т.д. В этих семьях нет денег на репетиторов, кружки, книги, симфоническую музыку. Уровень развития детей в этих семьях соответствует уровню их знаний. Не исключено, что среди них тоже есть ребята с высокими оценками, но, по моим ощущениям, их число весьма ограничено.
— Я не согласна. Как раз в таких семьях бывают хорошо успевающие студенты.
— Не возражаю. Не часто, но бывают. А теперь возьмём тех, кто обучается в вузе за плату. Это — дети из обеспеченных семей с хорошими
возможностями, но, как правило, балбесы.
— И что?
— А то, что преподаватель имеет от руководства института определённые установки: отсев студентов, обучающихся за деньги, должен быть минимальный.
— Правильно — корову нужно доить.
— Согласен, но в связи с этим ушлые люди получают возможность хорошо на этом зарабатывать: взятки, различные поборы, плата за экзамены и зачёты, всякие подношения. Результат всех этих деяний — липовые знания выпускников.
— Но ты же сам, Сергей, учился бесплатно?
— Нет, Олечка, не бесплатно. За меня, да и за тебя тоже, обязательно всегда кто-то платил: государство, профсоюз, армия, какой-нибудь фонд. Только учись успешно, иначе, как это принято во всём мире, тебе укажут на дверь…
— Платонов, я в тебя снова сегодня влюбилась…
— К вашим услугам, мадам.
— А теперь вспомни, Серёжа, как ты учил в институте общественные науки. Тебе там рассказывали, что коммунизм — светлое будущее человечества. Это когда от каждого — по способностям, каждому — по потребностям. В этой формулировке об образовании никогда вообще речь не шла.
— Но коммунизм — это утопия, Олечка. Глупая наглая утопия. Для реализации этого принципа нужно, чтобы все люди имели высочайший уровень образования и такой же уровень сознания. Ни хапали, ни жрали в три горла, ни отбирали друг у друга, ни складировали на чёрный день, а жили в духовном согласии с собой и окружающими.
— Ну, ты даёшь, Платонов.
— Извини, дорогая. Ну, в общем, так…
10.10
Сегодня Платонов выглядел каким-то очень озабоченным и засобирался домой через полчаса, после прихода к Оле.
— В чём дело, Сергей? Куда ты так рано уходишь?
— У меня мама заболела.
— Понятно. А что, дорогой, изменится, если ты к маме придёшь на пару часов позже?
— Ничего, кроме того что она будет, ожидая меня, нервничать.
— Подожди, Серёжа, ты же мне говорил, что у тебя мама доктор наук, профессор. Такие люди умеют держать себя в руках.
— Согласен, но и у меня на душе неспокойно. Тем более, что я у неё уже не был две недели.
— У меня ты тоже давно не был.
— Не надо сравнивать себя, Олечка, с мамой.
— Я себя ни с кем не сравниваю. Просто у меня тоже есть мама. Правда, она очень далеко отсюда живёт и у меня нет, к сожалению, возможности часто демонстрировать ей свою любовь.
— У тебя, кроме мамы, есть папа, бабушка, дедушка. А у неё — только я. И больше никого. Она это остро ощущает и переживает, когда меня нет дома или я опаздываю.
— Серёжа, все старики мнительны и эмоциональны. Они многое себе просто надумывают. Вот у меня бабушка звонит несколько раз в день и говорит, в принципе, одно и то же.
— Это связано не только с возрастом твоей бабушки.
— А с чем ещё?
— С отрицательным жизненным опытом, который у пожилых людей, к сожалению, накопился. На их долю выпало очень много плохого и тяжёлого в этой жизни. Поэтому они хотят нас лишний раз, как могут, подстраховать и уберечь. Чем-то лишний раз порадовать, угостить.
— И что?
— А то, Олечка, что к ним нужно относиться исключительно щадяще и бережно. А, главное, не считать каждую данную им копейку.
— Я так понимаю, что здесь речь идёт не о твоей маме с профессорской зарплатой?
— Конечно, нет. Но пожилые люди должны получать в оплатной иерархии от государства не самые маленькие деньги. При этом не рассказывать им с упоением, на сколько и когда проиндексировали их пенсию.
— Почему не рассказывать?
— Потому что им, в принципе, ничего не добавили, а просто привели в соответствие их денежное содержание с ценами на рынке.
— И куда они, Серёжа, будут девать дополнительные деньги? Ведь известно, что старики, по определению, злые и жадные люди.
— Во-первых, никому это не известно, а во-вторых, лишние деньги
будут отдавать своим детям и внукам. Но отдавать с достоинством, широко, по-царски, а не засовывать, с оглядкой, чтобы никто не видел, три рубля ребёнку в карман.
— И всё-таки, если старики профукают эти деньги?
— Не может быть такого, если они, конечно, не пьяницы или законченные идиоты. Но их дети должны хорошо знать и понимать поведенческую природу пожилых людей.
— Поясни, пожалуйста, если тебе не трудно, что это за их особая природа поведения?
— Пожалуйста. Отношение к старикам должно быть с учётом их слабеющего психического и физического здоровья. Это уже не те былинные богатыри, которые всю жизнь решали наши проблемы. Теперь им нужны внимание, помощь и поддержка.
— Красиво сказал.
— Не ёрничай, Оля, а лучше послушай меня.
— Слушаю, хотя к моим старикам твои рассуждения никакого отношения не имеют.
— И всё-таки. Можно на эту тему принимать любые государственные решения, придумывать всякие праздники типа Дня пожилого человека. Даже создавать новые административные структуры, комиссии, министерства. Но это всё — пустое, нельзя любить стариков по датам, по принуждению. Пожилые люди эту неискренность очень хорошо чувствуют и соответствующим образом на неё реагируют.
— И что же нужно всё-таки, делать?
— Нужно вдалбливать, извини за такое слово, в сознание нового поколения, что старый человек — самый важный член семьи. За ним последнее слово, за ним лучшее место за столом, ему лучший кусок пирога. За ним окончательное решение любого вопроса.
10.11
— Знаешь, Серёжа, я выросла, да и ты тоже, под лозунгом: «Всё лучшее — детям». Разве это было неправильно в бывшем Советском Союзе?
— Правильно, но это выражение совершенно не соответствует реалиям сегодняшнего дня.
— Почему? Что тут противоречит настоящему времени?
— Этот лозунг появился в страшные годы гражданской войны, всеобщей разрухи. Нехватки в стране самых элементарных вещей. В этом лозунге правильно говорилось, что нужно, в первую очередь, накормить ребёнка, а потом уже думать о себе.
— А что же тебя сейчас не устраивает?
— Всё не устраивает. Я однажды спросил у папы, умеет ли он кататься на велосипеде.
— И что он тебе ответил?
— Ответил, что нет. Оказывается, у него никогда не было велосипеда. И ещё он со смехом добавил, что хорошо катается на самокате, который сам смастерил.
— К чему ты мне это рассказал, Серёжа?
— А к тому, что у меня в детстве было четыре велосипеда. По мере того как я вырастал из одного, родители мне покупали новый.
— И мне тоже.
— А теперь обрати, Олечка, внимание: мы с тобой почти ежегодно меняли велосипед, а старики даже не знают, как им пользоваться и получают в нашем государстве всё по остаточному принципу.
— Потому что они свой век отжили, многие из них уже ушли в мир иной. Теперь нужно дать дорогу молодым.
— А ты знаешь, что чувствует человек, когда теряет родителей?
— Нет.
— И слава богу, что не знаешь. А я знаю. Когда у меня умер папа, я вдруг осознал, что за моей спиной никого больше нет. Холодно мне. Я теперь открыт всем ветрам.
— И всё-таки, что можно, с твоей точки зрения, сделать для стариков?
— А давай вернёмся к твоему лозунгу. Только вместо «Всё лучшее — детям» дадим другую редакцию этому лозунгу: «Всё лучшее — старикам».
— Почему?
— Потому что они самые незащищённые, самые ранимые, самые слабые. Их может обидеть каждый, и ему это, как правило, сойдёт с рук. Потому что всем некогда, все заняты собой. У всех дела.
— Такая сейчас жизнь, Серёжа. Всё правильно.
— Нет, неправильно. Старики больше всех сделали для семьи и теперь, когда они стали слабыми и немощными, им нужно за это, дорогая моя, сторицей заплатить.
— Чем заплатить?
— Сторицей, то есть во сто крат больше того, что мы получили от них. Это даже не деньги. Это внимание к их проблемам и бескорыстная помощь в их решении на современном уровне.
— Ну, ты совсем уехал не в ту сторону, Серёжа. Старые должны не мешать молодым идти своей дорогой.
— Какой дорогой? Кто тебе мешает, Олечка, идти вперёд? Иди на здоровье!
— Иду, как могу.
— Вот и иди. Но ты хочешь сказать другое. Старики отвлекают тебя от решения собственных задач.
— Вот именно.
— А ты вспомни, сколько времени они отдали тебе, когда ты болела, училась, взрослела, переживала, радовалась, страдала.
— Но это один из основных законов жизни, Серёжа.
— Нет такого закона. Это люди с низким уровнем морали и ответственности сами для себя придумали.
— Может быть, может быть…
— Не может быть, а точно. Поэтому повторяю, для особо одарённых: старый человек должен жить на последнем отрезке своего жизненного пути не хуже, чем в предыдущие годы. Он не должен бояться старости и с ужасом думать о её приближении. Он должен её радостно встречать.
— Ишь ты, Серёжа, куда взмыл!
— Да, взмыл. Хорошее слово ты подобрала. Молодец. А за моральный, а тем более физический ущерб, нанесённый пожилому человеку,
нужно очень серьёзно наказывать.
— Понятно.
— И ещё. Старый человек подобен древнему манускрипту. Поэтому хранят эту реликвию в специальном саркофаге с непрерывным автоматическим контролем всех параметров окружающей среды. Так же нужно поступать и в плане здоровья пожилых людей.
— А знаешь, что я тебе скажу, Платонов, — неожиданно обратилась к нему каким-то сердитым тоном Оля.
— Я вижу много пожилых людей в самолётах на зарубежных рейсах. Они совершенно другие, чем наши: подтянутые, весёлые, счастливые, модно одетые. К пожилой женщине язык не повернётся обратиться словом «бабушка». А какие старички с озорными глазами! Ух!..
— Правильно, Олечка, потому что у них совсем другой уровень жизни, — с улыбкой ответил Сергей.
— И мы должны к этому стремиться, а не искать объяснений сложившейся в стране ситуации.
Продолжение следует.
