Михаэль Юрис
Вскоре , 27 января, в мире будут отмечать международный день Холокоста
Западный экспресс
(Автобиографичный рассказ)
«Кто живёт без печали и гнева
Тот не любит отчизны своей.
Виктор Некрасов.»
Февральский вечер 1991 года.
Поезд, с грохотом, миновал пограничную станцию Перемышль.
Глядя в окно из моего теплого и удобного «СВ», под монотонный стук колес, мне припомнилось то далёкое прошлое, когда судьба привела меня впервые на эту станцию….
1
Шел февраль 1957 год. Чрезвычайно холодный февраль…
Мы всей семьей покидали Советский Союз, но не в удобном, теплом СВ, как сейчас. Тогда меня не волновал вопрос «почему мы уезжаем ?
Меня всю дорогу мучил лишь один вопрос: почему нас отправили в Польшу в таких не человеческих, унизительных условиях?
Все перемены начались как-то внезапно. Сознательно я был к ним готов, но, несмотря на это, мною это воспринялось как-то неожиданно, внезапно и ошарашивающее.
Чтобы всё это понять, я мысленно прокрутил фильм своей жизни назад, в моё далёкое прошлое. Почти «древнее», как выражается моя дочурка.
Родился я в те времена, когда мир утопал в водоворот ужасов, уродств и унижений. Шла Вторая мировая война…Истребляли мой народ.
Бывает так, что в ходе великих исторических событий возникает какой-то маленький и самый незначительный эпизод. В моем случае этим эпизодом стало моё рождение и мои детские впечатления,
оставившие глубокий след в моей душе до сих пор …
В моем детском понятии слово «Война» ассоциировалось с вершиной славы. Медали и ордена! Марши и салюты. Портреты генералов и героев.
А я? Я на войну «опоздал». Родился поздновато! Негодовал!!!
Нам, мальчишкам, очень хотелось «тонуть» в подводных лодках,
быть «повешенными», закрывать грудью вражеские амбразуры, «лезть» под немецкие танки во имя Родины и Вождя.
С младших классов в наши юные мозги вдалбливали, что смысл жизни — это повторить участь нервозной Зои Космодемьянской, предателя Павлика Морозова, преступника Матросова или алкоголика Панфилова. Словно, главное в жизни – жертвовать собой ради бредовых идей большевиков.
Оставить дом, семью, родню на произвол судьбы и уехать к черту на кулички поднимать казахскую целину — было примером для подражания. По приказу свыше — одним желанием вспашешь бескрайнюю нетронутую степь. Тут же, заколышется тучная нива, и золотистые колосья урожая растянутся до самого горизонта необъятной Родины! Вырастут, как в сказке, большие города, задымят фабрики и заводы, давая счастье и изобилие любимой стране.
А ты подыхай ради светлого будущего грядущих поколений. Только небылицами и кормили советский народ.
Да, я тогда был крохотной частью этого «великого» народа.
Не соображал и не мог знать, что Сибирь — не только русская земля, но и советская тюрьма. Не знал и того, что всех крестьян, толком знающих своё земельное дело, изгнали в Сибирь, где, выживших заставляли заниматься тем, в чем они ничего не смыслили. Так же, как и советская молодежь в сельском хозяйстве.
В те времена был популярен анекдот:
» Лошади дают работу собаки, а собаке — работу лошади. А почему? Да потому, что партийный чиновник – осёл».
Но я был уверен в правоте коммунистических идеалов.
Тогда я знал одно: Сибири не страшусь я! Сибирь ведь тоже русская земля!
2
Суровая зима 1947 г.
На Украине голод, холод, нищета. Время тяжёлой изнурительной борьбы моей матери за свою и мою жизнь. За наше человеческое и национальное достоинство.
1953 год.
Смерть Сталина, стала спасительной для многих граждан страны, особенно для евреев.
1956год…
С приходом к власти В. Гомулки в Польше и Н. Хрущева в СССР, возрождается национальный коммунизм. Вместе с тем укрепляется и набирает силы государственный антисемитизм.
На Ближнем Востоке, в зоне Суэцкого канала, идет Синайская война. Ни один еврей мира не мог оставаться равнодушным к событиям, где решается судьба молодого государства – Израиль.
Либеральные взгляды моего дяди (брата моего отца) сказались на моём мировоззрении. Он всегда мне твердил:
«Помни, что отказ от борьбы требует большого мужества и благородства, чем отпор противнику, напавшему на тебя».
Следуя его поучениям я, старался никогда не ввязываться в драку, но однажды когда один мальчик из старшего класса обозвал меня
«жидок» и «послал всех нас» в Палестину, я в ярости избил его до потери сознания.
Тогда, наконец, я стал «героем» и в глазах не евреев и приобрёл среди них новых друзей. Их мнение было однозначным: этому антисемиту досталось по заслугам!…
Соглашение между Польшей и СССР о репатриации бывших польских граждан, натолкнуло мою семью на мысль оставить Советский Союз и эмигрировать за границу. Волна эмиграции захлестнула всю западную Украину и на этой волне семья вскоре подняла якорь….
3
Февраль 1957 г.
Зима в этом году была особенно суровой и снежной. Температура воздуха не поднималась выше 15 градусов мороза.
Я, пятнадцатилетний ученик средней школы, получаю сообщение от директора о нашем отъезде. Встревоженный от неожиданности и весь взволнованный, бегу домой. Там, естественно, все знали, но не решались поставить меня в известность. У нас были на эту тему бурные споры, но я никак не верил, что это всерьез.
И вот настал тот судьбоносный день. Подали сани, запряжённые двумя лошадьми. На улице ниже двадцати градусов мороза. Снег был глубокий. Дорога к вокзалу ещё не была расчищена.
Мой семилетний брат, недавно перенёсший
серьёзную операцию, одет во все, что только было, сидел рядом с извозчиком.
Я с матерью и отчимом — на санях между горой чемоданов и многочисленных свертков.
До вокзала ехать недолго, но холод был просто невыносим.
Собрались поспешно, предупреждение получили всего лишь за два дня до отъезда. Несмотря на холод и болезнь брата, родители боялись опоздать на поезд. Кто его знает, когда ещё выпадет такая оказия — покинуть «любимый» Советский Союз.
Через час прибыли на вокзал. Провожающих не было….
Ожидали пассажирский поезд, но нас, почему-то, отправили на запасной путь, предоставив в наше распоряжение товарный, грязный и загаженный навозом и соломой вагон без окон. Его черное грязное холодное нутро разверзлось перед нами. Мне стало противно.
Сперва я решил, что это ошибка и вскоре нам подадут нормальный вагон, но далее сообразил:
» Этот вагон предназначен именно лишь для нас!»
На дворе стоял трескучий февральский мороз, а путь, я знал, предстоит неблизкий. Моему отчиму пришлось самому очистить вагон, за свой счёт поставить буржуйку для обогрева и запастись достаточным количеством угля, воды и продовольствия.
А буржуйка должна была исполнить роль кухонной печи.
В дальнейшем она действительно осуществляла все хозяйственные функции, включая сушку белья.
Всё это время мы с братом охраняли домашние «скарбы,» сваленные беспорядочной кучей на ближайшей заснеженной платформе.
Только к концу дня, после загрузки чемоданов и свёртков мы, всей семьёй, забрались вовнутрь этого хлева на колёсах.
«Нас загрузили в него, как скот! Почему к нам такое отношение?
Разве это справедливо, разве это по-человечески?
Нас высылают, как преступников в Сибирь, только конвоя не хватает!»
— Мам , — пробовал я её расспросить, — почему нам дали такой вагон?
Но в ответ она только прижала палец к губам и отвела глаза, полные слёз и обняла меня. Я не отстранился, как частенько бывало, а тесно прижался к ней, не то от холода, не то от избытка чувств…
-Всё в порядке сынок,- улыбнулась сквозь слёзы мать,- мы с тобой вместе. Так это было и так это будет всегда! У нас всё будет хорошо. Не бойся! Мы едем на Родину!
Просидели в нашем «СВ» весь остаток дня и всю ночь и лишь на следующий день, наконец, вагон был прицеплен к товарному эшелону.
Буржуйка кое-как согревала нас в центре вагона, поэтому все вещи мы разложили по сторонам, а возле печи устроили «спальню».
И вот наступил долгожданный гудок, длинный и протяжный, затихающий вдали. Густой дым низко стелился над эшелоном, растворяясь позади.
Наш состав, набирая скорость, тронулся на Запад.
Приближаясь к очередному перегону, эшелон замедлял ход, давал длинный гудок, мелькая в стеклах станции. Гремя на стрелках железной дороги, он проносился мимо стрелочницы, державшей перед собой скатанный грязно- желтый флажок.
Даже на более крупных вокзалах наш «Западный экспресс» задерживался буквально на несколько минут, продолжая свой путь, монотонно и равномерно постукивая на стыках рельс.
В просветах между пассажирскими вагонами встречных поездов иногда мелькали такие же товарняки как наш…
Наш состав шёл днём и ночью двое суток подряд.
Сначала мчались через пустынные снежные поля, словно плыли по широкому снежному морю, разлившемуся до самого горизонта.
И казалось, что поезд вовсе не движется, а стоит на месте, громыхая колёсами. Кромка леса, растягиваясь на краю снежного горизонта, виднелась от рассвета до заката, а потом она стала расти на глазах и приближаться к нам. Внимательно глядя сквозь щель в дверях, можно было различить бегущие деревья. Стук колёс как будто усилился. Хоровод деревьев, сцепившихся ветвями, бежал в обратную сторону.
А позади него другой хоровод нёсся вперёд наперегонки с поездом, извивавшимся на узкой насыпи, среди густого мрачного леса.
Поезд шёл вперёд, а рельсы, как путь судьбы, указывали ему единственную дорогу – на за- пад, на за — пад…
Да! Тяжёлым и опасным был этот путь. Уже на второй день я лежал в постели. Заболел гриппом. Голова раскалывалась, суставы ломило и жгло. У меня поднялась температура, и я часто просыпался весь в поту….
Наконец, первая длительная остановка. Но она едва не стала для нас последней. Наш вагон отцепили от состава и оставили одиноким на запасном пути всю ночь.
Вся семья спала. Я в очередной раз проснулся от жажды. Выпив кружку воды, я вдруг услышал, шорох на крыше вагона.
Прислушался… От страха даже губу закусил, чтобы не закричать.
Но вскоре шорох стал отдаляться, пока не стих совсем.
И почти сразу же повалил сильный дым из буржуйки. Огонь тут же погас. Я громко закричал. Все проснулись. Отчим быстро откатил ворота вагона. Холодный зимний ветер мгновенно развеял ядовитый дым.
Оказывается, кто-то влез на крышу и тряпками заблокировал дымоходную трубу печи. Жаловаться было некому…
Ещё двое суток продолжалось наше немыслимое «путешествие» к границе «необъятной» страны. Граница СССР в моих глазах ещё была чем-то священным, а для родителей уже желанным.
Воздух в вагоне был душный. Печь беспрерывно горела, а ворота вагона заперты. Отчим открывал их только тогда, когда поезд останавливался на станциях, или полустанках.
Нужду справляли в специально приготовленные вёдра. Но сильнее тесноты и вони мучила жажда. Во время этих немногочисленных остановок отчим куда-то бегал и приносил вёдра питьевой воды.
Иногда доставал молоко, сыр и хлеб. Под утро четвёртого дня пути состав остановился. Кто-то откатил ворота вагона на всю ширину.
Пограничники! Государственная граница! Ёжась от внезапного порыва свежего холодного воздуха, я выглянул наружу. Светило яркое холодное утреннее солнце.
Невдалеке справа — здание вокзала, а вблизи стоял длинный эшелон с пассажирскими вагонами. Паровоз, стоящий во главе эшелона, пыхтел так, что белый дым валил во все стороны и развеивался в морозном воздухе. На табличке, висевшей на одном из вагонов, я разобрал:
«Перемышль – Варшава «.
Слева, напротив, виднелось какое-то поселение.
Рядом — небольшое озеро, покрытое льдом. На противоположном берегу возвышалась высокая каменная постройка с большим крестом на макушке. Костел. Рядом угадывались очертания кладбища, окруженного стеной и ряд высоких сосен, как на картине известного художника.
В вагон вошли советские пограничники. Со строгими молчаливыми лицами они беспардонно стали рыскать в наших чемоданах и свертках, в надежде найти, согласно их словам, оружие и запрещённые на вывоз советские купюры. Но после того, как отчим «подарил» им несколько бутылок водки, пограничники оставили нас в покое.
Вскоре подкатил грузовик. Загрузив в него все имущество, мы, с нашими личными вещами, скользя и падая, неуверенными шагами отправились к вокзалу. Там нас отвели в КПП — контрольный паспортный пункт. На перроне, рядом с советским флагом, гордо развевался бело-красный флаг Польши.
4
Польский поезд пришлось ждать довольно долго.
Мы с братом сидели на холодной железной скамье, и всё это время меня не покидало чувство нереальности. Казалось, что вот-вот я проснусь, и все будет по-прежнему…
Стал идти густой, густой снег…
Наконец подали поезд. Настоящий пассажирский поезд! Вошли в нормальный теплый пассажирский вагон. В него мы внесли все наши вещи, а сами удобно расположились на мягких полках с чистыми простынями и теплыми одеялами.
Вскоре поезд плавно тронулся с места. С каждым стуком колес он отдалял нас от границы бывшей родины. Глаза у родителей покраснели, а мне стало почему-то грустно.
Через окно мы вдруг увидели пограничный столбик:
СССР/Польша. Отчим, неожиданно и неудержимо громко вскрикнул:
— Жена! Ура! Мы — в Польше!
Я был потрясён, глядя на них. Он и моя мать рыдали…. от счастья.
А когда отчим, со слезами на глазах, целовал руку первому встречному польскому офицеру, мне, подросток , получивший советское воспитание, казалось, что я в каком- то другом измерении, неправдоподобном мире и что все это происходит не со мной, а с кем-то другим, а я смотрю на все со стороны, как будто меня это не касается…
Родные мне просторы остались позади…
Новые пустынные равнины и города, покрытые толстым слоем снега, открывались перед нами, и казалось мне, что путь этот будет нескончаемым…
На станциях я выглядывал в окно и с нескрываемым интересом рассматривал польских жителей. Особенно понравились мне здоровые розовощекие дети, одеты в добротные костюмы.
Мы, бледные и уставшие, разглядывали их во все глаза, а они, смотрели на нас, почему-то ухмыляясь между собой.
«Наверное, мы выглядим, как люди, свалившиеся с луны»,
— печально подумал я.
Поезд нырнул в ночную даль…
Сижу и, глядя в темное окно вагона, в который раз перебираю свои безутешные мысли. Думаю о своей, такой близкой и такой жестокой родине, оставшейся позади. О новой, незнакомой мне, польской земле. О будущем…
Я понимаю, что наступила новая эпоха в жизни моей семьи в целом, и у каждого из нас в отдельности. Какой она будет — будущее покажет…
Да! Я знал о проблемах моих родных. Страх перед властями.
Арест отчима. Суд. Взятки судьям и освобождение. Они были душевно и физически сломаны.
Возможность выехать дала им новые силы и новые надежды на лучшее будущее. Стремление уехать вон, бежать без оглядки не прощаясь с близкими, не тратя лишнего времени на сборы и расставания…
Уехать чем быстрее — вот, что их толкало…
Я понимал это в свои пятнадцать лет и поэтому не перечил.
Часто тогда слышал: » вот такой — то уехал,» или «такие-то уехали», но не вдавался в суть…
Тут и там уже пустовали некоторые дома. С каждым днём уезжавших становилось всё больше и больше, а друзей, или тех, кто мог бы ими стать — все меньше и меньше.
Тяжело тогда было осознать это моей, ещё детской душе.
Я, рождённый и выросший в Советском Союзе, убеждённый идеологически так, как может быть убеждён юноша десятого класса.
Юноша, не столкнувшийся ещё со всеми теми проблемами,
с которыми столкнулась моя родня и мой еврейский народ.
Мне и в голову не приходило, что любовь к родине ничего не стоит, если её можно покинуть так просто, в один холодный снежный день и сменить на другую.
Я ещё не мог усвоить ту мысль, неоспоримую для каждого нормального человека, что условием любой любви может быть только свободный выбор. Что принудительный патриотизм умерщвляет саму идею привязанности к любому отечеству.
» Сибирь ведь тоже русская земля», — стучит у меня в мозгу…
И туда отправляли не только уголовников, но и светочей человечества.
Лучших из лучших!
Мои родичи плакали от радости, а у меня на душе была только боль и растерянность. Я помнил вычитанные где-то слова:
«Истинно русский человек, в силу коренных особенностей своей души, не может жить на чужбине. Не нужен ему берег турецкий и Африка ему не нужна.»
Но в глубине моей детской души я уже осознал, что моя сущность не русская! Я — еврей, и что я, в конечном итоге приеду на свою настоящую историческую родину, где буду настоящим хозяином своей жизни и своей судьбы, и сыграю скромную роль в судьбе моего многострадального народа! Но тогда , в те далекие времена, мой мозг неустанно продолжал твердить:
«Ты сирота, ты без родины, ты без друзей, ты без языка»…
Мои глаза стали влажными и глядя через окно на ночной ландшафт чужой страны, я, впервые за всю дорогу, заплакал…
Послесловие
Много лет минуло, прежде чем я смог вернутся в «рай» моего детства.
Для этого нужно было свергнуть советскую власть.
С годами многое забывается, тускнеют даже самые дорогие сердцу образы и трудно представить их себе отчетливо. Когда я вновь очутился в стране моего детства, радость смешивалась с необычной печалью. Может, из-за прошедших лет, а, может, из-за чего-то другого, кто его знает. Забыто многое такое, что некогда казалось мне навеки запечатлёнными в памяти, но эпизод моего выезда из СССР я никогда не забуду …
Иллюстрация: uslugialtaya.ru
