Из архива журналиста
«Изобилие переживём!»
Ответ на вопрос прежнего рижанина, доктора Юрия В. (США)
Как питались ленинградцы в блокаду, Вы, вообще-то, уже, наверное, имеете представление по литературе, кинофильмам… Попробую рассказать о послевоенном времени, опираясь на воспоминания своего детства и студенческих лет, и немного — о еде в нынешние дни….
У моих тётушек, переживших блокаду, на всю жизнь сохранилось желание как следует накормить семью, побаловать чем-то вкусным детей, хорошо принять гостей.
В обычные дни у тёти Нины к обеду обязательно была закуска — как правило, селёдка в том или ином виде (с луком и маслом; форшмак; рольмопс). На первое — чаще всего куриный бульон с вермишелью или клёцками, щи из квашеной капусты, летом — холодные супы (окрошка, свекольник, суп из щавеля). На второе — та же «курочка» в любом виде: варёная, жареная или тушёная; картошка тушеная с мясом; макароны по-флотски (с жареным фаршем). Ну и на третье — кисель или компот из сухофруктов. Как видите, без всяких изысков, но вкусно и сытно, с соблюдением еврейских традиций. Иногда тетя делала цимес (тушеная морковь с черносливом), однако это блюдо мне казалось ужасно приторным, и ела я его «без всякого удовольствия», только из уважения к тётушке.
На обеденном столе у тёти Нины и дяди Лёвы обычно всегда стояли какие-то маленькие блюдечки (розетки), на одном — кусочек «подвядшего сыра», на другом — пара кусочков колбасы и т. п., что меня, уже студентку, честно говоря, несколько раздражало. Но когда я поделилась этим со своей старшей сестрой («блокадным» ребенком, 1931 г. р.), она не могла сдержать возмущения: «Вот тебе бы остаться во время блокады, как тёте Нине, с четырьмя детьми! Тогда бы знала, как дорожили каждым кусочком еды, каждой крошкой хлеба!»
Теперь-то я хорошо знаю, что папина сестра Нина (Нехама) Наумовна Гиршова была настоящей героиней! Во время войны она спасла не только двоих своих детей, но и двоих племянников — сыновей «врагов народа» (папин старший брат, Леонид Гиршов, начальник производства з-да «Русский дизель» был расстрелян в ноябре 1937-го, а его жена с грудной дочкой отправлена в лагерь).
Настоящие ленинградцы-блокадники никогда не выбросят в мусорное ведро кусок хлеба! Даже из подсохшего готовили в духовке (да и сейчас тоже) сухарики или размачивали чёрствый хлеб в молоке с яйцом и сахаром и делали гренки. Пирожные детям в послевоенное время заменяло печенье — мазали две штучки маслом, посыпали сахаром, «склеивали» —получалось отличное лакомство!
Когда я приехала в родной город моих родителей из Риги и, став студенткой Ленинградского университета, жила в общежитии, то, в отличие от моих «иногородних» однокурсниц, могла не беспокоиться, как дотянуть до стипендии, — тётушки всегда готовы были накормить, дать что-то съедобное с собой для подруг, выручить деньгами.
Когда в Ленинград приезжал в гости из Риги мой папа или у тети Нины собирались родные по какому-то другому праздничному поводу, стол, конечно, был «богаче» — могла быть на нем и икра, и деликатесная рыба, и шпроты, готовились какие-то салаты… На сладкое в чудо-печке (специальная круглая металлическая форма с отверстием посередине) тетя пекла пирог, или покупался торт, для детей — лимонад, мороженое. Конечно, было на столе и вино, и шампанское, но я не помню ни одного случая, чтобы кто-то выпил «лишнее» — таких в нашей семье, к счастью, никогда не было.
Еще добавлю, что тётя Нина очень любила хорошую посуду, и мы постоянно пополняли её коллекцию рижскими сервизами. Однако они, как и серебряные ножи и вилки, извлекались из буфета только по торжественным случаям, в будни использовали самые простые тарелки и столовые приборы. Папа по-доброму укорял сестру за такую «экономию», которую, наверное, также можно было объяснить «блокадным синдромом».
Тётя Лиза (жена папиного брата — дяди Израиля), в отличие от тети Нины, не работала, и кулинария была её стихией. Меню в их семье было примерно такое же, о котором я рассказала выше. Но готовила тетя Лиза всегда очень много, от души угощала соседей по коммунальной квартире. Сохранила она эту привычку даже тогда, когда осталась одна — муж умер, а дочка вышла замуж за рижанина и уехала из Питера. Когда я была студенткой, то, направляясь к этой тетушке в гости на Петроградскую сторону, обычно брала с собой кого-то из однокурсниц — к нашему приходу готовился целый таз пончиков или пирожков, выставлялось на стол разное варенье и всё, чем только можно было угостить! И в общежитии вечером нашим ребятам было тогда чем полакомиться…
Уже в 1990-е годы мне пришлось «шефствовать» над мамами моих друзей, уехавших работать из Питера в Дубну. Одна из них, врач Раиса Давидовна, потеряв в блокаду маленького ребенка, оставила на попечение родных старшего сына (в будущем — однокурсника и коллегу моего мужа-физика), которому не было трех лет, и ушла на фронт. Так вот она считала необходимым иметь дома запас еды как минимум на месяц, и поэтому в ее крохотной квартирке повсюду стояли пакеты и банки с крупой, макаронами и прочим «продовольствием». К концу жизни, почти ослепшая, она всегда, когда я приходила навестить ее, обязательно угощала чаем с печеньем и конфетами, расстилая на столе если не скатерть, то хотя бы красивое кухонное полотенце. И всегда совала мне с собой сладости для моих внучек! А вот их, родившихся полвека спустя после войны, ни конфеты, ни шоколадки особо не радуют — в отличие от нас, детей 45-го года или появившихся на свет чуть позже. Мои сверстники даже красивые фантики от конфет считали ценностью и собирали их!
Сейчас, когда с продуктами никаких проблем нет и в магазинах можно купить всё, что угодно, традиции праздничного семейного или дружеского стола как-то уходят в прошлое. Даже детские дни рожденья отмечают теперь в кафе, боулингах и тому подобных заведениях, юбилеи и прочие знаменательные события — в ресторанах.
В университетских кафе, где раньше можно было насытиться за 50 копеек (чай, кофе и несколько пирожков), теперь арендуют помещения всякие «фаст-фуды», после 15.00, когда лекции у большинства студентов заканчиваются, продают джин-тоник (спасибо, что не пиво!). Из-за страшной занятости друзья чаще встречаются не дома, а в центре города, где есть множество неплохих заведений «общепита» — пиццерии, «мак-дональды», блинные, чебуречные, японские ресторанчики со всякими суши («сушилки», как их называют в народе) и пр. Но, конечно, здесь я имею в виду людей работающих и обеспеченных. А в семьях ленинградских-петербургских пенсионеров вас встретят в духе старых добрых традиций — выставят на стол закуски, приготовленные из скромных даров своих огородов, дачных участков, собственноручно засоленные огурчики, помидоры, маринованные грибки, пироги «со своим» вареньем и пр., и пр. И всё это, разумеется, под водочку и другие напитки.
В домах трудящейся интеллигенции, к коей относится большинство моих родных и знакомых (журналисты, преподаватели, врачи), почти всё, из-за недостатка времени, будет покупное, но разнообразное, вкусное и приятное, всего понемногу — от закусок до напитков…
Как любил повторять мой папа-моряк, блокаду пережили — изобилие тоже переживём!
Анна Гиршева,
СПб, 14.11.09.
На снимке, сделанном в декабре 1941 г. в Ленинграде, Нина Наумовна Гиршова, справа — её дети Софья и Евгений Вильниц (оба стали химиками), слева — племянники (инженеры-металлурги, Борис Гиршов — кандидат наук, Владимир — профессор Политехнического университета).
