Редакция журнала начинает публикацию книги превосходных новелл Мириам Свердлов «В ожидании счастья».
Фото: Мириам Свердлов
nkontinent.com
ЦИЛЯ И ШМУЭЛЬ
Как поздно я спохватилась! Когда и спросить больше некого… Отрывки из воспоминаний моей мамы о её родителях, сёстрах, о довоенной их жизни, оставшиеся в моей невнимательной, мало что сохранившей памяти… Как немного я запомнила! И тем не менее…
Странно, что пытаюсь писать о моих предках, которых я никогда не знала, а они не дожили, чтобы узнать меня: Гитлер постарался. Могли ли они предполагать, что о них кто-то будет писать воспоминания?
Что ж, попробую, попытаюсь связать обрывки ниточек…
Моя бабушка Циля Розенталь была из небогатой семьи. Тихая, скромная, на редкость честная и порядочная. Малограмотная.
Шмуэль был из местных либавских богачей, франтоватый, близорукий, носил пенсне. Сам он был по профессии закройщик по коже, что считалось гораздо престижнее, чем, скажем, портной или сапожник. Его сестра была владелицей большого обувного магазина, жила в особняке.
Как Циля и Шмуэль познакомились и поженились — этих подробностей я не знаю, знаю только, что случилось это по большой любви. В 1913 году родился их первенец, моя мама Роза (Раше). А потом, в 1914 году началась Первая Мировая Война, которую так хорошо описал Ремарк. Сейчас мало кто вспоминает о тех временах, а ведь какой страшной была та война, с применением химического оружия, и полегли в ней миллионы. Шмуэля призвали в первые дни войны. Солдатам перед боем выдавали спиртное, чтобы подавить страх и для поднятия боевого духа. Шмуэль остался жив в этой мясорубке, но случилось необратимое — он пристрастился к спиртному… Домой он вернулся уже алкоголиком. Циля, его безропотная и верная жена, молча страдала. Он немного жил дома, а потом пускался в загул, надолго пропадал, бродяжничал. Возвращаясь домой, он, как все алкаши, пытался начать новую жизнь, „делал“ Циле ребёнка и снова исчезал. Так, с небольшими промежутками, на свет появились ещё три дочери: Ида, Паула и Сара. Младшую, хорошенькую, рыженькую Сару все звали Шоцале, она была всеобщей любимицей. А Циля, по сути, была соломенная вдова с 4 дочерями, перебивалась в нищете как могла.
Богатые родственники Шмуэля от него отвернулись: для них он был паршивой овцой, позором семьи. Это их отношение перешло и на Цилю с детьми, они ей никогда ничем не помогали, да она и не просила, гордость не позволяла. Она держала маленькую лавку, где торговала за гроши дешёвой одеждой для таких же бедняков, как она сама. Навара почти никакого не было. Ютилась с дочерьми в съёмной квартире рядом с базаром, на последнем, чердачном этаже. Жить около базара, где из окон видна была рыночная площадь, было стыдно: это была участь малоимущих.
Вместе с Цилей в этой квартире жили ещё её вдовая сестра с сынишкой Пиней и их старенькая бабушка. Зимой, в холод, все обитали в одной комнате, чтобы не надо было отапливать всю квартиру. Зато в большой дружбе и чистоте.
Циля обычно посылала одну из дочек в мясную лавку купить 100 грамм дешёвой колбасы на ужин и напутствовала, чтобы попросили „абер диин ауфшнайдн“ (только тонко нарезать).
Время шло, дочери подрастали, учились. И постоянно жили в страхе: стыдно было за своего отца, который время от времени появлялся в городе. Они закрывались у себя, с ужасом глядя в окно, когда видели его, нетвёрдой походкой подходящего к дому…
Но пришло время, когда Шмуэль пропал совсем. Как он закончил свои дни, мой дед Шмуэль Флейшман, умер ли где-то в пьяном одиноком бродяжничестве или погиб в гетто, как большинство его соплеменников, так никто никогда и не узнает…
А дочери выросли. Стали работать, приносить в дом деньги. Появились вещи, кой-какая мебель и даже радио! Циля часами могла сидеть у приёмника и с восторгом слушать музыку, которая лилась из этого чудо-ящика.
Паула стала спортсменкой, чемпионкой Прибалтики по лёгкой атлетике. Циля ею гордилась, как, впрочем, и остальными дочерьми, красивыми, достойными девушками.
Младший брат Цили, Зундл, в 30-е годы уехал с семьёй в Южную Африку. Он хотел перетащить туда и Цилю с дочерьми. И у Цили был уже билет на пароход. Она должна была уехать туда одна, всего на год, устроиться, а потом забрать дочерей. Но в последний момент она отказалась от своей затеи: расстаться с дочерями на такой длительный срок она просто была не в силах.
У дочерей появились женихи. Первой вышла замуж старшая дочь Роза (моя мама) и уехала жить в Ригу. Родила Циле внучку (мою старшую сестру), и счастью Цили не было предела. Остальные три дочери устроить свою жизнь не успели.
Война всё смела и перечеркнула. В гетто Кайзервальд Циля, которой было всего 52 года, находилась в полной уверенности, что все её дочери погибли. Так оно, по сути, и было, за исключением старшей дочери, которая успела эвакуироваться из Риги вместе с мужем и ребёнком.
А Циля жила! Понимала, несомненно, что всё в её жизни, в несчастливой женской доле, закончилось. Работала наравне со всеми в гетто и, по рассказам выживших в этом аду, ещё находила силы утешать и поддерживать других. Она не дожила до Победы совсем немного. Погибла в конце 1944 года.
Знает ли эта моя незнакомая бабушка там, на небесах, где она встретилась со своими дочерями и внучкой, что я, её вторая, младшая внучка, буду думать и писать о ней? Благословенна память моих дорогих родных…
АМИНЬ.
Иллюстрация: nurqanatbaizaq.islam.kz
