Фото: Продовольственная программа СССР на период до 1990 года и меры по …
naukaprava.ru
Июнь 1983 года
В июне Арику пришлось поехать на очередную сессию в Рязанскую высшую школу МВД СССР, которую он через год должен был закончить. Учился Арик легко, потому что на экономическом факультете преподавались те же самые дисциплины, что и на курсах руководящих работников Минсельхоза РФ, которые Арик закончил три года назад. Специфику составляли лишь дисциплины, относившиеся к условиям мест лишения свободы: экономика и организация труда осужденных. Но экономика, она и в Африке экономика: себестоимость, рен
95
табельность, прибыли-убытки, дебет-кредит, объемы производства и качество готовой продукции. Арику нужен был только диплом учебного заведения МВД, чтобы кадровики не могли ни в чем его упрекнуть, а также, чтобы при продвижении по службе никто из них не мог тормознуть кандидата на выдвижение из-за отсутствия профильного образования. Окончив высшую школу, Арик приобретал весь необходимый минимум качеств, требовавшихся для любого офицера: высшее образование, специальное образование, партийность КПСС, стаж работы на командной должности, боевой опыт, правительственные награды. Для успешной карьеры в МВД СССР оставалось только еще защитить диссертацию, а еще лучше — перестать быть евреем. Диссертацию ему удалось защитить только в 1994 году, а вот евреем он остался навсегда… После сессии в Рязани Арик отправился в новый сельскохозяйственный отдел при ГУИТУ на улицу Житную, 14 в Москве, чтобы познакомиться с кураторами Камчатской области, а также побывать на первой сельскохозяйственной конференции на ВДНХ СССР (Выставке достижений народного хозяйства), которая была организована этим новым сельхозотделом в целях знакомства специалистов из регионов между собой, обмена первым опытом по созданию подсобных сельских хозяйств, а также для учета требований с мест и распределения дополнений к бюджетам местных ОИТУ для сельхозслужб. Конференция проходила в павильоне «Коневодство», длилась три дня и вполне удалась. Арик познакомился с массой коллег, набранных на службу во всех краях и областях огромной страны. Это были агрономы, зоотехники, инженеры-механизаторы, экономисты сельского хозяйства, ветеринары. Основная масса — мужчины, младшие офицеры и вольнонаемные. Поскольку каждый месяц в главк поступали отчеты из регионов, в Москве уже знали о том, как продвигаются дела на местах: кому и как удалось или не удалось организовать сельхозпроизводство и какое. По этой причине Арика попросили-приказали выступить и обменяться опытом. Делегатов поселили в гостинице «Золотой колос» прямо на выставке. Арик же, как и всегда в Москве, остановился у своей тети Милы, сестры отца. Это было удобно — тетя жила на проспекте Металлистов в Новогиреево, в километре от одноименной станции метро, а добираться на метро к выставке было несложно и довольно быстро. В гостинице ему довелось побывать в компании новоявленных коллег лишь на обычной российской пьянке в честь знакомства. Выступать на конференции Арику пришлось потому, что в числе всего трех регионов и республик (из 104) по стране Камчатская область выполнила приказ министерства по организации подсобных сельских хозяйств в УВД. К июню, как было приказано министерством, Арику с помощью начальников исправительно-трудовых учреждений удалось организовать 8 подсобных хозяйств по откорму и воспроизводству свиней (построить свинарники и вспо
96
могательные службы, найти и приобрести поголовье животных, запасти корма, решить проблему качественного обслуживания). Уже самому, благодаря неустанному хождению по бюрократам области и районов, удалось получить 44 гектара земли под посевы кормовых трав, согласовать фонды на комбикорм из резервов области и из Москвы, а также при колонии строгого режима в поселке Атласово открыть небольшой крольчатник. Кроме того, получилось открыть 7 новых штатных единиц сельхозспециалистов с нормальными окладами при учреждениях на местах и принять туда людей по конкурсу документов, который он сам и проводил. Помимо этого, были получены земельные участки под строительство теплиц для овощей, цветов и грибов, а также реальностью стало выделение земли и организация садово-огороднических товариществ для работников колоний и органов милиции на 1500 человек во всех районах Камчатской области. Это потребовало от Арика большого напряжения сил и затрат энергии, но все получилось, и люди, работающие в системе областного УВД, были очень довольны. Не нужно забывать о том, что продовольственное централизованное снабжение все больше сокращалось и ухудшалось, а наличие свинарников и теплиц при каждом учреждении в лучшую сторону меняло условия питания осужденных, сотрудников колоний и органов милиции и членов их семей. При этом хорошо бы вспомнить, что Арик работал один, без помощников. Еще 2 штатных единицы ему пока что в ОИТУ не давали заполнить — экономили фонд зарплаты. Положительные результаты были налицо, и Арик выступил на эту тему на конференции. Благодаря этому выступлению и реакции зала на него, Арика вызвали к начальнику ГУИТУ генерал-майору внутренней службы Мещанинову для представления. Его сопровождали начальник сельхозотдела подполковник Сазоньевский и новоиспеченный прямо с «гражданки» капитан Росляков — куратор Камчатской области. За 20 минут аудиенции Арик ответил на десяток вопросов, в том числе и на то, почему у него на кителе две наградных ленточки. Арик объяснил. На какое-то мгновение стало тихо. Потом генерал попрощался и пожелал Арику успехов. Начальник отдела задержался у начальника на 10 минут, а за это время капитан Росляков полушепотом сказал: — Слышь, Михалыч, начальство хочет наладить поставки лососевой икры и красной рыбы для главка и всяких блатных нужд. Так ты бы подсуетился там что ли. Потом решим, как это привозить и с кем. Не ближний же свет — Камчатка. Но сделать надо. Тем более что за это у тебя не будет проблем с комбикормом для свиней. Ты же знаешь, какой это страшный дефицит в стране! Пожалуйста, постарайся! Арику припомнились колхозные будни в Латвии, и он обещал подумать над этим и сообщить свои сображения попозже.
97
Октябрь 1983 года
Тело прапорщика Ершова висело лицом вниз на прутьях строительной арматуры, проткнувших его в пяти местах. Прапорщик был в шинели, фуражка валялась внизу у самого основания бетона, который заливали слоями при строительстве нового здания школы в поселке Усть-Камчатск. Кровь из ран стекла по прутьям и засохла на них. Объект был выездным, и осужденных из колонии усиленного режима № 4 выводили на него ежедневно для работы в две смены. У строителей много было нестыковок, неполадок, и школу к новому учебному году не сдали, а пытались штурмом закончить строительство хотя бы к концу второй четверти, то есть к Новому году. В строительно-монтажном управлении поселка не хватало своих пьяниц-строителей, и власти решили привлечь к этому спецконтингент. Поселок Усть-Камчатск, на самом деле, был районным центром с населением около 15 тысяч человек. Основные сферы, в которых трудились жители — портовые работы, рыбалка, переработка таежной древесины, переработка рыбы и рыбопродуктов, сельское хозяйство. Неподалеку, километрах в ста по красавице-тайге, находился поселок Ключи со своим знаменитым неспокойным вулканом — Ключевской сопкой. Погода в Усть-Камчатке всегда не сахар, а в этом октябре и вовсе была мерзкой: туманы, моросящий холодный дождь, сильный пронизывающий ветер с моря, нулевая температура. Сообщение о чрезвычайном происшествии — убийстве военнослужащего конвойного батальона внутренних войск пришло в ОИТУ в ночь на субботу. Полковник Томчин поднял по тревоге всех офицеров отдела, невзирая на их профессиональную принадлежность. Набралось 28 человек, которым было приказано срочно выехать в командировку в Усть-Камчатск для расследования преступления. Само собой понятно, что офицеры колонии и местная милиция уже этим занялись на месте. Но летной погоды не было и не предвиделось в ближайшие дни, поэтому было решено плыть пароходом. Спасибо еще, что пассажирский рейс совпал по дате с ЧП, и можно было отправляться уже на следующее утро. Прокуратура области командировала своих двух следователей, уголовный розыск — своих оперов и эксперта. Вторая и первая палубы теплохода «Николаевск» были практически полностью заняты людьми в форме. Да еще на третьей палубе, над трюмом, в плохих душных каютах разместился конвой с семью осужденными, которых везли в 4-ю колонию для отбывания срока наказания после суда. Ровно 39 часов пароход «Николаевск» добирался по серым грязноватым волнам до Усть-Камчатска. Плотный туман не давал толком рассмотреть маршрут следования. Качка была значительной, но Арик переносил ее хорошо, развлекаясь
98
по дороге разглядыванием нескольких дельфинов и множества чаек, сопровождавших пароход. Сослуживцы спали в каютах, слонялись по палубам, выпивали втихаря от начальства, играли в карты, в шахматы, курили, травили анекдоты. Командировка эта не нравилась никому. Каждый специалист понимал, что придется делать, но половина не были оперативниками, не служили раньше в колониях и просто не представляли себе своих задач. Судя по накачке, которую Томчин и его заместитель по оперативной работе подполковник Трутнев сделали в процессе следования сотрудникам отдела, сами они тоже не очень точно продумали функции инженеров ПТО, пожарника, политработников, экономистов, которых везли с собой. Ясно всем было только одно: такой внушительный десант офицеров в форме должен был психологически подавить осужденных колонии, не давать им сосредоточиться и натворить что-нибудь еще экстраординарное. Особенность этой командировки состояла еще и в том, что сам Томчин начинал в этом учреждении лейтенантом-оперативником и вырос там за 12 лет до начальника колонии и звания майора. Поэтому он был особенно напряжен, раздражен и внимателен ко всему. Уже став начальником областного отдела, он никогда не забывал о своей колонии. Всегда старался снабжать ее в первую очередь, поощрять сотрудников, направлять туда более спокойных осужденных с не очень тяжелыми статьями, комплектовать надежными кадрами. В те годы в Усть-Камчатске не было пассажирского причала, и прибывающие пароходы встречал буксир с баржей, выходивший из небольшого морского заливчика к так называемым «барам», или порогам, что понятнее. Эти каменные островки не давали судам подходить к берегу, чтобы причалить. Судно становилось на якорь за барами в открытом море, и пассажиров переносили сеткой-тралом по воздуху по 10 человек на баржу, где они спускались в огромный ржавый холодный металлический трюм и ждали там на скамьях остальных попутчиков. Арик попал в первую сетку, и ему пришлось ждать в промозглом трюме около полутора часов, пока все пассажиры были перенесены краном на баржу. Потом буксир отчалил и еще полчаса тащился по неспокойным волнам к берегу, где уже ждали такой же оригинальной посадки на пароход те, кто уезжал из Усть-Камчатска в Петропавловск. Разместили всех в гостинице поселка и домике для гостей, принадлежавшем колонии. Это был обычный одноэтажный недавно построенный барак, даже еще без клопов и блох. Арика определили туда. Прибыли вечером, но, тем не менее, побросав вещи, с ходу направились в зону и на объект, где было совершено убийство. Подполковник Трутнев, распределяя офицеров и ставя им задачу, сказал Арику, что его, как опытного начальника отряда в прошлом, а также как служившего в оперативно-розыскном подразделении в Афганистане, направляют вместе с операми на строительный объект и закрепляют за следственной группой им в помощь.
99
Арик вместе с оперативно-следственной группой выехал автобусом колонии на стройку. Тело прапорщика не снимали с арматуры трое суток в ожидании приезда следователей, и оно изрядно вымокло под непрерывным дождем. На стройке было пусто. Осужденных не выводили на объект после преступления. Предстояло буквально на коленях медленно обшарить все недостроенное здание и территорию в поисках вещественных доказательств. Было не до сна.
Ноябрь 1983 года
Офицерская бригада находилась в Усть-Камчатске уже две недели. Постепенно, по одному — два человека Томчин отправлял обратно в областной центр для продолжения работы в ОИТУ. Нельзя же было запустить работу еще в 7 подразделениях из-за ЧП в одном из них. В поселок прилетел заместитель начальника УВД генерал-майор Шелудченко, «сосланный» на Камчатку через полгода после смерти Брежнева, поскольку входил в самый ближний круг генсековского зятя — генерал-полковника Чурбанова, снятого с должности первого заместителя министра внутренних дел и осужденного на 9 лет лишения свободы за взятки. Генерал Шелудченко не был ни в чем обвинен, но был отстранен от должности первого заместителя начальника главного управления БХСС министерства и отправлен на Камчатку «пересидеть грозу» в верхах. Он, генерал, занимал должность третьего заместителя начальника областного управления, где начальником был полковник. Это не могло его не задевать. Генерал тяжело переносил удар по своему самолюбию и потерю огромной власти в министерстве. Когда-то он стал самым молодым генералом в МВД СССР в возрасте 39 лет и в должности начальника Днепропетровского УВД. Это объяснялось просто: он удачно женился на дочери тогдашнего министра внутренних дел УССР генерал-полковника Олейника, друга Брежнева. Генерал Шелудченко был чистюлей, барином с холеными ногтями, которые он полировал в присутствии подчиненных; носил очки в настоящей золотой оправе и был совершенно откровенным украинским националистом и антисемитом. Он не скрывал своих пристрастий. С его приездом в область в коридорах управления стала слышна украинская речь, потому что он навызывал своих знакомых по службе людей в льготный северный камчатский регион, где была двойная выслуга и такие же оклады. Он окружил себя прихвостнями, расставил их по службам и имел полную информацию о том, что там происходит.
100
Он не скрывал ни от кого, что не намерен находиться на скромной должности третьего зама, и будет стремиться выйти в начальники управления области. Начальник управления полковник милиции Косарев был аттестован прямо из партийных органов и многого в подковерной политике в своем УВД не понимал. Он просто прозевал массовую экспансию украинских кадров в свой аппарат, а когда хватился, было уже поздно. Генерал курировал работу ОИТУ, отдела связи, отдела мобилизации, пожарной службы, службы снабжения, отдела капитального строительства (ОКС). Он исповедовал авторитарный стиль управления, и подчиненные ему начальники, да и не столь высокопоставленные офицеры, просто выли от его «доставаний». Шелудченко не давал никому расслабиться ни на один день. За спиной у него зрело недовольство, которое доводилось и до ГУК (Главного управления кадров) министерства. Но, как заметил начальник ГУК, дальше Камчатки выслать генерала было просто некуда — это и так окраина СССР. В областном аппарате работали пять офицеров-евреев, и генералу потребовалось 8 лет на то, чтобы заставить всех их постепенно уволиться. Он как-то заявил своим приближенным, что не позволит «засорять» органы внутренних дел евреями. Но не все люди даже среди его «шестерок» были с ним во всем солидарны, и информация об этом генеральском настроении быстро дошла до Томчина, до Шапиро, до Бравермана, до Гроссмана и до Арика. Все они служили в различных службах, но тошно было всем одинаково от такой «радужной» перспективы. Каждому из офицеров-евреев приходилось быть в два раза бдительнее и внимательнее к себе и к своей работе, чтобы не попасть «на зуб» к генералу. Среди офицеров-евреев только Томчин был полковником. Гроссман — подполковником, Браверман — майором милиции, а Шапиро и Арик — капитанами внутренней службы. Вот такой приятный начальник прибыл в Усть-Камчатск, чтобы поруководить расследованием и «свернуть кровь» Томчину и всем остальным. Надо отдать должное генералу — он был прекрасным оперативным работником: проницательным, наблюдательным, внимательным к мелочам и обладал хорошим аналитическим мышлением. Его нельзя было «кормить» непроверенной информацией, догадками и неквалифицированными выводами. Работать с ним надо было очень добросовестно и в полную силу. Через неделю после прибытия в колонию команды с Ариком, до поселка добрался и Котельников из областного КГБ — куратор ОИТУ. Он тоже принимал участие в расследовании убийства прапорщика Ершова. Он встретил Арика очень тепло: пригласил его в ресторан поужинать, очень подробно расспросил о поездке в Афган. Оказалось, что сам он тоже побывал там, в Кабуле, но всего месяц по времени. Котельников к тому времени стал уже подполковником, за что они с Ариком неплохо выпили.
101
Следствие шло медленно и, похоже, с невысокой вероятностью раскрытия преступления. Осужденные держали круговую оборону, то есть молчали. Никто ничего не видел, не слышал, не знал. Агентура из их числа не выдавала виновных, а возможно и не знала ничего конкретного. Следователи столкнулись с редким единодушием противостоящего лагеря и не могли докопаться до причин совершения такого тяжкого преступления. Вывернули наизнанку всю жизнь прапорщика и его семьи с тремя детьми. «Прошерстили» личные дела всех военнослужащих поселковой колонии и дела всех осужденных по нескольку раз. Отфильтровали группу наиболее вероятных потенциальных виновников, но конкретики не было никакой. Генерал Шелудченко ярился, ругался и сам влезал во все детали расследования. На дворе было пасмурно, температура опустилась до минус двух градусов, пошел редкий снег. Лужицы замерзли и искрились затейливым рисунком. Дорожная грязь затвердела, и Арику в хромовых сапогах было очень комфортно и тепло. Хорошо, что знающий погодную обстановку в Усть-Камчатске Томчин при отправке людей в командировку посоветовал обязательно взять с собой шинели. И он не ошибся. В форменном пальто было бы холодно, а в шинели — в самый раз. По плану, в этот день Арик должен был дежурить на той самой стройке в дневное время. Спецконтингент вывели снова на работу на объект уже через 10 дней после убийства Ершова, потому что школу нужно было строить, а раскрыть преступление по горячим следам не удалось. Арик вошел в охраняемую зону объекта и начал двигаться по периметру вдоль забора и внутренней «колючки». Было еще рано — 7 часов утра, и осужденных только-только завели внутрь ограждения. Они никогда не начинали работать, не выпив стакан чая или Чифира — кто что любил. Чифир — это тоже чай, но «запаренный», как говорят зеки, в другом количестве и особым способом. Арик как-то в пятой колонии попробовал, и у него чуть не выскочило сердце. После этого он больше не рисковал никогда, хотя заварить Чифир умеет и сегодня. В этом нет ничего сложного. Крепкий чай — это особая деталь в жизни криминальных элементов. Распитие такого чая — это ритуал братания, коллективизма, взаимных симпатий, деловых взаимоотношений. Пьют такой чай обычно «семейками» в условиях колоний и вместе со своими ближайшими друзьями, сподвижниками, партнерами, родственниками на свободе. Этот ритуал неизменен в преступной среде уже много десятков лет. Администрация колоний и тюрем никогда не настаивает на прекращении чаепития, во-первых, чтобы лишний раз не злить осужденных, а во-вторых, потому что это просто совершенно бесполезно: никто никогда не прервет чаепитие, пока заваренная емкость не будет полностью выпита своим кружком — «семейкой». Арик и не торопился. В его обязанности не входила необходи
102
мость следить за выполнением производственного плана. Слава богу, он уже не начальник отряда. Люди находились в своих «кильдимах» — бытовых помещениях для переодевания и умывания. Раз в две недели бытовки регулярно обыскивались конвойными военнослужащими, чтобы изымать запрещенные предметы: карты, заточки, алкоголь, наркотики, не разрешенные приказом продукты питания, порнографию и еще многое другое. Арик поднял голову и посмотрел на небо в серых тучах, на мелкий снег, на здание будущей школы. На каждом его этаже в бытовках горел свет, несмотря на утро. На этом здании работали три бригады строителей, и для каждой были отведены по две бытовки. Арик смотрел на окна третьего этажа и с тоской подумал, что нужно, вообщето, бытовки обойти — «помаячить» своей формой, обозначиться перед людьми. Настроения не было никакого. Но это было нужно делать исходя из обязанностей дежурного. Вообще-то Арик один не должен был ходить по бытовкам и по объекту. Надо было взять с собой дежурного прапорщика. Но поблизости не было никого из охраны, а тащиться по грязи в другой конец стройки и искать там кого-нибудь Арику очень не хотелось, и он отправился на обход здания один. Здание было четырехэтажным. Всюду было спокойно: осужденные пили свой утренний чай и миролюбиво, даже почти приветливо здоровались с дежурным офицером. Информация в среде осужденных была поставлена очень хорошо, и все знали Арика как неплохого и — для осужденных главное — справедливого «отрядного». Справедливость в отношениях с осужденными — это самый главный фактор. Арик вызубрил это наизусть и навсегда. Офицеру зоны многое зеки могли простить: грубость, мат в свой адрес, но только не несправедливость. Необъективных, несправедливых начальников ненавидели и всегда подставляли под неприятности. У Арика репутация была неплохой по 5-й колонии, и здесь, в колонии № 4, об этом знали. Кроме того, колонии № 4 и 5 были усиленного режима. То есть там содержались люди с одинаковыми сроками, со схожими статьями уголовного кодекса. Оперативники часто меняли местами осужденных — перемещали из четвертой в пятую колонию и наоборот. Поэтому тут встречались старые знакомые Арика по прежнему месту службы, и не один человек. Арик, оглядывая фасад здания из недостроенного окна четвертого этажа, обратил внимание на то, что в одном кильдиме погас свет. Зеки, выходя работать, никогда не выключали электричества в бытовках, потому что там вечно работали самодельные спиральные «козлы» — электронагреватели, на которых сушилась мокрая рабочая одежда. Осужденные часто и стирали на рабочих объектах, и сушили там свои носильные вещи. Ситуация со светом была нестандартной, и Арик решил зайти посмотреть.
103
По положению, на каждой двери бытовки должны были висеть имена людей, занимающих ее. На этой двери Арик увидел фамилию осужденного Усманова, который ранее находился у Арика в отряде в 5-й колонии. Арик зашел без стука, как было принято при обходе бытовок. Лучше бы он постучал. В полумраке кильдима Арик увидел двух людей, занимающихся гомосексуальной любовью, причем один из них был именно Усманов в роли активного любовника, а вот пассивным оказался бригадир и «зоновский» авторитет Белоголов. Дело принимало скверный оборот: свидетелей подобных взаимоотношений между такими людьми в зоне не должно было быть…
Ноябрь 1983 года
Усманов резко обернулся на звук открывшейся двери, оторвался от партнера и потянулся за кувалдой, лежавшей на полу в двух метрах от него. Арик отреагировал мгновенно: захлопнул дверь бытовки и кубарем скатился с четвертого этажа по лестнице без перил. Убегая, он слышал, как за ним стремительно несся Усманов с криком: гражданин капитан, подождите! Арик пулей пересек двор и выскочил за основное ограждение через КПП, на котором часовой спросил его: что случилось? Не отвечая, Арик перешел на быстрый шаг, вышел на улицу, остановил подвернувшееся такси и поехал в штаб колонии, где находилось начальство. Было 8 часов утра, и в штабе почти никого еще не было. Дежурный помощник начальника колонии (ДПНК) сообщил Арику, что генерал завтракает с Томчиным в кафе возле поселкового ЦУМа. Арик быстрым шагом отправился туда. Пока он шел по холодному воздуху километра полтора, в его голове окончательно сформировалась догадка, которой необходимо было поделиться с руководством. Если его догадка верна, то преступление будет раскрыто. В помещении кафе было пусто. Занят был только один столик, за которым сидели генерал Шелудченко, Томчин и Котельников. Они допивали чай.
Генерал неодобрительно посмотрел на взмыленного Арика и спросил:
— Ты что, Губенко, не на службе? Тебе что, делать нечего?
Томчин и Котельников молчали. Арик подошел, приложил руку к фуражке и в полном соответствии с Уставом спросил:
— Товарищ генерал, разрешите обратиться к полковнику Томчину.
Шелудченко хмыкнул и сказал:
— Ладно тебе, докладывай нам всем. Хорошо, что Устав помнишь.
104
Арик, не получив приглашения присесть, сообщил:
— Товарищи, полчаса назад со мной произошло вот что.
И рассказал о ситуации с Усмановым и Белоголовом. Генерал отреагировал недовольно:
— Ну и что? Все про эти дела знают. Что из этого?
Томчин поморщился и тихо произнес:
— Подождите, Георгий Петрович, он бы так просто нас не побеспокоил. И добавил:
— Давай дальше, Губенко.
Арик перевел дух. Ему было жарко, но расстегивать шинель было нельзя.
— Я думаю, — сказал Арик, — что с прапорщиком Ершовым было то же самое, что и со мной: он стал невольным свидетелем этой связи, и они его убили — выбросили из окна 4-го этажа. Ведь арматура, на которой лежал труп, находится именно под окном этого кильдима. Ведь понятно, что авторитет и бугор Белоголов не может никак и никогда быть пассивным «гомиком». Этого ему не простят и замочат свои же зеки. Какой уж тут авторитет! А Усманов вообще «чурка», а тут такое дело! Зная, что ни Томчин, ни генерал не любили жаргона, Арик совершенно сознательно им воспользовался, чтобы мелко насолить начальству. Но они, на удивление, не отреагировали. Котельников, не говоря ни слова, резко встал и коротко бросил:
— По коням!
Уазик начальника колонии с заведенным мотором давно стоял возле кафе в ожидании начальства. За рулем, как и во всех колониях, сидел расконвоированный осужденный. Томчин сказал Арику:
— Поедешь с нами. Девушка, рассчитайте нас.
Пока официантка принимала деньги за завтрак, Арик вышел на улицу и перевел дух. Падал мокрый снег. Туман начал подниматься над поселком. Машины ехали с зажженными фарами. Было около нуля. Снег таял, соприкасаясь с землей. Дорога раскисла, всюду стояли лужи, и лежала грязь. Единственная в поселке центральная асфальтированная улица была с большими выбоинами и трещинами. Уазик бросало, как на кроссовой трассе. Все при водителе молчали. Разговаривать на служебные темы в присутствии осужденного строго запрещалось. Подъехали к штабу колонии. Навстречу выбежал начальник — майор Колодцев с рапортом. Генерал недовольно приостановился, молча, откозырял в ответ и прошел в дверь первого этажа. Томчин пожал майору руку и тоже, молча, поспешил за генералом.
Котельников задержался, отвел Арика в сторону и сказал:
105
— Сейчас еще раз и подробно доложишь нам, что ты делал с самого начала дежурства по минутам, а потом пойдешь в гостиницу и сегодня на объект ни ногой. Замочат тебя, как пить дать. Поднялись в кабинет начальника.
Генерал приказал Колодцеву:
— Давай сюда начальника оперчасти, зама по режиму, командира роты охраны и сам никуда не уходи, найди следователя прокуратуры, вызови угрозыск местный. Собирай всех и ждите за дверью. Позовем, когда надо будет. Арик остановился в маленькой приемной, не зная, заходить или нет.
Дверь закрылась, но тут же высунулся Томчин, на ходу снимая шинель:
— Губенко, ты чего встал? Заходи, давай!
Арик обратил внимание, как начальник колонии с удивлением посмотрел на него и зачем-то покачал головой. Арик разделся в приемной, постучал и зашел в кабинет со словами:
— Разрешите? Генерал сидел за столом начальника, Томчин и Котельников расположились по бокам приставленного торцом стола. Перед Котельниковым лежал блокнот, перед Томчиным — листы чистой бумаги.
Генерал руководил, ничего не записывая. Расстегнув свой двубортный китель с гербом СССР на пуговицах (привилегия генералов), он медленно произнес:
— Арон, дело очень и очень серьезное. Сосредоточься и шаг за шагом расскажи, что ты делал с момента заступления на дневное дежурство и почему пошел в эту бытовку. Мы тут месяц уже торчим без результатов. Ошибиться нельзя. И сядь, не маячь.
Арик сел на один из стульев, стоявших вдоль стены кабинета, и рассказал все в деталях. Прошло всего два часа, и вспоминать специально было нечего. Ошибиться в изложении фактов он просто не мог. Генерал велел Арику позвать курящих за дверью офицеров. Все гурьбой зашли и разместились на оставшихся свободными стульях. Генерал помолчал и сказал:
— Товарищи офицеры, похоже, что Губенко зацепил ниточку. Дергать резко за нее не будем. Будем разматывать спокойно, методично, но быстро. Делаем так. Объект останавливаем. Работу на объекте, то есть. Людей в жилую зону не выводить. Начнем допросы прямо там и немедленно. Допрашивайте в бытовых помещениях. Полковник Томчин вместе со следователем прокуратуры старшим советником юстиции товарищем Ляховым работают с осужденным Усмановым. Подполковник Котельников и начальник колонии майор Колодцев — с Белоголовом. Начальник оперчасти и товарищ из местного угрозыска — с контингентом из бригады Белоголова. Командиру роты охраны немедленно усилить охрану объекта, вызвать из дома по тревоге и завести внутрь всех свободных от службы прапорщиков для подвижного контроля внутри зоны и наблюдения за
106
двумя другими бригадами. А также, капитан, как там тебя, объяви тревогу для группы немедленного реагирования, погрузи ее в автобус колонии (Колодцев, скомандуй!) и поставь автобус возле КПП объекта. Не забудь их вооружить и одеть, как положено. Могут быть акты массового неповиновения. Колодцев, немедленно организуй обед для осужденных на объекте пораньше на три часа. Чтобы люди поели не в 14, а в 11 часов. Их отвлечь надо. Не успеешь — пеняй на себя! Заместителю по режиму немедленно собрать всех офицеров в жилую зону. Вывести оттуда медперсонал и производственников, женщин в первую очередь. Работу в мастерских колонии продолжать. Личному составу находиться в колонии неотлучно. Выдать сухой паек. Зековская почта работает быстрее нашей. Надо все взять под контроль. Заместитель, шоферов-расконвойников на машинах и автобусе немедленно заменить на сутки. Посадите любого из вольнонаемных мастеров, инженеров, учителей, имеющих права. Я буду находиться здесь. Докладывайте мне лично. Телефоном не пользоваться. Зеки могут прослушивать. При необходимости я приду на объект. Жду первые доклады через три часа. Вперед! Работаем! Да, заместитель, дай еще одну машину для «челнока» между объектом и штабом, чтобы можно было оперативно ко мне сюда добраться с рапортом. Офицеры с шумом начали расходиться. Арик продолжал сидеть на своем стуле. Генерал посмотрел на него и улыбнулся:
— А ты, Губенко, будь в штабе колонии. Никуда не отлучайся. Хорошо, если твоя догадка подтвердится.
Интенсивные допросы продолжались до глубокой ночи. Каждого осужденного допрашивали по нескольку раз. Кормили их на объекте и ужином, и завтраком следующего дня. Никого не вывозили. Все военнослужащие сутки находились на местах, предписанных генералом, и питались сухим пайком. Спали на стульях в кабинетах штаба и в машинах с заведенными двигателями — было холодно. К исходу двух часов ночи картина вырисовалась.
Догадка Арика полностью подтвердилась. Прапорщик Ершов, не оценив степени опасности, застав тех же людей за тем же занятием, попытался заставить их написать объяснительные за нарушение режима содержания. Его сначала оглушили кувалдой, а затем выбросили из окна бытовки четвертого этажа прямо на прутья арматуры. Он умер, не приходя в сознание. Осужденный Усманов отбывал свой срок 12 лет за зверское групповое изнасилование с убийством. Ему почти нечего было терять, потому что предельный срок наказания к лишению свободы составлял в те годы 15 лет. Отсидел Усманов к тому времени 4 года. Впоследствии суд добавил ему три года до 15 лет, и он продолжал сидеть на Камчатке, но в поселке Атласово Мильковского района, в ИТК-3 строгого режима.
107
Белоголов отбывал за убийство 10 лет, и ему оставалось сидеть еще 7 лет. Ему тоже добавили до 15 лет срока, но перевели «на материк» в Иркутскую область в другую колонию, чтобы «чего не вышло». Но, насколько стало известно, зековская почта снова сработала, и его там «опустили» официально, то есть сделали пассивным гомосексуалистом. Разумеется, он больше никогда не был бригадиром и авторитетом. Арик получил благодарность в личное дело от начальника УВД и продолжил заниматься производством мяса, цветов, грибов, овощей в организованных им подсобных хозяйствах при подразделениях ОИТУ области.
Продолжение следует
Иллюстрация: Герб Усть-Камчатска
dic.academic.ru
